Александр Яковлевич, просыпаясь утром, первым делом включал компьютер и выходил на фейс бук*. Пропуская перепосты с милыми котиками и умненькими собачками, откладывая на потом снимки знаменитостей, которые засветились со своим нижним бельем, он устремлялся прямо к странице Амбразура Амбразурова. Человек, назвавшийся этим именем жил в Крыму, истово, в отличие от самого Александра Яковлевича, поддерживал президента Путина в конфликте с Украиной и, что особенно огорчало, ругал Америку. Александр Яковлевич часть жизни прожил на Украине, часть в России, и закончить ее по-видимому должен был в Соединенных Штатах. Поэтому он не мог, хотя бы эмоционально, оставаться в стороне от событий происходящих на двух его родинах, и в которые была вовлечена третья.
Амбразур Амбразуров был пожалуй самым крикливым оппонентом Обамы на просторах фейс бука. Он постоянно постил грубые карикатуры на чернокожего президента, называл его приматом и не упоминал его имя без матерных эпитетов, правда деликатно заменяя коренные буквы в нецензурных словах точками. В политике Госдепа Амбразур видел возрождение фашизма и Вашингтон писал с заглавной Ф. За время проведенное в Америке Александр Яковлевич, как он считал, поднаторел в области международных отношений. Сносить агрессивное, доходящим до полного бреда, невежество Амбразура он не мог и, едва продрав глаза, бросался к компу, чтобы оставить свои комментарии на посты обамоненавистника, в надежде путем терпеливых разъяснений политики США заставить разъярившегося Амбразура, если не покаяться, то хотя бы задуматься.
Вот и сегодня, в последний день уходящего года, он открыл свой, оставленный ему сыном за ненадобностью, старенький лэптоп и несмотря на то, что пребывал в приподнятом настроении и очень не хотел расстраиваться с самого утра, заскользил "мышкой " вниз в поисках Амбразура Амбразурова. Тот был уже там. Александр Яковлевич пробежался глазами по его странице. Как обычно присутствовала очередная статейка об Америке, в даном случае написанная блогером Вассерманом. Очевидно мерзкая, как все у Вассермана на эту тему. Писанину блогера Александр Яковлевич читать не стал, но на мнении Амбразура о ней задержался и был шокирован. Такого даже от него он не ожидал. Его заклятый оппонент наконец-то оставил подлое правительство США в покое и обрушил свой праведный гнев на проклятых "пендосов". То есть, на рядовых граждан. Они у него являлись первоисточником всех зол, так как сами, по доброй воле избрали такое дерьмовое правительство. За это им следовало ежедневно устраивать одиннадцатое сентября, а еще лучше порешить всех, включая маленьких детей, одним мощным ядерным ударом.
Прочтя это, Александр Яковлевич прошептал: " Фашист, гадина", вскочил и хотел было даже трахнуть компом об пол, но сдержался и всего лишь плюнул на экран. Постепенно он успокоился и к нему вернулось его приподнятое настроение, связанное с предстоящим празднованием нового года в кругу соплеменников в специально зарезервированном для этого турецком кафе. Портить себе праздник он не собирался. Праздников у него было не так уж много, чтобы ими разбрасываться. Александр Яковлевич жил один в субсидированном апартаменте и получал скромную пенсию. Дети давно уехали, имели свои семьи, визитами не жаловали и к себе особенно не приглашали. Да Александр Яковлевич и не рвался с ними общаться, так как дети по-русски почти не говорили, а поддерживать содержательный разговор на английском он не мог.
С предстоящей вечеринкой Александр Яковлевич связывал особые надежды. На ней должна была присутствовать молоденькая пятидесятилетняя вдова Нина, на которую он имел, как говорили в старину, виды. Нина поглядывала в его сторону еще на мартовской вечеринке, посвященной Международному женскому дню и на сентябрьской в честь двадцатипятилетия прибытия в Америку, однако Александр Яковлевич не решался идти на контакт, так как не считал, что находится в нужной для серьезных отношений с женщинами физической форме. Поэтому со времени первого брошенного на него Ниной недвусмысленного взгляда, соблюдал диету, бегал и поднимал тяжести в местном спортивном центре. Сейчас он, рассматривая в зеркале свои мешки под глазами и лысину, мог с удовлетворением сказать, что эти недостатки он компенсирует отсутствием живота и вздутыми мышцами на обеих руках.
С трудом дождавшись вечера, Александр Яковлевич надел свой единственный костюм, который был куплен лет пятнадцать назад и по тогдашней моде должен был сидеть несколько мешковато, повязал галстук, напялил на голову еще советскую пыжиковую шапку и отправился пешком в кафе, расположенное совсем рядом.
Его усадили за стол с двумя молодыми парами, которые Александру Яковлевичу не представились и весь вечер на него внимания не обращали. Нина сидела на другом конце зала, оживленно болтала с соседом, крупным мужчиной кавказского типа, а на Александра Яковлевича никаких взглядов не бросала. Пытаясь привлечь ее внимание, он принял участие в конкурсе, в котором надо было без рук, только телами удерживать мяч. Проиграл, к большому неудовольствию своей партнерши, худой, плоскогрудой девицы, жадными глазами смотревшей на приз: бутылку дешевого вина. Затем неудачно сострил в ответ на предложение организатора вечера сказать что-то очень короткое, но смешное о любви, предложив не сказать, а показать, и, наконец, достаточно охмелев, пригласил Нину на танец. Она пошла с ним без признаков малейшего энтузиазма, попрыгала козочкой вокруг него под слишком темповую для какого либо интима мелодию и с заметным облегчением отправилась обратно к своему столу. Он последовал за ней, собираясь галантно придвинуть ей стул, однако кавказец привстал и, как бы невзначай, наступил ему на ногу так тяжело, что Александр Яковлевич от резкой боли позорно выкрикнул "Aй, ****ь!", чем заставил Нину и остальных дам поморщиться. Он захотел тут же врезать "аре по харе", но рассмотрел на его лице перебитый нос боксера, явственно представил себе последствия, вспомнил о внуках и предпочел уйти в свой угол. На этом праздник для него закончился. Он еще по инерции опрокинул в себя несколько рюмок коньяка, принял участие в коллективном, напоминающем древнюю "Летку-енку", танце и отправился домой.
На улице валил снег. Он подумал, что хорошо было, если бы он жил далеко и по дороге замерз в снегу. Его смерть выглядела бы естественно.
В Крыму было утро. Александр Яковлевич включил Скайп. Грузный человек с густой седой шевелюрой кивнул ему.
- Витек, слово "пиндос" пишется через И, - сказал Александр Яковлевич. - Ты хотя бы за орфографией следил, мы ведь с тобой как-никак филфак заканчивали.
- Да, это всегда с нами. Только фил куда-то пропал, остался только фак.
- Я вижу, ты уже обучился английскому, - усмехнулся Александр Яковлевич. - Ну как дела? Шунты на сердце поставил?
Витек пожал плечами.
- Чего медлишь? Может тебе еще денег послать?
- Не надо. Нам Россия пенсию втрое подняла. Тут не столько сердце, как... Тут даже похуже, - Витек махнул рукой.
- Что, неужели...?
Витек кивнул:
- Поджелудочная. Ты это... Там на фейс буке внимания на меня не обращай. Депрессия у меня. Говорят тяжелая. А ты сам-то как?
Александр Яковлевич молчал. В институтские годы Виктор Амбразуров был красавцем, любителем и знатоком женского пола и большим ценителем сексуального юмора.
- Ну так, как ты? - переспросил Витек.
- Да вот только что с вечеринки пришел, - медленно, словно раздумывая, начал Александр Яковлевич. - Там... Там была одна Ниночка. Тащила меня танцевать на каждый танец. Я ей: "А не потанцевать ли нам без окружающих, скажем, на улице." Вывел ее, прижал к стене, обнажил грудь. Я всегда с поцелуя в сосок начинаю. И рукой сразу вниз..."
- Не ври! воскликнул Витек. - Как можно на улице? У вас же там зимой холод собачий.
- А на новый год у нас всегда потепление. Загадка природы. Никто объяснить не может.
- Ну и что дальше? - с нотками нетерпения в голосе спросил Витек.
- Ну а дальше самое интересное, - сказал Александр Яковлевич и продолжил.
Когда он закончил, Витек, вытирая проступившие от смеха слезы спросил:
- Признайся, старик. Наврал ты. Ничего этого не могло быть, хотя бы в силу твоего возраста.
- Все правда, мамой клянусь! - совершенно не огорчившись недоверию воскликнул Александр Яковлевич. - Было. Я тебе даже еще не все рассказал.