Я уже упоминал как-то про рабочего Руслана Персикова. Молодой мужик тридцати лет, но поведение его напоминало двенадцатилетнего пацана: совершенно не самостоятельный, ничего не умеющий делать человек. Он жил в Нижневартовске с мамой, но, несмотря на то, что вокруг города стояла тайга, ни разу не выбирался в лес. А ведь там в округе и грибы, и ягода всякая, и кедрач с его шишками. В общем, устроился к нам в топоотряд редкий экземпляр, выросший под крылом заботливой мамы, которая с него пылинки сдувала, оберегая от всяких жизненных сложностей. Как она его в лес-то отпустила? Парень рослый, густые вьющиеся волосы ниже плеч (доставляли ему уйму хлопот, так как редко выпадала возможность промыть их, как следует), которые от грязи слипались и напоминали модные сейчас у некоторых "хиппаков" дредлоки, дреды. Но стоило ему открыть рот, как вся мужественность куда-то исчезала. Руслан (мы его сразу переименовали в Персика) обладал таким тоненьким голоском, что, если не видеть его, можно представить нежного ребёнка вместо взрослого мужчины. Конечно, в бригаде из четырёх, тёртых жизнью, грубых мужиков он сразу занял положение шныря- подай, поднеси, приготовь. Я выполнял геодезические измерения сначала за тремя бригадами, прорубавшими, пилившими геофизические профили в тайге, потом сдался, не успевая, и оставил две. Поэтому туда, где работал Персик, наведывался периодически, повлиять на процесс его воспитания другими рабочими не мог и лишь наблюдал со стороны, как он медленно превращался из маменькина сыночка в мужика.
Своё ружьё я оставил дома, не решился везти его через полстраны. А тайга кишела дичью и зверьём, душа рвалась на охоту. В деревне Большие Леуши, что стоит на правом берегу реки Объ, я договорился с местным мужиком, и он продал мне старую раздолбанную курковую тульскую двустволку двадцатого калибра выпуска пятидесятых годов, патроны, дробь, порох, капсюли. Потом до меня дошёл слух, как этот кадр рассказывал приятелям, что он "обул городского лоха", заломив цену. Ружьё не чистилось со времён царя Гороха, покрыто ржавчиной, в стволах раковины. Плевать, что выбрасыватель патрона не работал, сломан был зацеп (зуб)- я сделал из крепкого прута шомпол и после выстрела выбивал им гильзу из ствола. Соединение ложи со стволами было хлипким, нужно было прижимать их друг к другу при выстреле. Но зато у меня появилось средство для охоты и, что греха таитъ, страховка какая-никакая: переходил я от одной бригады к другой по несколько километров через тайгу, а медведей в Ханты-Мансийском округе водится немало. Надевал на себя рюкзак с электронным тахеометром, на плечо штатив, в руке вешка с отражателем, а в другой ружьишко. По дороге нередко удавалось подстрелить какую-нибудь дичь. Сначала рабочие, увидев моё ружьё, откровенно подкалывали, но я лишь думал про себя в ответ: "скулите, скулите, посмотрим, что потом скажете".
Когда в котелке вместо надоевшей тушёнки стало появляться мясо рябчиков, тетеревов, глухарей и уток, мужики стали уважительнее относиться к ружейному раритету.
Еду на крыше вездехода с бригадой, где работал Персик, сжимая в руках ружьё и озирая окрестности, как вдруг слышу нежный голосок:
- Непонятно, а что может делать лошадь в тайге? Тут же никаких деревень нет.
- Какая лошадь?- повернулся я к Персику.
- Да вот, сейчас проезжали, а она в кустах стояла, на нас смотрела. Странная такая.
Я стукнул кулаком по крыше кабины:
- Стой! Персик, блин, какая тут может быть, к чёрту, лошадь? Как она выглядела?
- Ну, морда такая горбатая...
Я спрыгнул с вездехода и побежал назад, но, естественно, сохатый уже смылся от греха подальше.
- Персик, а ты рога, случайно, у твоей лошади не заметил?- съехидничал я, вернувшись.
- Нет, а разве у лошади могут быть рога?- наивно спросил тот. Я лишь безнадёжно махнул рукой:
- Как ты, родившись и живя, практически, в тайге, не смог отличить лося от лошади?
- Так это лось был? Вот я и подумал, что на лошадь не очень похож...
В другой раз едем по старому профилю, Персик сидит сбоку, опять произносит своим ангельским голоском:
- Как интересно, никогда не думал, что по лесу могут гуси гулять.- И смотрит на меня вопросительно. Снова удар по кабине:
- Персик, ты где "гусей" видел? - тяжело вздохнул я.
- Да минут пять назад проезжали мимо двух, они сбоку в траве спрятались, на нас смотрели.
Я оглянулся- смысла возвращаться не было, хотя и понял, что заметил он, наверняка, глухарей.
- Ну, вот объясни мне: ты глухарятину же ел? Видел, как я птицу ощипывал, палил, разделывал?
- Да, видел, конечно.
- Так как же ты мог глухаря с гусём домашним перепутать???
- Точно, это были глухари! Я же ещё подумал: а что тут гусям делать?
- Ты в следующий раз, будь добр, если заметишь в тайге кур, гусей, лошадей, ишаков, верблюдов или слонов, ...твою мать, говори мне сразу, а не думай!!!
В конце лета у меня случилась неприятность с позвоночником, вывезли из тайги, и, пока я валялся по северным больницам, ружьишко прибрал к рукам один из наших вездеходчиков, местный мужик. В эту сейсмопартию я так и не вернулся на будущий год, поэтому не удалось забрать у него оружие. Но, думаю, оно оправдало ту цену, что заломил мне при продаже местный мужичок. Меню в бригадах было частенько разнообразнее, благодаря удачному выстрелу. Правда, так и не удалось добыть ни одного сохатого, к счастью для этих великолепных животных. А, с другой стороны, к счастью для меня, не пришлось стрелять и по медведям, хотя я периодически встречал их, но умные звери держали солидную дистанцию и уходили сразу с моего пути, возможно, следя потом за мной и провожая.