На фото. Рудник Каньон. Обогатительная фабрика.
КНИГА ТРЕТЬЯ
Глава вторая
Постперестройка
Часть 2
Сеймчан, молибденовый рудник Каньон
1
2016 год
На Каньоне побывал в бытность в пионерском лагере, что располагался в бывшем женском лагере заключённых, в 10-ти километрах от райцентра п. Сеймчан. Остались только смутные детские воспоминания. И если до моста возле 3-й фабрики они ещё были яркие, то после того как посбивали ноги на каменистой дороге и усталости от неподъемных рюкзаков они вообще потерялись.
Лучше приведу описание участника экспедиции на молибденовый рудник и фабрику «Каньон», Ивана Паникарова, председателя Ягоднинского общества «Поиск незаконно репрессированных», которая состоялась в июле 2016 года. Привожу его рассказ дословно.
«Часов в шесть вечера мы покинули остатки лагеря «Днепровский», и, выехав на Колымскую трассу, устремились вглубь Колымы – к развилке на Среднекан, на выезде из бывшего посёлка Ларюковая.
Фото. Красная Речка, кладбище. Июль 2016 года.
На этом маршруте у нас тоже было две остановки: на кладбище бывшего посёлка Красная Речка, и на водопаде, на спуске с Гербинского перевала. Впечатления от кладбища были бурными. А как иначе, если в лихие 1990-е годы, спрямляя трассу, проложили её прямо через кладбище. Поверить, конечно, трудно, но можно воочию убедиться, если внимательно смотреть налево на 325 километре по дороге из Магадана, где в каких-то пяти-семи метрах видны кресты и памятники со звёздами.
На Ларюковой был небольшой перекур и вновь в дорогу. Решили заночевать на переправе – речке Сеймчанке километрах в 35-40 от пос. Сеймчан.
В полночь достигли цели, развели костёр, сварили кашу с тушёнкой, поужинали, почаёвничали и часа в три улеглись опочивать. Спали все в машине на специальных стеллажах-нарах. Для кого-то утро началось утром – часов в восемь, а кто-то валялся до одиннадцати часов. Те, кто рано встал – рыбачили. Поймали штук пять хариусов, которых и зажарили в фольге к завтраку или к обеду, так как трапезничали в полдень. Во втором часу дня переправились через Сеймчанку и оказались в таёжной глуши. В буйных зарослях кустарника, стланика и лиственницы просматривалась дорога, по которой не так просто было ехать. Колдобины, камни, болота, ручьи и реки всё это преграждало нам путь, точнее мешало нормальному продвижению вперед – к цели.
А до цели – остатков рудника «Каньон» – оставалось километров сорок и ещё километров тридцать по абсолютному бездорожью до конечной точки – оловянного рудника «Старый Каньон». А ведь когда-то в этом направлении была отличная дорога с надёжными мостами. В том, что дорога «отличная» уверен, иначе как могли доставить на рудник «Каньон» иностранное оборудование для обогатительной фабрики размером метров пять-шесть в длину и метра два-три в диаметре. Да, что-то везли в разобранном виде, но и огромных размеров были фрагменты.
Впервые по этой дороге я ехал лет 10-12 назад. Тогда она была такой же плохой и совершено безлюдной, в отличие от нынешней поездки, кода по пути мы встретили аж три машины. Одну – наливняк с соляркой – обогнали. Машина засела в болотине по самые мосты. Водитель двое суток «куковал». Мы дали ему воды, что-то из пищи, сигарет и, приспустив шины, медленно поехали по… болоту – другого пути просто не было. Проехали успешно.
Часа через четыре добрались до места. Слева показалась фабрика, но мы, проехав её, остановились километрах в трёх на берегу речки Вериной. Решили здесь заночевать, а утром отправиться дальше – на «Старый Каньон».
С незапамятных времён – лагерных, имеется в виду – здесь, на берегу небольшого ручья, впадающего в речку Верина, осталась добротная рубленая банька. Насколько я знаю, мимо неё никто не проезжает. А ездят здесь теперь чаще, чем 10 лет назад. Где-то дальше какими-то геологическими работами занимаются китайцы, договорённость какая-то у них с правительством Магаданской области, так сказать, инвестиции. Вот они и гоняют транспорт по бездорожью туда – сюда. Если что-то из полезных ископаемых найдут, то, возможно, и дорогу подшаманят. Пока же нет смысла деньги вкладывать не известно во что.
Остановившись на привал, сразу же начали готовить ужин и затопили баньку. В парилке – большая буржуйка камнями обложена, на печке бочка с водой и ещё одна бочка с холодной водой внизу. Пару банных тазов, два ведра, мыло и даже шампунь есть. Дрова сухие на растопку, спички и две зажигалки на полочке, а на улице чурки напилены и сложены у стены – бери топи. Но потом напили, чтобы другим было чем баньку топить. Метрах в трёх от бани – ручей, наполовину перегороженный огромными валунами. Попарившись от души с разбега в воду все прыгают, а потом опять в жару, чтоб не заболеть. Да вот мне не повезло, старому дураку, тоже за молодыми, 40-летними в холодную воду прыгнул. А утром и голос потерял, и спина разболелась. В общем, как говорят, частично вышел из строя. А мужики долго ещё парились и купались в ручье.
2
После баньки плотно поужинали и меня вновь начали «допрашивать». Я охотно рассказывал о руднике «Каньон» всё, что мне было известно.
Название лагеря – «Каньон» – вполне соответствует его месторасположению: зажатый с двух сторон высокими и крутыми сопками он выглядит мрачным, несмотря на благоухающую природу. До ближайшего жилья – пос. Сеймчан – более 80-ти километров.
Начало геологического исследования Верхнее-Сеймчанского района относится к 1934 году.
В 1940 году в бассейне реки Верина работала Веринская геолого-поисковая партия под руководством Поначевского А.Д., которая в обломках сланцев обнаружила признаки кобальтового оруднения.
В 1942 году на территории, граничащей с месторождением, по левобережью реки Вериной геологоразведочная партия под руководством геолога И.П. Кузнецова обнаружила более 40 рудных выходов, вскрыто и просмотрено горными выработками 20 кобальтовых жил.
Кобальтовый рудник «Каньон» был организован в Юго-Запалном управлении в 1947 году.
Основной рабочей силой рудника «Каньон» являлись заключенные Севвостлага. В середине декабря 1948 г. их насчитывалось 918 человек, а в начале 1950 года – 1072 заключенных. Охраняли их 150 бойцов из 86-й дивизии конвойных войск МВД СССР.
В первые годы своей работы Верхне-Сеймчанский кобальтовый комбинат успешно справлялся со всеми взятыми на себя обязательствами. По итогам Всесоюзного социалистического соревнования за I квартал 1949 г. ему было присуждено переходящее Красное Знамя Совета Министров СССР и первая премия 80 тыс. рублей. За высокие производственные показатели и досрочное выполнение плана этого же года Верхне-Сеймчанский кобальтовый комбинат (вместе с еще 9 управлениями и предприятиями) занесли в Книгу Почета Дальстроя. Его ведущие горнопроходческие бригады также неоднократно признавались победителями Всесоюзного социалистического соревнования, им присуждалось переходящее Красное Знамя ВЦСПС.
По состоянию на 1 января 1947 года, т. е. на дату передачи месторождения в эксплуатацию, количество балансовых запасов по нему составляло 726 тонн со средним содержанием кобальта в руде 0,12%. Указанные запасы, представлявшиеся в начале достаточно надежными, были подсчитаны по данным 2 400 погонных метров подземных выработок, 60 тыс. кубометров поверхностных выработок и 700 буровых скважин.
За 1947-52 годы рудником «Каньон» было добыто из недр 470 тыс. тонн руды и выработано 443 тонны кобальта,при этом пройдено 20 700 погонных метров подземных горных выработок, из которых 13 100 погонных метров разведочных.
Планом добычи на 1953 год предусмотрена доработка остатков балансовых запасов руды с содержанием кобальта 0,05%. В результате доработки верхних, наиболее обогащенных частей рудных тел месторождения среднее содержание кобальта в руде резко снизилось, что привело к значительному увеличению себестоимости добываемого металла. Уже в 1952 году, когда содержание металла упало до 0,054%, себестоимость 1 кг кобальта составила 576 рублей при отпускной цене 230 рублей. В соответствии с запланированным на 1953 год содержанием в руде (0,05%) себестоимость 1 кг кобальта принята равной 618 рублям. Фактически за 4 месяца она поднялась до 715 рублей. Убытки за этот отчет (так в тексте – А.К.) составили 1,3 млн. рублей.
Затраты на ликвидацию Верхне-Сеймчанского рудника предусматриваются финпланом на 1954 год.
По предложению руководства Дальстроя ликвидации рудника Министерство металлургической промышленности СССР сразу своего решения не приняло. В связи с этим Верхне-Сеймчанский кобальтовый комбинат продолжал свою работу. Его производственная программа была «запроектирована на 1954 год с значительным снижением всех объемных показателей по сравнению с отчетом 1953 года» Выполнение этих показателей обеспечивало «готовую добычу кобальта в количестве 30 тонн или меньше добычи 1953 года на 34,6%».
1954 год стал последним годом производственной деятельности кобальтового рудника «Каньон» (По архивам магаданского историка А.Г. Козлова).
Лет 20 назад (в 1993 году я здесь побывал впервые – на вертолёте прилетал) бывший рудник-лагерь «Каньон» выглядел «солидно» – процентов на 60-70 сохранилась сама зона, обнесённая в несколько рядов колючей проволокой. По углам лагеря – добротные вышки, в бараках – крепкие нары, тумбочки, табуретки, печки буржуйки из бочек, в коридорах – сушилки, умывальники, столы. В бараках и иных лагерных строениях по потолку – электрическая проводка, а от барака к бараку – деревянные тротуары, возле барков – беседки, лавочки. В наполовину разрушенной столовой – десятки огромных котлов, деревянных чанов для воды ёмкостью кубов на 200. В изоляторе сохранились откидные нары, параши, зарешеченные и застекленные окна.
Рядом с зоной, метрах в 20-ти, жилища из дерева вольных жителей – их немного. Тут же развалины клуба и хлебопекарни. В одном из домиков, войдя вовнутрь, мы увидели детскую кроватку, а на застекленном окошке – занавеску. Казалось, что люди только что покинули жильё.
Но самым внушительным объектом рудника «Каньон» являлась обогатительная фабрика, расположившаяся у подножия сопки. Она деревянная. Кроме отечественного оборудования здесь сохранились механизмы импортного производства – огромные вращающиеся бочки-дробилки, мощные насосы, транспортеры и тому подобное американской фирмы «DENVER».
Метрах в трехстах от лагеря, под сопкой – лагерное кладбище с невысокими столбиками с табличками, а напротив, через речку Верина, – кладбище для вольнонаемных с металлическими оградками, памятниками и звездами.
Кое-что из рассказанного выше сохранилось до сих пор. Правда большинство строений, как лагерных, так и вольных, из-за «возраста» рухнули и навсегда похоронили то, что находилось внутри. Посёлок и зона оказались в тайге – метров по десять и выше лиственницы и тополя поглотили строения. Лишь фабрика на взгорье возвышается над тайгой, да горы песка (тысячи тонн) – отходы производства на берегу речки Верина – напоминают о том, что когда-то здесь бурлила, пусть и в неволе, жизнь.
О фабрике, конечно же, нужно рассказать подробнее. Скажу сразу, что за последние лет 12-15 рудник «Каньон» просто-напросто разграбили и разорили. Кто, если сюда нет дороги? Люди-хищники, как таковые сборщики металлолома, которые не только нашли транспорт, чтобы добраться в эту глухомань, но и автоген, с помощью которого на фабрике вырезали уйму металла, в т. ч. и одну из шаровых мельниц огромного размера (о такой я говорил выше), вырыли из земли несколько километров медного кабеля в свинцовой оплётке, и извлекли медь, и сожгли одну из подстанций. Зачем???
И, несмотря на варварское разорение, обогатительная фабрика как снаружи, так и изнутри выглядит впечатляюще. Строение из мощных брёвен (возможно местного леса – лиственницы) в виде каскада в четыре ступеньки и высотой метров восемь-десять является уникальным сооружением одранкованным, оштукатуренным, побеленным. Внутри, как было сказано, на мощных, выступающих над полом на метра полтора-два фундаментах, размещено мощное как отечественное, так и иностранное оборудование – транспортёры, двигатели, ёмкости, рельсы. На верхней точке – слева и справа – два приёмных бункера, куда ссыпали кобальтовую руду, которая потом отправлялась на переработку. К этим бункерам подходят рельсы узкоколейки.
Идём по ним от бункеров в тайгу и выходим к небольшому деревянному строению, в котором установлены весы. Они мне знакомы, но мои спутники проявляют особый интерес и выясняют, что здесь взвешивали вагонетки с рудой, прежде чем отправить их на переработку. Ребята идут дальше по рельсам, которые совсем поглотила тайга. Куда они ведут? Я окликаю ребят и предлагаю менее трудным путём выйти на узкоколейку. В прошлые годы я ходил по ней. Тогда она была менее заросшей, чем сейчас. Объясняю, что это электродорожка, по которой из шахт, расположенных в сопке, на фабрику доставляли руду. Собеседники не могут понять, что значит «электродорожка». «А разве не руками катали тачки и вагонетки? – спрашивают меня, удивляясь, и продолжают: – У Шаламова о какой-то механизации, а тем более электрификации нет никаких сведений».
Предлагаю выйти на узкоколейку. Продираемся сквозь густые заросли, мои товарищи удивляются, видя над узкоколейкой Г-образные столбы с проволокой, на которую подавался электрический ток. А по рельсам ходил небольшой, в основном кустарного (местного) производства (в лагерях было немало башковитых мужиков) электровоз, который мог таскать за собой несколько гружёных вагонеток на расстояние боле километра. «Вот тебе и ручной труд!» – восхищаются ребята.
Конечно же, это малая доля механизации, тем не менее, она всё-таки имела место. И не всегда, а тем более не специально, а из-за отсутствия возможностей, в лагерях использовали физический труд… Всё выше рассказанное о руднике «Каньон» и увиденное было после возвращения с рудника «Старый Каньон», куда мы выехали часов в одиннадцать.
3
«Старый Каньон»
Больше километра ехали по вольному посёлку и лагерю Каньон, но на самом деле преодолевали какие-то дебри – деревья нависли над дорогой, как над рекой, поглотив уйму сооружений. Слева – вольные строения – остатки клуба, пекарня, магазин. Справа – бараки, руины изолятора, столовой, остов вышки. Выбравшись из чащи, оказались во власти огромной наледи, которую объехали левой стороной. Дорога начала петлять и вскоре превратилась в бездорожье. Однако ехать можно было, так как в нужном нам направлении просматривался след автомашины, по которому мы и ориентировались. Для данной местности – сопки и распадки – дорога была вполне нормальной.
Километров через 10-15 мы оказались перед выбором – на развилке. На Старом Каньоне я был лишь однажды – в 2006 году – с мужиками-охотниками на горных баранов и коз, которые взяли меня, как обузу для себя. Тогда я ехал в кунге (будка) и, естественно, дорогу не видел. Остановившись на перепутье, все взглядами обратились ко мне. И я решил ехать направо, хотя слева в долине были видны какие-то строения в виде балков и палаток.
Дальнейший путь был очень труден. Дважды наш «КамАЗ» преодолевал немыслимые препятствия, и мы ликовали, после удачного манёвра. Спустившись в долину речки Вериной, в её верхнем течении, оказались во власти зарослей кустарника и огромных валунов, движение по которым не могло быть безопасным и быстрым. Поэтому и двигались со скоростью не более трёх-четырёх километров в час. Дальнейший путь после поворота направо я всю дорогу думал: «А туда ли мы едем?» Наконец в окно увидел по правой стороне распадка высокие, покосившиеся электрические столбы, которые запомнил в первую поездку.
И тут вдруг наш «КамАЗ» остановился, как вкопанный. Из кабины вылезли возбуждённые ребята и начали вглядываться в вершину левого склона распадка, куда, естественно, устремили взгляды и те, кто находился в кунге. По гребню сопки не спеша шли несколько (с десяток) коз, которые и стали причиной внезапной остановки. Животные абсолютно не боялись нас, даже остановились на некоторое время, глядя в нашу сторону и, возможно, думая: «Что за зверьё пожаловало?» До самого перевала, а до него оставалось километров пять, шли оживлённые разговоры о козах.
Андрей и Кирилл все это время шли впереди машины и показывали дорогу. Наконец вершина распадка и слева довольно таки хорошая, извилистая дорога на перевал. Время часов пять вечера.
На вершине перевала сделали небольшой перекур. Отсюда слева открывался вид на высокую сопку и её подножье с миниатюрной не боле пятисот метров длиной и узкой метров 100-150 долиной, с правой, довольно таки крутой, стороны которой петляла серпантином неплохая, но узкая дорога. А в самом конце долины метров двадцать просвет между высокими сопками, с небольшим строением и видом на широкую, в два, а то и в три километра равнину. Там когда-то находилась хозяйственно-бытовая структура посёлка-лагеря Старый Каньон.
С перевала спускались около часа. Внизу дорога оказалась размытой и заросшей, но ориентиром нам по-прежнему служил след машины, проехавшей здесь недавно. Ехали медленно. А впереди по зарослям травы и кустарника шли Мария и Кирилл, которые и показывали путь водителю. Вот «поводыри» остановились, оказавшись по пояс в зарослях. Покрутили головой и подались вправо на довольно таки ровную поверхность, покрытую яркой зеленью. Пройдя несколько метров по поляне, помахали рукой водителю, мол, давай сюда. А тот, поверив на слово, повернул руль и… всё. «КамАЗ» по самые мосты засел в болоте.
Выбирались целые сутки – благо дождя не было, и рядом, метрах в 50-ти, оказались старые столбы электропередачи, которые мы начали пилить и подкладывать по домкрат и под колёса. И, наверное, с тонну камня перетаскали в болото. Часам к пяти вечера выкарабкались. Но проехав каких-то метров сто, вновь остановились – дальше был обрыв, который наша машина не могла преодолеть. Ничего не оставалось, как идти на остатки лагеря пеше.
Взяв необходимое, в том числе и пиротехнику на случай встречи с медведем, мы вышли к тому домику, что был видели с перевала. Отсюда нам предстояло пройти по долине вверх километра три-четыре по дороге заросшей стлаником, потом повернуть направо и ещё с километр – по валунам, под которыми журчал ручей. Часам к девяти мы достигли цели – первого строения – вольного жилья. Слева, справа и впереди было с десятка два различной величины деревянных и каменных зданий, а метрах в десяти от нашего привала – остатки лагеря, размер которого, судя по ограждению из колючей проволоки, был метров сто двадцать на пятьдесят.
Все мы неимоверно утомились, особенно я со своим 115 килограммовым весом и 62 годами от роду.
Фото. Старый Каньон, шахта. Июль 2016 года.
Усевшись на завалинку, камни и доски, решили отдохнуть. И сразу все обратили внимание на двух юрких пташек, громко щебечущих и пикирующих над нами. Подумали, что у них где-то рядом гнездо. Я обратился к взволнованным птахам: «Не бойтесь нас, мы пришли с благой целью и не тронем вас». А через пару минут увидели ещё пару взволнованных птичек вблизи. Рассказав ребятам, где что находится, я решил капитально отдохнуть. Андрей с Машей пошли вверх по распадку, где находилась шахта, а на сопке полуразрушенная сторожевая вышка. Кирилл устремился на территорию лагеря, состоявшего всего-то из двух бараков. Я же, капитально отдохнув, начал тоже бродить по заброшенным строениям.
Фото. Старый Каньон, котел, 2006 год.
Если честно, было как-то жутковато. Во-первых, небольшой распадок давно уже окутал мрак – солнце сюда заглядывает лишь в полуденное время, а в утренние и вечерние часы на территорию лагеря и посёлка падают тени от высоких черно-серых сопок, образующих узкую долину. Во-вторых, жуть наводили щебечущие птички, которые, как выяснилось позже, преследовали всех нас. Они, птахи, были настоящими хозяевами этой мрачной территории, и мы воспринимали их как чьи-то души. Нам казалось, что они представляли собой конвой, ибо всё время преследовали нас вплоть до выхода из распадка.
Фото. Старый Каньон, посёлок. Июль 2016 года.
В начале одиннадцатого вечера мы все вновь сошлись в том месте, куда пришли. А ниже, в распадке – с десяток добротных, рубленых домиков, где однозначно жило вольное население посёлка-лагеря. Не посетить это жильё мы просто не могли. И не пожалели, задержавшись ещё на целых полчаса. Одно из зданий, явно не похожее на жилое, возможно, было клубом. Ещё одно – необычное внутри – оказалось магазином с полками и прилавком.
Фото. Старый Каньон, Детская кроватка. 2016 год.
В жилых зданиях (почти во всех) – металлические и деревянные самодельные кровати, в том числе и детские кроватки, столы, тумбочки, стулья, умывальники и в каждом «буржуйка», которой и сегодня можно вполне пользоваться. Во многих окнах сохранились стёкла, где-то даже двери закрываются плотно. Кое-что из посуды, но не только из консервных банок, но и эмалированные кружки, алюминиевые миски с надписью на дне «не сорт». Возможно, брак, который и попал в лагерь – не выбрасывать же…
Фото. Старый Каньон. Кровати в доме. 15.07. 2008 года.
В полночь пришли к машине и решили сразу ехать на перевал и там заночевать. Оставаться здесь было опасно в виду того, что небо затянули тучи и если пойдёт дождь, то нам отсюда не выбраться как минимум ещё сутки. Больше часа поднимались по крутому и узкому серпантину, а потом ещё минут двадцать спускались к истоку речки Вериной, где и заночевали.
В Магадан мы прибыли 1 августа в 10 часов вечера».
Фотографии к главе по ссылке
Продолжение http://www.proza.ru/2017/06/22/1604