Всю тяжесть Великой Отечественной войны
вынес на себе простой солдат: пехотинец,
артеллерист, связист, моряк, летчик.
Можно перечислить все рода войск, а нужно ли это?
Сколько осталось их, наших защитников,
заслонивших собой мир от коричневой чумы?
Вероятно, немного. А те, кто еще "в строю", надеятся
встретиться с однополчанами еще хоть разок,
прекрасно понимая, что время неумолимо.
Размеренно, неторопливо пеердвигался на костылях убеленный сединой человек и каждое движение давалось ему с большим трудом. Но не дрогнул ни единый мускул, и не исказилось болью лицо. Наоборот, оно излучало невероятное жизнелюбие. Нелегко было и раньше, семьдесят с лишним лет назад. Пол Европы, шаг за шагом, отвоевывая у врага каждую пядь Земли, шли ОНИ, защитники Отечества.
Ветеран опустился на лавку. Запах душистой сирени благоухал повсюду, на клумбах нежным шелком алели тюльпаны. Никто не пришел на встречу.
"Где же вы теперь,
друзья-однополчане,
боевые спутники мои".
Слова полюбившейся песни звучали, как нельзя кстати. Нескем опрокинуть боевые сто грамм, припомнить фронтовые будни. Память снова и снова возвращала его в то далекое, суровое время, когда каждый день на войне считался целой жизнью.
Сергей снял с плеча тяжеленные катушки и дал команду своей группе остановиться. Прибыли в заданный пункт. Первым делом налаживали связь между полками, а уж потом устраивались на ночлег. Зачастую, едва выполняли приказ, как тут же снова в бой. На батарее расчет из семи человек успевал и окопать зенитно-артиллерийскую пушку, пятитонную красавицу, и вырыть землянку, и время для отдыха выкроить, а связисты оставались под открытым небом совершенно не устроенные.
А что если применить маленькую хитрость: взять на себя лишние катушки, а бойцы, оставшиеся в расположении, займутся обустройством ночлега, обогреются, поужинают. Но не тут-то было, комбат заметил самовольство. Педантичный до невозможности, он решил, что я увиливаю от выполнения приказа по налаживанию срочной связи и назначил двое суток ареста. Рядом с пушкой поставили часового, а я, засучив рукава, принялся рыть ячейку. Справился быстро, выручила сноровка. Шинель и погоны со звездочками отдал старшине, на дно импровизированной «губы» кинул плащ-накидку и уселся удобнее. Курорт, а не наказание, сидишь, мечтаешь, звезды считаешь. Грезы прервал зычный голос:
- Ты что-ли арестант, держи обед, да смотри не обожгись, каша с пылу, с жару.
Но не пришлось отведать солдатской стряпни, посыпались мины. Поступила команда прорываться в один из населенных пунктов, указанных на карте. Напоролись на засаду, отчетливо читался испуг на лицах фашистов, они и сами не ожидали увидеть противника, что называется глаза в глаза. Воспользовавшись их замешательством, двинулись в окружную. Пока делали крюк, налетела авиация и разбомбила машину. Но мы в долгу не остались - командир батареи прямой наводкой сбил вражеский самолет. Знай наших! Уж и не сосчитать теперь сколько их было сбито на счету нашей зенитной батареи. Успеешь записать вовремя, засчитано, а не успеешь – не беда, главное, что еще один стервятник уничтожен.
Припомнился жаркий июльский день: бреду по полю, а жаворонки поют, ну прямо, как у нас в селе и, не верится, что идет война. Пилотка съехала на затылок, пот слепит глаза. Провод негромко щелкает, делая очередной виток. Всего три километра отошел от батареи, как появились юнкерсы. Что же наши молчат? Ан нет, тут же захлопали зенитки и немец задымился. Я ммоментально сориентировался и бегом в соседнюю часть зарегистрировать сбитый самолет за нашей батареей, взял бланк и твердым почерком записал нужные данные. Есть, еще один отлетался.
Эх, дороги, пыль да туман,
Холода, тревоги да степной бурьян.
Выстрел грянет, прямо в степи,
Твой дружок в бурьяне неживой лежит.
Сегодня больше, чем обычно ноет плечо, дает о себе знать ранение. А было это восемнадцатого апреля сорок третьего. Снег уже сошел и земля паровала под теплыми лучами заходящего солнца. В роту влилось пополнение из семи человек. Перед боем необходимо составлять карточку сектора обстрела. Распределив боекомплект, даю вводную расчету, кто и где должен занять позицию. Пригнувшись пониже, иду к новичку, казаху по национальности, пытаюсь объяснить задачу, но он непонимающе качает рыжей головой. На левом фланге в тельняшке и бескозырке окопался морячок. Прильнув к пулемету, он всматривается во вражеские окопы, они были метрах в ста, не больше. Четко слышится лающая речь. И, вдруг, совсем близко звук разорвавшейся мины и резкий толчок в правое плечо. Упал на дно окопа, боли не ощутил, но отчетливо запомнился вкус земли-матушки. А казах остался невредим, словно заговоренный, и ни один из осколков мины его не задел. Морячок быстро подполз ко мне, кортиком вспорол шинель и сделал перевязку. Легко раненные к медсанбату добирались самостоятельно. И я, считая себя таковым, поплелся за помощью, имея перед собой четкий ориентир – красный крест. Неимоверно трудной и, как выяснилось, непреодолимой оказалась дорога к спасительной палатке. Как-то неожиданно ушла из-под ног земля. Очнулся под брезентом, пахло лекарствами. Снова забытье и вновь сознание вернулось, вероятно, от жуткой трясучки по ухабам. Везли меня на подводе. В ногах лежал еще один раненный. Бедняга тихо стонал и повторял: "Я живой, я живой". Он решил, что его везут хоронить, ведь ранение в живот почти всегда оказывалось смертельным.
Я тряхнул головой и видение ушло. И почему это в последнее время часто вспоминаются моменты, связанные с ранениями. Очередное получил двадцать пятого октября сорок четвертого: полоснуло по ногам очередью разрывных пуль из крупнокалиберного пулемета. Упал, как подкошенный. Комбат с ординарцем уложили на плащ-палатку и понесли к укрытию, но не успели, снова начался обстрел. Все спрыгнули в окоп, а я остался наверху. Мины рвались совсем близко, осыпая фонтанами земли. Ну, вот и пришел мой конец,- подумал я, но кто-то наверху решил, что помирать мне рановато. Провалялся в госпитале города Иваново восемь с половиной месяцев. Весной сорок пятого встал на костыли, даже на танцы ходил. Миловидная девушка предложила: «Пойдем потанцуем». Я с удовольствием согласился. По пути любовались северным сиянием, от него светло, как днем. Решили с красавицей забраться повыше, чтобы лучше разглядеть переливы на небе, да не успели. Зычный голос Левитана объявил сообщение правительства об окончании войны. Не помню как очутился во дворе госпиталя. Ликующая масса подхватила меня на руки и давай подбрасывать. Крики радости смешались со стонами от боли в ногах, но, да ничего, ведь ПОБЕДА!
«Этот День Победы, порохом пропах.
Это праздник с сединою на висках,
Это радость со слезами на глазах...»
Потом началась мирная жизнь, о которой мечтали во время кратковременных передышек между боями. Встретил любовь одну единственную на всю жизнь, родились дети, внуки, даже правнука дождался. Но, в этот теплый майский день, ветеран так и не дождался фронтовых друзей.
Медленно, превозмогая боль, выпрямился, и зашагал по аллее. А из рупора на площади звучало жизнеутверждающе:
"... Мир защищая,
Землю спасая,
Шел вперед солдат."
Инна Туманова