Когда Генри выходил на улицу, его сопровождали звуки дешёвого (лучше сказать: второсортного) инструментально-аранжировочного коллектива. Слышалась слегка расстроенная акустическая гитара, глухой бубен с парой уцелевших бубенчиков, сиплая флейта и то ли домра, то ли балалайка. Но зато это была его личная музыка. Пусть и неказистая на первый слух, но исключительно индивидуальная, по которой его встречали незнакомые и узнавали те, с кем он был приятелем не один десяток лет.
Генри шёл по своему родному кварталу. Ему навстречу и мимо него шагали люди, обычные пешеходы как и он сам. И каждого окружал звуковой ореол его собственной мелодии, сыгранной разными инструментами оркестров, поп-групп или джаз-бэндов.
Приблизившись к перекрёстку, Генри заметил, что движение, как по мановению волшебной палочки, остановилось. Все звуки растворились в тишине. Все личные музыкальные устройства горожан были подавлены специальным излучением, блокировавшим воспроизведение любых звуков.
Зазвучала, приближаясь издалека, одна единственная, многоголосая музыка. В её звучании было сто, а может быть, и пятьсот различных инструментов, от самых маленьких и примитивных, до огромных и значительных, типа органа.
Все сразу же поняли, — это приближается он! Самый влиятельный человек их дистрикта — Бледор Йошки. Только ему, с его безукоризненной государственной репутацией, блестящей родословной, было дозволено звучать так грандиозно. Глушить всех остальных и плевать на чей-либо музыкальный вкус.
Бледор гордился своим положением. Не скрывал удовольствия от происходящего. Вот и сейчас, проезжая перекрёсток на своём мега-длинном розовом кабриолете, он широко, почти хищно улыбался всем вокруг. Да-да, слушайте все — это он и его музыка! Музыка самого влиятельного человека в дистрикте на сегодняшний день!
Когда кабриолет Бледора Йошки скрылся из виду за поворотом, и его музыка затихла, всё вернулось на свои прежние места. Мир наполнился мелодиями окружающих людей. Пешеходы продолжили свой обыденный дневной бег, а вместе с ними и Генри.
И только одна мысль продолжала крутиться в его голове. Еле заметно шевеля губами, он тихонько напевал в такт своему маленькому оркестрику из всего-то четырёх инструментов.
— Заткнитесь все и слушайте сейчас и целый день! Влиятельная музыка — вот это крутотень!