Рассказ «Сирена» может служить образцом короткого произведения, в котором в полной мере выражается все мастерство Чехова-стилиста.
Рассмотрим сначала лексическое разнообразие текста.
Отметим, что в этом рассказе Чехов не наделил своих героев привычными для него гротесковыми фамилиями и именами. Конечно, экспрессивность произведения несколько снизилась, зато в сравнении с комическими рассказами «Сирена» более человечна, более реальна - в результате оказывает более глубокое воздействие на читателя.
Выбор имен существительных, использованных в тексте, во многом определен «гастрономической» темой рассказа.
Тут богато представлены названия блюд:
кулебяка, щи, борщок;
приправ:
петрушечка, спаржа;
и напитков:
водочка, запеканочка, шампанское.
Стоит отметить, что большинство существительных (как, впрочем, и прилагательных), относящихся к гастрономии, употреблено с уменьшительно-ласкательными суффиксами:
поросеноЧЕК с хреном,
графинЧИК с водоЧКОЙ,
кусоЧЕК с луЧКОМ,
пароЧКУ перепелоЧЕК жирнЕНЬКих.
Такое словоупотребление подчеркивает особое, благоговейное отношение говорящего к кулинарной теме.
Гастрономическая лексика, разумеется, выделяется в первую очередь при чтении рассказа. Однако встречаются в нем и специальные слова другого характера: из судебной практики, являющейся сферой профессиональной деятельности героев.
Это такие слова и выражения, как
совещательная комната,
председатель съезда,
особое мнение,
участковый мировой судья,
почетный
и так далее.
Слова эти, сами по себе стоящие вне сферы лексики художественного произведения, в данном рассказе необходимы, так как создают фон, естественный для выбранных героев.
Тщательность подбора существительных особенно видна в употреблении синонимов (являющемся, как считают многие специалисты, краеугольным камнем всей стилистики вообще).
Так, при описании внешности героев автор указывает прямо, что председатель съезда Жилин (именно та самая «сирена», благозвучно вешающая о райских удовольствиях) -
маленький человечек с бачками около ушей.
В принципе слова «бакены» и «бачки» относятся к одному и тому же объекту: части бороды, растущей от ушей по щекам. Но в рассказе автор неслучайно использует два разных слова для именования одного предмета: «солидное» иноязычное слово бакен подчеркивает солидность председателя, а просторечно-уменьшительное бачки рисует нам образ маленького Жилина.
Обращает на себя внимание употребление существительных не по значению.
Так, фраза
налимья печенка - это трагедия
показывает желание говорящего подчеркнуть свое особое отношение к благословенной налимьей печенке (позволю себе заметить в скобках, имеющее под собой реальную почву!) и одновременно проявляет неумение его сделать иными, правильными словами.
Многие существительные в прямой речи снабжены просторечными суффиксами - например,
кусище.
Это тоже подчеркивает состояние голодного аффекта, в котором находится оратор, и которое понемногу распространяется и на других героев.
Прилагательные, выбранные Чеховым для охарактеризования предмета разговора, усиливают действие существительных.
К гастрономической теме относятся такие прилагательные, как
забористый,
аппетитный.
Хотя стоит отметить, что в целом спектр прилагательных беднее спектра существительных.
Вероятно, это сделано автором намеренно, поскольку в разговоре на гастрономическую тему главную смысловую роль несут как раз существительные, именующие блюда и закуски.
Встречаются в тексте и стандартные стилистические приемы употребления прилагательных.
Например, привычное метафорическое применение (настолько банальное, что метафора уже не воспринимается): прилагательное
катаральный,
относящееся не к конкретному больному органу, а ко всему внешнему облику человека.
Встречаются также субстантивированные прилагательные:
обывательские
(вероятно, дроги),
жаркое,
шампанское.
Однако в этой области ничего существенно яркого в рассказе нет. Думается, что такие средства в данном тексте и не нужны.
Как известно, местоимения играют особую роль в характеристике персонажей, так как они очень часто употребляются в устной речи - как по прямому назначению (для указания существительных), так и в различных стилистически неграмотных конструкциях.
В рассказе очень частое встречается местоимение
этакий,
которое принимает смысл неявного эпитета и, как бы являясь универсальным эквивалентом всех невысказанных слов, всех возможных прилагательных и причастий, призвано означать собою то слово, которое пожелает принять себе на ум читатель.
Весьма характерно употребление местоимения
тот
для заполнения паузы в речи, возникшей из-за несоответствия скоростей умственной и лексической деятельностей говорящего:
Для закуски хороши также, того… душоные белые грибы.
Здесь местоимение
того
играет роль связки слов и правильное синтаксическое значение его я даже затрудняюсь указать. Однако такая стилистическая фигура весьма характерна для не очень культурной устной речи XIX - начала ХХ века.
Отметим также обращение собеседников друг к другу исключительно на «вы», несмотря на очевидно близкое знакомство. Это также характерно для описываемой эпохи.
Глагол играет одну из первостепенных ролей при создании индивидуального стиля речи.
Как часть речи, имеющая наибольшее количество форм и нюансов изменения и обладающая наиболее активной семантической нагрузкой (так как обозначает не предмет и даже не качество, а действие) глагол, с одной стороны, допускает необозримую широту оттенков при употреблении (как в формах, так и в синонимических рядах, имеющих для глаголов огромное богатство). А с другой - чаще прочих частей речи подвергается искажениям, являющимися своего рода индикаторами культурного уровня говорящего.
Так, употребление для описания процесса поглощения пищи не нейтрального глагола «есть», а глагола
кушать,
носящего оттенок подобострастности и выспренности, характеризует говорящего как человека с не очень широким умом, но достаточно высоким самомнением.
Дополняет это впечатление употребление просторечных глагольных форм:
аппетит отшибает.
В иных случаях сам по себе глагол не несет какое-то экспрессивной нагрузки, но таковая появляется вследствие стилевого несоответствия подлежащего и сказуемого.
Например, встретив в тексте выражение
Австрия сплоховала,
читатель испытывает ощущение внезапного комизма ситуации, так как подлежащее, обозначающее страну, стилистически чужеродно сказуемому, используемому для характеристики действий одного человека.
В тексте рассказа основную долю (как по объему, так и по художественной выразительности) занимает прямая речь. Поэтому особое значение имеют фразеологизмы, всегда характерные для устной речи.
Встречаются в рассказе обычные, давно возникшие и уже стертые обороты типа
волчий аппетит.
Есть образные выражения, которые, не являясь широко употребительными, производят яркое впечатление - например:
отца родного съел бы.
Метафоры вроде
по всему телу искры
не воспринимаются метафорически, так как являются общеупотребительными.
Выразительно употребление слов не по назначению: это создает особый колорит речи, подчеркивает характер главного героя Жилина.
Так, говоря о прелестях кулебяки, он отмечает что она должна быть
бесстыдная во всей своей наготе,
а жареная индейка -
белая, жирная, сочная… вроде нимфы
(что, позволю сослаться на собственный опыт, целиком соответствует действительности). Соседство слов, привычно употребляемых для характеристики обнаженного женского тела, и названий блюд, создает особую атмосферу, стиль «гастрономического сладострастия».
Внезапно возникающие слова вроде
генералиссимуса
или
мягчайшего страуса
лишены смысловой нагрузки в данном контексте, и они также подчеркивают комический характер монолога.
Комизм усиливается и привлечением отдельных выспренних оборотов типа
влекомый неведомою силой,
примененного к человеку, спешащему обедать.
Из стилистических средств можно указать также пример гиперболы:
перекосил рот до самого уха -
и литоты:
минутку отдохнуть.
Впрочем, эти фигуры столь общеупотребительны, что их яркость уже не видна.
Хорошо служит созданию стилевого единства синтаксис рассказа.
В целом авторский язык текста лишен сколь-нибудь особенной синтаксической выразительности.
Тип предложений выбран как наиболее соответствующий стилю. Поэтому повествование идет на одном уровне, без эмоциональных взлетов и падений, что отражается на выбранной структуре предложений. В основном они сложные средней длины. Чрезмерная простота и краткость, рубленость авторской речи - равно как и избыточность конструкций - нарушали бы ощущение умиротворенности предобеденного покоя в совещательной комнате суда.
Иное дело - прямая речь персонажей.
Здесь сам выбор типов предложений характеризует героев. В принципе средний человек в бытовой разговоре употребляет в основном простые предложения полной структуры средней длины.
(Иногда, правда, частым является употребление конструкций неполных, с выпадением подлежащего - особенно речи, являющейся повествованием о чьих-то действиях.)
Так, председатель и почетный мировой говорят простыми короткими предложениями, полностью выражающими суть мыслей и не несущими в себе ничего лишнего.
Напротив, речь секретаря Жилина изобилует длинными, сложными конструкциями, осложненными к тому же обращениями и вводными оборотами, присутствующими в избыточном числе.
Жилин в своем роде Моцарт устной речи; начиная фразу, он еще не знает, чем и как ее закончит. Его речь льется сплошным цветистым потоком, и тому способствуют выбранные Чеховым сложные предложения. Так, фраза, описывающая восхитительный процесс выпивания водки перед обедом, содержит 61 слово (!) - это своего рода ода первой рюмке.
Большую роль играют в прямой речи персонажей обращения и приложения, так как эти члены предложения наиболее остро характеризуют отношение говорящего к собеседнику и к предмету разговора.
Обращения, использованные в рассказе, весьма разнообразны.
От имени-отчества в усеченной форме -
Петр Николаич,
Степан Францыч
- до привычных в описываемой временнОй среде типических оборотов вроде
душа моя
и
благодетель мой.
Они тоже создают картину, достоверную в своей языковой полноте.
Приложения, найденные Чеховым, просто великолепны.
Они столь точно выражают отношение говорящего к предмету, что нельзя не поразиться виртуозному мастерству автора.
Так, говоря о водке, Жилин ласково аттестует ее
мамочкой,
а лук, шипящий на сковородке, у него ни кто иной, как
подлец,
причем с ласкательным оттенком, особенно острым при употреблении бранного слова.
Существенно влияет на создание единого образа и прием стилизации речи мелкого чиновника.
Речь Жилина изобилует «словоёрсами»:
воображение-с,
ну-с,
виноват-с
- характерными для языка определенного социального пласта.
Очень ярко употребление грамматически и стилистически неправильных форм речи.
Так, оборот
едучи домой, надо стараться
вполне понятен, но неграмотен по сути, так как деепричастие «едучи» (само по себе несущее сильную нагрузку своей разговорной формой!) требует подлежащего «я» или «вы», но никак не дополнения в косвенном падеже:
[вам] надо стараться.
Эта неграмотная форма употребления деепричастного оборота очень характерна именно для устной речи, рождающейся в момент произнесения слов и не подвергающейся сквозной проверке стиля.
Для выражения сказуемого Чехов виртуозно применяет то одну, то другую глагольную форму.
Например, для пущей убедительности рассказа о процессе выпивания все той же водки Жилин обращается к чередованию настоящего и будущего времен:
наливаете… выпиваете… вздохнете… потрете… поглядите… поднесете…
Завершает эту великолепную, картину последнее простое предложение, включенное в состав длинного сложного, в котором опущено сказуемое:
тотчас же у вас из желудка по всему телу искры…
Употребление в этой фразе любого конкретного глагола-сказуемого - побегут, полетят, брызнут - снизило бы экспрессию, поскольку каждый читатель (в меру своей любви к водке и умения оценить сладость первой рюмки перед обедом) поставит на место выпущенного сказуемого свой собственный глагол.
Изобилует речь персонажей и вводными оборотами, такими характерными для устного словотворчества:
знаете ли,
ежели желаете знать,
понимаете ли
и так далее.
Общее впечатление от единого целого, коим является художественное произведение, зависит от многих факторов, формирующих стилевое единство информационной структуры.
Выше, рассматривая лексику и синтаксис, я то и дело касался вопроса: как те или иные приемы способствуют формированию единого стиля. Сейчас вкратце отмечу все, что представляется мне существенно недосказанным.
Для данного произведения характерно фактическое отсутствие автора, равно как и рассказчика.
Автор в рассказе - лишь описатель внешних черт.
Он вводит героев и делает отдельные ремарки, не вмешиваясь в действие и воздерживаясь от каких бы то ни было оценок и рассуждений. Это вполне закономерно для данного рассказа. Ведь по своей структуре текст представляет собой диалог с редкими ремарками. Образ автора, вторгающегося в повествование, был бы чужеродным. Лишь изредка автор напоминает, что он существует отдельно от своих героев - например, сказав, что
товарищ прокурора, забывший о своем катаре…
и т.д. Но это присутствие автора ненавязчиво и незаметно для читателя; на большее Чехов не идет. А все оценки персонажей читатель делает сам, исходя из их слов и действий.
Такому выбранному стилю служит язык рассказа, который распадается на две качественно различные структуры.
Язык автора, которым написано вступление и даны ремарки, скуп и почти всегда нейтрален по лексике, лишен экспрессивно-эмоциональной нагрузки.
Автор присутствует со стороны при беседе почтенных людей; он невидим и спокоен, как господь бог. Чехов позволяет себе лишь несколько отступлений от нейтральной лексики, обращаясь к уже отмеченным мною оборотам из профессиональной судебной сферы - что способствует созданию фона. А отдельные повышения эмоционального напряжения, отдельные слова и обороты, носящие экспрессивную окраску подчеркивают всплески эмоций персонажей по ходу действия.
Это проявляется как в чисто изобразительных фразах:
с выражением сладости на лице,
медово улыбаясь,
- так и в описании действия:
выбежал из комнаты,
швырнул в сторону перо.
Язык персонажей гораздо более ярок по лексическому богатству и насыщен эмоционально-экспрессивным содержанием.
В речи Жилина мы видим конгломерат просторечных и выспренних форм. Особенно комична реплика, когда он, задыхаясь от невысказанности, вставляет в речь слово, совершенно к теме не относящееся:
засыпается кореньями и зеленями: морковкой спаржей, цветной капустой, и всякой тому подобной юриспруденцией.
Читая рассказ, мы видим перед собой этого самого секретаря: в меру ограниченного, но в то же время в меру остроумного, умеющего нарисовать словами богатство своих мыслей, способного заразить собеседников своей любовью к простым жизненным благам.
По мере развертывания действия, основу которого создает прерываемый репликами и ремарками монолог Жилина, который
как поющий соловей, не слышал ничего, кроме собственного голоса,
в тему втягиваются другие персонажи рассказа.
Лексическими средствами, отдельными репликами автор показал, как гастрономический разговор втягивает в свой круг даже тех, кто поначалу оставался равнодушным.
Точный язык, удачно выбранные яркие слова, великолепно сделанная стилизация речи своих не очень далеких героев (заметим в скобках что умение не делать героев столь же умными, сколь умен сам автор, относится к высшим проявлениям литературного таланта!) позволили Чехову воссоздать в реальности атмосферу несерьезной дружеской беседы давно знакомых людей.
Стиль рассказа выдержан настолько хорошо, что еще не дойдя до конца, читатель (уподобившись героям!) спешит на кухню, влекомый необоримым желанием поскорее выпить чего-нибудь крепкого и закусить чем-нибудь вкусным.
Думаю, такое восприятие литературного произведения служит высшим доказательством его мастерской отделки.
ЛИТЕРАТУРА
1. Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики. М., 1981.
2. Кожина М.Н. Стилистика русского языка. М., 1983.
3. Ефимов А.И. Стилистика русского языка. М., 1969.
1993 г.
© Виктор Улин 1993 г.
© Виктор Улин 2019 г. - дизайн обложки.
Сборник работ «Литературный институт»
http://www.litres.ru/viktor-ulin/literaturnyy-institut/
250 стр.