Дорогой Юрий!
Как только я открыла Вашу книгу « С оттенком высшего значенья» и прочла Ваше пожелание для меня, я не могла не заметить грустную ноту в словах « не разочаровал, в свою очередь, Вас». Слова, как предостережение к разочарованию, которое может меня посетить при чтении. Но, вот уже 2/3 книги прочитано « я не просто прочла, я как путник прошла» и очень трудно было остановиться, не то, чтобы разочаровываться. Первое впечатление было визуальное: от объема книги (!), элегантной обложки и графического оформления, за которыми угадывалась если не тайна повествования, то авторская загадка, которую предстоит решить или отгадать. И далее, когда чтение книги вошло в спокойное русло, вдруг ярко стали вспыхивать сполохи или, может быть, даже звезды авторской интонации, живой голос писателя, которому посчастливилось вести беседу с людьми, жизнью и творчеством своим отобразившими быстротекущее время, обсуждать события, которые, может быть, никогда больше не повторятся на Земле. Поэтому мне хочется, прежде всего, выразить Вам благодарность не только от себя, но и от читателей, особенно молодых, которые, ни сном, ни духом, не знали, да и вряд ли когда узнают, что в нашей стране когда - то жили талантливые поэты и писатели, беспокойные люди, которые хотели видеть вокруг иную действительность, иную, более тонкую архитектуру отношений. Их не понимали и боялись те, кто олицетворял власть, и кто этой властью удалял их из родной страны. В книге, как предупреждение явственно поставлена грань между истинным предназначением поэзии, которая есть, по словам Самюэля Колриджа , « лучшие слова в лучшем порядке», когда трепетная нота звучит непрерывно днем и ночью в душе поэта и в душе читателя и стихосложением, подобным «взмаху руки», рассекающему воздух и создающему от этого «взмаха» некоторое облегчающее разряжение.. Эта грань, тонкая линия без назиданий, повествовательно вплетена в текст книги с самого ее начала. И это, мне кажется, огромным достижением книги, посвященной интеллектуальной жизни в Советском Союзе, которая, конечно, никуда не канула, но она уже никогда не повторится.
Вам несказанно повезло пройти в головокружительной близости к таким чародеям, как Фазиль Искандер, который обаятельно – лукавой иронией своей прозы укреплял дух тысяч и тысяч людей, которые зачитывались его произведениями. Интервью с Фазилем Искандером это диалог о времени, в котором были прекрасные мгновения, излучающие свет в самые удаленные и темные уголки нашей жизни. Вы, вопрос за вопросом настойчиво открываете нам, что мудрость писателя победила страх, а « юмор – последняя реальность оптимизма». А ведь мудрость и юмор, как брат и сестра помогают друг другу в случае тяжелых обстоятельств, оскорблений и обид. Нельзя даже выделить среди интервью главные вопросы, все интересно и ответы писателя с какой-то необыкновенной простотой открывают нам истоки его вдохновения. Незначительные жизненные события, произошедшие в отдаленное время, пригодились при написании прозы, стали ключевыми в рассказах и повестях, а такое неисчезающее во времени понятие, как вождизм описано Искандером не только с юмором, но и с долей сочувствия к человеку, потерявшемуся в своих окрестностях. И даже краткий обзор произведений Фазиля Искандера, его собственное отношение, его нескрываемая любовь к своим героям, не смогут оставить никого равнодушным.
Поразила меня судьба Льва Разгона. Заново прочла « Непридуманное». Несмотря на 17-летнее заключение, пройдя все круги ада Лев Разгон сохранил невероятную душевную стойкость и энергию. В вашей беседе с Львом Разгоном открылось для меня очень многое, о чем редко кто писал. Он назвал политику партии по отношению к своему народу геноцидом. И это был поступок смелого человека. Он написал о карателях и сказал, что « Мы живем среди убийц» и надо знать, сколько убито, даже за разговоры в строю. Жертвы обязывают. В этой связи я напишу свое мнение о прозе Василия Аксенова, которая хоть и называется « Ожог», но впечатления такого не производит. Не только потому, что писатель не был лишен свободы, сам не испытал, что пришлось испытать его матери, Евгении Гинсбург, но он как писатель, отражающий эту тяжелейшую эпоху в жизни страны хоть и писал, но « умолчал» о ее зверствах. Может быть, правда, романы здесь не годятся, нужна правда, почти документальная. Поэтому и понятие «шестидесятники» надуманное, как говорят для красного словца. И, соглашусь с Вами, кто шестидесятник для меня, так это Виктор Платонович Некрасов. Он писал особенным слогом, в его прозе было пространство, он умел передать романтику, хоть и в Сибирь нм ногой. И он не понимал, как можно после войны жить как до войны. Случайно в 68 году в Красноярске в уличном киоске я купила его книгу « Путешествие в трех измерениях». Зачиталась его документальной прозой и решила, что это мой писатель по духу. Книжечку эту у меня кто-то взял и не вернул. А потом и В. Некрасова отправили в Париж. В это же время у нас в подъезде, этажом ниже гостил у своей мамы актер Юрий Соловьев, который играл в « Солдатах» Валегу . Получила «Литературную газету», читаю об отъезде Виктора Некрасова из СССР. А Соловьев рассказал, что встречался с писателем, замечательный человек. Много чего рассказал. Об этой книжечке нет нигде упоминаний. И я рада документальным отрывкам, подтверждающим необыкновенные черты характера этого « мушкетера», которые Вы поместили в своей книге о Викторе Некрасове. И то, что он хотел быть артистом, такой высокий. Чего только стоят его слова: « Ну, какое я имею право жаловаться..»
Теперь о В.В. Набокове. Он и на самом деле Чародей. Приблизиться к Вам так далеко, в Новой Зеландии. Встретиться с биографом Набокова Брайаном Бойдом и провести ним увлекательную беседу – не каждому выпадет такая удача. И вот Ваши, как всегда непростые вопросы, на которые биограф писателя отвечает со всей откровенностью исследователя. Мне это близко, потому что я также как и Бойд с восторгом читала «Бледный огонь», внимательно перечитывая авторские ссылки. Это была моя первая книга Набокова, изданная издательством Иркутского университета. Далее уже были отдельные его произведения. Я благодарна Вам за вопрос, который Вы задали Бойду: « Правомерно ли говорить о влиянии творчества Набокова на современные литературные процессы..» и его ответ о последователях в мире и у нас в России. Оказывается, Андрей Битов наследует стиль Набокова, что я, к сожалению, не заметила; я думаю, что В. Катаев в « Венце» почти подражал Набокову, в те годы молчания отдаленно пытался восполнить его нишу, ну и Бунина также. Это меня даже злило, как я не могла смириться с тем, что Валентин Катаев нежно любил В.И. Ленина в книге « Маленькая железная дверь в стене», а Набоков считал Ленина источником всех бед России и смерти своего любимого отца. Эта Ваша беседа была замечательной. Содержательность и корректность Ваших, как впрочем, и везде в книге, вопросов и обширность ответов биографа, который не поскупился и рассказал о своих свершениях и планах на будущее, открыли мне много нового и интересного.
Раздел, посвященный поэзии у Вас написан на одном возвышенном дыхании. Кажется, нет страницы, которую я не затронула бы тонким своим карандашом. Все так легло на душу мою и с памятью моей в согласии. О чем не знала, то узнала, то прочла. Какие изумительные, ранее не знакомые мне стихотворные лагуны Леонида Губанова или Надежды Солнцевой. А это замечательное, словно нарочно Богом подаренное двуединство, о котором можно было только догадываться: Осип Мандельштам и Иосиф Бродский. Поэты, которым довелось « в Империи родиться», которым свыше было дано одинаково, на физическом уровне, ощущение приближения стихотворений, « как гул, как шум, как музыкальную фразу», которую они улавливали и проявляли. Осмелюсь предположить, что мысль эту о родственности поэтов можно назвать Вашим открытием, которое требует только большего количества параллелей и доказательств. И мне ближе оказался Иосиф Бродский. Почти не зная еще его изумительных стихов, я прочла, уже в годы перестройки кажется в журнале « Юность» запись судебного заседания, сделанную Фридой Викторовой. Это поразило в самое сердце. Потом пошли длинные рулоны телетайпной бумаги с его стихами, которые приносили с завода и начались ночные чтения, потому что надо было вчитываться и додумывать пропущенные или неверные слова в стихах. Сразу полюбились « Пилигримы», в Иркутске даже такой театр открылся « Пилигримы» и был очень популярен среди молодежи.
Высокие Ваши слова о Наталье Горбаневской вновь напомнили о « Семи минутах мужества», показавших, что есть бесстрашные люди и им не все равно, куда вошли наши танки. А имя Ахматовой вновь открыло « Реквием», после которого трудно было уснуть.
О СМОГе мы слышали, были подражания гениям и даже меня с моим рассказом « Шиповник» хотели записать в гении, но старшие писатели (г. Иркутск) запретили публикацию, потому, что про затопление нельзя, Распутину еще можно, а вам нет. Распутин и так уже подробно все описал. Кто-то из местных поэтов остался в памяти, кто-то издал свои книжки, но поэтическая жизнь оживала у нас, когда издавался крошечный сборник стихов « Братск- Пушкину», куда мы писали свои стихи о Пушкине. Поэты готовили свои листочки со стихами к приездам в город Е. Евтушенко с большой компанией поэтов и «оруженосцев», когда он готовил свою Антологию и кто-то мечтал туда всеми правдами и неправдами попасть хоть одним стихотворением. Поэту оказывали здесь большие приемы, не на стадионах конечно, но залы были заполнены. Заезжали сюда и перед Байкальским фестивалем и также собирали стихи поэтов, даже я отдала Кириллу Ковальджи свою дискету, на которую поэт посмотрел своими грустными глазами, вопрошая: и Вы стихи пишете? Он думал, что я из отдела культуры сопровождаю. Дискету поэт опустил в карман пиджака, которую тут же и потерял. На другой встрече с московскими поэтами, проходившей в драматическом театре на сцене выделялся Юрий Кублановский и он рассказывал нам о СМОГе и как его потом выпихнули в Париж. А кто-то из зала спросил: «А зачем Вы вернулись?» И он ответил, что сильно любит Россию. Попросили почитать стихи времен СМОГа, но он отказался. Тогда про любовь. И он почитал стихи, посвященные Кате Марковой, бывшей своей венчанной жене, с которой он давно уже развелся. Но впечатление напыщенности не оставляло его, словно мы должны были выразить ему огромную благодарность, за то, что он посетил нас. И я не ошиблась, прочтя вашу переписку с ним по поводу издания книги о Вадиме Делоне и Ваше негодование по отношение к бывшему СМОГовцу.
Нина Краснова долго была у меня в друзьях на ФБ и я восхищалась ее чистейшей поэзией, ни с кем не сравнимой. Чудно Вы о Нине написали!! А какая беседа состоялась у вас с Кириллом Ковальджи! Он, с его даром находить таланты, открыл нашего Володю Монахова, который пишет великолепные верлибры, написал предисловие к его сборнику. Я уже нашла его прозу» Свеча на сквозняке», летом буду читать.
Вот на этом я пока остановлюсь в описании своих впечатлений от Вашей книги « С оттенком высшего значения», которая именно такому названию и соответствует. Сколько прекрасных мыслей мною отчеркнуто, сколько нового я узнала, читая ее, превращая из новенькой и элегантной в знакомую и теперь уже незаменимую. Книга Ваша бесценный источник знаний о прошедшем времени, когда поэты и писатели знали, что у них будут читатели. Благодарю Вас. С уважением, Галя. 15. 06. 2017 г.
Вот и окончилось это жаркое лето, караванами пошли на восток серые тучи, начались бесконечные дожди, которым на первых порах даже радуешься. И это время вновь вернуться к Вашей книге « С оттенком высшего значенья», к третьей ее части « Любовь моя – радио», которую я вновь перечитала с не меньшим интересом и вниманием. Радио, то прошлое радио, которое можно было слушать и слушать, может быть, было главным в моей жизни источником другой жизни. И, конечно, незабываемый голос Николая Литвинова, его чарующее « Здравствуй, дружек» до сих пор еще звучит в памяти. С каким теплом Вы написали о его постановках на радио, даже перечисление одних названий, одна « Голубая чашка» чего стоит. Впервые у Вас я прочла о режиссере Лии Веледницкой, спектакль которой « Золушка» мы слушали с замирание сердца и, особенно из-за необыкновенного голоса Марии Бабановой в роли Феи. Голос ее помню до сих пор, вот так запомнилось! Вы открыли мне секрет поразительного воздействия этих спектаклей, этих артистов: Ростислава Плятта с его несравненным баритоном, Валентины Сперантовой, словно бы заботливой тетушки, от которой так и веяло теплом и заботой, Марии Бабановой, звенящей словно колокольчик - тайна их чарующего воздействия таилась в « голосовом гриме», который выражался в интонации, тембре, паузах и даже дыхании артистов. Эта филигранная работа заслуживает особого внимания и описания, что Вы и сделали с благодарным чувством. Тонкость актерской работы на радио осталась в памяти тех, прежних слушателей и Вы так прекрасно написали о ней.
Неожиданно новым и незнакомым показался мне Иннокентий Смоктуновский в его работе на радио. Может быть, в работе над радиоспектаклями он и проявлял свою настоящую щепетильность в углубленной работе над образами, которую он переносил на экранные и театральные образы. Какая в самом высоком смысле интеллектуальная беседа состоялась между вами. Вы первый назвали Иннокентия Смоктуновского актером будущего. Открытием было для меня все, что Вы написали о работе И. Смоктуновского в роли короля в драме М. Гельдерода «Эскориал». Так и слышу его переливающие интонации: « Не правда ли я родился шутом? Я от природы кривляка, лицемер и притворщик. И королева с одного взгляда измерила мое ничтожество и наградила меня полным презрением». Вы пишете – такой узнаваемый голос артиста невероятно богат оттенками – то вкрадчив и льстив, то полон страха и злобы. Чего стоит его смех – страшный, прямо-таки демонический.. Избави Бог любой народ от такого властелина! В этой роли короля Вам открылся новый Смоктуновский, которого мы не успели посмотреть на экране или на сцене и Вы рассказали нам об этой его грани актерского дарования с таким восхищением и любовью. Огромная Вам благодарность за такое открытие.
О Михаиле Ульянове всегда думалось как об артисте, которому удалось создать на сцене и в кино роли невероятной силы и напряжения. Это бесспорно. Но, неожиданным и поразительным открылся его всеохватный талант в работе над моноспектаклем по роману М. Шолохова « Тихий Дон». Представить эту работу невозможно, но я все-таки представляю эти «голосовые гримы», когда он, то Григорий Мелехов, то его отец, то Аксинья.. Ваша с Михаилом Александровичем беседа открыла глубину характера М. Ульянова как человека широкой русской беспокойной души, стремящейся к недостижимому божественному идеалу. А его откровенное признание о том, что как актер он больше всего любит радио. « Как я люблю работу у микрофона..!!» Это признание дорогого стоит и направлено также в будущее. Кто знает, куда направится наше искусство, когда все привычные и знакомые нам области исчерпают себя и останется только голос в эфире, чистый, ясный, всепроникающий в душу, приобщающий к великой литературе. Вам удалось передать ту высокую ноту, на которой всю свою актерскую жизнь трудился Михаил Ульянов. Он открыл Вам сокровенные тайники, которые как родники питали его дар постижения человека в вершинных проявлениях духа. О Ваших с Михаилом Ульяновым беседах можно было бы написать восторженно, и это была бы правда, но мне кажется, что Вы намеренно кратко написали о встречах с этим поистине гигантским талантом, в конце жизни которого ему уже нечего было играть.
Когда идет разговор о Бунине, для радио открываются безграничные возможности. Даже сам Иван Алексеевич, любивший смотреть кино, мог бы читать на радио свои рассказы. И мы теперь могли бы слышать его голос, его ударения, интонации, ведь читал же он своим близким и друзьям, то, что только что написал. Конечно, непередаваемо наслаждение от чтения бунинской прозы. Но когда талантливый режиссер Л. Веледницкая приглашает замечательных актеров участвовать в радиоспектакле по повести « Жизнь Арсеньева», впечатление от прозы только усиливается. Мне не удалось послушать запись « Лики» в исполнении Михаила и Кирилла Казаковых, но записи других актеров я слушала и все-таки возвращалась к книге. Для постановки спектакля по произведениям И. Бунина очень важна роль режиссера, и мы еще услышим его прозу в исполнении талантливых артистов.
Золотой голос советского радио Виктор Татарский своим баритоном говорил нам, что жизнь прекрасна, что счастье не за горами и солнце будет светить всегда. И вот Вы с Виктором Татарским встречаетесь и беседуете о любимой всеми « Встрече с песней», и который говорит Вам, что « моменту записи передачи знаешь, что скажешь, и не знаешь - как». Вот эта импровизация перед микрофоном и привлекала слушателей. Это всегда звучало очень доверительно, словно там, далеко у тебя есть друг. Как увлекательно и тепло Вы поведали об этом чародее голоса, согревающего сердца людей.
Сергей Юрский осуществил на радио « Культура» постановку « Ревизора», сыграл все мужские роли и одним разом посмеялся над всеми. Вы, понимая, что это поступок смелого человека, мягко, но настойчиво задаете артисту вопросы организационного характера, но Юрский не скрывает своего сарказма, вопреки В. Набокову, сомневающемуся в показе на сцене яростной социальной сатиры, читает у микрофона пьесу, написанную в России и до сих пор не превзойденную. Он рассказывает Вам, как видит, что занавес открывается и разыгрывается эта кошмарная история. В беседе с Сергеем Юрским заслуженным артистом и неутомимым интерпретатором, создателем необыкновенных радиоспектаклей неожиданно открылось новое его дарование, он сам пишет пьесы.
Очень интересными показались мне Ваша беседа с Марленом Хуциевым, который когда-то собирался поставить фильм об А. Пушкине, осмыслить его как явление, рассказать, как гениально одаренный человек вызревает в гения и трагедия его становится неизбежной. Лет двадцать назад было написано, что М. Хуциев будет снимать этот фильм, и я все ждала его выход на экраны. Хуциев рассказал Вам концепцию картины и не скрывал своей горечи от неудавшейся постановки фильма. Теперь это радиофильм « Пушкин» на « Радио России».
Четвертая часть книги « Лики нашей культуры» открылась именем Эдуарда Дробицкого, которого Вы величаете Великолепным. И это очень точно!! Тогда еще, в начале нынешнего лета, прочтя о Дробицком, я принялась разыскивать в Интернете его картины, публикации об этом неординарном художнике, нашла и Вашу публикацию и даже совместную вашу фотографию. Я помню, что о Дробицком без конца говорили наши городские художники в 70- 80 - х годах; кто-то подражал ему в творчестве, но, так как городским художникам следовало больше восхвалять подвиги при покорении Ангары, свобода творчества пресекалась и самым популярным сюжетом были грузовики, сбрасывающие глыбы диабаза в прозрачные голубые воды красавицы Ангары. Определенную лепту в этот « суровый стиль» внес Виктор Попков с его скупым и мрачноватым колоритом, который считался классическим во многом благодаря картине «Строители Братской ГЭС».
Строители Братской ГЭС стали каноническим произведением и ему следовало подражать. Но в разговорах художники шумно обсуждали «бульдозерную выставку» в Москве и имя Эдуарда Дробицкого служило как бы эталоном свободы и независимости. Стиль его поведения неизменно копировался, кто-то делился своими впечатлениями от случайных встреч с художником в Москве. Передавали даже выдумку о том, что нарисовав картину « Пушкин и Высоцкий», Дробицкий ускорил уход Высоцкого из жизни, переодев его во фрак Пушкина. На открытии Московского международного салона в 2006 г. Вам удалось задать Эдуарду Дробицкому очень важный вопрос: что ближе всего художнику - плакат, живопись, графика или скульптура? И он ответил, что невозможность работать в одном направлении заставляла уходить в другую область и достигать там самого верха. Нас давили, а все было нормально. Мы выжили. Это очень важно для молодых художников, которые в поисках своего пути, своего стиля должны оставаться непреклонными перед любыми режимами и царствующими мнениями. Неизменная Ваша настойчивость в постижении особенностей в творчестве любого мастера своего дела и в беседах с Дробицким подарила нам открытие этого бездонного « творческого колодца», когда художник отзывчив всему, что видит и слышит в пределах своего взгляда и голоса. Это новый тип современного человека, который позволил себе смелость быть созвучным миру и быть дирижером этого мира. А его слова о ценности и масштабе личности, которая определяется возможностью быть « преступником», переступать достигнутое в поисках неосвоенных творческих земель, могли бы стать вместе с Достоевским манифестом для любого творческого человека на Земле. В заключении мне хотелось бы выразить Вам огромную благодарность за Вашу книгу, которая открыла мне много талантливых мастеров, с которыми свела Вас судьба и творческая работа. Стиль Ваш и дружеское расположение к читателю у Вас редкое. Спасибо выражаю также художнику Павлу Разгуляеву, картины которого невероятно точно отображают время, которому посвящена книга и героев этого времени. Желаю Вам, Юрий дальнейших творческих успехов,
С уважением, Галина.