В советские времена границы между союзными республиками не имели принципиального значения и проводились таким образом, чтобы с позиции географии было легче увидеть на карте – что кому принадлежит. Люди спокойно передвигались по дорогам СССР, даже и не задумываясь, на чьей конкретно территории они находились. Линии границ обозначали по берегам рек, горным хребтам, краям озёр и водоёмов. Даже иностранцам, въезжавшим, например, в Казахстан или Украину, достаточно было иметь при себе визу для посещения СССР, чтобы спокойно путешествовать по всем республикам, кроме закрытых районов, городов и объектов. Но после раздела, или, как говорят, «развала» СССР в 1991 году, эти границы превратились в полноценные "рубежи" и барьеры, во многом осложнившие возможности передвижений граждан не из стран СНГ.
Все, конечно же, помнят одно из самых мрачных событий советского периода - в 1986-м году произошла Чернобыльская катастрофа. Город Припять, где жили работники атомной станции, стал необитаемой закрытой зоной радиоактивного заражения. Вывезенных за пределы территории обязательного отселения работников станции и жителей местных посёлков и деревень временно разместили, как могли, в близлежащих городах и населенных пунктах. Однако реальность диктовала необходимость сооружения целого городка для специалистов и рабочих, которые должны были обслуживать разрушенный реактор и обеспечивать работу уцелевших блоков станции.
Первое время думали даже восстановить электростанцию, поэтому приняли решение ещё на закате СССР построить быстрыми темпами небольшой городок из коттеджей и малоэтажных зданий, и для этого выбрали поселение Славутич – в 20 км от станции на относительно чистой от радиации территории. Получился красивый небольшой городок, оборудованный всем необходимым для нормальной жизни. Построили даже ветку железной дороги, позволявшей за 20 минут работникам добираться до станции.
Славутич находился на территории Украины, но протекавшая рядом с городом небольшая речка с мостиком принадлежала и Украине, и Белоруссии. К мостику с обеих сторон вела узкая грунтовая дорога. В советское время это было местом обитания рыбаков из расположенных у речки деревень, самой же дорогой практически никто не пользовался, так как в ней не было необходимости. Но раздел СССР привёл к тому, что участок обоих берегов речки перед въездом и выездом на мостик оказался территорией двух разных государств. На маленьком кусочке земли соорудили целых четыре таможенно-пропускных пункта. Два – до мостика. Один украинский, следующий – белорусский. После мостика – опять белорусский, затем снова украинский. То есть, участок дороги над речкой частично оказался белорусской территорией. Всего 800 метров … Казалось бы глупая формальность. Местные всё равно ходили босиком туда-сюда с удочками, но эта мелочь сыграла очень пакостную роль в истории, о которой я хочу рассказать.
Чернобыльская трагедия вызвала громадный интерес в Японии – единственной в мире страны, пострадавшей от атомных бомбардировок. Долгое время даже после самой аварии на ЧАЭС японские журналисты, в основном телевизионщики, ездили в район катастрофы «толпами», чтобы снимать на видео и фото последствия взрыва, места, заражённые радиацией. В своих телепрограммах они подробно рассказывали о жизни пострадавших от облучения взрослых и детях, о переселенцах, и особенно о вернувшихся в очаги поражения в свои деревни и сёла стариках и старушках, которые не смогли свыкнуться с городской жизнью. Им в свои 70 – 80 лет всё равно уже нечего было терять – лишь бы пожить в родной деревне и упокоиться на погосте со своими предками.
Как правило, из Японии на съёмки приезжали теледокументалисты, любящие снимать детальные правдивые истории простых людей, но однажды мне пришлось сопровождать группу кинематографистов, в которую входили помимо операторов, продюсеров ещё и один из самых известных в Японии кинорежиссеров и звезда японского кино – очень знаменитый киноактёр.
Когда я их встречал, сразу же обратил внимание на легко узнаваемое по фильмам про воинов-самураев красивое мужское лицо, и только потом – на сопровождавшую его молодую японку с внешностью фотомодели.
Как выяснилось позже, эта девушка должна была решать все административные вопросы лично со мной – планирование съёмочного дня, выбор мест для съёмки, координация наших действий с руководством объекта и сопровождающими лицами. Каждый вечер она приходила ко мне в номер гостиницы-времянки и допоздна мучила всякими чепуховыми вопросами, составляя расписание съёмочного дня.
А однажды я с местными ребятами засиделся «на троих» и вернулся уже за полночь. Бедная японка постелила коврик у моей двери и уснула, как пёсик, ожидая моего появления. Тем не менее, добила меня вопросами, составила график и ушла на доклад к режиссёру. Девушка была очень симпатичная, аккуратная, ухоженная японка, ещё не побывавшая замужем. Конечно, внешне она мне понравилась, но я чётко понимал, почему её взяли в группу и «чья она девушка», поэтому даже и не помышлял о каком-либо приставании и всячески показывал, что я ей в «этом смысле» интересоваться не собирался. Да и вообще, я человек, соблюдающий моральные принципы…
Шли съёмочные дни. Режиссёр вёл себя активно, казалось, даже эмоциональнее, чем главный актёр. Настаивал на съёмках и на таких объектах, доступ в которые разрешался только по особым разрешениям самого верха республики. Но «мощнейший» контракт с министерством Украины позволял нам заказывать всё, что режиссёр хотел снимать. А снимал он «смешанное кино» - на фоне документальных кадров вставлял постановочные художественные сцены собственной фантазии.
И вот ему в голову пришла мысль – устроить в зоне заражения деревенский праздник – собрать вернувшихся в свои дома стариков и старушек во дворе одного из домов, украсить стол бутылями самогона, местными фруктами, овощами, рыбой, грибами, ягодами, домашними соленьями, всем, что росло на местных огородах. В центре стола он решил посадить своего знаменитого актёра, который должен был развлекать собравшихся старичков и старушек и произносить на ломанном русском всякие хорошие тосты, которым я его предварительно обучил. Но местные деды и бабули так привыкли к изолированному образу жизни, что уговорить их собраться всем вместе оказалось делом очень сложным. Только с помощью лучшего средства времён и народов СССР – ящик водки в подарок, удалось уговорить всех усесться за одним столом.
Во дворе уцелевшего дома мы соорудили большой стол, расставили тарелки со вкусной едой, рядом разожгли костёр и начали съёмку. Сразу же скажу, что места, покинутые людьми, выглядят фантастически красиво. Покрывшиеся зелёным мхом полуразрушенные избушки, еле виднеющиеся тропинки, неубранные стога сена, утопающие в цветах и крупных яблоках заросшие сады – всё это создавало пейзажи необыкновенной красоты и цветовой насыщенности. Очень живописно смотрелись даже остовы печных труб от выгоревших после пожаров домиков. Для съёмки кино – места потрясающие.
И вот, всё закрутилось. «Мотор! Поехали!» – зажужжали камеры, кто-то двигал светоотражающие экраны, перед столом быстро носился режиссёр, жестами указывая операторам и участникам съёмки нужные планы. Два раза репетировали, и, в конце концов, расслабленные самогоном дедули и бабули уже ничем не отличались от активно жестикулировавшего и говорящего на исковерканном русском языке японского актёра.
Веселье – как в жизни. Тосты, воспоминания, понятные только самим местным. Полная раскованность, бабульки целуют нашего актёра, выводят его к костру и зовут танцевать. А мы, на всякий случай, привезли из Киева баяниста, гитариста, скрипача, которые быстро освоились с местными и играли любые заказанные мелодии. Заиграла музыка, бабушки в цветастых одеждах вышли из-за стола и начали танцевать с японским красавцем. Тут я понял – до чего же наш режиссёр профессиональный мастак – сам завёлся и других завёл, превратив, казалось бы, вымученную «посиделку» в яркий весёлый деревенский праздник.
Вечерело, а к девяти уже и стемнело. Костёр был хоть и ярким, но для освещения съёмки этого было уже недостаточно. В зоне отчуждения свет в дома вернувшихся жителей подавали только до девяти вечера, затем наступала кромешная темнота. В деревне все очень рано ложились спать, поэтому мы были вынуждены сворачивать съёмку, чтобы старички могли до темноты вернуться в свои дома.
Когда всех проводили, было уже совсем темно, только светили языки догоравшего пламени костра. И в этот момент почувствовавший облегчение от завершения съёмки актёр, уже немного шатавшийся после многократных тостов под самогон, решил сходить за забор - «отлить». Я уговаривал его далеко не ходить – дедки «отливали» совсем рядом, но он пошёл куда-то в кустики.
Эта его настойчивость меня очень удивила. Как-то в Японии, выйдя из автобуса на одной из пригородных станций, я решил зайти в местный маленький туалет и увидел там надолго запомнившуюся мне картину. Мужчины и женщины, совершенно не стесняясь друг друга, справляют свои надобности в одной и той же комнатке, только мужчины это делают у писсуаров, а женщины – сидя рядом на стульчиках-унитазах. Я много раз бывал в совместных обнажённых банях, но такой общий туалет меня сильно удивил. А вообще-то, у японцев совершенно другое отношение к «половым механизмам». У них даже есть национальный праздник мужского детородного органа, с изображениями которого и фигурками разной величины они гуляют по улицам, пьют пиво и танцуют. Только западная культура несколько деформировала традиционные представления о культе полов.
А мой актёр все же решил уединиться и пошёл куда-то вглубь. И вдруг, - грохот падения, крик и звон разбитого стекла. Все побежали искать актёра и увидели его истекающего кровью, лежащего на кучке битых осколков. Оказалось, что кто-то на задворках устроил свалку старых окон. Поднимаем, несём актёра к фонарям – видим многочисленные порезы, особенно на руках. Кровь хлещет. Поливаем водкой и бинтуем всем, что есть, плотно обвязывая раны лентами съёмочного скотча. После этого связываемся с дежурным по станции – объясняем ситуацию. Он оперативно её решает и говорит – везите его срочно в Славутич, там новая хорошая клиника и опытный хирург. Мы до вашего прибытия поднимем его с постели – он будет вас ждать в операционной.
Я, помощница и актёр садимся в наш микроавтобус и гоним как можно быстрее в Славутич. Водитель местный, всё знает. Говорит – за полчаса доедем, есть одна короткая дорожка! Мчимся до границы Украины с Белоруссией. Больной уже уснул, но ещё тёплый, правда, подтекающий тонкими струйками.
Минут через двадцать впереди на тёмной дороге видим пограничный КПП. Украинцы строго проверяют документы японцев, несмотря на мои уговоры. Убедившись в наличии визы, пропускают нас до расположенного через десять метров КПП Белоруссии. Опять проверка документов, но упрямые белорусы отказываются нас пропускать – у японцев в паспортах нет виз на въезд в их республику. Только украинские визы. Я, как могу, умоляю пограничников – мужики, не валяйте дурака – нам проехать 500 метров! Но нет! Ни в какую! Деньги не берут. Телефонов тоже нет, только радиосвязь.
Следующий целый час связываемся по их рации со всеми, с кем только можно. Никто не хочет брать ответственность и пропустить нас опять в Украину. Уже из Славутича приехал нас выручать зам. директора всей станции, но твердолобые белорусы стоят на своём – не положено! Тогда мы "подняли на ноги" всех, чуть ли ни главного белорусского пограничника. Он прислал командира погранотряда, чтобы тот проводил нас до украинского КПП. Потом он ещё должен был ожидать на месте нашего обратного возвращения, чтобы вновь проводить до КПП Украины. Кошмар, равносильный бреду!
В конце концов, мы всё же доставили ещё живого актёра в больницу Славутича, где уже была подготовлена операционная, и сам хирург даже говорил на простом, но вполне понятном японском языке! Он по межгосударственной программе помощи жертвам Чернобыля целых полгода стажировался в клинике в Японии. И оборудование в его больнице было сверкающее, новёхонькое.
Операция прошла успешно, все порезы зашили как надо. Актёр очнулся, протрезвел, но первым же делом с волнением стал разглядывать свою правую руку и нервно шевелить пальцами. Что такое – поинтересовался я. - У меня через 10 дней ответственная съёмка в «тянбара» - исторической японской многосерийной драме. Я весь фильм должен махать правой рукой большим японским мечом. Без моего участия съёмка невозможна. Спроси доктора – я смогу играть?
Доктор посмеялся и сказал – Можно, но осторожно!
А мы больше не возвращались через белорусское КПП. Заночевали в Славутиче и утром следующего дня спокойно вернулись в Киев.
Вот такая она, злая и недружелюбная граница! Только мешает, а не облегчает жизнь нормальным людям! Граница, позволяющая бездушным человечкам оставаться безучастными к чужим жизням и бедам ради своих маленьких звёздочек на погонах. А преступники всё равно спокойно нарушат и обойдут любые границы, провезут контрабанду и наркоту! И мы это видим каждый день, за примерами далеко ходить не надо…