Что вы знаете о жизни?
Что вы знаете о страхе?
А меня бабушка брала с собой, когда ходила катать белье. О, юные мои друзья! Белье, голубоватое от синьки, накрахмаленное белье! Высушенное на ветру, пахнущее простором и предвкушением счастливого будущего, видели бы вы его! Его катали, это белье. Не гладили горячим утюгом, крадущим свежесть, а прокатывали по столу с помощью деревянного такого валика, на который накручивались простыни и деревянного же рубеля, зазубренной доски. Это была тяжелая работа, и бабуся моя, как сторонница прогресса, нашла человека, имеющего в своем сарае механический или паровой?каток для белья. Каток был огромен. Он занимал весь сарай. Меня, маленькую девочку приводили в полутемный сарай и сажали с несколькими другими детьми на скамью. И там мы сидели в ужасе, потому что эта страшная чугунная махина - почти до потолка, погрохивая на валиках, неотвратимо ехала на нас. Ме-едленно. И мы, парализованные мерным ее наезжанием, страшным ее ритмом, теряли себя до самого дна, совсем. Постукивание, гудение, полумрак, беспомощность - на тебя надвигается огромная.., нет, не смерть, - надвигается ад. А родные твои, они сбоку от машины, они заботливо подкладывают все новые валики под страшный каток, чтоб он двигался, чтоб он ехал в темный угол где скамейка, где мы. У катка нет ушей, нет глаз, его не остановить плачем, не разжалобить - он не живой. И родные наши, что привели нас в этот темный, страшный мир, они не поймут. Они ведь сделали выбор - безмолвно подкладывать бревнышки, аккуратно обернутые полотенцами, под брюхо чугунного монстра.
И вот он движется, едет, и только, когда до нас остается метра полтора, чугунная туша соскакивает с края платформы, с грохотом накреняется в направлении нас... и наступает тишина.
Это механистичное погрохивание, как предвестник уничтожения, мне будет сниться всю жизнь.
Малевич, покойся с миром со своим квадратом, я видела, как черный квадрат едет на меня в черном сарае.