Предыдущая глава:http://proza.ru/2018/05/05/1711
Шёл пятьдесят третий год. Три месяца назад не стало Сталина. И страна, и небольшой городок, в котором происходило действие рассказа, стонали от амнистированных воров, бандитов и убийц. Но вместе с ними из далёкой, холодной Сибири, возвращались домой и политзаключённые.
Семья Федотовых перебралась в мансарду из полуразрушенного дома, куда их поместили в самом начале войны, когда их частный дом был разрушен при авианалёте. Хорошо в это время их не было дома, поэтому и мать, и дети остались живы, но практически в том, в чём ушли из дома.
Новому жилью, куда их поселили временно, тоже не повезло: одна половина его рухнула после очередного налёта, а вторая пошла трещинами, которые неумолимо расширялись, как жильцы не пытались их заделывать доступными средствами.
Жильцов дома, разрушающегося на глазах, начали подселять в квартиры в качестве уплотнения. Федотовых переселили последними. Так Нина Фёдорова с Сергеем и Таечкой оказались в мансарде дома 21 на улице с поэтическим названием - Весенняя.
Неуютную мансарду сложно было назвать жильём, скорее это помещение подходило для мастерской художника, появляющегося в ней только в дневное время суток. Одно было хорошо: она не грозило завалиться от вибрации почвы, когда мимо проезжали гружёные полуторки.
Таечку пришлось отправлять в больницу, потому что у неё оказался сильный бронхит. Девочка всё время плакала и не отпускала маму, но та никак не могла оставить работу, поэтому в больнице с сестрёнкой пришлось находиться Сергею.
Четырнадцатилетнему подростку это ужасно не нравилось, но он понимал, что мать за пропуск работы могут уволить, и им тогда не на что будет жить.
В городе у Федотовых не было родственников, а отец ушёл на войну в конце сорок первого, да и пропал: ни писем от него не было, ни похоронка не приходила и даже пресловутое сообщение «пропал без вести» им не присылали.
Первые два года после окончания войны семья ещё ждала его, надеясь, что глава семьи, возможно, был в плену, и теперь отбывает за это наказание где-то на севере. Но, чем дальше уходил в прошлое День Победы, тем слабее становилась надежда. И однажды Нина Фёдоровна сказала:
-Всё сынок, отец не вернётся... Его, видимо, нет на этом белом свете.
И стало немного легче. Нина Фёдоровна не вскакивала больше по ночам, не подходила к окну и не смотрела подолгу на дорогу. Жизнь брала своё.
Хотя женщине было невыносимо трудно. Дети требовали своего: нужно было накормить, одеть-обуть, уделить время, которого никогда не хватало.
На себя не оставалось уже не времени, ни средств. Два платья, старый жакет, пальтецо на рыбьем меху и потерявшая всяческий вид обувь, которую приходилось ремонтировать каждый месяц — вот всё, что было у неё. Но Нина Фёдоровна никогда не жаловалась, не плакала, жалея себя — тянула свою ношу, как могла.
Военные годы были трудными, но люди понимали это и надеялись, что когда они закончатся - станет легче. Для Нины Фёдоровны послевоенные годы прошли, как один хмурый, никак не заканчивающийся день, по которому она брела, как рабочая лошадь, таща на себе поклажу невероятной тяжести.
Семье Фёдоровых в материальном плане было немного легче: у них на четырёх членов семьи было двое рабочих рук, да и Прасковья Дмитриевна очень сильно помогала снохе. В прошлом - неплохая швея, она подзарабатывала тем, что перешивала, перелицовывала знакомым и соседям одежду, получая чаще всего за свою работу не деньгами, а продуктами. Так, что семья не голодала никогда — даже в самое трудное время.
Тяжело было в моральном отношении: прямо перед войной главу семьи, Павла Семёновича, забрали в НКВД, как врага народа. Им ещё повезло: его жена, Катерина Михайловна осталась на свободе — возможно, что-то в репрессивной машине не срослось, возможно, потому, что у неё во время ареста начались схватки, и в этот же день родилась Варенька.
Нина Фёдоровна и Катерина Михайловна были близки по возрасту и поэтому очень быстро сдружились. Судьбы их были похожи: обе уже столько лет без мужей, у обоих двое детей на руках, обе работали всю войну на износ - только сейчас напряжение военного времени стало понемногу уходить.
Но, если у Катерины ещё теплилась слабая надежда, что муж вернётся, то Нина уже ни на что не надеялась.
Нина Фёдоровна считала, что ей очень повезло с соседями: они не только поддержали с того дня, как она с детьми поселилась в мансарде, но и помогли обустроиться, принесли кое-что из мебели.
На следующий же день к ним наведался тот самый дядя Ваня, о котором говорила Катерина. Седовласый, пожилой мужчина - жилистый, с руками мастерового, осмотрел место, где стояла печь, что-то обмерил, прикинул, подсчитал на бумажке, даже на крышу залез, осматривая трубу, потом объявил:
-Без помощи ваших ребятишек, мадам, мне не обойтись.
-Я готов! - отозвался Сергей.
-Я тоже! - поддержала его Варя.
-Значит так, детишки-ребятишки, - сказал дядя Ваня, - в квартале от нас ещё не до конца разобрали разрушенный дом... Будем носить кирпич оттуда. Я договорился с главным.
Детишки-ребятишки во главе с печных дел мастером три дня носили кирпич от разрушенного дома. Иногда к ним присоединялся веснушчатый Виктор, который до сих пор злился на Варю из-за леща.
Наконец, дядя Ваня неспешно и основательно приступил к кладке печи.
Немногословный, серьёзный старик понравился детишкам-ребятишкам, соскучившимся по твёрдой мужской руке. Они помогали старику, как умели, иногда вызывая нарекание за свою торопливость и «безрукость». Но обижаться на него было невозможно: все его покрикивания никогда не были сердитыми или уничижительными — он больше был похож на доброго дедушку, которого ни у Сергея, ни у Вари, не было.
Печь получилась добротной и, можно даже сказать, «элегантной», как определила Прасковья Дмитриевна, вызвав тем невольную улыбку у всех.
Нина Фёдоровна пыталась отблагодарить старика, но тот категорически отказался:
-Я, что злодей какой, забирать у ребятишек кусок хлеба?!
-Но вы же столько дней потратили, - виновато оправдывалась женщина.
-Мне это было в радость, - ответил дядя Ваня. - Самой большой наградой для меня будет, если вы позволите иногда проведывать вас...
-Всегда будем рады вам, - ответила Нина Фёдоровна.
Только потом она узнала, что у дяди Вани погибла вся семья, и он «один одинёшенек» - по выражению всё той же Прасковьи Дмитриевны.
-Ему просто наша баба Паня нравится! - сообщил Александр с такой же обалденной улыбкой, как у младшей сестры.
И, получив за это от бабушки полотенцем, со смехом побежал от неё вокруг стола.
Жизнь понемногу налаживалась. Карточки были давно отменены и снабжение продуктами полностью лежало на Сергее и Варе. Они по своей молодости были легки на подъём и первыми узнавали где и что можно достать.
Сергей стал главным мужчиной в доме, потому что Нина Фёдоровна продолжала работать на двух работах, чтобы обеспечить семью, на плечи Сергея легли домашние хлопоты и младшая сестрёнка Таечка.
Очень часто с Таечкой сидела баба Паня: она забирала девочку к себе и та играла с лоскутиками, оставшимися от портняжной работы бабушки.
Так их и застал вдвоём Павел Семёнович, неожиданно появившийся на пороге собственной квартиры. Прасковья Дмитриевна, увидев измождённого мужчину, облачённого в длинный, непонятный балахон, сначала испугалась и хотела уже позвать на помощь, но мужчина сказал, внезапно охрипшим голосом:
-Мама, ты не узнаёшь меня?
У старой женщины из рук выпали ножницы, а из глаз полились слёзы. Павел бросился к матери и обнял её, опасаясь, что той станет плохо, ведь радость иногда выбивает «из седла» так же, как и горе.
-Павлуша, сынок?! - вскрикнула Прасковья Дмитриевна и обмякла в его руках.
Продолжение: http://proza.ru/2018/05/11/653