Убивают, насилуют, грабят
Она выглянула из-за двери, которую предварительно зацепила за цепочку, и тихо, испуганно спросила:
- Вам чего?
Там, за коридорным полумраком стоял мужчина лет сорока. Он улыбнулся и сказал:
- Я пришел, милая женщина, выразить вам свой восторг и восхищение! Можно?
- Чего? - она чувствовала страх и панику.
- Можно выразить вам восторг? Ммм?
- Какой? - отрывисто спросила она, а в голове все поплыло какими-то радужными пузырями: это был признак того, что она сильно боится, она уж знала.
- Восторг восторженный! Я вам его выражаю!
Мужчина стоял спокойно и не делал попыток вломиться в дом и.... и ... изнасиловать? Ограбить? Убить? Да. Изнасиловать, ограбить, убить. Не делал. Попыток. В смысле, не собирался. И ей стало совсем жутко.
В это время по лестнице спускался сосед. Он спокойно сказал «здрасьте» ей и мужчине и скрылся на улице. Ее квартира находилась на первом этаже.
Она не знала, что делать. Куда бежать и кого звать на помощь! Страшно-то как!
- Весна пришла! - между тем говорил страшный гость.
- Чего? - ой, как ей нехорошо-то! Весна какая-то. Чего он?
- Весна, говорю, пришла, тепло, говорю стало.
Она не нашлась, что ответить.
- Окна все пооткрывали!
- Какие окна? - тут уж она не на шутку испугалась. У нее как раз открыто окно.
- Окна - это такие двери на улицу в стенах, знаете? У вас вон открыто.
- А вам что?
- Да как вам сказать... Пока было закрыто, было лучше.
Она стояла и боялась. Струйки пота лились по ее телу. И что говорить - уж и не знала.
- Так чего? Наша партия живет и работает?
- Какая партия?
- Ну какая? Коммунистическая, наверное.
- Чего?
- Блин, идиотка! Совсем ничего не соображаешь? Ты весь двор своими патриотическими песнями задолбала про Ленина и партию! Хоть бы про любовь чего-нибудь включила!
- Какую?
- Ой, ну надо быть такой тупой! Женщина, слушайте меня внимательно! Весь двор, соседи делегировали меня к вам. Мы вас пока по-хорошему умоляем не включать ваш репродуктор на полную громкость или не открывать окна! Вы нам жить мешаете своими песнями! Ферштейн?
- Чего?
- Радио свое выключи, коза! Партия у нее живет и работает! И где такие записи еще сохранились? И ведь не соображаешь, что на весь дом, на весь двор! Тебе уж и в стену стучат, и в дверь! Тебе в почтовый ящик уже сколько записок написали, хоть загляни!
И мужчина сам закрыл ее дверь. С той стороны. Она постояла.
«Не убил. И не ограбил. И че приходил?”
И она пошла на кухню. У нее там котлеты. Звук песни она прибавила, потому что котлеты сильно зашипели, плохо стало слышно.
Песня, котлеты. Чайник, опять же шумит.
Стуков разгневанных соседей она пока еще не слышала.
А соседи всерьез сговаривались о поджоге.
- Посадят за поджог, - говорил тот, кто к ней приходил. - Да и дом спалим. Эх, была не была. Иваныч, выноси стремянку.
Через десять минут грохот про партию прекратился. Зато двор огласил душераздирающий крик:
- Караул! Насилуют! Грабят! Убилииииии!
Но крик прекратился. А маленький поганый магнитофон с таким громким звуком и кассетой, где были ненавистные всему двору песни, уже был в руках соседей. Всего и дел-то: приставить стремянку к ее окну, да и забрать с подоконника эту орущую заразу.
И как легко-то сразу стало всем! Весна! Цветы! Птицы!
Н. Ж.