Мы не случайны, я верю, я знаю,
что совпадений таких не бывает.
В нашей истории всё изначально
произошло далеко не случайно.
Татьяна Мехнина
В полной темноте очень раннего утра Лёнька выбежал в парк размяться.
Освещённые аллеи вдоль набережной в это время были тихи и пустынны.
Гладь реки с едва колышущимися отражением фонарей и расплывающейся, вибрирующей поперёк течения лунной дорожкой, похожей на сказочный мост перекинутый с одного берега на другой, выглядели фантастически привлекательно.
Привычка бегать появилась у него задолго до службы в армии. Там он её закрепил, теперь ритуал исполняется в автоматическом режиме.
Сорок минут, иногда больше, только и всего, зато за этот небольшой отрезок времени просыпается не только тело, но и мозг. Во всяком случае, на пробежке всегда думается легко, в голову приходят замечательные идеи, подкрепляемые впечатлениями просыпающейся природы.
Большинство красивых мыслей к завершению тренировки выветриваются, но одна-две всегда остаются и начинают высверливать мозг, требуя реализации. Бывали случаи, когда Лёнька, испытывая дефицит идей, выбегал специально, чтобы разбудить дремлющее воображение.
Как правило, впечатлительность его не подводила, подбрасывала топливо для стройного повествования.
Главное, не забыть, не утерять кончик нити схваченной идеи, которая вертится в голове, пытается выскользнуть.
Лёньку не так просто провести, особенно когда дело касается творчества. С некоторых пор он пытается писать рассказы, в которых пробует передать вместе с эмоциями суть своего мировоззрения.
Ради этого иногда приходится отступать от первоначальной идеи, от реальной канвы действительно происходивших событий, короче, выдумывать детали, чтобы в итоге привести сюжет к точке сборки.
Необходимость вносить в сюжет выдуманные фрагменты является для него камнем преткновения. Нет у Лёньки склонности к пустым фантазиям: он яростный поклонник реализма.
Что делать, приходится договариваться со своим внутренним я.
Сегодня Лёнька бежит через парк, по дорожке, с обеих сторон обрамлённой гигантскими липами, чёрные выщербленные стволы которых уходят ввысь, создавая над собой тёмный купол, полностью закрывающий небо и пробивающийся на горизонте утренний свет.
Аллея старинная, она даже днём погружена в сумрак. Парк дышит прохладой, особенно сейчас, в столь ранний час. Утром воздух наполнен маревом зарождающегося тумана, который поднимается влажными сгустками, повисающими над рябью реки.
Течение здесь неспешное, но если прислушаться, можно различить мелодичные переливы. Утренние запахи молодой листвы, усиленные тягучей влажностью, ласкают обостренное обоняние, будоражат и без того разыгравшееся воображение.
Где-то поблизости цветёт ночная фиалка. Лёньке знаком и очень дорог этот незабываемый аромат.
Несколько раз юноша пытался отыскать виновницу изысканного амбре, но безуспешно: цветок умеет прятаться, видимо, слишком застенчив.
В ветвях деревьев о чём-то громко переругиваются невидимые птицы, возможно, наоборот нежно щебечут о любви и счастье.
Слышен стук дятла, замирающий время от времени, затем снова выдающего музыкальную дробь.
Просыпаются лягушки, затягивают нестройную, загадочную брачную песню, тяжело, грузно пролетает пара уток.
Если задуматься, прислушаться, вникнуть, можно заметить миллион проявлений жизни.
Вот и физкультурники, кому рано отправляться на работу, начали просыпаться.
Мимо Лёньки, тяжело дыша, мелкими грузными скачками проследовала объёмная дама, которую пришлось пропустить, уступая дорогу. Её лицо заливал пот, выражение на нём такое, словно через пару минут её хватит родимчик.
Эта спортсменка сбила юношу с мысли, которая могла внести в ткань рассказа новый, интересный поворот сюжета.
Лёнька повернулся, провожая тётку неприязненным взглядом. Из-за её вмешательства в романтическую тишину он моментально потерял вместе с замечательной идеей ощущение праздника жизни.
Захотелось развернуться, потрусить в сторону дома или вообще пойти пешком, чтобы попытаться вернуть эмоциональное состояние вместе с фантазией.
Тщетно.
– Вот же чёрт, – мысленно выругался он, – чего бы этой корове не пробежать минутой раньше?
Понятно, что бегунья не причём, да и обзывать женщину не было необходимости. Её появление – стечение обстоятельств, а испарившаяся мысль свидетельствует лишь о несобранности, отсутствии концентрации внимания.
– Не можешь запомнить – записывай, – выругал Лёнька себя. Тётке и без того непросто, она, можно сказать великомученица. Разве можно так себя гробить? Для начала ходить бы научилась. Она что, за неделю хочет центнер жира испарить?
Лёнька, немного не добежав до спасательной станции, хотел было вернуться по параллельной дорожке, и увидел ее...
На мокрой от росы земле, прямо в траве сидела девчушка. Одну ногу она подогнула под себя, вторую выставила далеко вперёд и оглаживает, повесив на симпатичное личико совсем не подходящую ей маску боли.
Наверно, подвернула лодыжку. У неопытных бегунов это случается часто: слабые связки, неразвитые мышцы, порочная техника бега.
К чему гадать и размышлять, если событие уже произошло, исправить или предупредить его невозможно.
А помочь, интересно, чем?
Девчушка тонкая, словно тростиночка, лёгкая, воздушная, почти прозрачная...
Помочь подняться? А если придётся тащить? До травматологии больше километра.
Лёнька часто в походы ходит, знает, что на расстоянии даже малый вес превращается в неподъёмную тяжесть. Есть и ещё одно но: девчушка ведь совсем, вдруг недотрога?
– Доброе утро! Могу я вам чем-то помочь? Что у вас, растяжение, вывих, перелом? Хотя, что я спрашиваю? Вы же не кричите, значит, боль терпимая, следовательно, скорее всего вывих. Покажите, где болит.
– Везде болит. Вот тут и вот здесь, теперь ещё голова закружилась. Мне через час на электричку, в институт ехать нужно.
– Думаю про учёбу на сегодня можно забыть. В травмотологию нужно: снимок сделать, определить картину повреждений. Вы совсем молоденькая, не хотите же навсегда хромоножкой остаться.
– У меня сегодня зачёт. Повторный. Не сдам – могут отчислить. Мамка убьёт.
– Значит, пусть дочка без ноги, но с зачётом, так что ли? Попробуйте подняться, опереться на меня.
– Ой! Не могу, больно.
– Тогда придётся верхом ехать. Обхватите меня руками за шею, ногами за туловище и поскачем галопом. Устанем – перейдём на шаг, насколько сил хватит. Вы сколько весите?
– Не знаю. Много. Пыталась похудеть. Теперь совсем разнесёт, коровой стану.
– Это, да! Сплошной жир кругом, кусками с костей свисает. Вы что, совсем ничего не едите?
– Не смешно. Девочка должна весить не больше сорока, если замуж выйти хочет.
– Понимаю. Значит, потенциальная невеста. И кто жених, если не секрет?
– Наверно ещё не родился. Мне восемнадцати нет. Это я так, про женихов, чтобы разговор поддержать. Существуют стандарты красоты, если понимаете, о чём я говорю. Современная девушка должна соответствовать определённым канонам, чтобы стать успешной и счастливой.
– Получается, мне сказочно повезло катать на себе современную молодую женщину, которая соответствует современным канонам.
– В том-то и дело что нет. Во мне целых полтора килограмма лишнего веса. И вообще, что вы как следователь, всё-то вам знать нужно. В женщине должна быть тайна, загадка и немного шарма. Как вы можете спрашивать девочку о таких интимных вещах?
– Да, спрашивать нельзя, зато тащить на горбушке определённо можно. Ладно, поехали дальше. А можно у современной женщины спросить, как её зовут? Меня, например, Леонид. Нам ведь долго вместе путешествовать, должен же я как-то обращаться.
– Меня Алёна звать. В свидетельстве о рождении именно так написано – Алёна Игоревна. Фамилия вам тоже нужна?
– Врачу скажете, я услышу. Алёнушка, значит. Вкусное имя, на языке сладко становится.
– Ваше тоже ничего. Чувствуете, наши имена звучат почти одинаково: Алёна – Лёня, в одной тональности. Это знак. Если правильно расшифровывать знаки, посылаемые провидением, можно узнать что дальше будет.
– Вот, значит, как? Интересная теория.
– Я про это недавно книжку читала. Только там всё запутано, нужно ещё раз посмотреть. Лёня, как вы относитесь к тому, чтобы на “ты” перейти? Всё-таки мы установили предельно близкий контакт, я, между прочим, чувствую каждое движение ваших мышц, фактически валяюсь на вашем мускулистом торсе.
– Не смущайте меня, Алёнушка. Вы говорите как соблазнительница, даёте понять, что чувствуете меня. На ты перейти согласен. Алёнушка, ты так прекрасна. Звучит как песня, не находишь? Ты становишься очень тяжелой. На взгляд тоненькая, невесомая, наверно плотная очень.
– Я сразу предупредила, что полтора килограмма лишних.
– Да нет, тут не полтора, а все двадцать, похоже.
– Ну, вот. Все вы, мужчины, такие. Влюбитесь – обещаете, что всю жизнь на руках носить будете, а как попробуете ношу, сразу толстухой начинаете обзывать.
– Когда я говорил, что влюбился? И про вес, это я так, чтобы беседу поддержать. Очень даже ты стройная, наверно у меня силёнок маловато. Чего ты обиделась-то? Я донесу, мне упрямства не занимать.
Алёна сначала держала Лёню за плечи, чтобы не очень прижиматься, потом устала, обхватила за шею.
Лёнька неимоверно устал, но притих – тяжесть была приятная.
Пот стекал с него ручьями, руки-ноги дрожали от напряжения, а ноша в целом вызывала позитивные эмоции.
Так бы и носил...
И кто, собственно, мешает?
Пришли в травму, а там очередь человек двадцать, несмотря на столь ранний час. Чем же люди по ночам занимаются? Специально что ли не спят, чтобы руки-ноги покалечить?
Придётся, похоже, сегодня и учебу и работу прогуливать.
Телефона с собой нет, денег нет: ничего нет.
Алёне справку выпишут, а ему...
Не бросать же девочку на произвол судьбы. Взялся за гуж – не говори, что не дюж.
Приблизительно через час подошла очередь.
Доктор осмотрел, ощупал пострадавшую ногу – послал на рентген, который находился строго в другом крыле, да ещё и этажом выше.
Добирались до кабинета минут тридцать.
С Лёньки за это время семь потов сошло, скоро обезвоживание начнётся.
Алёне хирург, пока осматривал, ногу намял. Уткнулась в шею – плачет.
Сделали снимок, сказали ждать.
Оказался множественный перелом плюсневых костей. Будут накладывать гипс. Это на месяц, а то и больше.
Алёна в панике, даже про боль забыла. Возможное отчисление из института пугает девочку больше, чем сама травма.
Лёнька пытался успокоить, но безрезультатно.
Пустились в обратный путь по лабиринтам коридоров на первый этаж, к травматологу. Лёнька уже не идёт – тащится, но ношу свою драгоценную не бросает. Алёна тоже основательно притомилась.
Вместе они напоминали французов времён наполеоновской войны, которые отступают от побеждающих русских отрядов. Даже смотреть больно.
Теперь и Лёнька ничем не отличался от покалеченной подружки, разве что у него кости целы.
В кабинет вызвали минут через сорок.
Доктор довольно долго возился с наложением гипса.
Теперь дело за оформлением справки.
Только что была ночь, а уже послеобеденное время.
Это надо же, половина дня ушла на то, чтобы зафиксировать перелом. А ведь ещё домой как-то доставить девчонку нужно.
Лёнька оставил Алёну в больнице, убедив и клятвенно пообещав не бросать в беде. Пошёл ловить машину без копейки денег.
Столковался с одним водителем, объяснив ситуацию, спросил сколько возьмёт.
– Договоримся. Все мы люди, все мы человеки. Как не помочь.
Квартира Алёны оказалась на восьмом этаже. Лифт, наверно это тоже был знак, как назло не работал.
На шестом или седьмом пролёте Лёньку затошнило.
Когда поднялись на восьмой этаж, там уже их ждал разозлённый водитель. Оказывается, лифт снова включили.
Спуская перегретый эмоциональный пар, используя отборную ненормативную лексику, водила на одном дыхании выпалил пару десятков непечатных композиций размером с поэму, после чего успокоился и даже помог занести Алёну в дом.
В квартире никого не оказалось, родители были ещё на работе.
Денег у девочки оказалось всего пятьдесят рублей, что совсем не устроило таксиста.
Лёнька помог Алёне лечь удобнее, ожидая родителей, попрощался и ушёл добывать недостающую денежную сумму.
Помог альтруистически настроенный водитель за семьсот рублей, не считая того полтинника, который изъял у Алёны.
Огромные, между прочим, деньги. На такие средства можно было половину дня кататься, но ничего не поделаешь, если сразу не оговорили таксу.
Три следующих дня Лёнька учился и работал. Душа болела за подопечную, но возможности проведать её не было: он подрабатывал вечерами, иногда захватывая и часть ночи.
Ничего не поделаешь: жить как-то нужно, а для этого требуются денежки. Где их взять, если не шевелиться? Под лежачий камень вода не течёт.
В субботу Лёнька сходил на рынок, купил фруктов, красивый торт, коробку конфет и двинулся по направлению знакомого теперь адреса.
Дверь открыла миловидная дама, точная копия Алёны, только лет на двадцать старше.
– Явился, зятёк, – огорошила его женщина.
– Извините, вы...
– Да, знаю, знаю, вы Леонид. Уж и не пойму теперь, спас ты мою дочь или наоборот погубил. Трое суток ревёт, не переставая. Ты же ей ни адреса, ни фамилии, ни номера телефона не сказал. Сидит у окна – страдает. Тебя ждёт. И смех и грех. Что за молодежь нынче пошла? Больно вы нежные, чересчур чувствительные. Жизнь – штука суровая. Нужно учиться выплывать, барахтаться. Всё же молодец, что пришёл. На зятька не обижайся. Это у нас, у взрослых, юмор такой, неправильный. А как прикажете к этим сантиментам относиться? В розыск подавать, чтобы несмышлёную дочурку успокоить? Где ты болтался три дня, где, я спрашиваю!
– Учился, работал. Да не мог я прийти. Не мог.
Алёна расслабленно сидела у окна с опущенными на колени ладонями.
Опухшее лицо, красные глаза, безвольная поза.
Слёз как таковых не было, видно уже закончились.
Заметив Лёньку, девочка вскочила, забыв про перелом, в полной прострации сделала два шага и упала парню в объятия, вскрикнув от боли.
Так они простояли довольно долго, пока девочка не пришла в себя.
– Лёнька, где ты был? Я же без тебя жить не могу. Никогда, слышишь, никогда больше так со мной не поступай. И не смотри на меня, я такая страшная.
Лёнька слизнул слезу с её щеки, взял на руки и понёс в ванную комнату умываться.
Там их мамка и застукала, когда с наслаждением целовались.
Женщина покачала головой, пожала плечами, всплеснула руками, но улыбнулась.
Давно ли сама такая была? Повзрослела дочь, выросла.
Пора любви. Как же иначе?