Среди людей. Глава 36. Юра

Марина Клименченко
      С годами я научилась сдерживать чувства, мой характер становился сильнее и жёстче. Душа тоже закалялась, однако не черствела, а потребность в близких людях, порядочных и благородных, не отпадала. Мои требования к дружбе оставались неизменно высокими и чаще всего подходили к инвалидам. Тут и глубочайшее взаимопонимание, и отсутствие стеснения, и сходство физических ограничений.
      Из множества приятных встреч самым важным стало знакомство с Юрой. На каком-то культмассовом торжестве мы случайно присели бок о бок, обменялись любезностями и разболтались, будто добрые приятели. Мой словоохотливый собеседник был спокойным, искренним, вежливым, эрудированным. К тому же очень симпатичным - стройным, светлоглазым, белозубым, не имеющим ни единой колючей волосинки на лице. Все тепло обращались к нему по имени-отчеству - Юрий Степанович.
      Несмотря на лёгкую проседь, он выглядел моложаво, говорил негромко, мягко, чуть протяжно. При случае беззлобно шутил над собой и друзьями. С каждым был ласков, внимателен и благожелателен. Модная наглаженная одежда не только привлекала внимание, но и подчёркивала завидную генетику ныне искалеченного тела.

      Инвалидом-колясочником Юра стал двадцать лет назад. Он тогда учился в педагогическом институте на факультете физкультуры и спорта - серьёзно занимался лёгкой атлетикой. Незадолго до окончания ВУЗа выполнял сложное упражнение на брусьях и с разворота соскользнул на пол, застеленный защитными матами всего в один слой. Сильнейший удар с переломом позвонков пришёлся на шею. Это худшее спинальное поражение из всех, что могли случиться. Несколько недель парень был без сознания, даже не дышал самостоятельно. Через кожный разрез ему в гортань ввели металлическую трубку - трахеостому, по ней с помощью специального аппарата воздух поступал в лёгкие. На положительный исход врачи не рассчитывали, но смерть замешкалась, оставив парализованными руки и ноги.
      Я сразу приметила на тонкой шее грубый звёздчатый рубец, едва прикрытый высоким воротом рубахи, поняла его происхождение и уловила давнюю чужую боль. Содрогнулась не от жалости, а сострадая. Но злые болезни мы решили не обсуждать, вокруг ведь столько хорошего, светлого! Абсолютно трезвые и очень довольные, так и провели вместе весь вечер.

      Попав под обаяние Юры, я не хотела расставаться с ним надолго и ждать случайного рандеву. Немножко подумала и нескромно попросила домашний адрес. Уточнила, какие автобусы ходят на незнакомую улицу и с напускной чинностью пообещала явиться в гости. В ответ услышала желанное: "Милости просим! Всегда рады!". Значит, правда скоро увидимся. Вот и ладненько! Тут в подробностях вспомнилась печальная история со Стасом и я усомнилась в правильности своего порыва. Эх, не наступить бы на те же грабли... Благие намерения не всегда становятся похвальными делами.
      Хоть встревожилась душа, мне показалось, что нашёлся старший друг со стальным характером, который станет мне примером. Разве можно пройти мимо? Через день-другой, прихватив домашнее варенье и магазинские булочки, я отправилась крепить едва завязавшиеся отношения. Юра встретил меня не просто радостно, а восторженно! Поохал, что небритый и ненарядный, показал, где разуться, снять пальто, и сразу позвал на кухню. Оказывается, он собрался печь лепёшки, но слабыми руками не получалось вымесить тесто.

      Я появилась очень кстати и, чуть растерявшись, взялась за дело. Без кулинарных навыков налепила по подсказке что-то корявенькое. В фольгу завернула, на противень положила, в духовку сунула. Странная выпечка из муки, яиц, минеральной воды и растительного масла получилась неплохой. А я думала, что без соли и сахара её будет невозможно есть.
      Угодить Юре было нетрудно. Из-за хронической болезни почек он отказался от молока, мяса, творога, сыра, колбас, сладких и острых специй. Питался в основном кашами, постными супами, овощами, фруктами, зеленью, несдобным хлебом и мёдом. Так продлевал жизнь, срок которой, отпущенный медиками, уже истёк.
      В тот раз я загостилась у Степаныча допоздна. Мы дважды пили ароматный чай, заваренный на неведомых травах, и откровенно говорили о своих трудностях, удачах и желаниях. Ещё о любимых книгах, кинофильмах, об увлечениях и общих знакомых. Я не сомневалась, что снова сюда вернусь. 
 
      Когда неловкость первых визитов улетучилась, мне стали известны все уголки уютной трёхкомнатной квартиры: Юра часто просил что-то достать, подать, прибрать, задвинуть, переложить, протереть. Самостоятельно он делал немногое, хоть и приспособил жильё под личные нужды. Здесь все вещи покоились на определённых местах, не было ничего бестолково-лишнего или громоздкого. Поручни удобно располагались в ванной комнате, у стола и кровати, коляска без хлопот проходила в расширенные дверные проёмы. Крючки для одежды, полотенец, кухонные шкафы и полки висели низко. Мне нравилась такая рациональность, при ней просто невозможен беспорядок. А вести хозяйство - одно удовольствие! 
      Юра жил одной семьёй с младшей сестрой и её восьмилетним сыном Валькой. Люся была миниатюрно-хорошенькой, общительной, весёлой. Она закончила институт культуры и работала в какой-то конторе тамадой. Дома появлялась за полночь, всегда навеселе – сначала по долгу службы, потом по привычке. Бытовые заботы, как и пригляд за ребёнком, легли на плечи инвалида. При этом помощь друзей, знакомых и соседей была в самый раз! Я чувствовала себя нужной, ходила в ближайшие магазины, аптеку, готовила простую пищу, делала уборку, проверяла школьные тетрадки. Мальчишка рос неглупым, послушным. Похоже, дядю он любил больше, чем мать.

      Наше с Юрой приятельство постепенно переросло в настоящую дружбу. Я доверяла Степанычу безгранично, как отцу или повзрослевшему брату. Он внимательно выслушивал мои важные и неважные новости, первым узнавал о ближайших планах, одобрял их или разумно критиковал. О себе рассказывал мало, касаясь лишь настоящего и будущего. Прошлое я старалась не колыхать. Знала только, что на злосчастных соревнованиях напольное покрытие было не по нормативу тонким.
      Преступная халатность организаторов турнира осталась безнаказанной, скандальному делу хода не дали. По горячим следам неудачливый студент обратиться в суд не мог: кома, реанимация, одна операция, другая, третья. В полнейшей беспомощности Юра несколько лет провёл в доме инвалидов. Железная койка, прикроватная тумбочка и престарелые соседи по палате - вот и все воспоминания. Родственники правдами и неправдами возвращали Степановича к относительно нормальной жизни. Физических сил у него почти не осталось, а моральные не иссякли. На том и держался.

      Несмотря на атрофированные мышцы ног и рук, Юра научился себя обслуживать  и даже работал на дому - делал массажные расчёски. За мизерную плату втыкал гвоздики-"иголочки" в плоские резиновые заготовки с уже пробитыми крохотными дырочками. Эластичное основание укладывалось на деревянную подставку с тонкими углублениями под штырёчки. Берёшь колючую детальку и суёшь туда до шапочки-упора. И так много-много раз. Для меня - просто и нудно, а друг прилагал титанические усилия, чтобы выполнить немалый заказ. Его пальцы навсегда застыли в полусогнутом состоянии, плотного хвата вообще не было. Он некрепко цеплял нужные предметы двумя ладонями, прямо как малый ребёнок. На первый взгляд, с гвоздиком ни за что не сладить! 
      Однако выход нашёлся. Кто-то надоумил купить корнцанг - хирургический инструмент, похожий на длинный пинцет с зажимом на носике и кольцами на другом конце. Юра удерживал его обеими руками и, набивая мозольные волдыри, невероятным образом справлялся с работой. Я помогала ему, зачастую сдерживая слёзы. Через пару часов от зрительного напряжения перед глазами всё двоилось. Мы отходили от стола, чаёвничали, глядели в окошко, включали магнитофон и под любимые песни Окуджавы и Высоцкого снова занимались делом. За один выходной осиливали недельную норму. Потраченное время меня не волновало, рядом с Юрой отдыхала душа.

      В будние дни мы виделись нечасто, но по любой просьбе я бросалась на помощь, невзирая на погоду, настроение и собственные проблемы. Однажды Степаныч слёг. Приезжаю, а он с постели не поднимается, еле дышит, слова не молвит. Злая инфекция бросает тело то в жар, то в холод, колотит лихорадкой, прошибает липким потом. Юра совсем обессилел, голова неловко запрокинулась, губы высохли, потрескались, глаза запали, кожа побледнела до синевы. Удручающая картина! Врач смотрел, слушал, ничего вразумительного не сказал. Заподозрил пневмонию, прописал уколы и таблетки.
      Лекарства помогли, через два часа температура снизилась, Юра уснул. Я долго сидела на краешке его кровати, легонько гладила небритые щёки, почти неживые руки и молила Всевышнего отвести беду. Плакала, опасаясь потерять дорогого человека. Мы дружили уже три года, и эта близость была лучше той, что обычно случается между мужчиной и женщиной. Я бы не бросила Степаныча, в каком бы тяжёлом состоянии он ни оказался. Только бы выжил…

      Неделя прошла в мрачной тревоге. Потом кризис миновал, но болезнь терзала свою жертву кашлем и удушьем всю зиму, лишь с приходом тепла её путы ослабли. Весна окончательно оживила измученную плоть и вернула привычный житейский уклад. Я облегчённо вздохнула. Юра раздышался, окреп, снова взялся за работу, домашние дела, бывал на улице. У него появилась современная прогулочная коляска, годная для дальних маршрутов. Одна незадача – стёр руки в кровь, пока приноровился к тугим рычагам. Только после переделок выездное кресло обрело удобство и надёжность.
      Страшные прогнозы не сломили благородный дух Степаныча. Он часто покупал гостинцы, медикаменты, популярные книжонки и журналы, затем накрепко заклеивал раны пластырем и по пыльной трассе, сторонясь всевозможных машин, отправлялся к неходячим приятелям в дом инвалидов. Чтобы доставить им радость, час безостановочно ехал в одну сторону, столько же обратно. Уставал сильно, но никому не жаловался. Для окружающих людей Юра был образцом мужества, стойкости и порядочности. Мы не думали расставаться, и оба верили, что впереди много-много счастливых лет.


      Фото из архива автора. Юра.
      Продолжение - http://www.proza.ru/2018/05/09/340