История эта произошла давным – давно. Тогда, когда мир, люди и сама жизнь вокруг были простыми и понятными. И если в том мире существовало зло, то оно пряталось по тайным углам и, может оттого, его не замечали и не думали о нем…
…Наташа бежала вдоль состава поезда. Ноябрьский, уже по зимнему холодный ветер, с редкими, колючими снежинками, раздувал полы коротенького Наташкиного пальто, холодил щеки, от чего они горели и слегка покалывали. До чего же ей нынче не везло! Дорога на этом участке еще не электрифицирована, на электричке не уедешь, а билетов на ближайший поезд не оказалось. Ждать следующего - слишком долго. Ведь тогда уже наверняка она опоздает в училище на занятия. Правда, еще оставалась надежда напросится к проводникам. Но с каждым новым вагоном, оставленным за спиной, и она таяла. Проводники, как сговорились не пускать ее на поезд. И в этом сговоре с ними был и ветер, дующий ей навстречу и Наташкино «взбрыкнувшее» везение, бывшее обычно неизменным спутником всех ее приключений.
Она бежала от хвоста к голове поезда. Вот и первый вагон, а для нее последний… Отрицательный равнодушный кивок угрюмой проводницы… Что ж, Наташка для нее - лишь досадное недоразумение, ей бы самой поскорее в теплый вагон, да стакан горячего чая. Безнадега... Наташка слегка вздрогнула от пронзительного гудка проходящего мимо маневрового, закрутила головой по сторонам и вдруг заметила, что из окна тепловоза поезда в ее сторону глядит молодой мужчина, машинист ли, помощник... А что, если?... Да была не была!... И она кинулась к тепловозу.
- Дяденька, возьмите меня, пожалуйста! Мне очень надо уехать, а билетов нет. Меня потеряют, если я утром не приеду. Никто не знает, где я. Возьмите, дяденька! Пожалуйста! Меня потеряют…
Наташка включила все свое красноречие и даже уже подумывала, не пустить ли для убедительности слезу, как «дяденька», с любопытством слушавший ее импровизированный трагический монолог, вдруг отвернувшись от Наташи, что-то кому-то сказал, видимо своему напарнику. В окно выглянул немолодой уже мужчина, и Наташка, с удвоенной энергией, начала уже ему повествовать о своем горестном положении:
- Никто не знает, где я… Билетов нет… Мне нужно срочно… Пожалуйста…
Машинист и его молодой помощник отошли от окна, ничего не сказав. Наташка понимала, что последний шанс уехать проваливается в тартарары… Но вдруг, неожиданно для нее, тот что помоложе, вдруг выглянул в окно и махнул Наташе рукой: «залезай».
Наташка не врала «дяденькам». Она действительно уехала без разрешения. Ни одна душа не знала, где она. А как было иначе? Разве бы мама отпустила ее в такую даль? Шуточное ли дело: двенадцать часов на поезде, а от станции до деревни еще шестьдесят километров на автобусе. К тому же, она должна была с группой однокурсников участвовать в ноябрьском параде, и отвертеться от этой повинности не было никакой возможности. Ведь и в училище ее взяли уже после начала учебного года, с условием, что она будет паинькой и не станет нарушать учебную дисциплину. Но Наташка была не из тех, кто легко отказывается от задуманного. Ей пришлось все же пробежать в дурацком, красном купальнике мимо трибуны, но после парада она сразу рванула на вокзал. А маму пришлось обмануть и сказать, что поедет к подружкам в соседнее село, поэтому домой на выходные не приедет.
Дорога сюда, тоже не баловала везением. Наташа опоздала на автобус. Перспектива добираться пешком не очень радовала, да и, к слову, была бы неосуществима – шестьдесят километров, не шесть! Но Наташка, как всегда, понадеялась на «авось». И на этот раз везение ее не оставило - вскоре ее подобрала попутная машина, и она благополучно доехала до места.
Вообще-то, Наташке было не впервой добираться на попутках. От города, где она училась, до ее села было километров сорок. И если она не успевала на выходные к автобусу или к электричке, то частенько добиралась до дома таким способом. Девчонка она была бойкая. За словом в карман не полезет, заболтает водителя так, что глядишь, и время в дороге незаметней пролетит. Вот и сейчас она, не задумываясь, напросилась на «попутку». Хороша «попутка»!
...В тепловозе было тепло. Тепло было особенным, каким то вязким, запашистым и … приятным. А может просто Наташка была на седьмом небе от счастья, что она едет, что все-таки везение ее не насовсем оставило, и все еще может закончится хорошо для нее. Никто не узнает, где она была. Она доедет на этом тепловозе до большой станции. А оттуда уже и на электричке можно добраться... Короче, там будет видно. Главное – она едет!
Наташка притулилась на откидной сидушке, где ей показали, и пребывала в эйфории своего везения. Пожилой, как показалось ей, девчонке, машинист, был молчалив и несловоохотлив, а молодой часто отходил в машинное отделение, но это не могло остановить Наташку. Она и так-то не была молчуньей, а уж в теперешнем-то ее приподнятом настроение…
Она весело и любопытно спрашивала о чем- то машиниста, о чем-то простом, незначительном, пытаясь втянуть его в разговор. Но тот отвечал неохотно и односложно. И Наташа сама принялась рассказывать: о своей поездке, о подружке, которую после окончания ею училища, направили в далекое село. Это ведь ее она приезжала навестить. Очень уж хотелось увидеться. «А хотите, я Вам стихи почитаю?!» – вдруг предложила она, еще больше оживляясь, и не дожидаясь ответа достала тоненькую, исписанную от руки тетрадку и начала декламировать стихи и даже петь, втайне надеясь, что не очень фальшивит. А когда самодеятельный репертуар закончился, она вспомнила о книге в красной обложке.
Эту тоненькую книжицу Наташа выпросила у Иры, той самой своей задушевной подружки. Тогда они после чая и ужина, перемежающегося городскими новостями, забрались с ногами на кровать, стоящую у теплой печки, и Ира читала Наташе свои новые стихи, напевала песни, что-то обсуждали, чем то делились. Да мало ли общих интересов у девчонок. Среди прочего, Ира похвасталась Наташе взятой в клубной библиотеке небольшой книжечкой стихов Юрия Воронова в тоненькой красной обложке: «Наташ, такие стихи! Давай я тебе почитаю!» Стихи и правда оказались цепкие, прожигающие душу суровой правдой. Простые, без украшений и туманных образов, они заставляли сопереживать и грустить, и в то же время несли надежду, что все плохое в этой жизни временно, что есть для чего жить и нельзя победить саму жизнь.
Ира читала, и Наташино сердце устремилось навстречу этим стихам. Она, так тонко и болезненно чувствующая несправедливость, видимо, по врожденной своей природе, просто не могла выпустить их из рук.
- Ир, дай мне эту книжку!
- Ты, что, Наташ, она же библиотечная!
- Ну, дай! Я перепишу стихи и верну. Посылкой вышлю!
- Да ты спроси в библиотеке. Может и у вас там есть.
- А вдруг нет? Ну, дай. Я верну.
- Ну, ладно. Бери…
И вот теперь она с упоением читала вслух покорившие ее строки для людей, которые, казалось, и внимания -то на нее не обращали и для них все это - просто пустая болтовня глупой девчонки:
«Мы зависть, подхалимство, ложь
Ещё не выгнали за двери.
Они живучие, но всё ж –
Хороших больше, в это верю.
Ты, глядя на людей иначе,
Твердишь упрямо – пополам.
Что ж, от тебя зависит, значит,
В какую сторону весам».
Она читала и тут же рассуждала, как это верно, как это правильно. Мир вокруг был замечательный и все люди тоже. День шел на убыль и быстро темнело. За окном изредка мелькали огни маленьких станций. Прожектор тепловоза на секунды выхватывал из сумерек деревья, росшие вдоль полотна железной дороги. Они внезапно появлялись и вновь исчезали, оставаясь далеко позади.
Молодой помощник, подошел к машинисту и тихо о чем-то спросил его, тот резко покачал головой, и парень, бросив на Наташу косой, быстрый взгляд ушел в машинное отделение. А Наташа, поглядывая на них, с благодарностью думала, что вот встретились ей, на пути ее жизненном, люди, которые не отказали в трудную минуту. Они были для нее, как те придорожные деревья. Случай выхватил их из потока жизни на секунды бытия, и вот уже совсем скоро, они так же останутся позади, во вчерашнем дне и никогда, может быть, не встретятся на ее пути. За болтовней ее прошла большая часть пути, и теперь, немного устав от самой себя и той эмоциональной энергии, плещущей через край, рожденной то ли стихами, то ли пережитым волнением, нежданным ли подарком случая, разморившись от тепла и сонно щурясь, Наташа пребывала в каком- то умиротворяющем покое. Тепловоз разрезал железной мощью скорости темное пространство, двигаясь навстречу новому дню, новым впечатлениям. Жизнь продолжалась…
… Поезд стал заметно притормаживать, и вот уже огни большой станции побежали вереницей мимо окон. Тяжелая, разгоряченная машина выдохнула. Прибыли. Сейчас на вокзал - дожидаться электрички. За окном, в тусклом полусвете вокзальных фонарей, наискось мелькала снежная крупа. Наташа поймала себя на мысли, что с сожалением покидает теплую и уютную кабину тепловоза. Но бодро поднялась, улыбнулась и, произнеся незатейливые, но искренние слова благодарности, пошла к выходу...
; Погоди, дочка.
Это машинист окликнул ее. Наташа повернулась к нему. Он был один в кабине. И смотрел куда-то в сторону, словно боясь посмотреть на нее. Но все же пересилил себя и взглянул тяжелым, больным взглядом.
; Спасибо тебе….
; За, что? – искренне удивилась Наташа. – Это Вам спасибо!
; Спасибо, что не дала грех на душу взять. Ты, дочка, подарила бы мне эту книжку…ну, где стихи эти..., «от тебя зависит»… ну ты поняла. Хорошие они… Мы ведь тебя хотели… попользовать, а потом выбросить… Вот так… понимаешь… Подаришь?
И Наташа, слишком потрясенная услышанным, чтобы что-то сказать в ответ, молча протянула ему тоненькую книжицу в красной обложке, которую всю дорогу не выпускала из рук …
Послесловие.
Передо мной на столе тоненькая книжечка стихов, с листами подпорченными водой, пострадавшая от потопа, единственная на всю библиотеку. Ее принесла мне библиотекарь откуда то из недр запасников, после того, как я не смогла найти книги этого автора на полках среди других стихов. Я прочла ее на одном дыхании. Я помню эти стихи! Они были в моей жизни, в моей юности! Но почему-то забылись, как и многое другое, хорошее и важное. Да, но они сыграли свою роль в моей судьбе, в судьбе моей лучшей подруги и в судьбах других незнакомых мне людей. И, может быть, еще не раз сыграют свою судьбоносную роль в чужих жизнях. Только надо, чтобы они были, чтобы издавались, потому что слова, обладающие побеждающей зло силой, таким весом, что положенные на весы добра и зла способны перетянуть их на свою сторону, не должны пылиться на полках запасников. Спасибо тебе, Поэт, за мою, не отягощенную горем потери близкого человека судьбу, спасибо за подаренную ему жизнь, за то, что помог другим, незнакомым мне людям остаться людьми.