Дождь лил с небольшими перерывами третьи сутки. Старожилы такого лиха не помнили уже давно. По одному из местных каналов выступал известный краевед и садовод в одночасье ставший маститым телеведущим Иван Боровков и рассказывал, что точно такой же июнь был в пятьдесят шестом году. И, оказывается, для садоводов это очень удачный год, потому, что «большое количество воды при стабильно высокой температуре позволит растениям получить минеральные вещества из почвы в оптимальном количестве, а это очень важно в период цветения и завязывания плодов».
От Ани, в этот раз, пришлось уйти рано, она не успевала ещё что-то прочитать к завтрашнему экзамену, да и тётя Лена приехала в город за какой-то неотложной надобностью, так, что Семён засветло пришёл домой, и от нечего делать сидел и просто смотрел телевизор. Отвык от него, и мама метко заметила: «Совсем одичал, с этой стройкой своей». А он и в самом деле, как будто действительно соскучился, по этому говорящему и показывающему ящику, переключал многочисленные каналы, ненадолго задерживаясь на некоторых.
По одному из каналов шла передача об открытии Трои Шлиманном, и Семён уделил ей больше четверти часа, на другом бились боксеры-тяжеловесы, и он досмотрел до рекламы, бой был совсем не эффектный, оба умотались так, что и удары стали вялыми. Ещё один канал показывал какой-то сериал и наверно уже давно, в чём там дело Семён понять не смог, но играли там молодые девушки, и он несколько минут любовался ими.
Ещё на одном канале, со страшной силой, передавали местные новости. Сюжеты, как всегда, были короткими, и подряд их смотреть он не стал, опять переключил на Шлиманна, там как раз рассказывали о его раскопках и предположениях относительно действительных причин Троянских войн.
Боксеры всё поколачивали друг друга, и один – огромный негр, теперь уже явно уступал. Девушки плескались в бассейне, и не задержаться на этом канале было просто не возможно. Репортёр с местного канала рассказывал о масштабах лесных пожаров в прошлом году и что в этом году дожди очень помогли пожарным….
– Сёма, иди ужинать, – позвала с кухни мама.
– Я у Ани перекусил, – не вставая с дивана, ответил Семён.
– Может, уже прекратишь объедать девушку, – мама возникла в дверях.
– Да я, что ли напрашиваюсь, приглашают, а отказываться, сама же говорила, не хорошо.
– Вот и дома не ночуешь, что я должна думать?
– Мама, я ведь уже не мальчик. Да, бывает, остаюсь у Аньки и не в ладушки мы там играем… – Семён закипал, давно не говорил с матерью по-душам, отвык.
– Давай я позвоню маме-то её, или съезжу, поговорим по-женски, приведешь домой свою Аню. Да и будете тут жить…
– Лучше я сначала сам с Анькой поговорю, как это, сделаю предложение, – Семён никак не мог отделаться от мысли о нереальности маминой откровенности, – от которого она не сможет отказаться.
– Опять ты издеваешься… Сёма – Сёма, что ж ты циничный-то такой у меня? – мать присела на диван радом с ним, – это всё стройка твоя… или… точно… с Аней поссорился?
– Ну почему поссорился? Сессия у неё, завтра экзамен. Решил не мешать, пусть подготовится. Для неё стипендия важна, она же не с мамой, в отличие от меня, живёт. Это я, как придётся, учился, а она молодец, тебе, точно, понравится.
– Ну и приведи, познакомь. Сколько уже встречаетесь, а я её и не видела, не хорошо как-то, – лепетала мать.
– Вот как сдаст свои экзамены, так вас и познакомлю, праздник в её честь устроим, – предложил неожиданно, даже и для себя, Семён.
– Ладно, договорились. А с ней поговори, ничего доучится. У нас поживёте, а там и видно будет. С отцом к ним съездим, обсудим всё. Он уже тоже звонил, говорил, надо вас как-то узаконить, а то наживёте ребеночка, дело-то молодое…
С ответом Семён запоздал, никак не мог придумать или вспомнить оригинальную фразу, и когда понял, что пауза висит уже неприлично долго, вообще решил ничего не говорить, молчание – золото. Кажется, это был как раз тот случай.
– А на работе-то, что? – вдруг, по-женски неожиданно, сменила тему мама.
– Да всё нормально на работе, просто одно помещение закончили, а в других сегодня ещё мебель не вынесли. У них ведь тоже работа. И завтра отдыхать буду, хотя бы высплюсь…
– Вот и хорошо, я пирогов напеку. А может, завтра и приведёшь Аню свою? Уже и не терпится посмотреть на неё.
– Ну, мама, я и не знаю… Если захочет, приведу, ну а если нет, то нет…
Долго спать Семён не смог, проснулся в половине восьмого. Позавтракал и позвонил Ане, она была уже в университете. Семён, договорившись, чтобы без него она никуда не уходила, вызвал такси.
На широких университетских ступенях, как всегда, курили обоего пола студенты. Семён прошёл, не встретив ни одной знакомой физиономии. Возле аудитории, где был экзамен, сесть было негде, всё заняли, из последних сил читающие конспекты, Анины однокашники. Некоторые, узнав его, здоровались, но основная масса, кажется, вообще не замечала ничего вокруг, полностью отрешившись от внешнего мира.
Семён, отошел к огромному подоконнику, надеясь опереться об него, как это они всегда делали студентами, оказалось, что и нынешние студенты делают точно так же, свободного места не было. Наконец все попытки разгрузить спину Семён бросил, встал к стене, подальше от основного потока проходящих, так, чтобы было видно дверь, за которой экзаменовалась Аня, и стал ждать.
По коридору проходили нескончаемые толпы в основном озабоченных студентов, кто-то, видимо на консультацию, кто-то стремился на экзамен, различить тех и этих, особенно парней оказалось довольно просто. На консультацию они шли вялыми и мятыми, причем мятым было всё, и лицо и одежда, а на экзамен шагали торжественно, в надежде донести то, чем успели наполнить сосуды своих голов, да и костюм, как правило, выдавал их ещё издали. Вспоминались свои многочисленные экзамены, и Семён опять отмечал: «Не изменилось ничего».
Предположить, что-либо о том, куда спешат девушки, однозначно не получалось. Они все ему казались в равной мере сосредоточенными и беззаботными одновременно. Может, это оттого, что целиком их образ он воспринимал не сразу. …Ноги, животы, бюсты, прически, улыбки, бижутерия, полупрозрачные блузы, намек на ажурное белье… Даже голова закружилась. «Точно, одичал, блин…», – думал Семён, провожая взглядом очередную девицу.
Бокалова и Перминова Семён заметил не сразу. Они его не заметили вовсе, шли и говорили о чём-то негромко. Бокалов что-то спросил у ожидающих экзамена студентов, затем оба отошли в сторону, как и Семён, чтобы не загораживать проход, стали ждать. Их присутствие встревожило, Семён вышел из своего укрытия и, как бы просто так, пошёл снова к аудитории.
– Здравствуйте, – первым поздоровался он.
– Семён, привет, – Перминов близоруко щурился, как будто не веря, что это действительно Семён.
– Здравствуй, – Бокалов протянул руку, – а ты, что здесь?
– Да вот, Аню жду, как всегда…
– Ещё скажи, что на каждый экзамен её водишь? Ревнивец, – рассмеялся Бокалов.
– А вы, кого ждёте, если не секрет? – пытаясь изобразить безразличие, спросил Семён.
– Да, так, ждём, когда кто-нибудь выйдет, чтобы ответ не прерывать, дело к Игорю Николаевичу очень серьёзное, – стал рассказывать Бокалов.
Игорь Николаевич с незапамятных времен читал «Средневековье». Какие могли быть такие уж неотложные дела у Бокалова и Перминова к этому бронтозавру? «Врет», – ясно и четко почувствовал вдруг Семён.
– Не желаешь с нами съездить к Сарайкинскому святилищу? – спросил Бокалов.
– Да нет, не смогу, у меня же работа. И Анька не поедет, я не отпущу.
– Ишь, ты какой, а если она сама захочет, или учебный план такой будет?
– Ну конечно, это аргументы серьезные, только у неё прививки от энцефалита нет… – крыл Семён.
– Ага, и как она намерена практику проходить?
– Так на четвертом курсе полевых практик нет…
– Что, правда? – Бокалов повернулся к Перминову.
– Вроде да… – неохотно подтвердил Перминов.
– Так что пусть Сашка Иваном Сусаниным работает. Тоже в болота и чащи заведёт басурман, это он может. Он, знаете, какой ориентировщик! И главное, где раз пройдет, уже не забудет… – все это Семён говорил, сохраняя предельно серьезными выражение лица и тональность голоса.
– Да, а что же в апреле поплутал слегка? – кажется, Бокалов всё принял как надо.
– Дмитрий Геннадьевич, он же прикалывается… – стал оправдываться Сашка.
И тут вышла Аня.
Зайти к Соболевым Аня согласилась не сразу, долго гуляли. Дождь, ещё с утра накрапывающий прекратился, хмурившиеся почти неделю тучи к полудню истаяли, но полупрозрачный воздух, цепко удерживая городскую копоть, оставался холодным.
– Это они меня дожидались… – как-то неопределенно после довольно долгого молчания сказала Аня, – хорошо, что ты пришёл. Вот бы и на следующий экзамен так же…
– Я попробую, не обещаю пока, конечно.
– Я бы первая опять пошла, а ты потом сразу на работу…
Мама Семёна работала в детской поликлинике и сейчас была в отпуске, сада у Соболевых давно не было, и она с удовольствием читала и перечитывала, увлеченно готовила, искренне обижаясь, когда Семён вяло ковырялся в тарелке, приходя от Ани. Семён только сейчас, в этом её, как казалось, вынужденном отдыхе почувствовал, как она постарела. До того как-то не замечал, не хотел замечать, а тут и сам, может, стал отдыхать уже по-другому, не бурно и буйно, как в пору студенчества, когда и отдыха, в общем-то, не требовалось, и утомлял он, пожалуй, больше чем любая работа.
Семён позвонил ей почти сразу как уговорил Аню зайти. Она назначила время приема на половину первого, а сама взвилась на рынок и по магазинам.
Семён и Аня просто бродили по городу. Проходили тихими переулками, стремясь избегать уж слишком людных мест. Всё как-то переменилось. Извели вездесущие тополя, купировали клены, возвели, как издавна принято, сосновые заборы вокруг стройплощадок, леса на облезлых фасадах… Со всех сторон слышались привычные Семёну звуки настоящей мужской работы.
Семён пытался не смотреть, но на другой стороне улицы навязчиво возникала глухая кирпичная стена свежей кладки, и он уже представлял, как её было бы удобней оштукатурить...
– Ну, ты меня сегодня совсем интересно гуляешь… – наконец возмутилась, пытающаяся его разговорить, Аня.
– Да уж, а раньше такие тихие места были. Куда же тебя ещё-то выгулять?
– А пошли к реке. Набережную, говорят, уже закончили, ну не всю конечно… Посмотрим, – после недолгого раздумья предложила Аня.
– Пойдём, там и не так шумно, наверно, – Семён и сам подумывал о том же.
Довольно протяжённая часть берега уже была облагорожена, население активно обживало её. Сидели на перилах и бордюрах группы худых и длинноногих, как кузнечики, подростков. Гуляли по двое-трое молодые мамаши с колясками. Пары самого разного возраста попадались и там и тут.
– Ты только посмотри, не успели открыть, а уже как людно, – Ане место понравилось, – может тут подсматривать за нами и не получится?
– В смысле?!
– Да с самого университета кто-то будто настраивается. Проверят связь и опять отстают…
– Они, что нас видят?
– Что, испугался, – не весело рассмеялась Аня.
– И сейчас, значит, тоже наблюдают? И как ты их чувствуешь?
– А и не знаю, как будто мешает что-то. Будто каждая мысль эхом отдается. Вот как сейчас…
– И как теперь в Сарайкино ехать?
– У них же режим, спят утром до половины восьмого. Ни разу раньше не подключались. А автобус раньше идёт. Пока сообразят, мы уже далеко будем, – тихо говорила Аня.
– И приведем их прямо к Офросинье.
– Да почему, они же полностью подключаться ещё не умеют. И мысли читать тоже, я точно знаю. Так, настроение, эмоции что ли. И место определять, кажется, ещё не научились…
– Анька, давай с Исаковым поговорю, узнай, где офис у них, устроим им взятие Рейхстага.
– Они все в гостинице живут, в этой новой, ну там на берегу.
– Так вон она… – Семён указал на выступающую далеко за поворотом реки высотку.
– Ой, правда… – Аня, будто опасаясь этого высокого здания, мельком глянула и отвела взгляд.
– А Мишка, херомантам бока бы намя-а-ал… – мечтательно протянул Семён.
– Сёма, только глупости не делай…
Подошло время визита. Был нагулян аппетит, в меру утомлены ноги, в самый раз продуты свежим речным ветром головы. По крайней мере, свою голову Семён не чувствовал совсем, хотелось есть и ещё временами возникало с трудом сдерживаемое желание заключить Аню в крепкие объятия...