Лил дождь. Я возвращался с занятий на квартиру, которая находилась в получасе езды, на другом конце города. В октябре в восемь вечера на улице уже совсем темно. Кажется, землю накрыла холодная ночь. Люди забились под укрывший остановку навес, построенный скорее для красоты, нежели для удобства – изогнутый дугой, он мало кого мог впустить под себя. Над навесом горели лампы на столбах. Их свет проходил сквозь прозрачный пластик, где принимал зеленый оттенок, и холодные струи купались в зеленом мерцании, если смотреть на них снизу, из-под крыши.
По мосту прополз троллейбус, как улитка, возбуждая пружинистыми рожками и без того дрожащие провода. Он, не останавливаясь, поплыл дальше, погружаясь в промокшую ночь, точно подводная лодка в пучину. Сквозь окна было видно, что он битком заполнен пассажирами, такими же спасающимися от ливня, как и я, только спасались мы по-разному: я – на сером островке тротуарной плитки, который, шипя и пенясь, окаймляла бегущая по дороге вода ; а они – в железном ковчеге на колесах. Проезжающие смотрели на нас из-за стёкол, перечеркнутых штрихами от косо упавших капель, казалось, даже с сочувствием: мы-то хоть уже едем, а вам ещё стоять и стоять…
Шум бушующего дождя топил в себе голоса людей, заглушал в голове суетные мысли, и потому я ни о чем не думал и наблюдал за дождём. Вода тугими снопами падала на крышу, рассыпаясь на капли - крупные, круглые; которые, точно стальные шарики, с треском ударялись о твердую поверхность, упруго отскакивая, резко взлетали в воздух, замирая там, в черном пространстве; искрясь и блистая, словно жидкие звёзды, чтобы затем снова молниеносно ринуться с высоты вниз. Как ртутные капли, замирали случайно попавшие на кожу и одежду дождевые росинки.
От холода и влаги ткань куртки стала жесткой и царапала щёки, когда я вытирал с них рукавом брызги воды. Я вспомнил, что неделю назад шёл такой же дождь, и я тогда тоже надел куртку, впервые в эту осень, когда ехал на свидание с ней.
Когда стоишь и смотришь на дождь, не перестающий лить, думаешь, что время стоит на месте. Но уже прошла неделя. Оглянёшься – проскользнет и месяц. Два, три, дальше… Быстро летит время, один я всё стою и не двигаюсь, словно пропускаю его сквозь себя. И упускаю. Безвозвратно. А ведь совсем недавно мы были вместе…
Я был так рад, что познакомился с ней. С удивлением замечал, что мы – одно целое; что она – зеркальное отражение меня. Мне было очень просто с ней. Я задавал ей вопрос и заранее знал, что она ответит: ведь она думает и чувствует так же, как и я. С восторгом читал каждое её письмо, сознавая, что никому ещё не был нужен так, как ей. Верил, что это будет навсегда. Но оказалось, что двум одинаковым людям чаще всего нельзя быть вместе. Это я понял уже позже. Когда мы расстались.
Неделю назад я ждал нашей встречи, не подозревая, что встреча эта станет последней. Вечером накануне пошёл дождь, и я боялся, что она не приедет. Читал книгу и переписывался с ней по телефону. Я открыл тогда дверь и смотрел на разразившуюся стихию. И с улицы так же веяло холодом. В чёрной пустоте ночи колыхалась сотканная из водяных ниток белёсая занавеска. С неба до земли протянулись серебристые струны дождя. Дрожа, они шептались в воздухе; звеня, ударялись о черепицу; с тихим шорохом сползали вдоль стен. Достигая земли, длинные нити сжимались на концах в прозрачные виноградины капель, и те, прыгая по асфальту, терялись в темноте.
Она написала, что приедет, но зонт брать не будет. « Значит, возьмёт »,- подумал я и ответил, что тоже не возьму. Нашёл в коридоре зонтик и положил на лавку возле двери, чтоб не забыть. Мы всё делали друг другу назло, чаще – в шутку, иногда - всерьёз.
Зонт она, и вправду, назавтра не взяла. Но его нам и не нужно было, пока мы гуляли по мягким, усыпанным влажной хвоей дорожкам посвежевшего после дождя парка. Застывшие со вчерашнего дня капли повисали на ветках каштанов, как слезы на ресницах, наклоняя их вниз, и, наконец, набравшись тяжести, отрывались от блестящих, мокрых разлапистых пластинок и ударялись о землю, разлетаясь на легкие брызги. А мы с ней шли, взявшись за руки, и молчали, и нам было так хорошо вместе, что необязательно было что-нибудь говорить.
Потом мы поссорились, и я сжал её ладошку в своей, пытаясь удержать, а она выдернула её, давая понять, что дальше со мной не пойдёт. И мы сели на скамейку, плечом к плечу, отведя взгляды друг от друга; оба глядя на устланный ковром из листьев тротуар с темнеющими то тут, то там упавшими каштанами. Долго сидели. И я ни за что не хотел первым заговорить, уступить ей, чтобы порвать эту цепь злого напряжения, натянувшуюся меж нами. И она не хотела, ведь она была такая же упрямая, как и я. И в этот миг она была таким слабым ребёнком, обиженным, втянувшим голову в плечи, и так сжала губки, что они побелели. И мне надо было бы пожалеть её, но, глядя на её лицо, мне наоборот почему-то становилось противно. А она ждала, что я первым скажу о том, что неправ, как и я ждал, что она первая извинится; ведь я твёрдо знал, что виновата она, как и она с уверенностью думала об обратном.
В глубине парка стояла церковь. Было уже предвечернее время. К службе гулко звонили колокола. Пожилая женщина шла по тропинке. Увидев нас, она замедлила шаг и, укоризненно покачав головой, громко протянула:
- Сидят, наду-улись! Молодые, чего вам делить?
Мы молчали, с недоумением глядя на неё.
- Любите друг друга, как Христос заповедал всем! – и прошла мимо.
- Спасибо! – кивнул я и улыбнулся ей вослед.
Эти слова, произнесенные так для нас неожиданно, прозвучали тогда как предсказание. Они могли бы нас помирить.
- Ладно, мы оба неправы, - начал я.
- И всё из-за такой мелочи! – откликнулась она, готовая рассмеяться.
- Для меня это не мелочь! – я опять вспыхнул. – Просто ты несерьёзно относишься к тому, что для меня важно! Потому что тебе на меня наплевать!
И она вспылила в ответ, точно как и я. Ведь наши души – близнецы.
Она молча встала и быстро направилась по аллее к выходу из парка.
- И иди себе! – я вскочил, бросая слова, как камни, ей в спину. – И не пожалею потом, что расстался с тобой!
На этот раз она не ответила. А я пожалел. Но уже потом.
Когда я возвращался домой, разразился мощный ливень. Тут-то и пригодился зонт. Тяжёлые струи нещадно били по перепончатой шляпке, словно желая порвать её. Вода падала так густо, что казалась серой, как были равно серыми и грязь, и асфальт. И воздух снова наполнился холодной влагой, которая колола невидимыми иголками кожу на лице и руках…
« Прости меня! – первой написала она мне тем же вечером. – Видимо, не судьба нам быть вместе. » А я ещё злился в ответ, но думал так же: не судьба. И уже не важно, кто тому виной – я или она. Слова женщины не сбылись – вот что обидно. Мы не захотели впустить их в свои души. Просто между нами не было любви. И нам нечего было терять, когда мы расстались.
И вот уже минула неделя, а кажется, что за это время протянулась целая жизнь. И я снова стоял под дождём. Вокруг толпилось множество людей, но я был одинок, ведь никому из них я был не нужен, все они – чужие для меня. Не было среди них той единственной, которая, завидя меня, поспешно встанет со скамейки и шагнёт навстречу; и мы молча возьмёмся за руки и вдвоём вольёмся в непрерывно падающую стену ливня, и ничто не разлучит нас. Я был один под холодным дождём в октябре.
Я верил, что впереди меня ждёт ещё много хорошего, доброго – будут новые прогулки по парку и беседы на скамейке, тёплые объятия и нежные поцелуи. И всё это сбылось позднее. Но уже с другой, не с ней. А она навсегда скрылась от меня за пеленой дождя, и холодные потоки смыли нас из памяти друг друга, отрезвили, пробудили ото сна, в котором мы были вместе.
Как дробь сыпались капли с крыши, как тяжёлые литые пули. Подходил мой троллейбус, словно посланный нам в награду за перенесённый холод и долгое ожидание. Я поднялся по ступенькам, запечатлевшим на себе мокрые следы; сел на мягкую кожаную обшивку. Зашипев, створки двери сомкнулись. Машина тронулась. Я ехал, зная, что скоро буду в своей комнате, под крышей; после чашки горячего чая с печеньем улягусь в тёплую постель; и меня больше не будет тревожить этот загоняющий людей под зонты и навесы безжалостный дождь за окном. Я забуду о нём.
Сквозь широкое лобовое стекло я созерцал ночной город, пробегающих через переход людей, зажигающиеся голубым светом вывески на магазинах… Машины, сверкая фарами, медленно двигались по дороге, словно красные светлячки ползли по широкой ветке чёрного дерева.
( июнь 2009.)