Она лежала на столе в морге райбольницы целый месяц. Заботливо укрытая застиранной коричневой простыней. Никем не навещаемая, кроме уборщицы. Голова её, аккуратно отрезанная лопатой снегоуборщика, лежала рядом, на тумбочке, в эмалированном тазу. Никто не шёл на опознание, так как никаких родственников не было поблизости. Родители скончались, а дети, давным-давно отобранные у Шмоньки органами опеки, пожили в приюте и разъехались по разным городам. Не сразу разъехались, а дискретно. Сначала старшая, Надька поступила в педучилище, потом двух младших, Юрку и Ленку отправили в семейный детский дом, расположенный в другом районе. Андрюха закончил ПТУ на повара, уехал искать работу и не вернулся.
Чёрным декабрьским вечером пьяная Шмонька зигзагом брела по заснеженной улице райцентра, в котором родилась, выросла, произвела на свет четырёх детей и потеряла всех их по причине своего беспросветного пьянства. Последние сутки падал сильный снег, заваливший тротуары по колено. Проезжая часть была частично укатана машинами, поэтому идти можно было по колее, а за пределами её ноги проваливались в белый пыхун, похожий на снежную перину. Шмонька устала, замерзла, и прилегла на краю дороги, поджав ноги к животу и подложив под голову руку в толстой шубенке. Сразу стало как-то теплее и женщина уснула мертвецким сном, а снегопад быстро укрыл её сверху толстым "одеялом".
К утру тело Шмоньки совершенно окоченело и почти сравнялось с пейзажем. Поэтому водитель снегоуборщика, чистивший дорогу, не заметил, как отрезал тело от головы. Голова осталась на обочине, а замерзшая тушка попала внутрь снежного кома и была вытолкана на повороте далеко за обочину. Найденная случайным прохожим голова была сразу же отправлена в морг, а тело пришлось искать и выкапывать из сугроба. Местный хирург, по совместительству патологоанатом, констатировал полную ампутацию, как он выразился, "верхней конечности", вымыл руки и ушел домой. Санитарка мало-мало обмыла Шмоньку и прикрыла той самой ржавой простыней.
Через месяц приехал Андрюха, которого едва разыскали через милицию. Он уже давно отслужил в армии, поменял несколько работ и мест жительства. В армии Андрюха служил поваром и после неё также пристраивался варить в разные столовки и пельменные. Платили немного, но голодать, как в детстве, уже не приходилось. Чувство голода было единственным устойчивым впечатлением с тех далёких лет. Стряпать мать никогда не умела и не хотела. Все деньги, попадавшие в руки, тут же пропивала, а ребятишек отправляла по соседям, кто что подаст. "Вам необходимо приехать на опознание!" - приказал строгий голос из телефона. Андрюха отпросился у шефа и обреченно поплелся на электричку.
Похоронили Шмоньку прямо из морга без панихиды и прочих сентиментов. Погрузили простой деревянный гроб в уазик-буханку и поехали. Ни еловых веток, ни венков. Роста Шмонька итак была небольшого, а тут еще укоротили на голову и она вместилась в самый маленький гробик, который нашелся в местной похоронной службе. Голову положили в ноги. Задняя дверка буханки закрылась без проблем, скрыв за собой единственного родственника, а также двух наёмных мужичков с лопатами. Старый уазик, обшарпанный со всех сторон, но с красными крестами, больных уже давно не возил. Использовался лишь для перевозки разных грузов, включая "двухсотый", когда кто-то из больных умирал в стационаре, или когда надо было похоронить "бесхозного". Так и бесхозную Шмоньку отправили на погост. Санитарка, проводившая скорбный груз, открыла настежь двери морга, хорошенько выветрила Шмонькин "дух", и, навесив тяжёлый доисторический замок, отправилась домой, к своим деткам...
112