ЧАСТЬ 6. МИР РУЧЬЕВ
«Все стремления и усилия природы
завершаются человеком; к нему они стремятся,
в него впадают они, как в океан».
Александр Иванович Герцен, «Письма об изучении природы».
«Но мы никогда не согласимся,
чтобы поэт, тратящий свой талант
на образцовые описания листочков и ручейков,
мог иметь одинаковое значение с тем,
кто с равною силой таланта умеет воспроизводить,
например, явления общественной жизни».
Николай Александрович Добролюбов, «Что такое обломовщина?»
Глава 50. Плакучий Ивъ
С удивлением Антон услышал собственный голос, вторящий бархатному сопрано проводницы. Дуэт пел про седьмой перевал, про глоток ветра и волшебный цветок. Исполнив припев дважды, Шокалка замолчала. Было слышно, как волны трутся о борта лодки, слегка раскачивая ее из стороны в сторону.
- Почему сейчас? – Антон не выдержал и нарушил тишину.
- А ты подумай, - предложила Шокалка, не оборачиваясь.
- Не стоило ехать? – расстроился Антон. – Нужно было послушать жену? И с отцом не успел посоветоваться…
- Потому и плывем, - сказала Шокалка, - что не успел посоветоваться. Сам решил, сам сделал.
- И снова напортачил, - подытожил Антон.
- Поживешь – увидишь, - сообщила Шокалка голосом Марии Дмитриевны Лукашиной из «Иронии судьбы». – Тут ключевое слово «сам». Это твое первое самостоятельное решение.
- Да ладно! – возмутился Антон. – А институт? А женитьба?
- Большую часть жизни – под чутким руководством родителей. Потом – под не очень чутким руководством жены, - невозмутимо констатировала Шокалка.
- Неправда! – горячо возразил Антон. – Отец вообще был против свадьбы. Советовал дать задний ход, пока нет детей.
- Чем тонко подсказал решение, прямо противоположное заявленному, - Шокалка обернулась и улыбнулась алыми губами. – Зато теперь ты готов. Скоро тридцать, есть жена, дочь, специальность, работа. Пора становиться мужчиной – принимать решения, брать ответственность за результаты. Новый период, новая ступень, новый мир.
- Новый мир? – переспросил Антон.
- Десять пещер в могучей горе ты уже прошел, - подтвердила Шокалка. – Теперь впереди десять холодных подземных ручьев. Вернее, девять, поскольку первый мы уже почти миновали.
- И новый проводник? – Антон понял, насколько сентиментален: всякий раз в момент прощания с проводником хотелось пить и плакать. Вот и сейчас та же грусть…
- И новый проводник, - кивнула Шокалка. – Я вас познакомлю. Но не удивляйся, твой новый гид не очень-то разговорчив. Вон он, гляди, на островке.
Лодка, покачиваясь, выбралась из тесного туннеля на простор подземного грота. Не лазурного, в котором властвовала Шокалка, а «монохромного», «зимнего» - такими эпитетами Антон сразу же наградил это место. Все горизонтальное пространство грота занимало подземное озеро, от которого лучами в жерла туннелей уходили подземные реки. Или ручьи, если следовать логике названия этого мира. Некоторые ручьи впадали в озеро, некоторые – проистекали из него. Одни текли неспешно и величественно, другие пенились мощно и беспокойно.
Светлячки, которые заливали Мир пещер лазурным светом, в этом гроте не обитали. Но свет присутствовал – белый, холодный, больничный; его источник было невозможно определить. Этим светом был пронзен влажный морозный воздух, в этом свете воды рек и озера казались эбонитово-черными, как плавящаяся в бочке кровельщика смола. Белыми плотиками в черном глянце плавали небольшие льдины. Эти мини-айсберги откалывались от обледенелых берегов круглого островка, что расположился в центре громадного подземного пузыря.
Остров был покрыт снегом и льдом. Его поверхность бугрилась сугробами, а берега ежились острыми ледяными заграждениями. У одного из берегов – дальнего по отношению к путникам – каким-то чудом выросло приземистое дерево, широко и густо раскинувшее ветви. Голые тугие прутья сгибались под весом сковавшего их льда так низко, что касались кончиками непрозрачных водных потоков.
Течение мягко несло лодку к берегу, и некоторое время Антон беспокоился, как бы не напороться на пики торосов. Но Шокалка застыла на баке суденышка бесстрашно и гордо, как капитан пиратского фрегата перед абордажем. Такая уверенность проводника успокоила подопечного. Антон перестал волноваться и попытался высмотреть на острове фигуру нового проводника. Но заснеженный кусок суши казался совершенно необитаемым, разве что загадочный гид спрятался в где-то хитросплетении ветвей.
Воды струились вдоль берегов особым образом: любое плавучее тело на поверхности озера время от времени обязательно соприкасалось с кромкой острова, а потом вновь отправлялось в круговой путь. Именно так двигались отколовшиеся льдины, так же плыла и лодка. Всего несколько минут, и форштевень ткнулся в миниатюрный заснеженный пляж - лодка непостижимо проникла меж ледяных стражей, грозно сверкающих острыми гранями. Шокалка выползла на берег и двинулась к дереву, оставляя за собой сплошной след на насте. Антон зашагал по следу, чтобы не набрать снега в кожаные летние мокасины.
Полсотни шагов, и вот он – другой берег. Шокалка прочертила в снегу диаметр острова. Антон остановился у дерева и всмотрелся в крону. Никого. Только колокольчики льдинок на голых ветвях заливались при дуновениях сквозняка мелодичным перезвоном.
- Разреши представить: твой новый проводник, - торжественно объявила Шоколка. – Плакучий Ивъ. Если будешь писать мемуары, не забудь про твердый знак в конце. Именно так: Плакучий Ивъ, на конце ер, дабы сделать слог открытым, чем соблюсти закон его восходящей звучности.
Антон не стал вдаваться в тонкости графики и фонетики. Он не собирался писать мемуары. Его удивило другое.
- Дерево? – уточнил он. – Мой проводник – дерево?
- Говори тише, - попросила Шоколка. – И будь тактичен. Не думаю, что тебе было бы приятно, если бы Плакучий Ивъ высокомерно, как ты сейчас, воскликнул: «Человек? Мой подопечный – человек?»
- Разве может он что-нибудь воскликнуть? Он же, или оно же, дерево, - не унимался Антон.
- Тут я согласна, - не стала возражать Шокалка.
- Само слово «проводник» образовано от «проводить», «вести», - настаивал Антон. – А как может куда-нибудь вести дерево? Какой же проводник из того, кто сам не может двинуться с места?
- А вот тут ты ошибаешься, - сказала Шокалка. – Вести можно не только действием, но и советом.
- Плакучий Ивъ умеет говорить? – резонно удивился Антон.
- Советы можно давать не только словом, - пояснила Шоколка. – Нужно только научиться их распознавать. Говорю же: новая ступень. Ты же теперь стал взрослым, а во взрослом мире иные правила.
- Не нравится мне тут, - пожаловался Антон. – Пустынно, холодно. А без тебя будет и вовсе одиноко.
- Привыкай, - безжалостно распорядилась Шокалка. – Заботливый и добрый проводник расслабляет. В Мире ручьев нет тепла. Только тепло твоего тела. Или души, если угодно. Так что береги его, а не то замерзнешь. Мешать будут многие, помогать не будет никто. О дружбе и любви будут говорить многие, но в поисках настоящих дружбы и любви может пройти вся жизнь. За такими поисками и о мечте недолго забыть…
Ветер тихонько заиграл ноктюрн на колокольчиках обледенелых веток. Шокалка заторопилась.
- Мне пора, - заявила она и поползла назад, к лодке.
- Погоди, - Антон, ежась, побрел следом. – Научи, как мне с ним… говорить. Или что с ним нужно делать?
- Смотреть и слушать, - посоветовала Шокалка, не оборачиваясь.
- Как тут в путь отправляться? Второй лодки я что-то не вижу.
- То-то и оно! – Шокалка остановилась и позволила Антону забежать вперед. Потом встретилась с ним взглядом. – В этом мире простых путей нет. Каждый новый шаг дается с трудом. На него нужно решиться, а потом действовать, пока не передумал, пока сомнения не одолели. Нырять, так сказать, с головой. И помни: здесь столько тепла, сколько сам сумеешь сохранить и привнести.
- А что с охотницей? – вспомнил Антон.
- Охотница затаилась и ждет, - ответила Шокалка и взгромоздилась в лодку, перевалившись через борт. Лодка чуть не перевернулась. – Эх, не люблю я этот момент, - посетовала проводница. – Не приспособлено мое тело для такой акробатики. Затаилась и ждет. Теперь ты взрослый, опытный, матерый зверь, а значит, непростая добыча. Но не расслабляйся – охотница подстережет в самый непредсказуемый момент. Не скучай.
Лодка отчалила, оставив в снегу отпечаток форштевня. Течение подхватило ее и понесло вокруг острова. Антон побрел вдоль берега, провожая огромную улитку. Было холодно, ноги проваливались сквозь наст по щиколотку, в мокасины забивался снег, который тут же таял и превращался в воду. Вновь захотелось пить и плакать. Наконец лодка обогнула остров и, набирая скорость, нарушая физические законы, поплыла против течения к входу в первую пещеру. Антон помахал было рукой на прощанье, но понял, как нелепо это выглядит со стороны, и опустил руку.
Вспоминая о радостном чуде,
Вдаль шагая по звонкой росе,
Тот цветок ищут многие люди,
Но, конечно, находят не все.
Может там, за седьмым перевалом,
Вспыхнет свежий, как ветра глоток,
Самый сказочный и небывалый,
Самый волшебный цветок.
Песня доносилась из пещеры даже тогда, когда лодка скрылась в темноте. Скоро звуки смолкли, превратился в точку и погас алый путеводный огонек. Антон остался совершенно один. Не было никакой «звонкой росы», а был холодный скрипучий снег. Единственный ориентир – дерево, покрытое льдом. Антон вздохнул и принял неизбежное. Ну, что ж, здравствуй, Плакучий Ивъ.