Алексей Глухов.
ВПЕРЕДИ ПОЧТИ ВЕЧНОСТЬ
Действующие лица
Антон Пригудин
Павел Александрович, отец Антона
Александр, дед Антона
Дмитрий, дед Антона
Дед Тимофеич, предок Антона
Максим, потомок из рода Камышевых
Дед Пантелей, предок из рода Камышевых
Маша, подруга Антона
Светлана Николаевна, мать Маши
Доктор
Медсестра
Сцена 1.
Сцена разделена на две части. Левая часть затемнена, в правой обстановка недорогого гостиничного номера. Мебель соответствующая, дешевая, функциональная, без изысков: кровать, прикроватная тумбочка, шкаф для одежды, стол, пара стульев. На столе стоят графин и стаканы. Из соседнего номера доносится приглушенная ритмическая музыка. Входит А н т о н. Заметно, что он слегка пьян, оглядывает номер, снимает куртку, бросает ее на кровать, садится за стол, достает из сумки и ставит на стол початую бутылку виски и пластиковую бутылку воды.
А н т о н. (оглядывает номер). Да-а-а… Обстановка довольно-таки убогая. Немного досадно, что последнее что я увижу перед концом, будет этот дешевый номер и эта безликая мебель. (с некоторым пафосом) А впрочем, не все ли равно? Для того, кто собирается отправиться в самый загадочный и невозвратный путь, без разницы, откуда стартовать, из трехзвездочного отеля, или из шикарной виллы на Лазурном берегу…. Из виллы, пожалуй, даже труднее – есть соблазн протянуть время в этакой роскоши. А тут – никаких сожалений, никаких задержек. (Пауза. Наливает в стакан немного виски, выпивает). Не нужно бы, конечно, опошлять такой важный и ответственный момент алкоголем, но это как-то бодрит. Дает решимость… (пауза). Все-таки хорошая была мысль покончить со всем именно в гостинице. С одной стороны, никто не побеспокоит, с другой - процесс обнаружения не затянется. Теоретически, можно было бы все сделать в своей квартире, но пока кто-нибудь хватится, пройдет черт знает сколько времени. Скорее соседей станет беспокоить запах, потом запах усилится и станет невозможным, превратится в вонь, по нему, как по следу, придут к моей квартире, вызовут полицию, вскроют дверь, а там…. я такой, синий, раздувшийся, вонючий, склизкий….. Фуууу. Нет, уж спасибо. Уходить надо тихо, степенно, достойно. Можно было бы конечно сигануть с крыши, несколько секунд жути в полете, и мгновенное отключение… если бы не моя боязнь высоты. Да и расквашенное об асфальт лицо – тоже зрелище малоприятное. Конечно, на мои похороны придет полтора человека, но все таки… А тут, в номере, у соседей, вон даже музыка играет, весело и бодро, как раз для поднятия настроения. Музыка и виски. Прекрасный аккомпанемент… И обнаружат меня здесь скоро – как окончится оплаченное время, сразу сюда и проникнут, табличка «Не беспокоить.» останавливает пока гость живет законные оплаченные дни и ночи, а потом – откроют своим ключом, и вот он я, выгляжу свежо и прилично… Только не дышу. В гробу буду смотреться степенно и презентабельно. (пауза) Хотя, конечно, геморроя я администрации доставлю, «Скорая», полиция, протоколы, опись вещей, неприятные расспросы и претензии постояльцев. Всегда терпеть не мог доставлять людям беспокойства и хлопоты. Но с другой стороны, в гостиницах такого рода всякие катаклизмы и скандальные происшествия – не редкость, привыкли, должно быть. Так-с (достает из кармана цилиндрик с таблетками, разглядывает их). Свищ обещал, что от одной таблетки будут веселые цветные мультики, от двух эффект усилится, три – уже очень опасно. Для верности надо выпить четыре. Или пять? Тут ошибиться нельзя. Откачать могут. Хотя, если Свищ наврал, или таблетки не подействуют, в худшем случае через день приду в себя. Надеюсь, здесь же. И никто ничего не узнает – номер оплачен до послезавтра. А если все получится как надо, вот послезавтра в расчетный час, меня тут и найдут. Что еще остается? Ах, да, предсмертная записка. Надо как-то попытаться объяснить, отчего здоровый, не старый еще дядька наглотался наркоты до летального исхода. Правда, кому это будет важно или даже интересно? Дежурному следователю? Ему важно будет признать суицид и закрыть дело. Дежурному врачу из дурки? Только если пишет научную работу по депрессивным суицидникам. Наверно, кроме меня самого, никому на самом деле не интересны ни причины, ни выводы, ни заключения. А я и сам с трудом могу сформулировать, почему решился на это отчаянное безумие. Но попробую. (достает из портфеля тетрадь и ручку). Как там пишется самая распространенная записка? «В моей смерти прошу никого не винить»? А мне есть кого винить? Судьбу, рок, стечения обстоятельств? Или себя, дурака? Это пожалуй правильнее, но писать так не стоит. Наверно, сначала надо указать причину. А потом уж кто виноват. Да, точно. (открывает тетрадь, задумывается, потом пишет и читает вслух) «Очень сложно мне внятно и доходчиво объяснить причины, толкнувшие меня на тот поступок, который я совершил. Меня не покинула, не умерла обожаемая женщина. Я не потерял все свое состояние на финансовых кризисах. Врачи не ставили мне страшный диагноз долгой и мучительной смертельной болезни. Напротив, мои немногочисленные друзья считают мою жизнь вполне успешной и безмятежной. С оговорками, конечно. Я немало поездил по миру, поглазел на интересные места, сладко ел, мягко спал, с женщинами, в том числе молодыми и хорошенькими, имел отношения, которые с некоторой натяжкой, но все же можно назвать «серьезными». Но если убрать наносную шелуху, и покопаться в глубинах, все предстанет совсем не так радужно. Итак, мне сорок четыре. Что в активе? У меня нет, и никогда не будет в перспективе семьи, иначе бы не было этой записки. Женщины, с которыми я бы хотел иметь нормальную семью, детей, большой дом, машину и прочий бытовой набор, или сразу меня отшивали, предпочитая других, зачастую удивляя меня своим выбором, или на стадии свиданий и начала совместной жизни прерывали отношения.» (перестает писать) Исключения составляли те женщины, которые были бы и не прочь продолжить, но от которых уже убегал я. По разным причинам. (пишет дальше) «У меня не осталось даже настоящих друзей, иных уж нет, а те далече. Кто-то уехал далеко-надолго, с кем-то рассорились-разругались из-за денег, из-за политики, из-за тех же самых женщин или из-за пустяков, в сущности. (перестает писать) Даже поговорить то в общем, не с кем. На день рожденья придут пять-шесть куцых смсок, вот и все «общение». (задумывается, пауза) Отец, отец… Вот единственный самый близкий и родной человек. Вот с кем можно было душу раскрыть и поискать правды и сочувствия. Ругал меня, конечно, по поводам и без, нудил постоянно, как без этого? Но в любых обстоятельствах всегда поддерживал, ничего не жалея. А теперь… Как же тяжело теперь одному тащить этот жизненный воз. Как он умер, у меня и появилась эта пустота. Да, тогда. Потом эта пустота росла, росла, пока не заполнила всего. Хм, смешной парадокс – пустота заполнила… Оксюморон. Но точнее не скажешь. Теперь я как дерево без корней, впрочем, какое дерево? Куст! Кустик! Перекати-поле. Если бы он был еще жив, наверно, не пришлось бы мне тут сидеть и писать эти слезные откровения. Жил бы ради него. Была бы хоть какая-никакая, но цель в жизни. Все по-честному – он посвятил жизнь мне, я бы посвятил ему. Жаль. Он был как ниточка от воздушного шарика, оборвалась, и шарик летит в небо… Надеюсь, что в небо. (наливает в стакан виски) Ну как бы то ни было, вечная тебе память, Павел Александрович Пригудин! (выпивает) Хотя, какая уж тут вечная - я уйду и про него уж никто и не вспомнит… (пауза) Ну, ладно, продолжим, что там дальше. (продолжает писать и читать вслух) «В профессиональной сфере тоже сплошной провал. Дело, интересное дело, которому можно было бы посветить жизнь, я не нашел, перебрал несколько профессий и родов занятий, переходил из конторы в контору, из фирмы в фирму, мутил какие-то кривые проекты, все хотел найти способ взять все и сразу, искал себя, да вот и оказался у разбитого корыта.» (не записывая) Вот дедуля мой Дмитрий Григорьевич, всю жизнь проектировал самолеты, еще с войны, когда зеленым молодым специалистом пришел в КБ, и там и остался на всю жизнь. В трудовой книжке одна лишь запись, я сам видел. А в моей уже и места нет для новых моих должностей, рабочих мест и прочего. (пишет дальше) «И нельзя сказать, что я какой-то непоседливый, неусидчивый или тупой. Но как только попадал на хорошее место и стали маячить радужные перспективы, то как назло, или руководство конторы пересажают, или произойдет слияние, и новые собственники начинают сокращение штата именно с меня, или сослуживцы интригами и кляузами изживают с перспективной должности. А если я пытался начинать свой бизнес, то и тут сплошное фиаско: или рынок шел против меня, или обманывали партнеры-компаньоны, отжимая себе ценные активы, а мне оставляя кредиты и проблемы. Единственный раз уж свезло так свезло – судьба подкинула жирный кусок, один раз в жизни такое бывает – с неба упала огромная куча деньжищ! Но в итоге, все в прах, все в песок. Легко пришли – легко ушли. Как впрочем, все в моей жизни. Сначала я пытался относиться к этому философски, потом стоически, а вот теперь мне все надоело до чертей, и я понял что судьба, бог, рок или кто там еще никогда не позволят состояться моей карьере или моему бизнесу, что куда бы я ни пошел, что бы не затеял, куда бы не сунулся, там меня уже ждут непреодолимые препятствия и нерешаемые проблемы, неуклонно ведущие к краху. Достало!» (не записывая) Особенно завершающий мой проект, который с треском лопнул, оставив мою последнюю квартиру в залоге под кредиты, которые мне выплатить не по силам. Теоретически, я наверно мог бы попытаться что-то опять попытаться сделать, куда-то устроиться, но опять начинать карьеру с низов, шестерить в сорок четыре года – да ну его в пень… Даже если что-то начнет складываться удачно, а не так, как раньше, проведу я в суете и беготне еще лет пятнадцать-двадцать, съем еще две тысячи куриц и тысячу котлет, выпью три тысячи литров пива и вина… Дальше что? Стоит оно этих усилий? Это даже если все будет успешно, а это вряд ли, не с моей удачливостью… (пишет дальше) «Кроме всего этого могу добавить, что на душе у меня один морок и пустота, что мне ничего не интересно, ничего не хочется, нет ни амбиций, ни сил, ни желаний. Не волнуют меня ни фильмы, ни книги, ни новости. Кажется, психологи называют это депрессией. Наверно так и есть. А жесткая депрессия, несомненно, может довести до петли. Короче, если подвести баланс, в прошлом одна никчемная суета и тщетные попытки найти себя и состоятся как успешный человек, в настоящем – проблемы и депрессия, в будущем – скорее всего то же самое, только к этому всему букету еще обязательно добавятся неизбежные проблемы со здоровьем... Но что больше всего меня угнетает и убивает меня, так это бессмысленность и бестолковость моей жизни. Ведь наверно не просто так я родился, были у творца вселенной на меня какие-то планы, задачи… Или нет? Я родился чтобы быть пожизненным неудачником, нелепым суетливым горе-бизнесменом и ничтожным стяжателем? Чтобы в сорок четыре года получить пустоту и тоску-депрессию, от которой и самоубиться? Ну раз так, пусть будет так. Оставляю этот прекрасно-несчастный мир, в котором мне все надоело, все утомило и ничто не волнует, в котором я не нашел себе правильное достойное место, и который я с удовольствием покидаю. Прощайте, добрые люди, не держите зла, и не горюйте обо мне, потому что все мои проблемы и сложности разом сейчас исчезнут.» (откладывает ручку, наливает виски стакан, выпивает). Ну что, несколько сумбурно и стиль корявый, но это уже не важно, не Достоевский, чай. Написал, что чувствую. Поймут – хорошо, не поймут – и ладно. Что-то я разболтался сам с собой – дурацкая привычка жизни в одиночку – слова прут, а поделиться не с кем. Только, с собой, любимым… Ну, раз с формальностями покончено, пора переходить к делу. (берет в руки цилиндрик с таблетками, разглядывает их) Надеюсь, это действительно сильный препарат, а то все дело превратится в пошлый фарс, а хотелось бы чтобы что-то у меня получилось как задумано. Хотя бы хоть что-то в моей дурацкой жизни. Хоть напоследок. (достает таблетки). Занятно, что я, дожив до седины, ни разу не пробовал никакой наркоты. Даже косячок ни разу не выкурил, хотя бывал в компаниях, где «пыхали». А вот теперь сразу такую оглушающую дозу… Ну что, еще, для храбрости! (наливает в стакан виски, выпивает) Все. Пора. (наливает воды в стакан, подносит горсть таблеток ко рту, колеблется, опускает руку). Черт, страшно. Всю жизнь боялся необратимых поступков. (усмехается) Наверно, поэтому и не решился женится. Ха-ха. Ну же, давай, Антоха, раз, и все закончится. Понимаешь, все будет кончено. И покой. И свет. Может быть. И все проблемы и горести останутся тут, без тебя. Ну, давай же, сука! Давай, тварь дрожащая! (выпивает таблетки, запивает водой). Ну вот, теперь кажется и все! (сидит неподвижно, прислушивается к ощущениям внутри себя. Музыка из соседнего номера начинает звучать громче). Ты смотри, ухожу с музыкой. Или мне уже начинает чудиться? Не разберу. Да неважно. «Нам песня строить и жить помогает»… И помереть, как выясняется, тоже… (кладет голову на руки на столе. Музыка играет все громче. Правая сторона сцены постепенно погружается в темноту. Когда правая часть сцены полностью затемняется, музыка резко выключается)
Сцена 2
Освещается левая часть сцены. На сцене стена рубленного бревенчатого большого дома с массивным крыльцом и массивной дверью, обитой железом. Когда дверь открывается, становится слышным гомон и голоса большого числа людей, обрывки песен и музыки, шум застолья. У крыльца большая деревянная лавка. На лавке сидит Павел.
Появляется Антон. Он несколько растерян и ошарашен.
А н т о н. Папа? Не может быть! Это ты?
П а в е л. Я.
А н т о н. Ээээ… А где это я… то есть где мы?
П а в е л. А как ты думаешь? Если ты со мной разговариваешь… Мы – там, куда ты так стремился попасть. Ну, почти там.
А н т о н. Странно. А я ничего не чувствую. Непонятное ощущение.
П а в е л. Привыкай.
А н т о н. А может, это такой сон, глюки? Я видишь ли, недавно впервые попробовал некие таблеточки, может, это от них такие видения?
П а в е л. Я в курсе. Мы за тобой тут наблюдаем. Нет, это не видения.
А н т о н. Кто – мы? И вообще, почему ты здесь?
П а в е л. Я-то? Я как раз тебя поджидаю. Во-первых, я очень соскучился, просто очень. А во-вторых, мне нужно с тобой поговорить прежде чем все начнется. Объяснить… Вернее, научить… Или направить…
А н т о н. Ладно. Примем за рабочую версию то, что мне это не чудится и не снится. Что ты – это ты. И что это место все-таки есть. И что я действительно сделал что планировал и попал туда, куда стремился. Хотя я представлял все это немного по-другому.
П а в е л. Это со всеми так. Место такое. Тут каждому представляется все не так, как ожидал. Но это детали, мелочи, у каждого они индивидуальны, по своему. Суть только у всех одна.
А н т о н. Да, я как-то другого ждал. Свет, там, ангелы-демоны, Страшный суд. Разбор моей жизни, моих грехов и проступков. И, надеюсь, поощрения за добрые дела? Я все-таки не пакостил людям чрезмерно, и не убил вроде никого… Так что же, Страшный суд отменяется?
П а в е л. Суд будет, не беспокойся. И такой, что мало тебе не покажется. Мало никому еще не казалось. Но пока не спеши. Пока у меня есть время все тебе объяснить и рассказать, и подготовить, насколько возможно.
А н т о н. Давай. Только не лучше ли в помещении.
П а в е л. Нет, лучше тут. Поверь, в помещение ты еще успеешь, проведешь тут еще время вечное.
А н т о н. Лады. (садится на скамейку) Слушаю.
П а в е л. Слушай. Я постараюсь покороче и пояснее. С места – в карьер, время не ждет. Там, за этой дверью собралось бесконечное множество всех наших предков с очень давних времен. И каждый из нашего рода рано или поздно, придя сюда, прежде чем к нам присоединится, попадает на наш суд. И на суде том разбирают все твои поступки, твои радости и обиды, которые ты, вольно или невольно причинил людям за свою жизнь. И все твои дела, которые от тебя ждали, которые ты должен был сделать, но не сделал. Оценивают, и выносят приговор, последний и единственно справедливый
А н т о н. Момент. За то что я не сделал судить нельзя. Это неправильно.
П а в е л. Тут можно. Или хочешь подать апелляцию? Так тут ее нет.
А н т о н. Хорошие дела. А другие как же? Ну, те, кто сюда попадает и кто нам не родственники?
П а в е л. У них точно так же. У каждого, кто сюда приходит, свой особый дом, и свои предки и свой суд. И его никто не избежит. И ты, разумеется, тоже.
А н т о н. Ну-ну, не нагнетай. Мне бояться нечего; я все ж не маньяк-убийца, не разбойник и не вор. Так что мне не очень-то и страшно.
П а в е л. Я бы на твоем месте не был бы так уверен. Вот, например, лет семь назад ты случайно сумку нашел, помнишь? О-о-о-очень ценную сумку. Ты еще в своей глупой тетрадке написал, что с неба упала. Сколько там было денег?
А н т о н. Не помню.
П а в е л. Врешь! Помнишь!
А н т о н. Ну, восемьдесят тысяч долларов.
П а в е л. Восемьдесят семь.
А н т о н. Ну, восемьдесят пять тысяч. А это тут причем? Это наверно, единственная моя удача за всю жизнь. Такие подарки бывают раз в жизни. Вот за что буду судьбу благодарить вечно! Побольше бы таких случаев случалось бы, может и не стал бы торопиться с таблетками этими.
П а в е л. Угу, угу. Удача, говоришь? Ну-ну. И как же ты распорядился своей удачей? Осчастливил, может, кого? Или спас кого? Пользу принес? Ну хотя бы себе?
А н т о н. Как-то не сложилось. Хотя отвел душеньку, с друзьями прокатился по Европе, занял деньжат кое-кому … В бизнес вложил… Правда неудачно. Ну, еще потратил, на… отдых, скажем так.
П а в е л. Говоря прямо, пропил, прокутил, проиграл в казино, спустил на красоток. На вздорные бизнес-проекты осталось совсем чуть-чуть, да и то без толку. Так, нет?
А н т о н. (раздраженно) Можешь сказать и так.
П а в е л. А чья это сумка, ты даже и узнать не попытался. И вернуть даже в голову не пришло?
А н т о н. С чего бы это? Ротозей какой-то. Не будет в следующий раз ворон считать, да сумками ценными разбрасываться. Я что ли должен за всем следить? (пауза) А что, какой-то важный человек был?
П а в е л. Да все люди важные. Здесь не имеет значения ни должность, ни чин, ни общественный вес, ты это скоро поймешь, тут все равны. Ровнее ровного. Ну, а сумка эта принадлежала некоему Михаилу Васильеву. Молодой парень, женат, с ребенком. Да, не спорю, человек не очень умный, опрометчиво взялся за сомнительную работу перевозить деньги и ценные грузы для очень серьезных людей. Да, зевнул и профукал сумку. А ты знаешь что с ним потом сталось?
А н т о н. Понятия не имею. Да мне и все равно как-то.
П а в е л. А напрасно. Тебя это касается больше, чем кого-либо. Так вот, пропажу денег, естественно, на него повесили. Да еще проценты включили. А где такие деньжищи взять, да еще в то время? Квартиру пришлось продать, и все что было отдать. И все равно расплатиться не смог. Жена с ним помыкалась, помыкалась и ушла. А он пить с горя начал, так в запое и повесился, горемыка.
А н т о н. Ну и дурак.
П а в е л. Ой, это кто же говорит-то, а? Сам вот только-только отравы наглотался же.
А н т о н. Я – другое дело.
П а в е л. Да нет уж. Дело такое же, дурацкое. Ну так вот, этот Михаил Васильев уже пять лет с лишком тебя тут поджидает, ему очень много хочется тебе сказать. Ты ему своим поступком всю жизнь изломал. Теперь он твою ломать будет!
А н т о н. Да ладно. Я-то тут при чем? Не я, так кто другой ту сумку бы забрал. И не задумывался бы, и не колебался ни секунды.
П а в е л. Другой бы забрал – другой бы и отвечал. А так – на тебе все это висит. И мучить именно тебя он будет, и очень долго. Куда бы ты не делся, везде будешь на него натыкаться, на его укоряющие глаза, на его несчастный вид, шепчущие проклятия губы… Это всю душу твою выжмет, по капельке, всю совесть твою наизнанку вывернет. Страдать будешь, руки кусать, выть от того, что ничего уже не исправить. (Пауза) А теперь скажи мне, стоит это все тех нескольких месяцев пошлого кутежа и мотовства, которые ты устроил на деньги этого несчастного? А вот если бы ты не трогал чужого, чему я тебя всю жизнь учил, или, тем более, нашел бы хозяина и вернул деньги, то сейчас вместо душевных мук и страданий получил бы огромный и бесконечный взрыв благодарности, и не было бы для тебя более сильного и преданного заступника, чем он. Я тебе всегда говорил, прежде чем что-то сделать, думать надо… было.
А н т о н. Но я же не знал.
П а в е л. Хотел не знать, скажем точнее. Так что, сам видишь, кроме злодейств и убийств у каждого есть за душой много всякого, которое, как кажется, скрыты от всех. Но не от нас. Мы все видим и знаем. И помним. Огорчаемся за вас ужасно, только ничего поделать не можем.
А н т о н. Вон оно как вы коротаете вечность - приглядывая за своими непутевыми потомками? Записываете все их поступки в особые ведомости и журналы?
П а в е л. Мы коротаем вечность, вместе с вами радуясь и мучаясь. Ваши поражения и потери – для нас такая же боль, как и для вас. А ваши победы и триумфы – такая же радость для нас, как и для вас.
А н т о н. Так наши победы на суде тоже будут учтены?
П а в е л. Будут! Все хорошее, что ты сделал людям будет значимым противовесом всему плохому. Придержал дверь перед человеком с большими сумками, подтолкнул застрявшую машину, поднял бабке тяжелый баул на лестнице, уступил беременной место в метро – все, за что тебе поблагодарят, пусть даже не вслух, пусть даже ты сразу об этом забыл или даже никогда не узнал, все идет тебе в плюс, все учтется на суде. Помнишь, ты как-то в подпитии прочитал объявление о помощи – бабка одна одинокая в заброшенной деревне помирала без лекарства. Ты еще от пьяных щедрот купил несколько упаковок и отправил ей по почте. Лекарство тогда не дошло, то ли сперли, то ли потерялось. Бабка та вскоре померла. А про поступок твой тут только узнала, и хочет тебя встретить и поблагодарить. И такая благодарность тут дорогого стоит, уж поверь! Каждое «спасибо», сказанное в твой адрес, даже тобой не услышанное, здесь прозвучит серебряным колокольчиком. А каждое проклятье, каждое «ах, что б тебя» – здесь отзовется похоронным набатом. Я уж не говорю про серьезные дела. Хотя впрочем, у тебя их особо и нет, серьезных-то.
А н т о н. Так-таки и нет? Надо подумать, подготовиться. Посоветоваться с адвокатом. Кстати, у вас такие есть?
П а в е л. Смешно пошутил. Зачем они тут? Адвокат ведь борется не за справедливый вердикт, а за оправдательный. А за него готов и лгать, и запутывать, наизнанку выворачиваясь. Я не в упрек – работа такая. Но тут, разумеется, все иначе: у нас тут всем про все известно, нас не запутаешь, не обманешь. Так что защитников у тебя не будет. Впрочем, и специальных обвинителей тоже. Обвинять тебя будут твои дела, стремления, и даже мысли.
А н т о н. Сурово. Но судить то будут все же свои люди, не звери же, родная кровь как-никак, верно? Не будут же мои деды-прадеды людоедствовать и злобствовать, пожалеют, чай, потомка непутевого? А?
П а в е л. Я бы на это не рассчитывал. Видишь ли, все предки, а особенно ближайшие, всегда, - всегда! – лелеют надежду, что их отпрыски будут ну если не идеальными людьми, то людьми прекрасными во всех смыслах, и будут совершать только правильные благородные поступки, будут благоговейно почитаемы современниками и потомками. Иллюзии, конечно, я знаю. Но тем неприятнее, когда они разбиваются, тем больнее, когда разочаровываешься в самых близких и любимых людях, когда из малыша, на которого надышаться не мог, вырастает… черт знает что!
А н т о н. Постой-ка. А значит, ты тоже через такой суд прошел?
П а в е л. А то как же! Конечно, прошел.
А н т о н. Ну и ничего, выжил же. Ну, или как тут у вас это называется? Пережил? Короче, ничего страшного с тобой не сотворили? В аду ведь не горишь?
П а в е л. Мой ад – это годами наблюдать как ты гробишь свою бесценную жизнь пустыми замыслами и пошлыми глупостями! Знать, что на тебе мой род закончится, что я никогда не увижу ни внуков, не детей. И осознавать, что вечность мне придется скитаться по этому миру, видеть как другие радуются рождению детей и детей их детей, зная что у меня-то такой радости не будет никогда. Мой ад – видеть как ты растратил бесценное время, тебе отведенное на вздор и пустяки, как тупой беспутный гуляка сжигал попусту отпущенные тебе бесценные минуты и часы. А в конце еще и сам добровольно сократил свой срок. Здесь такому все возмущаются и очень злятся на тебя.
А н т о н. Ну ладно тебе. Есть же тут какие-нибудь другие радости, кроме как подсматривать за потомками? Вон я слышу какое там идет веселье.
П а в е л. Да, те, кто пройдет очищение, будут приняты в число достойных представителей нашего рода, получат свое законное место за семейным столом и смогут пировать целую вечность среди своих предков. А также, когда придет час, получат право судить своих потомков…. Впрочем, у тебя-то их нет. Ну а пировать через несколько десятков лет наскучит. И будешь ты бродить тут до скончания времен, как неприкаянный. Да и я, грешный, вместе с тобой. По твоей милости!
Открывается дверь, из нее входят Александр и Дмитрий
А л е к с а н д р. Ну, вот, я же тебе говорил, что это Антошка появился, а ты мне все «еще не время, еще не время»…
Д м и т р и й. Да, действительно…Здорово, Антошка!
А н т о н. Деда Саша! Деда Митя! Вот здорово! И вы тут?
А л е к с а н д р. Тут, тут, конечно, тут. Мы все тут.
А н т о н. Деда Митя, а я вот тут только о тебе вспоминал. Ну, когда был еще… там.
Д м и т р и й. Да, знаю. Когда нас вспоминают, мы всегда это чувствуем, тем и живем. Даже когда пошутят глупо или помянут недобрым словом. А уж когда добрым – это как дуновение свежего ветерка в жаркую пору.
А л е к с а н д р. Точно. Правда, ты это не почувствуешь, ведь с тобой вся моя ветвь прекратилась. А поэтому и я больше такого удовольствия не почувствую, и Пашка тоже. Спасибо тебе, внучек.
А н т о н. Хорош тоску нагонять. Что за пессимизм в этом лучшем из миров?
Д м и т р и й. Смотри-ка, а он еще бодрится, хорохорится. Молодец!
А л е к с а н д р. Зелен ты еще, Антоха, ни черта не понимаешь в какую кашу вляпался. Пойми, глупый, что и ты, и я, и отец твой теперь будем всю жизнь… точнее… вечность маяться здесь без шанса на перерождение. Это вот Дмитрию повезло – есть у него еще дети, кроме твоей матери, а у них, слава небесам, есть свои дети.
А н т о н. Да мне уже про вашу вечность слушать надоело. Не грузите, деды. Вечно пировать с близкими – не так уж и плохо. Я, честно говоря, боялся, что самоубийцы тут вообще в котлах варятся, есть там на земле такая теория. А тут… Вы не представляете, как я счастлив вас всех видеть! Вы же, как выяснилось, мои самые близкие и любимые люди, сколько я с вами недоговорил, сколько упустил. Сколько историй вы мне теперь расскажите! Я-то боялся, что тут просто темнота, мрак, небытие, вообще – ничто, а тут такое веселье, да еще целую вечность! Я даже… Погоди, погоди, деда Саша, ты сказал – «перерождение»? Какое перерождение?
А л е к с а н д р. Ну, какое… Самое обычное. Любой, кто сюда попал, может через какое-то время переродиться в своего потомка. Любой. Кроме, разумеется, тех, кто потомков не оставил. Эти бедолаги тут застряли навечно. Вон, к слову сказать, разные знаменитые люди прошлого – до того были заняты собственным величием и славой, что совсем запустили семейные дела. Знаменитый Цезарь, например. Или Македонский. Только им и остается, бедолагам, как скитаться тут меж нами и рассказывать какие гениальные мысли им пришли в свое время, и какие победы они одержали… Я тут относительно недавно, можно сказать, совсем новичок, но даже мне этот Александр уже надоел своими россказнями про сражение со своим Дарием. Главное дело, Дарий-то спокойно и радостно следил за перипетиями своих многочисленных потомков, и в свой срок воплотился в одного из них, а великий Александр все тут зудит и зудит про эти… как их? Гавгамелы что ли? Спасу никому нет. Только и радость им, что поток новых слушателей не иссякает, есть на кого переключить его внимание.
Д м и т р и й. Вообще, все эти «славные» полководцы-военачальники, цари, фюреры всех мастей такого наворотили в жизни – что им тут во век не расхлебать. Стольким молодым бездетным людям жизнь до срока пресекли, обрекая их на вечные безрадостные скитания в этим мире. Хорошо, что самые кровавые из этих кровопийц остались без потомков, есть в этом какая-то высшая справедливость, что ли. Вот ты и представить не можешь, сколько безвинных душ загубил, скажем, этот бесноватый Адольф! Скольких он лишил радости отцовства и возможности получить когда-нибудь новую жизнь! Сколько он живых родственных ниточек разорвал своим безумием, своей бесноватой манией! Миллионы! Десятки миллионов!
А н т о н. Так что же, и этот душегуб тоже тут? Я думал, что такие как он в аду томятся.
Д м и т р и й. Ну, это ты… правильно думал. Именно что в аду. Причем обречен на муки, без преувеличения сказать - адские, ведь он будет вечно слоняться меж своих жертв, все время натыкаясь на бесконечную сжигающую ненависть им загубленных, и ненависть эту ни унять, ни утихомирить, ни искупить ничем; вечно ему страдать и мучится. Вот у тебя например, таких, как Васильев, у которого ты сумку с деньгами умыкнул, всего ничего, но и то из-за них тебе несладко придется. А представь какого-нибудь деятеля, у которого таких «Васильевых» миллионы и миллионы? И в каждом роду, в каждой семье!
А н т о н. Деда Саша, а ты же тоже воевал, и ранен был. Ты, наверно, тоже ему это все припомнил?
А л е к с а н д р. Ну, было дело. Плюнул ему в поганую харю. Но я-то хоть жив остался, и к тому же, когда на фронт уходил, Пашка вон уже к тому времени в люльке пищал. А вот однополчане мои, кто там свой путь закончили под свинцовым дождем, особенно пацаны зеленые, чуть только саму жизнь нюхнуть и успевшие, так те здесь, конечно, его встретили, отделали от души, не пощадили. Вот уж отвели душеньку, не позавидуешь! Впрочем, по делам и награда!..
(пауза)
А н т о н. Да… Интересно у вас тут все устроено. То есть, я правильно понимаю, каждый кто родится на земле – это суть перерождения души предка?
А л е к с а н д р. Угу. А отчего, как ты думаешь, все люди так похожи на своих дедов-прадедов?
А н т о н. Это давно уже ученые объяснили и доказали. Гены передаются по наследству, хромосомы там разные. Биологическая наследственность, короче говоря. Вы тут совсем за научными открытиями не следите что ли?
Д м и т р и й. Ты не хами старшим. Все мы знаем, даже про такое, что ваши ученые еще столетия не откроют, в том числе и про наследственность. Ну, допустим, цвет глаз, форма ушей, рост – это все гены. А привычки, образ жизни, вкусы, мысли, темперамент. Характер, наконец! Это тоже гены? Или почему дети в одной семье, вроде от одних и тех же папы с мамой, но совершенно разные по характеру и поведению? Нет, дружок, это все от того, кем был прежде. С некоторыми поправками, конечно, на соответствующую историческую реальность. Но сущность остается неизменной.
А н т о н. Любопытно. То есть, по-вашему, я – это вообще не я, а кто-то из моих… точнее даже наших предков в меня… вселился, что ли?
П а в е л. Не вселился, а переродился. Но ты – это ты. Живешь своей жизнью и отвечать за нее только тебе. Ну, и мне, конечно. Хотя я за тебя и так уже немало вынес.
А н т о н. Да что вы на меня взъелись-то? Чем не угодил-то? Не хуже других же!
Д м и т р и й. Да уж тем хотя бы, что ты, паскудник, жизнь свою, нами дарованную, потратил на вздор. Сжег как спичку, и ни света, ни тепла после себя не оставил. Вообще, это ваше поколение…
А н т о н. Ну, начало-о-ось… «Наше поколение» – «ваше поколение»… Мы все делаем не так, неправильно и не во-время. Не те книги читаем, не те фильмы смотрим, не ту музыку слушаем. Не так живем, не так работаем, не так любим. Так? Эту песню я и на земле наслушался – во, по горло.
А л е к с а н д р. (резко) А ты еще послушай! Здесь теперь послушай! Раз там столько слушал, и ни черта не понял, бестолочь!
Д м и т р и й. То, что вы всякую дрянь слушаете и смотрите, не об этом речь. Я понимаю, жизнь не стоит на месте, движется… иногда в какое-то безумие. Культура гибнет, моды и вкусы меняются, образ жизни подвигают на странные и абсурдные поступки. Технический прогресс опять же не стоит на месте и меняет жизнь хоть и медленно, но неотвратимо, это ладно. Это так всегда было. И нам наши отцы-прадеды за это выговаривали. Я не про то сейчас. Пустое вы какое-то поколение, безыдейное. Бесхребетное. И не в том дело, что слабые. Нет. И у вас было достаточно испытаний и бед. Закалились отчасти, заматерели, опыта поднабрались. Только без толку все. Бесцельно. Движение есть, а вектора нет. Я вот помню, как мы еще в институте бредили авиатехникой. Учились жадно, жили на кураже. Огонь пылал в глазах, страсть, радость от приобщения к великому делу. Через меня ведь прошла вся история авиации еще с довоенных машин. А в твои годы! Да мы же только о космосе и думали. О лунных городах, об атомных двигателях, об обитаемых станциях по всей системе. А тот день, когда «Тайфун» взлетел и приземлился, какая у нас была радость и гордость! Мы же ночей не спали, над ним работали, испытывали на прочность все узлы, обшивку. Вот были задачи! Да мне не стыдно ни за один прожитый день! А чем вы занимались? Тьфу, вспоминать противно. И не потому что вы глупые и ленивые, хотя лени в вас – ведрами не вычерпать. Я понимаю, вы попали на слом эпох, как говорят техники, на ломку устоявшейся саморегулирующей системы. У вас отобрали нормальные ориентиры, дерзкие цели, глобальные задачи. И вместо них подсунули ложный и пошлый лозунг: «Обогащайтесь!». И смыслом жизни стало - урвать побольше, отнести подальше и спрятать поглубже, чтобы не отняли. Успех меряется размером денег на счете, числом комнат в палаццо, машин в ангарах, толпой девок-манекенов… или как у вас, это – моделей. Настоящие творцы, титаны мысли в загоне и забытьи. Хотя и они не перевелись, слава небесам. С каким удовольствием я иной раз вижу, как развивают они мое дело, мои идеи и разработки. Душа ликует. Руки чешутся. Во многом уже шагнули дальше меня, развили мои идеи. Я, грешным делом, подсматриваю их проекты, а потом тут, у себя развиваю их, усовершенствую. Получается занятно. Тем более, что тут у меня несравнимо больше возможности заглянуть за горизонт. Жаль только, не могу с ними поделиться результатами, направить их в нужную сторону, избавить от ложных поисков. Но как только снова окажусь там, надеюсь это случиться, непременно займусь тем же самым. Правда, будет это через бог знает сколько лет, тогда и космос и авиация будет совсем другие (пауза) Или брат мой, старший, твой дядя Костя! Ты его не застал там, здесь познакомишься… В ВАСХНИЛе всю жизнь работал. Прямо дневал и ночевал на своих опытных грядках. И в дождь и в снег вкопался в полях. И об одном мне жаловался – что результатов экспериментов надо ждать слишком долго. Грезил своими новыми сортами своих растений. Увлеченный настоящим делом настоящий человек. А ты! Да не только ты, другие мои внучки тоже такие же. Пустоцветы. Амебы. Тьфу!
А н т о н. Ну понеслось… Чего вы на меня тут насели? Прямо как не родные!
Д м и т р и й. Это еще не насели. Это еще так, разминаемся. Готовим тебя к основному матчу.
П а в е л. А вот и еще один тренер прибывает. Сейчас, сын, увидишь небо в алмазах.
Сцена 3
Те же, входит Д е д Т и м о ф е и ч, крепкий кряжистый старик с клюкой.
Д е д Т и м о ф е и ч. Что за сборище в предбаннике?
А л е к с а н д р. А то ты не видишь – встречаем вот кровиночку… по одежке, потом провожать будем… по уму.
Д е д т и м о ф е и ч. Так-так. Твое, значит, Павел, чадушко? Так-так… Ну, подойди-ка, подойди, детушка.
А н т о н. Это еще что за чудо?
А л е к с а н д р. Цить! Это тебе не чудо. Это Прадед твой. Точнее пра-пра-пра и еще много пра-дед. Так что попочтительнее с ним. Он тут самый старый и авторитетный у нас в роду.
Д е д Т и м о ф е и ч. (Антону, ласково) Ну что, дружок, объяснили уже тебе твои непутевые отцы-деды, что тебя ждет?
А н т о н. В общих чертах.
Д е д Т и м о ф е и ч. В общих чертах, значит. Ну так я тебе в подробностях раскрою твою неказистую долю. (кричит) Ты что удумал, сученок ! Травиться? Самому себя решать, шельмец? Что, все земные дела переделал? След после себя оставил несмываемый? Сотворил чего важного иль полезного для людей? А? Детей вырастил и в люди вывел? Внукам мудрость жизни передал? А?
А н т о н. Нет, старик, ничего этого за мной нет. Оттого и решился на … то, что решился.
Д е д Т и м о ф е и ч. Дур-рак! Кисель водянистый. Баламошка! (Павлу, Александру, Дмитрию) Ваше воспитание, сукины дети! Прошляпили, дундуки! (Антону) Ты почему семью, деток не завел, чертов сын?
А н т о н. С кем? Или вы тут, ангелочки бескрылые, уже позабыли что для заведения детей нужны двое?
Д е д Т и м о ф е и ч. Да? Я на земле частенько бываю и не заметил чтобы там все бабы вымерли!
А н т о н. Вымереть не вымерли, но найти нормальную – днем с огнем!
Д м и т р и й. Ой ты ж боже ж мой! Все как-то находят, а он один, горемыка, ну никак!
А н т о н. Ну не надо…. Находят не все, во-первых, а во-вторых, те кто находят, потом почти все расстаются.
Д м и т р и й. Воли много стало, легкости в жизни. А точнее, разгильдяйства и безответственности. Мы вот с бабулей твоей Нюсей всю жизнь, душа в душу. Всякое бывало, конечно, и трудности, и беды, вам такие и не снились, везунчики, а вместе все прошли, и в люди вышли и детей вывели, со внуками вот, правда, маху дали. И Александ Митрич вот с супругой своей Алиной, бабушкой твоей, и войну прошли и голод-разруху, а двоих детей подняли. И о разводах даже и мысли не было. Встретились, глянули друг на дружку, взялись за руки и пошли вместе. А тебе что мешает? Точнее, мешало?
А н т о н. Вам-то повезло, встретили своих бабушек чудесных. А мне вот нет.
А л е к с а н д р. Откуда ты знаешь? Ты и сам таких много встретил. Только не оценил. Разборчив слишком, сукин сын!
А н т о н. Разговорчики одни. Никого такого я не встретил. Встретил бы – сразу понял бы.
П а в е л. В самом деле? А эта, как ее, черненькая, Анжела чем плоха?
А н т о н. Откуда ты знаешь про Анжелу?
Д м и т р и й. А ты за переход оттуда сюда сильно поглупел, однако. Ты еще не понял? Мы тут все про всех знаем и все про всех помним.
А н т о н. Весело живете… Ну если вы тут все помните, то должны знать что Анжела ваша замужем была. И наши отношения для нее – это так, вроде курортного романа, развлечение и отдых от семейной рутины. К тому же замужем она за очень состоятельным, хотя и занятым мужиком, этаким олигархом-лайт. Понимаете о чем я? Так вот, вряд ли бы я смог ее заинтересовать и как муж, и как кошелек. Я даже перекрестился облегченно, когда она переключила внимание на кого-то еще. А если бы и что-то у нас вышло серьезное, мне бы так пришлось напрягаться, чтобы сохранить привычный ей образ жизни, что… В общем, слуга покорный.
А л е к с а н д р. Вот то-то и оно! В этом твоя главная суть и порок главный – напрягаться не хочешь.
А н т о н. Неправда. Напрягаться я готов, но ради чего-то стоящего, а совсем не ради того, чтобы избалованная бездельница уселась мне на шею и свесив ножки, понукала меня на непосильную работу, спуская при этом заработанные мною тяжким трудом денежки на тряпки и всякую муру. Это же касается и другой такой же барышни – Елены, помните наверно и ее. За те несколько месяцев что длился наш роман она высосала из меня все сбережения. Ненасытная шопоголичка, прорва. Одни тряпки на уме. Тряпки-тряпки-тряпки, скидки-распродажи, бренды-коллекшн и снова тряпки-тряпки-тряпки. Слава богу на этапе «Котик, ты меня любишь? Тогда купи мне машинку, я тут присмотрела одну. Розовенькую, чудо как мне подойдет» я прозрел и отправил ее доить следующего простака.
Д е д Т и м о ф е и ч. Да, смотрю я на вас тоскливым оком- измельчал мужичок нынче. Дурную бабу воспитать не в силах. Вы что же, думаете, в наше время бабы не хотели принарядиться до побездельничать? Дудки! И что же? А ничего! Правильно воспитывали, и на именины или Пасху там сарпинку на платок подаришь или колечко самоцветное, вот и счастье…
А н т о н. Тогда, старик, бабы другие были, неизбалованные.
Д е д Т и м о ф е и ч. Нет, сопляк, тогда мужики другие были. Не тюфяки! (пауза) А чем тебе Наталья не подошла?
А н т о н. Ну ты даешь, старик! Наталья? Это у которой нос крючком?
А л е к с а н д р. Ой ты, скажите каков молодец-красавец выискался. Ален Делон, не иначе. Небось когда вы с ней кувыркались так, что аж кровать трещала, нос ее тебе не мешал?
Д е д Т и м о ф е и ч. С лица воду не пить, лупень!
А н т о н. Ну, нос и правда, не главное. С ней как-то скучно было, не интересно, без огонька. Все время дома сидела и меня старалась возле себя держать, одиночка какая-то. Ни друзей, ни интересов. Не жизнь – тоска зеленая!
Д е д Т и м о ф е и ч. Я его сейчас вот этой вот клюкой окрещу, ей-богу! (Антону) Тебе что, жена актерка нужна, дурень? Певунья-танцунья? Мальца завели бы – и тоску как рукой сняло. А второго-третьего – и скуки как не бывало, только успевай поворачиваться.
А н т о н. Нет, дед, с ней и детей растить – скука смертная. Ну такая она, невыразительная. Я бы спился в самом скором времени.
Д м и т р и й. Да, а так ты сейчас в полном порядке, конечно, да? Не спился и веселишься во всю? Эх, ну ладно, бог с ней. А эта кавказская девчушка, Карина, да? С ней что не так? Она-то прямо огонь с порохом! Не заскучаешь!
А н т о н. Да ты смеешься что ли, деда Митя? Видел наверно, она после второго свидания она потащила меня с семейством своим знакомится. Век не забуду того допроса, что мне ее папаша устроил. И братишки ее, бравые джигиты, смотрели на меня как волки на зайца. Хорошо, что у нас с Кариной до серьезного не дошло, а то бы не беседовал бы сейчас с вами тут…. Вернее, именно с вами бы и беседовал, но лет на пятнадцать раньше!
А л е к с а н д р. Ну допустим, правильный подход, между прочим, веди себя как надо и никто бы тебя не тронул.
А н т о н. Да уж. Эта кавказская родня вроде вас – «давай-давай-давай скорей свадьба, первый ребенок, второй, быстро-быстро, работай-работай, все в семью»… Спасибо большое! Это все не по мне!
Д е д Т и м о ф е и ч. А палкой по глупой роже твоей – это по тебе?
А н т о н. Дед, хорош стращать. Тут, в вашем мире, меры физического воздействия не проходят. Или нет?
Д е д Т и м о ф е и ч. Хмм. Хочешь спробовать?
Д м и т р и й. Погоди, дед, не горячись. Давай сначала его допытаем до конца. Тем более, там не так и много осталось. Кто там следующая?
А л е к с а н д р. Как ее, светлая такая, Ирина что ли?
Д м и т р и й. Точно, Ирина.
А н т о н. Ну вы вспомнили тоже. Она же дура дремучая. Ну вот тупая-претупая. Из книг если чего и читала, так только комиксы и эти пустые гламурные журнальчики! Говорить вообще не о чем, ну совсем! Целыми днями висела в соцсетях в компании таких же ограниченных тупиц. Ну хоть ты, деда Митя, вспомни сам, бабушку Нюсю, разве она такая была? Умница, в музыке, театрах разбиралась, а библиотека какая у вас была! Заблудиться можно! А твоя, деда Саша, бабушка Аля! Даром что без образования, но как говорила – заслушаешься! Мудрость, живой ум, кругозор житейский. Э, да разве можно и сравнивать?!
Д м и т р и й. Ну тут пожалуй, можно и согласиться. Хотя на безрыбье и килька – осетр. А у нас тут намечается полное безрыбье, я смотрю. Ну а эта славная женщина, Ольга. Что тут скажешь? И умна, и красива, и за домом следит экономно, и характер что надо. Она нам с бабой Нюсей очень нравилась. С ней что не так?
А н т о н. С Олей все так, за исключением двух детей.
А л е к с а н д р. А что не так с детьми-то?
А н т о н. А то! Я бы хотел в идеале двоих своих, плюс а тут еще двое которые уже есть, итого четверо. Четверых мне не потянуть!
Д е д Т и м о ф е й. Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты! Она, значит, одна двоих тянет, и не стонет, а вам вдвоем четверых – ну никак не потянуть! Тошно слушать! Четверых ему не потянуть! Я вот с бабой моей Евдокией восьмерых поднял, порой на одной лебеде! Не считая… Ну, не важно. А с этой Ольгой, можно было бы хоть десятерых вырастить – очень правильная баба. Ты, Митька, прав, я тоже на нее сильно уповал. Но наш дурень и тут все прошляпил. (Антону) А ты знаешь, лопух, что она уже третьего родила, от нормального мужика, с яйцами, не тебе чета! Он-то не испугался и чужих усыновил. А за усыновленных и правильно воспитанных ему здесь большааааая благость будет. А тебе – шиш да кумыш!
А н т о н. Так в усыновленных переселится же нельзя, сами говорили что только по кровному родству.
А л е к с а н д р. Переселиться нельзя, но все равно, это дело благое, зачтется. Усыновленные, конечно, не то что свои, родные, но на безрыбье… бывает, что только это кого-нибудь и спасет от муки бессмысленно прожитой жизни. Такой, как твоя, например.
П а в е л. Да уж, сынок, если бы на самом деле хотел двоих, давно бы уже их заимел, вон сколько возможностей было. Да и что четверых тебе не поднять – отговорки. Напрягаться опять же не хотел. Тут ты душой кривишь, а с нами эти штуки не проходят. Не надо.
А н т о н. Думайте что хотите, а я говорю как есть.
Д м и т р и й. Ну ладно, чисто из интереса, что он нам расскажет про последнюю свою, Марию? Какие в ней изъяны нашел наш взыскательный потомок?
А н т о н. Даже боюсь рассказывать. Вон как дед Тимофеич на меня злобно зыркает.
А л е к с а н д р. Ты брось дурочку валять, отвечай когда старшие спрашивают.
А н т о н. Ладно. Ну что Маша… Маша конечно хороша, милая, спокойная, неглупая. Только… Как бы это сказать помягче – склонная к полноте.
Д е д Т и м о ф е и ч. Чего-чего?!
П а в е л. Так теперь говорят про тех женщин, которые могут в ближайшем будущем поправиться.
Д е д Т и м о ф е и ч. Чего-чего??!!
А н т о н. Ну, толстая станет.
А л е к с а н д р. Ну это ты не сочиняй. Ничего она не толстая, и не склонная. Все как раз при ней, есть на чем взгляду задержаться.
А н т о н. Ну сейчас-то еще туда-сюда. А лет через десять? А если еще родит? А двоих? Как ее может разнести после этого.
Д е д т и м о ф е и ч. Ну все, я больше терпеть это не могу. Держите его, сынки, сейчас буду учить по-свойски. (Антону) А тебе не один хрен, какой она будет через десять лет, сам прикинь! Ты-то вот каким будешь через десять лет? А я скажу тебе, каким – никаким! Не будет никаких у тебя десяти лет, не будет! Тьфу! Да что там попусту разговаривать – только печенку располять. С этим малахольным мне все ясно. Будущее его печально и убого. А жаль, была сила живая и душа здоровая. Пропал, дуралей, сам виноват. Ладно, пора мне – пока мы тут этого непутевого вразумляем, другой мой потомок девятого колена сейчас рождается. Сто семьдесят третий, между прочим! Это тебе не сопли многомудрые жевать, пентюх вялый. Пойду погляжу, порадуюсь.
Дед Тимофеич уходит.
П а в е л. Он прав, сын. Слишком ты далеко заглядываешь, все совершенство ищешь. Хотя и сам-то далеко не совершенство. Вот и остался у разбитого корыта. Хотя Маша для тебя – идеальный вариант. Был.
Д м и т р и й. (Антону) А вот ты у ней дома был?
А н т о н. Как-то не довелось. Там мама ее больная постоянно сидит.
А л е к с а н д р. А мы вот были. И скажу тебе - очень там понравилось. Порядок, разумность, хозяйственность. А ведь без мужика живет, с одной мамой плохо ходящей. А за всем следит, все правит, блюдет, и не жалуется. И тебя, дурака, любит.
А н т о н. А ты почем знаешь?
А л е к с а н д р. Ну точно, дурак. Говорят тебе, для нас тут никаких тайн нет. Хотя зачем тебе об этом говорить, лучше просто показать. Смотри!
Сцена 4
Освещается правая часть сцены. Это комната в квартире. За столом работает за компьютером Маша, рядом в кресле укутана в плед сидит Светлана Николаевна, читает журнал.
А н т о н. Ого! Вот как у вас тут здорово устроено! Значит, ни стен, ни преград, ни замков! Круто! И они меня не видят?
П а в е л. Не видят.
Д и м т р и й. Тебя уже никто никогда не увидит. И не услышит. Кроме тех, кто сюда придет! Эх, знал бы ты, как иногда подмывает прокричать какому-нибудь потомку непутевому: «Остановись, дурень! Что ты делаешь? Жизнь себе гробишь!» Хотя, тебе-то кричать некому! Только и остается что смотреть на жизнь и вздыхать.
А н т о н. Да… читал я Диккенса, не знал что он так точно все предугадал. А призраки Прошлого Рождества будут? Или Будущего?
П а в е л. Никакого прошлого. И никакого будущего. Только настоящее.
А л е к с а н д р. Хорош болтать! Слушайте!
(Светлана перестает читать, смотрит на Машу, вздыхает)
М а ш а. Что, мам, болит?
С в е т л а н а. Болит…
М а ш а. Что? Суставы? Голова? Сердце?
С в е т л а н а. Сердце. Болит. За тебя болит.
М а ш а. Мам, ну не начинай опять. Тебе нельзя волноваться, давление подскочит.
С в е т л а н а. Да как мне не волноваться, когда я вижу что с тобой.
М а ш а. Со мной все хорошо.
С в е т л а н а. Да уж вижу! Бледная как бумага. Не ешь ничего. И спишь тревожно. (пауза) Ты пойдешь сегодня куда-нибудь?
М а ш а. Да, в магазин надо. Чуть попозже.
С в е т л а н а. Магазин… Пошла бы погуляла что ли… Погода вон какая, весна почти. Позвала бы Катю с сыном, все отвлеклась бы… Эх, какое это счастье – по такой погоде погулять. Тем более, с сыном. Или дочкой.
М а ш а. Да какое там – «погуляла»? Мне еще двести страниц к понедельнику перевести надо. И так все сроки пропустила.
С в е т л а н а. Ну-ну. Не буду мешать…
М а ш а. Может тебе телек включить? Мне не помешает, я могу в любом шуме работать, ты же знаешь.
С в е т л а н а. Да ну его… Бесконечные сериалы с одними и теми же актерами, глупыми сюжетами, криками, неестественными диалогами. Или эти шоу с мордобоем, руганью и воплями, ничего не разберешь, кто за что кричит.
М а ш а. Ну как хочешь.
(пауза)
С в е т л а н а. А может, вечером сходишь куда-нибудь? В театр? Я позвоню тете Вале, она билеты достанет, без проблем. А там познакомишься с кем?
М а ш а. Некогда. И настроения нет.
С в е т л а н а. А может, в клуб какой? Ты на меня не смотри, прекрасно себя чувствую. Взяла бы Кристину и сходили с ней, что ли?
М а ш а. Ну, мам, ты совсем уж. Какие клубы? Я что, студентка двадцатилетняя? Тем более, Кристину ее ухажер увез куда-то на море отдыхать, на яхтах кататься.
С в е т л а н а. Какой ухажер, старый или новый?
М а ш а. Точно не знаю, кажется, новый.
С в е т л а н а. Вот видишь! У Кристины уже в ухажерах со счету сбились! А ведь взглянуть-то не на что! Ни разговор поддержать, ни промолчать когда нужно, ни одеться со вкусом! Только косметика да декольте. В одном сильна - на мужика смотреть с восхищением, с призывом.
М а ш а. Мам, не надо так о родной племяннице. Она хорошая.
С в е т л а н а. Да, хорошая она, хорошая. Я за нее-то радуюсь. Мне бы еще за тебя порадоваться! А не чему. Ведь ты-то у меня в сто раз лучше, во всем лучше! И одна, уже столько времени одна!
М а ш а. Не всем везет. Тем более, что я не все время одна, ты же знаешь.
С в е т л а н а. Э, те что с тобой, они что есть, что нет.
(пауза)
С в е т л а н а. А что у тебя все-таки с этим твоим… Антоном?
М а ш а. (с жаром) Да пошел он к черту!
А л е к с а н д р. О! Я что говорил? Любит тебя!
А н т о н. Э-э-э… В самом деле?
А л е к с а н д р. Ну ясно же!
Д м и р и й. Тихо!
С в е т л а н а. Ну твое дело. Только я вот никак понять не могу…
М а ш а. (перебивая) Вот! Понять не можешь, а поучаешь.
С в е т л а н а. Я не поучаю. Я понять хочу, из-за чего ты себя изводишь так, что у меня сердце сжимается.
М а ш а. Это у тебя стенокардия.
С в е т л а н а. Да. Стенокардия. А ты еще больше заставляешь переживать и волноваться.
М а ш а. Не надо, не волнуйся. А с Антоном. Ну, мы просто расстались… Судя по всему.
С в е т л а н а. То есть еще не окончательно?
М а ш а. Мама, ну не знаю я! Сама вот извелась. Не знаю что и думать. Вроде все нормально был. Даже хорошо. Даже очень хорошо. С ним интересно. Умный, начитанный, думающий. Остроумный даже. Нам одни фильмы нравятся, одна музыка. Он так много путешествовал и так интересно рассказывал. И при этом слушать умеет, а это нечасто бывает. Мы даже планировали поехать вместе в путешествие по красивым местам. Эх, столько планов… А еще он добрый, хотя и притворяется циником. Не жадный. Но при этом какой-то…
Д м и т р и й. Внимание! Барабанная дробь!
М а ш а. … депрессивный что ли. Вялый, неактивный. Как кот на завалинке, пригрелся на солнцу и не сдвинешь.
А л е к с а н д р. Я бы сказал, лентяй и рохля.
А н т о н. Кхм…
М а ш а. С ним нелегко. Человек настроения: то веселый, то кислый. И тогда его не растормошить.
С в е т л а н а. Ну так что же, неактивный. Это понятно – холостует сколько лет! Привык к такой жизни, боится что-то менять. Сколько ему, сорок?
М а ш а. Слегка за.
С в е т л а н а. Ну вот видишь. Его надо бы подтолкнуть слегка. Но осторожно, конечно. Чтобы не спугнуть.
П а в е л. Поздно уже подталкивать. Он у нас уже себя и так подтолкнул, не остановишь.
А л е к с а н д р. Цить!
М а ш а. Мам, ну что подталкивать? Это мужчина должен активничать, копытом землю бить.
С в е т л а н а. В теории, да. Но во-первых, обычно копытом бьют до тридцати лет, и во-вторых, теперь ситуация не та, одиноких женщин излишек, мужикам нет нужды особо напрягаться.
Д м и т р и й. Мудрая женщина.
А л е к с а н д р. Не дура.
С в е т л а н а. Это вот отец твой не рефлексировал, не примерялся, не колебался. Как меня увидел, так сразу схватил в охапку и до последнего вздоха не выпускал.
М а ш а. Сравнила тоже… Это же папа! Самый лучший.
А л е к с а н д р. Сдается мне, где-то тут у нас кому-то сейчас стало очень радостно и счастливо. Молодец, девчушка!
М а ш а. А теперь все не так. Все самой надо. Только тяжело это, все одной тащить. И неприятно. Словно навязываешься.
С в е т л а н а. Навязываться не надо, себя уважай, конечно. Но и своего не упускай из-за гордыни. Тебе же он нравится. Я же вижу.
М а ш а. Да. Очень.
А л е с а н д р. О! Всегда слушайте старого мудрого деду-Сашу!
С в е т л а н а. И потом, тебе ведь сколько лет! И времечко с каждым годом только ускоряется, будь оно неладно. Не успеешь оглянуться, как сама окажешься в таком же кресле, с болячками, только совсем одна-одинешенька. С кошками.
М а ш а. Ну и ладно. (пауза) Что же мне делать, если он не звонит? Уже почти месяц!
С в е т л а н а. Сама позвони! Или хоть смску отправь, найди повод, поздравь с чем-нибудь, а потом пригласи куда-нибудь. Это ж просто все.
М а ш а. Не буду я первая звонить. И посылать ничего не буду. (пауза) Тем более, что посылала уже. Без толку. Ответил что-то нейтрально-вежливое, что можно понять как типа «отстань»…
С в е т л а н а. Бедная моя! Ну не переживай. Все устроится.
М а ш а. (встает и обнимает Светлану) Да что ты! Я только о тебе переживаю. Но не тревожься ты понапрасну. Я ему позвоню еще… Ну или что-нибудь придумаю. Все будет хорошо.
П а в е л. Может, и будет, но не с тобой, горе-Антоха.
Правая часть сцены постепенно погружается в темноту.
Сцена 5
Освещена левая часть сцены. Там те же, Антон, Павел, Александр и Дмитрий. Все задумчиво молчат.
Д м и т р и й. Хорошая девочка.
А л е к с а н д р. Да. (Антону) А ты… Эх, ты!
А н т о н. Да знаю, знаю, «дурак». Я же не знал… А теперь делать-то что?
П а в е л. А ничего. Ты уже все сделал. Теперь только локти кусать. Да еще от предков терпеть заслуженные тычки и затрещины. Вон, дед Тимофеич с тобой еще не так поговорит. Он что-то нынче еще мягок был, благодушен. Наверно, из-за рождения очередного потомка. А на разборе твоих делишек устроит тебе тот еще нагоняй.
А н т о н. Да уж, верю - склочный старикашка!
А л е к с а н д р. Побольше уважения, пацан!
А н т о н. Да я ничего. Он занятный. Только уж грозен больно.
А л е к с а н д р. Ты бы видел, как он меня гонял, когда я первый раз вошел в эти двери! До сих пор дрожь. Хотя казалось бы, тут это невозможно. Да и время прошло уже столько. А поди ж ты…
А н т о н. Что, деда Саня, нагрешил много?
А л е к с а н д р . Помолчи, что ты понимаешь… Тебя бы в мое время, моей бы жизни понюхал. Война, голод, забота о семье. И работа, до кровавых мозолей работа. Конечно, всяко бывало: и криводушничал, и хитрил, и подличал, и порой вел себя жестко, по-скотски… Иной раз от дурости или спеси срывался, орал на какого безответного подчиненного, бедолагу, или вон на Пашку, когда он под горячую руку попадался. А потом и сам себя казнил, стыдно, горько. Хочется о некоторых поступках поскорее забыть, и даже иногда кажется что это получается. Но тут все припомнят, припрут к стене и разберут по винтику каждую твою мыслишку. Да еще перед все миром, перед всеми родственниками и близкими. Бррр… Ну да не обо мне речь, я свое получил.
Д м и т р и й. Да. Стыдно, тяжко. Но неизбежно. За каждую пакость, за каждую подлость тут получишь свой расчет. Готовься, Антоша.
А н т о н. Ладно, деда Митя, не нагнетай. Где наша не пропадала. Авось, кто и заступится. Мама вот, наверняка скажет слово доброе. Бабушки опять же. Где они, кстати? По идее, должны тоже быть где-то здесь, верно?
А л е к с а н д р. Здесь-то здесь. Но на их помощь, бабушкин любимчик, особо не рассчитывай.
А н т о н. Это почему же так? Очень рассчитываю.
А л е к с а н д р. Ну, во-первых, потому что они на многие вещи смотрят так же как и мы, и так же возмущаются твоими делишками и пакостями, а во-вторых, они живут своим миром. И тут не часто встречаемся.
А н т о н. А я думал, наоборот – «прожить душа в душу на земле и на небесах».
Д м и т р и й. Теоретически да, бывает и такое, но это удел только для избранных счастливчиков, у которых на двоих одна душа, которые нашли друг друга там, и соединились здесь. Они всегда вместе, ходят держась за руки, друг на друга надышаться не могут. Им до других нет никакого дела. Обычно же все по-другому, представь: столько времени прожить вместе, накопить кроме привязанности и привычки еще и много претензий и ссор, да еще тут целую вечность разбираться, из-за кого, например, в 55-м году произошел пожар в доме… И при жизни-то надоели эти бытовые споры и ругань, а тут, как представишь, что опять начнется весь этот разбор полетов, так охнешь.
А л е к с а н д р. Не говоря уж о том, что тут вскрываются все самые страшные тайны о жизни супругов там. Вот где уж бывают сюрпризы так сюрпризы. Как холодным душем окатит, когда некоторые новопреставленные узнают, что дети, которых они всю жизнь считали своими, на самом деле… соседские. Или что, чуть ты за порог, а жена твоя путалась со всей округой. Или что супруга дорогая тебя притравливала последние годы перед концом, чтобы с молодым сойтись. Или еще что-нибудь похлеще. Всяко бывает. Тут у любого желание встретиться с женой, верной да любимой, пропадет. То есть сначала желание встретиться-то возникнет, причем горячее, в глаза посмотреть бесстыжие, вопросы позадавать, а потом уже и «век бы ее не видел».
А н т о н. Вот! А вы мне еще пеняли, что я не стремлюсь в это ярмо влезать!
Д м и т р и й. Так живи правильно, вот и не получишь сюрпризов. Вот мы с бабой Нюрой, хвала небесам, без сюрпризов обошлись, ничего непотребного не совершали, и видимся теперь с радостью, жизнь нашу славную вспоминаем, да за внуков-правнуков радуемся. Александритрич тоже из везунчиков, с супругой все чинно-пристойно, без стыда на весь свет, без нежданных открытий.
А н т о н. Тут ты однозначно прав, дед. Таких бабушек как у меня – поискать надо. Соль земли. Я же их увижу?
А л е к с а н д р. Обязательно. Они конечно тебя тоже за вихры оттаскают, но потом их от тебя не оттащишь. Особенно мою.
А н т о н. И что, у них там, в… как бы это назвать?.. в женском отделении, тоже судилище устраивают?
А л е к с а н д р. Ну да, Только там помягче, за бездетность дочек-внучек особо не осуждают. Не сложилось, ну и не сложилось, что тут поделаешь? Бывает. Есть, конечно, редкие случаи, когда баба башкой едет, и сама добровольно отказывается рожать. Карьеру, вишь, делает или за фигуру боится. Но это дичь и крайность. Здесь таким мозги вправляют на раз-два. А если нормальная, и детей хочет, но одинокая, какой с нее спрос? За все мужик отвечает, запомни.
А н т о н. Сексизм какой-то…
Д м и т р и й. Там в основном за другое взыскивают – за невнимание к мужу, к детям, за то что не создали уютный душевный дом, за… Да много еще за что. Я в эту кухню не лезу, и тебя это не касается.
А н т о н. Но я… это… выходит и их тоже подвел, да? У них то тоже ведь потомков не будет из-за меня? Или у них перерождения нет?
Д м и т р и й. Отчего же нет? Не люди что ли? Есть, конечно. И да, ты и их подвел. Не будет у них внучек-правнучек, придется им тут, с нами, веки вечные куковать.
А н т о н. Они значит во внучек-правнучек переселяются?
Д м и т р и й. А в кого же? Нет, ну бывает иногда и по другому – женская душа в мужском обличии, или наоборот. Только радости это никому не приносит. Сам небось знаешь, какие страсти у вас там разгораются по этому поводу. Вот тоже никак не пойму с чего такое внимание к этому явлению разгорелось, с чего весь сыр-бор. В наше время такого не было. Ну, нет, было конечно, но тщательно скрывалось. Человек и сам чувствовал что что-то с ним не так, и эту особенность не выпячивал, как сейчас.
А н т о н. Так ты, деда Митя, гомофоб.
Д м и т р и й. Чего?
А н т о н. Гомофоб это называется, по-научному.
А л е к с а н д р. Черт знает что это называется и больше ничего.
Д м и р и й. Да я ж не осуждаю. Я скорее сочувствую. Это как дальтоником быть – вроде человек как человек, а лишен многих радостей цветового восприятия.
А л е к с а н д р. И права на вождение машины не получит.
Д м и т р и й. Да, жаль таких людей, но ничего уж тут не поделаешь, тащи всяк свой крест.
А н т о н. Да ладно, чего их жалеть? С ними и так там все носятся как с писаной торбой.
Д м и т р и й. Ну, во-первых, носятся далеко не все, и совсем даже не везде. Но дело даже не в этом. Дело в том, что они и при жизни сами чувствуют некоторый дискомфорт, необычность. А уж когда сюда попадают, понимают, что не получат новый шанс, новую жизнь. Тот же самый безжалостный бездетный тупик.
А л е к с а н д р. Да уж, как говорится, от осинки не родятся… апельсинки.
А н т о н. Да что это все у вас крутится вокруг деторождения? Навязчивая идея просто. Как-то все это примитивненько.
Д м и т р и й. Это не примитивненько, а просто и понятно, потому что разумно и естественно. Вот сам подумай своей головой – как человеку оставить после себя хоть какой-то след? Дом построить, или, скажем, дворец? Так он разрушится, или быстро землетрясением, или медленно от ветхости. Лес посадить? Одна искра в засушливое время – и нет леса, одна зола. Написать картину, которой все восхищаются – через годы и века краски потускнеют, поблекнут, рассохнутся… Даже шедевры литературы или музыки подвержены забвению. И это если говорить о гениях, рождающихся раз в столетия. Что уж тут говорить о простых сапожниках, пекарях, портных? Медленно, но неуклонно все исчезает в том мире. Только жизнь, пока она есть, она вечная. А как создать жизнь? Только одним способом, причем доступным и царю, и гению, и пастуху. Любой может любоваться этим чудом как из маленького бессмысленного комочка получается личность, от которой в свою очередь появляется новый бессмысленный комочек. Это волшебство, истинное чудо! Вот тебе и причина, почему тут так носятся с детьми, и с детьми детей. И не только тут, люди благословенные понимают эту радость и там, на земле. Ты, Антон, не понял, поэтому тебя и ждет тоска и отчаяние от упущенных возможностей создать новую чудесную жизнь. На веки вечные!
А н т о н. Ну и черт с ним! Теперь уж поздно сокрушаться, ничего не исправить. Деды, вы умнейшие люди, и беседы с вами скрасят мне вечность тоски и отчаяния. И хватит меня запугивать! Я готов. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Куда мне теперь? Сюда? (поднимается на крыльцо пытается открыть дверь. Дверь не открывается. Антон пытается снова и снова, дверь не открывается) Заело что-то в вашем судилище.
П а в е л. Странно. Странно. Очень странно. Интересно…
За сценой начинает звучать сирена «Скорой помощи», сначала тихо, потом все громче. Все поворачивают головы на звук. Постепенно левая часть сцены погружается в мрак, начинает мерцать мигалка «Скорой помощи». Слышны голоса «Реакция на свет», «Госпитализация немедленно», «Судороги легкого, кардиамин, укол, срочно», «Выносим. Реанимация». Постепенно все стихает, мигалка гаснет, левая часть сцены постепенно погружается в темноту.
Сцена 6
Освещается правая сторона сцены. Больничная палата. Кровать, стулья, тумбочка. У кровати капельница. На кровати лежит Антон. Входит доктор и медсестра.
Д о к т о р. Здравствуйте. Я доктор Рогов Вячеслав Николаевич, ваш врач. Вас сегодня утром перевели из реанимационного отделения, поскольку ваше состояние стабилизировалось. Вы слышите меня?
А н т о н (слабым голосом) Да. Здравствуйте.
Д о к т о р. Вы понимаете, где вы находитесь?
А н т о н. В больнице, судя по всему.
Д о к т о р. (листая бумаги) Отлично, отлично. Итак, вы Антон Павлович Пригудин, сорока трех лет. Попали в реанимацию после сильного отравления психотропными препаратами в состоянии комы. Сейчас как себя чувствуете?
А н т о н. Не знаю. Наверно, нормально. Только все плывет перед глазами, тошнит и голова кружится.
Д о к т о р. Это нормально.
А н т о н. Значит, откачали…
Д о к т о р. Да. Скажите спасибо вашим соседям в гостинице. Они так шумели, что на них пожаловались, пришел портье чтобы их урезонить, и перепутал двери. Вместо шумного номера, стал стучать в ваш. А когда никто не ответил, открыл своим ключом и увидел вас… В ужасном состоянии. Сразу вызвал скорую, она и привезла вас в реанимацию. Вы там двое суток лежали. Едва-едва спасли.
А н т о н. Понятно. (про себя) Случай все определил. А впрочем, может, все к лучшему.
Д о к т о р. А мне не понятно. Что вас подвигло на такое?
А н т о н. На какое – такое? Просто решил попробовать… много слышал…. Но не рассчитал… дозировку... опыта не было…
Д о к т о р. Ну-ну. Мне, кстати, передали вашу тетрадку из номера. Так что хитрить со мной не надо. В конце концов именно я буду решать, направлять вас в психдеспансер на принудительное лечение или нет. Так что чем откровеннее вы со мной будете, тем будет лучше для вас.
А н т о н. Ну, если вы читали тетрадь… Там все написано.
Д о к т о р. Ладно, мы еще поговорим. А сейчас вам надо больше отдыхать.
А н т о н. Подождите, доктор, а где мой телефон? Мне срочно надо позвонить?
Д о к т о р. (медсестре) У него был телефон?
М е д с е с т р а (листает бумаги) Нет, среди вещей, доставленных с больным телефона нет.
А н т о н. Мне надо позвонить. Это очень важно. Дайте с вашего. Пожалуйста.
М е д с е с т р а. (быстро) У меня нет.
Д о к т о р. Хмм, ладно, звоните с моего. (достает телефон и передает его Антону)
А н т о н. Спасибо. А какой же у нее номер? В моем был забит, а на память …. Не помню. Помню только, что какой-то простой. Одни четные цифры, двойки, и вроде бы повторяющиеся... Мы еще шутили, что легко запомнить…. Как раз. Сейчас-сейчас. Как же?..
Д о к т о р. Пожалуйста, не напрягайтесь. Вам это совершенно нельзя. Потом вспомните, когда отдохнете.
А н т о н. Нет-нет, это очень важно, это самое важное что надо сделать. И именно сейчас. Прошу вас, доктор. Сейчас я вспомню…Вот вроде… (набирает номер). Алло! Маша? Машенька, это я. Ты только не волнуйся, милая, со мной все в порядке. Я только занят немного. Но как освобожусь, хочу с тобой увидеться. Пока не знаю когда. Но очень хочу. Ты слышишь? Ты жди меня, пожалуйста. У меня все хорошо, через несколько дней встретимся. Да… Да… все хорошо. Теперь все будет хорошо. Целую. (возвращает телефон доктору) Спасибо, доктор. Вы не представляете, как это было для меня важно.
Д о к т о р. Представляю. А теперь постарайтесь уснуть.
А н т о н. Да. Теперь можно. Я очень устал. А мне теперь надо поскорее поправиться. (засыпает).
Д о к т о р. (медсестре). Витамины группы Б. Феназепам. И проверяйте давление регулярно. Возможно ухудшение, в общем, следите за состоянием. Ясно?
М е д с е с т р а. Да.
У доктора звонит телефон
Д о к т о р. (в телефон). Да. Доктор Рогов. Слушаю вас. Кто? Мария? Какая? А, да, ясно. С моего номера вам звонил Пригудин Антон. Да, он в больнице, я его врач. Состояние стабильное, для беспокойства нет причин. Надеюсь, что больше нет. Навестить? А вы ему кто, родственница? Можно… Даже я бы сказал – нужно. Пишите. Городская больница, второй корпус, психосоматическое отделение. Палата восемь. Что принести? Да что хотите, что обычно приносят – фрукты, соки, печенье. Только не в стеклянных и не в железных банках. Береженого бог бережет. Да, до шести часов в любое время. До свидания.
Доктор и медсестра уходят.
Правая часть сцены погружается в полумрак. Освещается левая часть. Там по прежнему фасад рубленного дома, крыльцо, дверь, лавка. На лавке сидит Павел. Открывается дверь, входят Александр и Дмитрий.
А л е к с а н д р. Ну что, откачали внучка?
П а в е л. Откачали.
Д м и т р и й. Надеюсь, не зря. Второй шанс почти никому не дается. Повезло прохвосту.
П а в е л. Повезло. Надеюсь, он все правильно понял.
А л е к с а н д р. Дай-то бог, дай-то бог! А что, братцы, не расписать ли нам пулечку?
Д м и т р и й. Мысль.
А л е к с а н д р. А третий кто?
Д м и т р и й. Как – кто? Павел.
А л е к с а н д р. Да он слабенько играет. Без расчета.
П а в е л. Ой да ладно. А кто тебя давеча на мизере наказал? Четыре взятки паровозиком тебе засунул. Ту-ту-у!
А л е к с а н д р. Случайность. А играешь ты все равно слабо.
Д м и т р и й. Ничего, впереди почти вечность – научится. А не хлебнуть ли нам чего -нибудь перед игрой, за второй шанс внука нашего общего, непутевого, а, сват-Дмитрич?
А л е к с а н д р. Как писали классики, «мое политическое кредо – всегда!» Идем. Пашка, подходи.
П а в е л. Да, сейчас.
Александр и Дмитрий уходят. Появляется дед Тимофеич.
П а в е л. Ну что, как роды? Порядок?
Д е д т и м о ф е и ч. Хе! Мальчуган! Четыре килограмма почти. Здоровенький бутуз! Мамаша в порядке. Сколько ни смотрю на это дело, всегда радуюсь как в первый раз. Еще один пригудинских кровей в мир вышел. А твой-то где?
П а в е л. Он… вернулся.
Д е д т и м о ф е и ч. Да? Что же, не удивлен. Так и предполагал. Ну что же, надеюсь, голову ему мы тут поправили. От мыслей поганых избавили. Будет теперь жить как должно.
П а в е л. Надеюсь. Впрочем, поживем – увидим.
Д е д Т и м о ф е и ч. Не дрейфь, Пашка, Кто возвращается, всегда меняется. Это уж я знаю. Ну что же, сразу две хорошие новости. Гулять будем за двоих! А вот смотри-ка у родственного дома тоже пополнение – Камышовы своего встречают.
Появляется Максим из рода Камышовых. Одновременно открывается дверь, из нее выходит Дед Пантелеич.
Д е д П а н т е л е и ч. Здорово, Тимофеич!
Д е д Т и м о ф е и ч. Здорово, здорово. Что, вышел свою кровиночку встретить.
Д е д П а н т е л е и ч. Само собой. Срок пришел.
М а к с и м . Что со мной? Вы кто?
Д е д П а н т е л е и ч. Не бойся, внучек. Ничего уже не нужно боятся. Я за тобой с пеленок присматриваю, правильно ты жил, не напрасно. Хотя, конечно, за кое-что ответить тебе придется, это уж как водится. Пойдем, я тебе все растолкую, много тебе нынче предстоит узнать, да и встреч у тебя будет много, приятных и нет очень.
Обнимает Максима и уводит его через дверь.
Д е д Т и м о ф е и ч. Всем свой срок, всем свой приговор. Ну что, пойдем что ли? Мне радостно, попразднуем!
П а в е л. Ты иди, я сейчас.
Дед Тимофеич уходит.
Освещается правая часть сцены. На кровати лежит Антон, спит. Входит Доктор и Маша.
Д о к т о р. Он сейчас отдыхает, не беспокойте его. Для него сейчас покой и сон – лучшее лекарство.
М а ш а. Что вы, что вы. Я просто тут тихонько посижу. С ним точно все будет хорошо?
Д о к т о р. Физически последствий нет. А по психике – трудно сказать. Все-таки был в коме двое суток почти. Это просто так не проходит. Впрочем, первичные результаты обнадеживают. Тут очень важно участие близких и родных. Я так понял, кроме вас у него никого нет? Так что от вас многое зависит.
М а ш а. Да я… да что угодно!
Д о к т о р. Вот и хорошо.
М а ш а. А когда его могут выписать? Ну хоть примерно?
Д о к т о р. Сложно сказать. Вряд ли скорее чем через неделю.
М а ш а. Ну, неделя – это пустяки! Спасибо вам, Вячеслав Николаевич.
Д о к т о р. Пожалуйста (уходит).
Маша садится на стул. Смотрит на Антона, улыбается.
В левой части сцены открывается дверь, на крыльцо выходит Александр с кружкой.
А л е к с а н д р (Павлу). Ну ты где пропал-то? Ждем его, ждем. Карты розданы, брага греется. Давай шибче!
П а в е л. Иду.
Александр скрывается за дверью. Павел поднимается на крыльцо, смотрит на Антона на правой части сцены.
П а в е л. Давай сынок, не подведи нас. Нас всех. (скрывается за дверью)
З а н а в е с.