Удивительно точное восприятие и описание моего родного города, где я родилась когда-то и выросла. Совершенно те же ощущения. Даже не скажешь, что классик описывает город на Неве в дореволюционную эпоху.
"Город - это улей, в городе скопляется мёд культуры. Нам необходимо всосать в города половину деревенской России, тогда мы и начнём жить..."
"О Петербурге у Клима Самгина незаметно сложилось весьма обычное для провинциала неприязненное и даже несколько враждебное представление: это город, не похожий на русские города, город чёрствых, недоверчивых и очень проницательных людей; эта голова огромного тела России наполнена мозгом холодным и злым. Ночью, в вагоне, Клим вспоминал Гоголя, Достоевского.
Он приехал в столицу, решив держаться с людьми осторожно, уверенный, что они тотчас же начнут испытывать, изучать его, заражать своими верованиями.
Густой туман окутывал город, и хотя было не более трёх часов пополудни, Невский проспект пытались осветить радужные пузыри фонарей, похожих на гигантские одуванчики. Липкая сырость увлажняла кожу лица, ноздри щекотал горьковатый запах дыма...
По панелям, смазанным жидкой грязью, люди шагали чрезмерно торопливо и были неестественно одноцветны. Каменные и тоже одноцветные серые дома, не разъединённые заборами, тесно прижатые один к другому, являлись глазу, как единое и бесконечное здание. Его нижний этаж, ярко освещённый, приплюснут к земле и вдавлен в неё, а верхние, тёмные, вздымались в серую муть, за которой небо не чувствовалось.
Среди этих домов люди, лошади, полицейские были мельче и незначительнее, чем в провинции, были тише и покорнее. Что-то рыбье, ныряющее заметил в них Клим, казалось, что все они судорожно искали, как бы поскорее вынырнуть из глубокого канала, полного водяной пылью и запахом гниющего дерева. Небольшими группами люди останавливались на секунды под фонарями, показывая друг другу из-под чёрных шляп и зонтиков жёлтые пятна своих физиономий.
Быстрая походка людей вызывала у Клима унылую мысль: все эти сотни и тысячи маленьких воль, встречаясь и расходясь, бегут к своим целям, наверное - ничтожным, но ясным для каждой из них. Можно было вообразить, что горьковатый туман - горячее дыхание людей и всё в городе запотело именно от их беготни. Возникла боязнь потерять себя в массе маленьких людей, и вспомнился один угрожающий афоризм:
"Большинство людей обязано покорно подчиняться своему назначению - быть сырым материалом истории. Им, как, например, пеньке, не нужно думать о том, какой толщины и прочности совьют из них верёвку и для какой цели она необходима"...
Сквозь туман Клим видел свинцовый блеск воды, железные решётки набережных, неуклюжие барки, погружённые в чёрную воду, как свиньи в грязь. Эти барки были оскорбительно неуместны рядом с великолепными зданиями. Тусклые стёкла бесчисленных окон вызывали странное впечатление: как будто дома туго набиты нечистым льдом. Мокрые деревья невиданно уродливы, плачевно голы, воробьи невеселы, почти немы, безгласно возвышались колокольни малочисленных церквей, казалось, что колокольни лишние в этом городе. Над Невою в туман лениво втискивался чёрный дым пароходов; каменными пальцами пронзали туман трубы фабрик. Печален был подавленный шум странного города, и унизительно мелки серые люди в массе огромных домов, а всё вместе пугающе понижало ощутимость собственного бытия".
Максим Горький "Жизнь Клима Самгина"