(несколько историй о жизни одного ресторанного музыкального коллектива)
1. Вдвоём
Не позаботившись вовремя о зимней «точке», с приходом похолодания я остался без работы. Но уже через несколько дней мне позвонил Фиалкин и предложил поиграть в группе, работающей в клубе «Метеоролог». Я согласился, и знакомство с группой состоялось. Состав подобрался интернациональный, с уклоном в немецкую сторону. Вокалиста, он же руководитель, зовут Фелипс. И группа, соответственно, называется «Фелини»! По национальности Феля — дитя гор. Каких именно — не знаю, альпийских, наверное. Выражение лица одновременно мудрое и загадочное, как у истукана с острова Пасхи. Здоровенный нос, кудри торчат, уши торчат, в общем, вобрал всё лучшее, порода чувствуется. Живот чутка выпирает книзу, но чувствуется, что не от праздной жизни, а просто от работы окреп, хороший такой, рабочий живот. Размашистая наступательная походка Фелипса идёт и впереди его выпирающего живота, и впереди самого Фелипса. И разбрасывает его вылетающие горные ноги чуть ли не в полушпагат. И руки — длинные хватательные манипуляторы, почти до колен — тоже разбрасывает. Короче, на вид, наш человек-батман* — горилла-гориллой, но главное, что девкам нравится, и поёт хорошо. Есть у него, чем взять. Ещё совсем недавно работал с русской командой, всех разогнал и набрал немцев. Басист — немец армянского происхождения, по имени Себастьян. Мы его зовём просто — Сёба Интеллигентный. Барабанщика зовут Иоганн Дурбецало. «Иоганн» — тоже непривычно выговаривать, поэтому имя ужалось до «Йогана». Мать у него немка, а отец — наш ярко выраженный соотечественник. Получился Иоганн Дурбецало. Себастьян же, и вовсе интеллигентно отметил, что барабанщик — «это человек, который тусуется с музыкантами». В первый день мы отметили начало работы коньяком, и дальнейшее моё вливание в коллектив начало происходить очень стремительно. Атмосфера в «Метеорологе» подвижная, народ веселится, девки пляшут. Фелипс кричит на ухо:
— Девки здесь классные! Выбирай любую, какая тебе нравится? Только трахать будем вдвоём! Надо чтобы она настоящее удовольствие получила! Пробовал когда-нибудь вдвоём?
— Не, не пробовал…
— А-ай, вдвоём надо!
— Так я не понял, — мне себе девку выбирать или тебе?
— Себе, конечно! Ха-а, молодец, дай «пять»!
— Фелипс, я понял, — я должен выбрать девку себе, какая мне нравится, чтобы ты её трахнул!
— Ха-а, молодец, дай «пять»! Ха-а! Как тебе певица наша?
— Красивая.
— Да-а, сиськи большие у неё! — а певица и правда, красивая, — Ну, молодец, дай «пять»!
*Батман — фигура в балете, которая внешне воспринимается нормальным человеком как «шпагат» в прыжке
2. Нормальные деньги
По окончании вечера собрали инструменты, вышли на улицу, ждём Фелипса с зарплатой. Фелипс звонит по телефону:
— Возвращайтесь, будем играть, нормальные деньги заплатили. — Выражение «нормальные деньги» меня не то что заинтриговало — загипнотизировало. А пока мы отрабатывали нормальные деньги, нас ещё и пригласили на выездную «халтуру», обслуживать банкет, через пару дней. На другой день звонит Фиалкин:
— Фелипс решил саксофониста не брать, так что если он тебе вдруг позвонит, скажи ему, что, там, отменилось или что-нибудь такое…
Но в день халтуры Фелипс, как ответственный человек и педантичный горец, решил перестраховаться и всё-таки позвал саксофониста. Другого, не нашего. «Я — говорит, — Коленьке-саксофонисту позвонил, — приезжай, мол, Коленька, нормальные деньги заработаешь, — так что будет у нас сегодня и саксофонист». Мы ехали на микроавтобусе, а саксофонист добирался самостоятельно, со своим саксофоном и фонограммами. Так планировалось, что он будет играть в перерывах, фоновую музыку.
Наш автобус приехал раньше, и тут оказалось, что играть мы будем не просто людям, а цыганам, которых в банкетном зале собралось человек сто. Новость была неожиданной, но мы не стали делать резких движений и начали затаскивать инструменты и аппаратуру на второй этаж. На сцене уже сидела «джаз-банда» из цыган, несколько человек — и помоложе, и постарше, и хлопцы и девки, средний возраст — от тринадцати до пятидесяти. У них всё время играла какая-то весёлая песня, примерно так: «Ыча-гыча, хыча-дрыча», и каждый раз, когда на входе появлялись новые гости, один из цыганских лабухов громко кричал в микрофон:
— Встречаем гостей, встречаем-встречаем гостей! Встречаем дорогих гостей! Встречаем-встречаем гостей! — песня останавливалась, другой лабух играл на синтезаторе «туш», после чего песня про «Хычу-дрычу» продолжалась дальше, до следующего «Встречаем гостей!» Гостей встречали часа полтора.
Цыгане-заказчики позвали цыган-лабухов, чтобы те играли им цыганские песни, а нас — чтобы мы играли обычные. Так мы и начали с ними работать, по-очереди. Поиграли, отдохнули, — «Встречаем гостей!» Тут и Коленька-саксофонист подъехал к ресторану, удивился конечно — куда это он попал! — и звонит Фелипсу прямо с улицы:
— Фелипс, тут кругом цыгане, я прямо не знаю, как мне заходить! Встреть меня!
— Коленька, ну как же я тебя встречу — мне тут работать надо! Заходи, Коленька, сам (чай — не гость!), поднимайся на второй этаж и иди в самый конец зала, тут нас и увидишь!
— Фелипс, ну выйди, встреть меня, а то я боюсь сам заходить!
— Ну, как же я тебя, Коленька, встречу, — работать надо!
Так и поехал наш другой саксофонист домой, несолоно хлебавши, потому что «работать надо». И тут я почувствовал, что меня настораживает выражение «нормальные деньги», потому что я не знаю, что оно обозначает! Очень может быть, что «нормальные деньги» — это те, которые не кидаются на людей. Не бешенные.
На сцену вылез немолодеющий толстый цыган, взял у лабухов микрофон и возжелал вести вечер. Чтобы всем стало ясно, как это надо делать. Ну, а коль скоро возжелал, так сразу же и начал сиянием своим всех одаривать:
— Петро! Попросим! Просим, просим, Петро! Просим, друг, гуляй-гуляй, друг-товарищ! Тебе какую, весёлую? — повернулся к лабухам — Давайте!
А те как дали:
«Ыча-гыча, хыча-дрыча!»
— Гуляй, гуляй друг-товарищ! Гоп-гоп-гоп! Просим, просим! — «ыча-гыча, хыча-дрыча».
— Здоровья, благополучия, радости! — «ыча-гыча, хыча-дрыча».
— Михайло, здоровья тебе, благополучия, радости! — «ыча-гыча, хыча-дрыча».
И так два часа. Я подал Фелипсу на рассмотрение следующее рационализаторское предложение:
— Фелипс, нам эту песню обязательно надо выучить!
— Зачем?
— Ну, песня хорошая, людям нравится… у нас же репертуара пока мало, а тут — одна песня — и такой фурор! Так, что нам без этой песни пока никак! И слов немного: «Здоровья, благополучия, радости, гуляй-гуляй, друг-товарищ!» И ещё: «Тебе какую — весёлую?» — и готово!
А в зале тем временем все уже успели насладиться чудесной песней. Кроме певца:
— Яша! Просим, просим, гуляй друг-товарищ, здоровья благополучия, радости! — «ыча-гыча, хыча-дрыча!» — Тебе какую — весёлую?! Давай!
Пока цыгане веселились, мы тоже, забавы ради, начали стращать «истеричку» Фиалкина страшными рассказами о цыганах, издевающихся над бедными лабухами на диких, нескончаемых цыганских свадьбах. О том, что комнатка, которую нам там выделили для вещей очень удобная для битья, и том, что всё плохо, потому что когда нас начнут бить, даже милиция сюда не приедет. Я тоже вспомнил случай из своей лабушной практики:
— Я один раз в жизни играл цыганам. Даже со скрипачкой-цыганкой играл! Рассказывать долго, но в общих чертах — остался я тогда без мобильного телефона.
Однако Фиалкин в плане членовредительства оказался не лыком шит, и с чувством собственного превосходства и видом бывалого затмил все наши «страшилки», снисходительно окидывая нас своим мудрым взором поверх приспущенных очков:
— Я тоже один раз цыганам играл. Один раз! И знаете, чем закончилось? Попробуйте угадать! В реанимацию попал! Дали бутылкой шампанского по башке! Так, главное — я до сих пор так и не знаю — цыгане это были или нет! Там были цыгане и ещё какие-то другие, то ли узбеки, то ли казахи, так это они между собой зацепились, а я просто между ними стоял… Бутылкой шампанского — бах по башке — и в реанимацию! Поиграл цыганам!
Вечер затянулся до четырёх утра. Пришло время и нам сесть за стол — вместе с заказчиками и цыганами-лабухами. Гости, в основном, уже разошлись. Проголодались мы изрядно, всё было вкусное, компания весёлая, и тут подвыпивший и сытый, вконец помудревший Фиалкин, честно и снисходительно цыганам так сказал:
— Ну, знаете, я вам так скажу… Вы, в принципе, не такие уж и плохие люди! Нормальные! Вот я когда-то играл цыганам, так меня там чуть не убили!
Мы с Фелипсом переглянулись и аж шеи втянули. Он свою, породистую, а я уже втянул ту, какая есть. И так, со втянутыми шеями, разговор быстренько на другую тему перевели. С Фиалкиным всё понятно: он шампанское отрабатывает, а нам-то благородные напитки — вроде бы и ни к чему…
3. В разы
Через пару дней звонит Фиалкин и начинает «зудеть»:
— Лёха, слушай, я там песни понаходил, эти… цыганские… надо их выучить! У Фелипса, я видел, многие тогда телефон брали, так что будут же теперь наверно звонить эти… цыгане…. Ты как думаешь? Надо их выучить! А начнут вызывать — так и работа у нас пойдет… и плату поднимем — в разы!
В разы…. В разы. И как это оно получится, интересно? Нет, оно-то понятно, что за одного битого — двух небитых дают, но вот так-то, чтобы прямо в разы… Это отыграли мы банкет, значит, за умеренную цену, и заказчики довольны, и мы рады нормальным деньгам. А теперь как позвонят нам цыгане, так Фиалкин им и скажет человеческим голосом: «Гей, ромале! Ану, дайте-ка нам в разы! Как — за что?! Да за всё! Потому что вы ж — цыгане! В разы — и точка!» Это ж надо, думаю, как сильно человека может шампанское шибануть! Ну, это я так понял, что на Фиалкина всё еще действует цыганское шампанское. Или узбекское, оно, вообще, магически действует. Хотя может быть, конечно, и вовсе наоборот — может, как говорится, «недобрал». Или выветрилось уже. В общем, пришло самое время спросить: «Тебе какую — весёлую?!»
— Да, — говорю, — Саня, конечно! Надо выучить!
4. Иоганн и Себастьян
Когда я принес Себастьяну написанную нотами басовую партию популярной песни, он сказал:
— Ой, вот это, вот, пожалуйста, не ко мне! Я нот не знаю! Мне, пожалуйста, пишите «по-нормальному» — «аэ;м», «дээ;м», и так далее! Хотя, постой-ка… вот, это что — «половинная», если я не ошибаюсь?
— «Восьмая»…
— Нет, всё! Это — не ко мне! И зачем вообще так писать — какие-то ноты, какие-то паузы, точки, вон, ещё? Сказал «пумм, бу-бумм», и всё понятно!
— Но там же есть определённые штрихи, определённая ритмическая пульсация!
— Чувак, скажи — кто здесь это поймет?
— Как кто?! А я?! Я же с тобой играю!
— Нет, чувак, здесь это точно никто не поймёт!
А я уже и сам почувствовал, что здесь точно никто, с опозданием понимая, что указал человеку на что-то неведомое, нажив, таким образом, политического противника в коллективе. Теперь — жди ответной акции. К моему утешению, нашего Йогана Дурбецало часто подменяет другой барабанщик — тоже Иоганн, по фамилии Кривулькин. Экая, право, неподходящая фамилия для барабанщика — Кривулькин! Гораздо выгоднее было бы называться барабанщику «Ровненький» или «Ритмичкин», «Хай-Хеткин» или «Бас-Бочкин», в конце-концов. Но, господа, случай с Кривулькиным — тот самый, когда человек красит имя. Кривулькин, конечно, молодец, слушает ансамбль, играет аккуратно и красиво, а главное — песни у него звучат по-песенному, а танцы — по-танцевальному. Когда наш Йоган Дурбецало лупит по барабанам, танцуют только самые пьяные. Хотя можно понять, конечно, — конец недели, устал народ, не хочет танцевать. Танцуют примерно так же, как он тарахтит. В общем, Кривулькина игра всем нравится, но когда прозвучала мысль пригласить его на постоянную работу, Сёба, как старый немец с глубокими армянскими корнями, предпочёл оставить Дурбецало. Потому что Кривулькин, мол, играет где-то там с кем-то ещё, и если у него будут возникать «накладки» в рабочее время, то он будет выбирать ту, другую команду, а не нашу. По мне — пусть бы выбирал, когда ему надо, зато в остальное время с ним можно нормально работать. А так — то же самое делает Дурбецало, иначе, зачем бы нам приходилось вызывать на подмену Кривулькина? Но об этом Себастьян интеллигентно промолчал. Видимо, Йоган ему всё-таки ближе и роднее. Так что если уж выразиться точнее, то барабанщик — это человек, который тусуется с музыкантами, не знающими нотной грамоты. Когда в коллективе есть профессионально безграмотный человек, это тяжело, потому что он всегда прав. А когда они вдвоём — они сильнее в четыре раза. В разы, в общем, сильнее. Вот они где, разы-то! Иоганн и Себастьян — это дуэт «Бах». Ритм-секция «Бах-тарабах»!
Сёба — парень, безусловно, харизматичный и очень интеллигентный. На работе и после неё он, как правило, очень культурно выпивает — сочок, коньячок, лимончик и так далее. Но даже когда напивается в «сиську» — не утрачивает своей интеллигентности. «У меня — говорит, — есть очень чёткая планка, когда уже хватит. Упал — значит — хватит!» Есть одна довольно известная в советские времена аббревиатура, которая когда-то служила определением для спившихся бедолаг — БИЧ (Бывший Интеллигентный Человек), так вот это не про него, потому что Себастьян — самый что ни на есть Действующий Интеллигентный Человек (ДИЧ — прим. авт.)
5. Как Фиалкин уничтожил звук
В следующую субботу Фелипс в перерыве подошёл к Фиалкину:
— Саня, а ты можешь поставить звук получше, а то этот, которым ты играл, как-то не очень!
Фиалкин задёргался, засуетился и затарахтел:
— Фелипс, ты представляешь, я на эту песню искал звук на «клавише», случайно там что-то нажал и уничтожил звук! — Фиалкин вдруг сдвинул очки на кончик носа, посмотрел на всех поверх очков и уже совершенно спокойно, удовлетворённо повторил:
— Да, Я Уничтожил Звук!
Саша Фиалкин — уничтожитель звука. Он его уничтожает в разы.
6. Пароли
У нас с Фелипсом появились развлекательные «пароли», по мотивам последних дней:
— Тебе какую?
— Весёлую!
— Чтобы в разы?
— В разы!
— Звук?
— Звук, звук! Уничтожил звук!
— Вдвоём?
— Вдвоём надо! Обязательно — вдвоём!
— Чтобы — настоящее удовольствие!
— Ха-а, молодец, дай «пять»!
7. Настоящее удовольствие
Ответная акция Себастьяна не замедлила появиться. Почувствовав под ногами скользкую почву, Сёба Дич всё «переварил», взвесил и начал укреплять позиции: занялся активной преподавательской деятельностью, в рамках коллектива. Срочно начал метить территорию. Меня он начал учить на гитаре играть:
— У тебя — говорит, — звук есть, а «подачи» нет! Ты не бойся её — этой гитары, не бойся играть! Смелее надо на гитаре играть, наглее!
Я говорю: «Хорошо, сядем с тобой вдвоём, — всё мне покажешь, как надо!» В общем, с моим обучением у Сёбы Дича не заладилось, и начал он Фелипса учить — как надо нашу певицу учить:
— Фелипс, и ещё — тебе надо научить певицу правильно отстраивать микрофон, так, как ты это делаешь! У тебя микрофон звучит! А она, вечно, — «накрутит», непонятно что. Научи её нормально отстраивать микрофон!
— Да-а? Ну, ладно!
— Фелипс, а учить будем вдвоём? — интересуюсь, — Ну, чтобы она настоящее удовольствие получила?
— Ха-а! Молодец, вдвоём будем учить, дай «пять»!
Но и Фелипса тоже, конечно, быстро устанешь учить, — он-то и так уже всё знает: как и «весёлую», и «в разы», и «вдвоём». Про его «вдвоём» меня начал учить новый клавишник. Для меня он был новый, а для Фелипса и Сёбы — уже бывший в употреблении, из Себиной компании:
— Ты просто ещё не знаешь, что у Фелипса значит «вдвоём». Если Фелипс говорит: «Будем трахать вдвоём!» — это значит, что он будет трахать, а ты будешь смотреть!
Я так подумал, — мне наверное, не очень-то и надо уже знать про это самое «вдвоём»! Главное — про нормальные деньги знать. Едем после работы в такси: я, Сёба и Фелипс. Втроём... Фелипс говорит:
— Ребята, а вот вы как думаете — есть вообще толк от нашего саксофониста? Ну, если так, грубо — сможем мы без него обойтись, если что? Деньги — те же, а делить — на одного человека меньше! Вы как считаете, а?
Первым считать начал Сёба Дич:
— Фелипс, я считаю, что это кадровый вопрос, а кадровые вопросы, как руководитель, у нас решаешь ты! В моей команде, где я руководитель, когда у нас встал вопрос — брать вокалиста или нет — я сказал: «На фиг нам нужен этот вокалист, я вам сам всё спою!» Так что ты, Фелипс, сам решай!
— Нет, ну вот, смотри — была же у нас серьёзная работа, у цыган, — и ничего, обошлись без одного человека, справились нормально, всем понравилось…
— Фелипс, — говорю, — мы там не только без одного обошлись, мы и БЕЗ ДРУГОГО — ТОЖЕ ОБОШЛИСЬ!
— Ха-а! И без другого тоже обошлись, молодец, дай «пять»!
В общем, саксофонист пока играет. Толку от него хоть и немного, но в то же время и не меньше, чем от остальных.
А про то, как Сёба «сам всё спел» — это отдельная история.
8. Хмырь узкой специализации
"Не стреляйте в пианиста. Он играет, как может"
Из книги О. Уайльда "Впечатления об Америке"
Фиалкин — гений, он смог звук уничтожить один, а Иоганн с Себастьяном парни, конечно, талантливые, но по отдельности у них астрального тела не хватает, поэтому они звук могут только вдвоём уничтожать. Хотя оба, конечно, прогрессируют. Сёба недавно напился, как не всегда, и захотел САМ ПЕСНЮ СПЕТЬ. Сначала полчаса курлыкал со сцены в микрофон, о том, что «Не дай бог, чтобы вернулись те времена, о которых я вам сейчас спою!», а потом спел людям песню, о том что он — спившийся советский врач, у которого из всех возможных материальных благ — в одном кармане анализ мочи, а в другом — анализ кала. При этом всю песню не отрываясь, смотрел в глаза одному мужику. Я так подумал: может — у того — тоже там, в карманах, какой-то эксклюзив?! А Йоган нам всем на днях заработал денег. Клиенты заказали барабанное соло, то есть, то единственное, что он вообще умеет. В результате, вечер закончился тем, что даже и наш Дурбецало, окрылённый успехом, начал у ч и т ь меня, как надо на гитаре играть. Тоже включился в преподавательский процесс, на пару с Сёбой Дичом. В д в о ё м меня начали учить, чтобы я настоящее удовольствие получил. Подробности «дурбецального триумфа» Фелипс рассказал по дороге домой:
— Я не стал ему говорить, чтобы он не расстраивался, но ты бы слышал, как его заказывали! Подошёл мужик, протягивает мне пятьсот рублей и на Йогана кивает: «Дай мне двести сдачи, и пусть этот хмырь выебнется!»
— Да ты что?! Прямо так и сказал?
— Ну да. А другой, который с ним был, сзади ему кричит: «Да нафиг тебе эта сдача — отдай им пятьсот». Первый и говорит: «Ну ладно, не надо сдачи, — но тока пусть этот хмырь выебнется!» Я ещё песенку спел и говорю Йогану: «Ну, давай, брат, зажги, вмочи соло — тебя заказали!» А потом ещё баба подошла одна и ему прямо в руки дала скрученную бумажку — тоже пятьсот, типа благодарность, так он ее быстренько в свой чехол для палочек засунул, вроде как её и не было. А я, сзади, рядом стою и говорю: «Йоганчик, дорогой, ты достань, достань из чехольчика!»
— Он просто понял, что такого случая в жизни больше не представится.
— Ну да. Пятьсот рублей «подмотать».
— А чего — деньги нормальные.
— Да-а, не бешенные.
— Фелипс, так он теперь может в «Метеорологе» работать один. А чего, пять отделений — соло на барабанах, и на фиг ему эти «скрипачи»!
— Правильно, на фиг нас, «скрипачей», — звук только уничтожаем. В разы!
В общем, на том месте, где у людей барабанщик должен играть, у нас — хмырь выёбывается. А чтобы нормальные деньги одному зарабатывать и ни с кем не делиться, ему надо объявление на спину прицепить: «Хмырь, выёбываюсь, пятьсот»
9. Как Квася всё проклял
Квася проклял всё. Но, согласитесь — для того чтобы на такое решиться — нужны и веские причины, и наличие всего. Причины Квася объяснил так:
— Сёба Дич позвал меня поиграть с его командой на барабанах в «Байкерс-Баре», когда он там пел. Я отыграл с ним один вечер, — и я проклял всё!
Как он «всё проклял» — это очередная Квасина интрига. «Проклял» — это, как я понимаю, что-то среднее между «пропил» и «клюкнул». Много пропил и здорово наклюкался, то есть «проклял» — это комплексный, так сказать, термин. А что именно Квася проклял — это ещё одна интрига. Что было, наверное, то и проклял. Всё, в общем, проклял!
10. Байкер
«Матацыкал…»
Я уже очень давно хочу себе мотоцикл. Эта страсть у меня, то проходит, бывает, почти совсем, то появляется снова, то обостряется так, что невозможно утерпеть: руки зудят и ноют, и все мысли сводит от желания ухватиться за мягко вибрирующий руль и ощутить себя в движении, сидя на двухколесном коне… В моём мотоцикле должен быть отличный, смазанный и отрегулированный мотор, в котором всё мягко и замечательно фырчит и вертится: всасывается распылённый бензин, пульсируют высоковольтным напряжением свечи, каждая пружинка и шестерёнка работает легко и плавно, купаясь в масляном тумане… И мой мотоцикл должен хорошо ехать по гладкой дороге, а по бездорожью проходить спокойно и уверенно, — вот такой у меня должен быть мотоцикл…
В нашем городе проходит европейская футбольная олимпиада. И по этому поводу, в дни матчей, над городом постоянно несут патрульную службу военные вертолёты. Поздним вечером я услышал громкий рокот и вышел во двор, посмотреть — ну, примерно, как в детстве, когда надо бросить все дела и срочно куда-то нестись, чтобы успеть рассмотреть низко летящий самолёт или севший поблизости вертолёт. Вертолёт медленно пролетал прямо над моим домом, мощный низкий звук разливался над посёлком, все бортовые огни горели яркими цветами вокруг плоского брюха — красный, зелёный, жёлтый, бледно-зелёный, маленькие светлые огоньки на концах лопастей тонкой прерывистой линией стремительно прочерчивали огромную, проплывающую под звёздами окружность. Совершив разворот, машина пошла в обратную сторону, теперь уже чуть в стороне от места, где я стоял. Да я, собственно, и не стоял: перешёл на другую часть двора, откуда было получше видно. Фюзеляж и светящиеся круги винта стали не видны, только крупные огни плавно перемещались в воздухе под звук двигателя.
Я вдруг представил себя крестьянином, жившим тысячу лет назад, и увидевшем перед собой в ночном небе этот рокочущий, молотящий звёздную пыль вертолёт, с его яркими огнями. Вот это, представляю себе, ощущения! А может быть, я тысячу лет ждал, — когда у меня появится собственный мотоцикл?!
Так, наверное, всё-таки, надо купить!
Фу-ты, ну-ты! Надо, в общем, заработать денег, и тогда, может быть, ситуация прояснится — надо оно или не надо…
— Это всё — байкеры? — спросил у меня сидящий за барной стойкой, новоприбывший посетитель, показывая рукой на пёструю публику клуба «Байкер».
— Не думаю…
— А кто это?
— Просто, люди.
— Я думал, что в байкерском клубе тусуются сплошь мотоциклисты… — удивлённо поглядывал по сторонам посетитель.
— Байкеры здесь были в первые год-два, а сейчас тут никаких байкеров нету — внёс ясность слышавший наш разговор завсегдатай заведения, круглый год таскавшийся в кожаных штанах в обтяжку. По моему представлению, в жару, невентилируемое содержимое таких штанов изрядно преет.
Байкер Вова Гризликов свой «харлей» продал, когда у него появились проблемы с поясницей — из соображений безопасности. И даже директор клуба собрался продавать свой «харлей», когда у него появились проблемы с необходимостью изыскать приличную сумму денег. В клубе «Байкер» нынче ни одного байкера днём с огнём не найдёшь.
Но одного настоящего байкера я там всё-таки встретил. Байкер был худой, тонкорукий, очкастый, длинные тёмные волосы собраны резинкой в пучок. Байкер носил новёхонькую кожаную жилетку и кожаные мотоциклетные перчатки, с приклёпанными металлическими пластинками. И в то неблагодарное время, как все ненастоящие байкеры свои мотоциклы продавали или только собирались продавать, этот, настоящий, являл собою выразительный пример идейной стойкости.
— Готовлюсь к покупке мотоцикла! — сказал байкер, демонстрируя руки в перчатках.
— А железяки зачем?
— Защита при падениях. И вообще, в дороге — очень нужная вещь, когда, например, обороняться придётся. Там ещё и двойная кожа…
Узкоплечий хлюпик с железными бляшками на перчатках смотрелся очень убедительно, как заправский боец. Прямо чувствовалось, что руки его уже почти что привыкли к перчаткам, почти, можно сказать, подготовились к покупке мотоцикла. И не дай бог, действительно, с таким в дороге встретиться — точно ведь, сразу обороняться начнёт.
— А что за мотоцикл? Чоппер* хочешь купить? — продолжил я начатую байкером тему.
— Нет, не чоппер. Мне ближе трайк!
Трайк — это большой и пафосный трёхколёсный мотоцикл, немыслимо дорогой. Чоппер — удовольствие тоже не из дешёвых, но всё же более доступное, по сравнению с трайком. Байкер почему-то не произвёл на меня впечатления человека состоятельного, и я поинтересовался:
— А чего чоппер не хочешь? Не нравится?
— Ну, почему, — нравится. Просто у меня с равновесием проблемы… с детства… я когда-то пробовал кататься на велосипеде, одну педаль крутну — на одну сторону падаю, вторую крутну — на другую сторону падаю…
— Да, интересно… А ты уверен, что оно тебе надо?
— Конечно, уверен! Мотоциклы — это моё!
Байкер намешал в бокале колу с пивом, до цвета тёмной бурды, добавил водки, хлебнул и протянул мне:
— Вот теперь, наконец-то, получилась нужная пропорция. Попробуй! Вот это, вот, очень похоже на виски! Попробуй, попробуй! Очень похоже на виски, правда!
Вот такой байкер. Во всяком случае, очень похож. А что с равновесием проблемы — так где вы видели байкера без проблем? У каждого байкера — свои байкерские проблемы… Очень похожие на байкерские…
*Чоппер — характерный тип мотоцикла, с удобным сиденьем, вынесенными вперёд подножками для ног, каплевидным баком и, обычно, рогатым рулём. Байкеры ездят преимущественно на чопперах и отдают им предпочтение перед другими типами мотоциклов.
11. Фелипс, хороший человек!
Часть I.
«А вы не были на Таити? — Нас и здесь неплохо кормят…»
Фрагмент выступления жирного «таитянского» кота перед заурядными соседскими зверушками во дворе (из мультика про попугая Кешу)
Фелипс, в роли жирного «таитянского» кота, за очередной бутылкой коньяка,
в рабочее время красочно повествует о былом — перед аудиторией, состоящей из участников группы «Кино и немцы».
В роли попугая Кеши — Сёба Дич
— Сидим мы в общаге ночью, бухаем — я, мой друг Ваган, пацаны, девки из музыкального училища. И закончилось у нас всё — и водка, и закуска. И магазин-то рядом, за углом, ночной, а выйти — нельзя, не выпускают из общаги ночью. Я говорю: «О! Есть идея! Скручиваем простыни, связываем их в канат — и спускаем Вагана!» А высота — третий этаж. Поприносили простыни, поскручивали их в жгуты, связали, проверили. Я сам попробовал Вагана на этом канате тащить — нормально, выдерживает! Собрали деньги, сказали, что купить, — полез Ваган вниз. А мы ждём. Идёт Ваган, тащит полный пакет с бухлом, с закуской, и только подходит к канату — два милиционера тут как тут. «А что это у вас здесь происходит?!» Что-то он им объяснял, объяснял, короче, они говорят ему: «Хочешь подняться наверх — давай нам бутылку водки!»
Я смотрю — достаёт из пакета пузырь водки, палку колбасы и отдаёт ментам. Те взяли пузырь, колбасу и ушли, а я этому ору: «Придурок, ты что сделал? Чем закусывать будем? Иди обратно в магазин — докупай ещё пузырь и закуски!» Собрали мы ещё денег, у кого сколько осталось, спустили ему — пошёл. Возвращается — с ним ещё двое. Я думаю — что ещё за фигня? Послали придурка, на свою голову! Кричит: «Спроси, — есть там Юля и Аня, с вокального?» Я — спрашиваю, — «Есть!» Ваган опять кричит: «Ребята дают три бутылки водки, чтобы по этой хренотени наверх залезть!» — Я говорю: «Ну, пускай лезут!» Сходили они опять в магазин, пришли, и начал первый подниматься. Поднимается, поднимается, уже до окна долез, и только я ему руку протягиваю — тут канат рвётся, и чувак с третьего этажа — летит вниз! Гуп! Такой звук, как будто мешок с цементом упал. И орёт! Мы смотрим — Ваган пакеты подмышками прихватил, и быстренько, быстренько, чухнул куда подальше. Мы сразу свет выключили, окно закрыли — спим, нету никого! А чувак внизу — орёт, прибежал там уже кто-то. Короче, поломал он себе и бедро, и руку, и ребра. И, главное, орёт!
Ваган мне потом рассказывает: «Смотрю я снизу — как этот чувак лезет, вдруг вижу — приближается как-то очень быстро! И у меня — первая мысль: «Спасти!» Потом, смотрю — ну очень уж быстро приближается, думаю: «Да ну его на фиг, — убьёт ещё!» И только успел отодвинуться и пакеты с водкой в сторону оттащить — бубух! — «А-а-а!»
В этом месте повествования, Сёба Дич сложился от смеха пополам и дал Фелипсу «пять».
Часть II.
«Как вы яхту назовёте — так она и поплывёт!»
Из песенки капитана Врунгеля
Фелипс в роли «Ди Каприо», выжившего после прогулки на «Титанике», делится с аудиторией секретами актёрского мастерства.
— Поехали мы, значит, с другом на рыбалку. Друг — с женой, я — с девкой. У друга «Москвич», и вот, едем мы на этом «Москвиче» на «ставок». Приехали, нажрались, и захотелось мне походить, погулять — погода хорошая, природа, там, такое всё… Ходил, ходил, вижу — высокий такой холм стоит, и дорога прямо на него поднимается. Ну, я, значит, и полез по этой дороге наверх. Поднимался, поднимался, залез на самый верх, и вижу — холм заканчивается, и там — как бы обрыв, а за ним сразу — вода. То есть, её сначала не видно было, пока я поднимался, а потом — сразу — и слева, и справа, и по центру — открылась такая красота, что я прямо обомлел! Возвращаюсь я, значит, ко всем, и девке этой говорю:
— А хочешь, как с Ди Каприо в «Титанике» — когда они на носу корабля стоят, а вокруг — море, волны, красота?!
— Конечно, хочу!
Ну, я другу и говорю:
— Заводи машину, вы садитесь всередину, а мы сядем на капот, и ты потихоньку, так, едь, а я буду дорогу показывать.
Сели, поехали, друг с женой в машине, мы с этой девкой — на капоте, я, так, значит, дорогу показываю, начинаем мы подниматься на этот холм…
— И что — не успели затормозить?! — не выдержал Сёба Дич.
— Да нет, нормально всё, — вот именно так, как я себе представлял, так всё и получилось: медленно выезжаем мы на вершину и постепенно открывается перед нами водная гладь, — красиво, слов нет, и подруга довольна, говорит: «Как классно, что ты это всё придумал! Ну точно — прямо как в «Титанике!» А друг из машины спрашивает:
— А хотите, — я вас теперь с ветерком прокачу?
— С ветерком, — говорим — конечно хотим! — на капоте «Москвича»! Ну и повёз он нас с ветерком, классно так — не жарко, только смотрю — впереди поворот крутой, и расстояние до него маленькое — не впишемся! А мы ж на капоте сидим, обзор закрываем, водителю вперёд — не видно! Я уже поворачиваюсь так, боком, рукой в стекло стучу, пальцем показываю, а поворот приближается! Он — увидел, наконец, и — по тормозам! Я летел, наверное, метров двадцать, но не упал: лечу, а ноги подо мной сами бегут, и бежать не успевают! Я никогда в жизни ещё так быстро не бегал! А девка, конечно, упала, ободралась вся — лицо, руки, ноги, живот… И друг из машины вылезает — трезвый, как стёклышко. А был такой пьяный, что и ходить не мог!
— Что ты, брат, — говорю — протрезвел? — А он — ну вообще — трезвый стоит, и белый — как мел!
В общем, «Титаник» удался на славу. По крайней мере для «Ди Каприо». На «Титанике» верхом — прокатились с ветерком! И море, и волны, и красота, и Фелипс, хороший человек, рядом!
Часть III.
Рассказ Фелипса о том, кем он хотел стать — до того, как обиделся. В роли обидевшегося Фелипса — обидевшийся Фелипс.
— Поехал я с одной девкой в сауну. Сидим, пьём, разговариваем, и я так, на время смотрю — что два часа уже заканчиваются, оплаченные, и думаю, что надо же её как-то отодрать! Пойдём, — говорю — сделаю тебе массаж! А она:
— Все вы, — говорит — одинаковые! Я ж тебе сразу сказала, что ничего у нас не будет. Так что если ты меня за этим сюда позвал, то ты просто теряешь время.
И тут я — как обиделся! Ну, вот, прямо как по-настоящему. Так сильно обиделся, что аж сам поверил!
— Да ты, — говорю, — себе даже не представляешь — к е м я хотел для тебя стать! Никому, — говорю, — верить нельзя! — и отвернулся от неё, и ещё сильнее обиделся! В общем, так сильно обиделся, что она мне аж дала!
Девушка-то, наверное, думала, что её туда — помыть позвали.
И почувствовал я за себя нескрываемую гордость. Как-никак, а Фелипс на меня целых два месяца обижался. И до сих пор — так и не простил… Я себе даже не представляю, кем он хотел стать для меня.
Часть IV.
Как Фелипс аж играть перестал. Очередной творческий монолог Фелипса в кругу участников вокально-инструментального ансамбля «Кино и немцы».
«Пальцем в носе прочищая, мне там лишнее — на кой?!
С удивленьем замечаю: в носе, палец-то — не мой!
И рука под ним, чужая, — здорова, как у коня!
Волосатая такая, и растёт не из меня…»
(Песня «знаменитого маэстро шансона, Бандерлогина-Бочковского»,
из сатирического номера Юрия Гальцева)
— Сейчас уже не так, а вот раньше в «Байкерс-баре» каждую пятницу — минимум — пять девок раздевались полностью, догола. Прямо — на барной стойке, на бочках, на вот этих, железных, возле сцены. За вечер — обязательно несколько раз падали на барабаны… И самый смешной случай у нас был, когда девка одна — танцует на бочке, разделась уже полностью, повернулась жопой в зал, и крутит, значит, жопой своей! А девочка — хорошая такая, ничего… И, рядом с бочкой, внизу — чувак стоит, здоро-о-овый такой, совсем готовый уже. Стоял, качался, смотрит — тут, прямо перед ним — жопа. Он, такой: «О-о!» Руку поднимает, и, так, пальцем туда, прямо по центру — раз! А этот палец — ей прямо туда и вошёл…
И девка эта, получается, как раз лицом к нам стоит, нагнулась, сиськи ещё такие, красивые у неё, — так удивилась! Подскочила прямо, на бочке! А чувак на свой палец смотрит, и так его, медленно, к носу подносит… понюхал… и протягивает ещё кому-то — то одному, то другому — тоже, понюхать…
Мы аж играть перестали…
Никогда не раздевайтесь догола в общественных местах, друзья мои. Не отвлекайте людей искусства от работы. Им надо семью кормить.
Если вам вдруг покажется, что я невысокого мнения о людях искусства, то это — неправда. Я очень высокого мнения о людях искусства.
Часть V. Бабья хворь. Совместный творческий монолог.
— Есть у меня друг один, так у него бабка — сто семь лет прожила. У него уже и родители умерли, а бабка живая была. Сам он — богатый человек, особняк у него есть большой, за городом, и вот, значит, гостил я у него как-то в этом особняке. И надо было ему куда-то по делам отлучиться. «Присмотри, — говорит, — за бабушкой, может чего надо будет» Сижу я, значит, на втором этаже, телевизор смотрю, а бабка на первом, диванчик там у неё, всё… И вдруг слышу — снизу, крики такие: «А-а-а! А-а-а!» Прибегаю вниз, бабка лежит на полу: «А-а-а! Сердце! Сердце!» И хватается рукой за сердце. Я перепугался, думаю, сейчас помрёт ещё, кричу: «Баба Клава, говорите, что делать?!» а она руку тянет: «Вон… там… открой…» — и рукой на буфет показывает. Я открываю — стоит пузырь коньяка! А она: «А-а-а! Шея! Шея! Шею что-то там прищемило… — и рукой уже за шею держится!
— Налей, — говорит, — в стопочку, надо шею помазать… А-а-а!… шея… прищемило что-то…» Я наливаю, протягиваю ей стопочку, она берёт, значит, макает в неё палец и водит этим пальцем по шее, от уха к горлу! Я постоял, а она всё мажет, «Ну, — говорю, — пойду я» И как будто бы ухожу, а сам не ушёл, остановился и смотрю, что же она делать будет? Сидит, значит, водит себе пальцем пальцем по шее… раз — перестала водить… оглянулась — вроде нет никого… Она эту стопку — хлоп! — полезла у себя там под подушку, достает из-под подушки конфетку, разворачивает, и так в рот её: «Ням-ням! М-м-м!» Затрепала конфетку и довольная сидит!
— Ну, да… шею ж помазала… оно-то, хоть и изнутри… а всё ж помогает…
— Я — другу звоню, рассказываю ему, значит, такое, мол, дело, болеет бабушка, а он говорит: «Она тебя разведёт! Не наливай ей больше, — будет падать, кричать, — не наливай!» Такая вот бабка. И главное — не болела, ничего, а потом, в сто семь лет, резко — хлоп, и всё. Никто даже не ожидал. Сто семь лет бабка прожила. И резко — раз, и всё.
— Ну, да… в сто семь — конечно… резковато…
Часть VI. Мясо.
— Гуляли мы как-то с другом, в детстве ещё, и нашли ёжика. Решили его домой принести, чтобы там, дома, показать, значит. Я его не стал брать, а друг взял, за пазуху себе положил, в курточках мы были тогда одеты. Ну, и идём мы домой, несём этого ёжика, быстро, так, идём. Пришли, значит, там такое место — дорогу надо переходить, стоим, ждём, пока машины проедут. Слышим — у Сереги там звуки такие под курточкой: «Фуфырь, фуфырь!» Фырчит что-то. Он достаёт этого ёжика, посмотреть, а тот — фырчит, значит, дёргается весь, ну он его и выбросил, подумал — вдруг, сдохнет ещё… А ёжик, главное, сразу, такой — оп! — вскочил и побежал. Серёга засовывает руку во внутренний карман, «Фу! — говорит, — тут слизь какая-то!» И руку из кармана достаёт, а там, в руке у него — дохлая мышь… Я ему говорю: «Ты что, дохлых мышей собираешь?!» А мышь эта — слизкая такая вся, тёплая еще. Видно, пока мы шли, этого ёжика там раструсило, что он аж нарыгал! Наверное, совсем недавно только поел. И мышь, что интересно, совсем уже слизкая, дохлая и без хвоста, хвост откушен. И, главное, как это он умудрился, думаю, прямо во внутренний карман попасть?
Ёжик был невысокого мнения о людях искусства и не скрывал этого. Своё мнение он выражал толково и внятно, без излишнего геройства.
©Алексей Свириденко, Донецк, 2012г.