Карл Игнатьевич вышел из мастерской поздно вечером, часов эдак в одиннадцать. К счастью, на улице стояли фонари, освещая длинную дорогу, уходящую далеко-далеко к горизонту. На всякий случай он ещё раз проверил закрыт ли замок — память уже не та — и отправился домой.
Карл Игнатьевич — мастер резьбы по дереву. Этим ремеслом он занимается порядка тридцати или тридцати пяти лет… ему уже не вспомнить. Одним словом, долго. Его работы украшают дорогие коттеджи и элитные виллы, красуются пред большим количеством глаз в музеях или пылятся в мастерской, ждут, когда их пристроят.
На улице было прохладно, но, к счастью, безветренно. Старику нравилась такая атмосфера: ночной город, ни души, только фонари-спутники составляют ему компанию.
Он шёл медленно, постукивая самодельной тросточкой. Трость у него не обычная, а пушкинская, утяжелённая: тренирует таким образом руки, чтобы не тряслись во время работы. На самом деле Карл Игнатьевич — здоровый пожилой человек, не мучают его старческие болезни.
Через час мастер дошёл до дома. Раздевшись, он умылся, проверил ежедневник. «Ага, завтра, наконец-то, свободный от людей день!» С этой радостной мыслью старик лёг в кровать, заранее — перед уходом — подготовленную.
Живёт Карл Игнатьевич в большой трёхкомнатной квартире один: жену схоронил семь лет назад. Умерла от рака груди. За эти годы он привык к одиночеству, не без помощи своего ремесла. Правду говорят, что время лечит, а труд обезболивает. Вторую часть добавил сам мастер.
Старик хотел приспособить пустые комнаты, которые всё равно не использовал, как мастерские. Но жена, ещё будучи живой, запрещала, мол, нечего работать дома, дом нужен для отдыха, для семьи. К сожалению, попытки завести ребёнка оказались тщетны: сначала два выкидыша, а потом безжалостный диагноз — бесплодие.
Карл Игнатьевич проснулся с первыми лучами солнца. «Как хорошо быть старым! Поздно ложишься и рано просыпаешься! Столько времени экономится!» Сделав ирландский кофе, он открыл «Войну и мир», которую перечитывал шестой раз, нашёл закладку и принялся за чтение, попивая горячий напиток.
Неожиданно запищали наручные часы. «Я их заводил? Ах, точно, как же я мог забыть?!» Карл Игнатьевич положил открытую книгу корешком вверх, вымыл кружку и пошёл одеваться. Сегодня он надел чёрные брюки, белую рубашку и серую жилетку. Проверив деньги в кошельке, мастер встретился взглядом с женой на фотографии. Это их свадебное фото. Здесь они счастливы, как никогда прежде. «Я помню, дорогая, помню».
Первым делом Карл Игнатьевич поехал к мастерскую. Там его ждало завёрнутое в коричневую плотную бумагу нечто. Сгрузив эту штуку себе на плечи, мастер буркнул и пошатнулся, но сдержал груз. Старик навернул пару кругов. «Вроде не тяжело, могу идти». Мастер вышел из своей трудовой обители, захлопнул дверь и пошел в сторону кладбища.
Не заметил он, как дошёл до нужной могилы. Ноги сами довели.
— Ну, привет, Маня. С днём рождения. Сегодня у тебя юбилей — семьдесят лет. Я вот с подарочком пришёл. Вон он, — он аккуратно облокотил большой свёрток об ограду — сейчас покажу.
Карл Игнатьевич с трепетом развязал бечевку, оторвал бумагу. И вот перед ним стояли белые ангельские крылья. Над этим подарком мастер трудился несколько лет: куча проб, куча исправлений, доработок, скрупулёзного труда и вот они, красавцы!
— Ну, как тебе, нравятся?
В ответ подул тихий тёплый ветерок. Старик понял этот знак. Хоть это просто случайность, но ему хотелось верить в то, что это его Маня.
Теперь на могильном камне красовались белые крылья. Символ её свободы, его преданности, их любви.