Память двенадцатилетней давности.
Берегите взрослых сыновей пуще маленьких.
- Ну, что сынок, поехали домой...
- Мам, ты только не плачь. Все будет хорошо, я же с тобой.
Завелся мотор. Автобус легко покачнулся, провалившись колесом в оставшуюся после зимы яму. Водитель ругнулся вполголоса. Еще бы, дороги разбиты, путь неблизкий, и даже музыку для настроения не включишь.
Серый асфальт поблескивал ошлифованной галькой, стекляшками, темнел трещинами и ямами, заполненными пока еще непросохшей грязью. Серо-коричневые деревья не успели одеться зеленью и робко тянули ветви к весеннему ясному небу. В его пронзительной голубизне купалось золотой рыбкой сонное солнце.
Теплый майский день обещал, что все действительно будет хорошо. Только вот женщина в салоне то и дело вытирала слезы.
- Как же так, сынок? Неправильно это. Ты посмотри, весна пришла, скоро лето. Ты бы на рыбалку сходил, за черникой вместе съездили. Как в тот год, с Катей…
Солнце заглянуло в салон автобуса, чуть коснулось щеки молодого парня, скользнуло по губам подобием улыбки.
- Ой, ма, не начинай. И не вспоминай о Кате, пожалуйста. А рыбалку я не очень люблю, ты же знаешь. Лучше мы с тобой вдвоем, за грибами…
Водитель снова едва слышно чертыхнулся, выкручивая руль в попытке аккуратно проехать среди глубоких колдобин. Но заднее колесо все-таки провалилось, автобус здорово тряхнуло. Мужчина с тихим «извините» обернулся в салон.
- Ничего-ничего, - грустно кивнула женщина и поправила косынку, - Зря я тебя, сынок, в город отпустила. Ну, а как иначе? Тебе же учиться надо было. А кто теперь о бабушке позаботится, как же она одна? А институт? А работа твоя любимая?
- Мам, блин, я совсем забыл. Я же обещал одним покупателям систему настроить. На завтра договаривались. Мам, а ты можешь Игорю позвонить? Позвони, скажи, я не могу, пусть сам съездит, два косаря лишними не будут. Только пусть антивирус у меня возьмет. У меня диск на работе лежит, в столе. Мам, позвони, а? Блин, у тебя же Гошкиного телефона нет. Вот черт… Ладно, сейчас сам что-нибудь придумаю.
Город остался далеко позади. Автобус легко мчался по свободной трассе. Мимо проплывали желто-бурые луга, расцвеченные по обочинам солнечными брызгами цветущей мать-и-мачехи, прозрачно-серые, пустые перелески, темно-зеленые сосенки, выпустившие на кончиках веток молодые, тонкие, бледно-салатовые побеги. Веселый ветер ворвался в окно, перекинул несколько прядок на голове парня, челка упала на глаза. Мать слишком быстро убрала их на место, погладила сына по щеке.
- Сынок, а почему Катя такая спокойная была? Так легко тебя отпустила. Это у Леры лица не было…
- Ма, я же просил… Слушай-ка, я еще забыл сказать. У бабушки звонок дверной сломался. Она просила починить. А я ее послал. Вот черт, так стыдно теперь. Но мне и правда не до ее звонка было. Я просто хотел со всеми повидаться, перед... Мы с Катей полдня вместе провели, телефон ей покупали. Она ни о чем не догадалась. А потом с Юлькой, с Леркиной подругой весь вечер болтали. Она на меня, по ходу, глаз положила. А мне бы с двумя разобраться, не до третьей… Но и она тоже ни о чем не догадалась. Мам, никто ничего не понял. Я сам ничего не понял… Ты правильно решила меня домой забрать. Мне надо отдохнуть, в себе разобраться, а там посмотрим, что делать. Спасибо, мам.
- Что делать? Что мне теперь делать? Как же тебя девочки твои сломали? Поиграли, да? Весело было? Хорошую игрушку себе нашли. А кто им право такое давал? Лера твоя - вертихвостка. Вот скажи, чего ей еще не хватало? А Катя совсем другая, почему же ты с ней не остался?
- Ма, я же говорю, я запутался. Мне надо побыть одному, а там все само как-нибудь решится. Только, мам, ты это, с оценками и выводами не спеши, пожалуйста. Катя тоже не такая хорошая, как ты думаешь. Она виновата не меньше. Мы просто были слишком маленькие для такого большого чувства. Мы не умели любить, учились друг на дружке, а первый блин, он… сама знаешь… Но что сделала Катя? Это хуже предательства, хуже измены. И полбеды, если бы у нее хватило ума играть этот спектакль и дальше. Я так бы и жил счастливым придурком. Нет, она решила мне все рассказать. Назло, когда мы поругались из-за чего-то, наверное, на тот момент важного и серьезного. Но после ее слов все потеряло значение, исчез смысл всех дальнейших разговоров. Она заявила, что просто хотела быть идеальной девушкой и притворялась. Притворялась, что счастлива, что любит меня. А на самом деле она вообще ничего не чувствовала. Почему она была со мной? Самоутверждение или изощренная месть за мои глупые и временами жестокие выходки. Я тогда не понял. Но не смог порвать с ней окончательно. Или она не смогла. Странные отношения, да? До сих пор не понимаю, что держало нас вместе. Потом она призналась, что наврала, попросила прощения. Она сама сказала, что все-таки любит. Сказала, что не может без меня. Решили снова быть вместе... Только зря. Мы слишком часто припоминали друг другу наши прошлые ошибки. Тогда я пообещал, самому себе: еще хоть один раз, что-нибудь подобное, и я закончу все это. Ха, и обещание сдержал. Да... это я погорячился.
За окном автобуса по огромному полю, громко тарахтя, полз желтый трактор. Пыхая в прозрачный воздух черными клубами, он тащил за собой темную полосу исходящей паром земли и мельтешащее облако пестрых птиц, что пировали выброшенными на солнце озимыми сокровищами.
- Катя же спасала тебя. Сколько раз? Сколько раз ты звонил ей глубокой ночью, когда тебе было плохо? Она тебя слушала, успокаивала, уговаривала, помнишь?
- Просто я ее очень сильно любил. И люблю, наверно, до сих пор. Мама, я не знаю, что я за зверь такой неведомый. Стоит мне поругаться с Лерой, меня сразу тянет выпить. Если выпью чуть больше, меня тянет позвонить Кате. И… ох, блин… от нее одно только слово «приезжай». И я лечу как угорелый. К бывшей, плакаться в жилетку. Она меня жалеет, ага, успокаивает… Только просыпаемся мы под одним одеялом. Она говорит, что все правильно, так у всех бывает. Черт ее знает, может опять врет. А у самой слезы на глазах. Но мы договорились – мы друзья. Мам, мы пять лет были парнем и девушкой. Пять долбаных лет учились любить и, вроде, были счастливы. А теперь решили стать друзьями. А не получается ни фига!
В окно ворвался новый порыв ветра, принес запах сырой земли и первой зелени. Осел поблескивающей бриллиантовой пыльцой на руках парня.
- Ничего, сынок, все и правда как-нибудь образуется. Все будет хорошо. Я о тебе буду заботиться, - женщина быстро вытерла вновь набежавшие слезы, положила теплую ладонь на прохладную руку сына, - И уже никуда от себя не отпущу, слышишь?
- Слышу, мам. Только, знаешь, я как-то странно себя чувствую. Сердце больше не болит. А, вот еще засада. Я же феназепам забыл. На шкафу, там, наверное, полпачки осталось. А мне он нужен, я спать пока без него не могу. Есть вот начал понемногу, а со сном беда какая-то. Это все из-за Лерки. Вот почему она так сделала? Я же хотел все как у людей. Предложение, кольцо, мы дату выбрали, заявление подали. А... она, наверное, испугалась. Дурочка моя, любимая. Ладно, успокоится немного и все обсудим с ней. Спокойно, мирно. Она такая красивая. Мам, ведь она передумает? Обязательно передумает. И у нас все хорошо будет. И Кати все хорошо будет. У нее новый парень. Теперь ей по ночам звонить нельзя. И приезжать пьяной сволочью тоже. Все будут счастливы. Скоро будем это время вспоминать и посмеиваться над своими глупостями.
Водитель устало зевнул, глянул через зеркало в салон, едва заметно покачал головой. Стало невыносимо тошно и жутко от того, с какой нежностью и заботой эта женщина гладила по плечам и груди своего сына. Совсем еще мальчишку. Он вез их домой. Из большого города в маленький поселок. И отсюда пацану уже не будет пути назад.
- Ма, ты не злись на Леру. Я ведь не подарок. Но я исправлюсь, я буду лучше. Когда-нибудь. Мам, ты позвони Кате. Она ведь меня еще любит, до сих пор. И я ее… Только у меня Лера есть… то есть была… Мам, что-то не так. Я не понимаю, что со мной происходит. Ну что ты опять плачешь, мам?
- Прости, сынок, - слеза капнула на белый воротник, сразу впиталась, оставив голубоватый овальный след, - я постараюсь больше не плакать. Мы ведь почти приехали.
- О, точно, почти дома. А еще знаешь, прикол. Эта врачиха со скорой. Она подумала, что у меня передоз. Вены щупала, на запястье, на голове, на ногах… Дура. Мам, я разве похож на нарика? Ха, видимо, похож. Ясно дело, хожу: то ли панк, то ли металлюга, хрен поймешь. Король и шут в одном лице. Надо будет имиджем заняться. Остепениться, прическу, чтоль, сменить? Если я совсем коротко подстригусь, мне пойдет? Мам, а запиши меня завтра в парикмахерскую.
Автобус плавно заколыхался на разбитой дороге, проваливаясь поочередно всеми колесами в глубокие ямы с коричневой жижей. Вдоль дороги показались первые окраинные постройки: гаражи, сарайки. Чуть дальше, по левую сторону выстроились, как на парад, новые, красивые дома.
- Ух-ты, пустырь застроили, наконец-то. И «заброшку» восстанавливают? Хорошо, вот бы там торговый центр организовали, как в городе. Круто было бы. Можно интернет-кафе открыть. Мам, я бы смог это организовать. Как думаешь? Я бы со своими договорился, с десяток компов каких-нибудь, по уценке. Сам бы их до ума довел. Рассчитался бы в рассрочку. Месяца за три на самоокупаемость вышел. Теперь молодежи здесь много. А Интернет – это целый мир без границ. Блин, хорошая идея, надо это все серьезно обдумать. И это еще… дома мне тоже Интернет нужен. Жалко, он здесь медленный и дорогой. Но! Я сам все буду оплачивать. Мне же он для работы необходим… Нет… мам, что-то я запутался. Какая, на фиг, работа? Она у меня в городе осталась. И Лера… И Катя… Мам, что происходит, вообще?
- Это, ничего, главное - мы дома. Дома всегда все хорошо, - женщина закрыла глаза платком, - я не плачу, сынок, не плачу…
- Ну, прости меня, мам. Сам не знаю, как так получилось. Я ведь не хотел. То есть, сначала хотел, думал, что Леру смогу вернуть. Дурак, так девчонок не возвращают. А ты спроси у Кати, она все знает. Она следы видела, а подробности я ей сам рассказывал. Это не слабость, на это, наоборот, очень много сил уходит. Блин, это реально сложно было сделать. Только не в последний раз. Тогда все само получилось. И я испугался, честно, я передумал в последний момент... Нет, не было у меня этого последнего момента… Я на сердце бабушке пожаловался, она скорую вызвала. Мам, а я забыл про феназепам, забыл, что он у меня в крови. Может, вообще забыл, что уже выпил таблетку. Может, не одну, может, пару-тройку, может, десяток… Мам, я не помню… Да, еще пиво. Как же кино без пива вечерком? А что за кино я смотрел? Тоже не помню. По ходу, муть какая-то. Надо все-таки досмотреть, как-нибудь, а то на паузе так и стоит… Да, нет… фигня какая-то в голову лезет… А еще мне Катя в тот вечер звонила. Сама. Что-то пыталась объяснить. Я не стал с ней разговаривать. Она, кажется, обиделась. Но спросила, что со мной. Я ей обещал потом рассказать. Надо, кстати, рассказать. А то совсем огорчится… А как я ей расскажу? Вот прикол, я же не могу ей теперь позвонить. Ладно, эсэмэску напишу… Какую, к черту, эсэмэску?! Дебил! Совсем голова не варит. Я как будто по инерции обо всем думаю… Эй, а куда мы едем? Мам, ты не видишь, мы наш дом только что проехали! Куда он пилит?!
Женщина закрыла лицо мокрым платком. Плечи ее затряслись. Задрожал мелкой дрожью и весь автобус, подъезжая к невысоким воротцам. Несколько мужчин в грязных спецовках нехотя поднялись с кособокой лавочки. Молчаливым конвоем сопроводили осторожно крадущийся автобус до самого кладбища.
- Мама, ты зачем меня сюда привезла?