Уборочная

Маслак Ирина
Широки и раздольны пшеничные поля, хороша и привольна родная сторонушка, - председатель пришпорил коня, невольно любуясь нивой. Здесь еще мальчишкой искал уединения,  и  спелые колосья  на прочном стебле надежно укрывали его от посторонних глаз. И нынче, спустя много лет, хлеба не хуже чем раньше. Вот только прятаться больше незачем, повзрослел.
Председатель  колхоза  Семен Ермаков спешил в третью бригаду. На  этом участке  он бывал чаще, чем на других. Почему и сам не знал,  может пшеничка спелей, а может русые косы Арины манили? Издали был виден полевой стан, люди сгрудились под навесом у длинного стола с лавками, видно время обеда подоспело, а он еще и не завтракал. Вот и славно, заодно и перекушу.
- А, председатель, милости просим к столу, - радушно встретили  его хлеборобы.
- Благодарствую, с превеликим удовольствием, - принял приглашение Ермаков и поискал глазами Арину. Молодка  примостилась на краю лавки и  сосредоточенно глядела в миску.
- Пшеничка этим летом уродила на славу, –  порадовался бригадир Егорыч, отирая пот со лба. Его мозолистые  сильные руки немало потрудились на своем  веку.
-   Да уж, это точно – поддакнул субтильный Сидор Круглов. В чем только душа теплилась да портки держались? Казалось, дунь ветер посильнее и унесет мужичка. Но зато  имел ехидный характер и острый,  как бритка язык. Немало односельчан страдало от его язвительных шуточек. Вот и сейчас он «сел на своего конька»: «Знатный урожай. И  это в год смерти Калинина. А что ж будет, когда умрет Сталин?» Гнетущая тишина повисла в воздухе. Стряпуха разливала кулеш по мискам, да так и замерла с половником в руке.
- Ты что это мелешь, типун тебе на язык, - первой опомнилась Арина, - не ровен час дойдет до кого надо,  - и она сделала характерный жесть рукой, - не сносить тебе головы.
- Молчи глупая баба, накаркаешь еще, - встрял комбайнер Ленька. - Хотя справедливости ради надо признать, язык, как помело, от деда,  видать, достался. Тот тоже молол  все, что в голову взбредет.
- Чего вы все раскудахтались, уж и пошутить нельзя, -  ерзая по лаве виновато оправдывался Сидор. - А кулеш то, кулеш у тебя Авдотьюшка, наивкуснейший. Знатная стряпуха, - похвалил он повариху, пытаясь  сменить тему.
- А то, я свое дело знаю и глупостей разных не болтаю, - твердым голосом констатировала женщина и шлепнула в миску добавки.
- Спасибо за  обед - поблагодарил  Ермаков и  обратился к бригадиру. 
- Как считаешь, Егорыч, сколь пудиков с гектара нонче соберем?
- Дак не мене восьмидесяти будет, - почесывая небритую бороду, предположил тот. -  Не управимся, нужна подмога.
- Где ж я тебе ее возьму, почитай все село на уборочную вышло. До праздника «Урожая» осталось всего ничего, поднатужься Егорыч, не впервой хлебушек то убираем.
- Такой – впервой, - стоял на своем хлебороб.
- Слышь,  председатель, а что если ребятишек с огородов снять  и к нам подключить, тогда точно в срок поспеем.
- А там, кто останется?  Нет уж, справляйтесь сами.
Бригадиру пришлось согласиться с председателем. Усталость прошла, видать хорошо подкрепился.
- А что, Сидор, отметит нас правление за сверхплановую сдачу зерновых, может даже в области на Доску Почета карточки наши повесят – хохотнул Егорыч,  подзадоривая  соседа.
- Наши с тобой физии туда не поместятся, -   невесело отшутился Сидор и попросил добавки. - Авдотья – кинь еще чуток, уж больно вкусно.
- Я-то добавлю, да что толку – перевод харчей, синицу хоть на пшеницу. Лучше перестань язвить, глядишь, и брюки  падать не будут.
- А ты не жалей стряпни, неизвестно, когда еще он так сытно поест. Баланда – она и есть баланда, - хохотнул Ленька и, сдвинув кепку на затылок, вышел из-за стола.
Взоры присутствующих обратились к Ермакову. Неудачную шутку парня председатель, казалось, пропустил мимо ушей. Все это могло выглядеть смешно, если бы не было так грустно. Припомнился промозглый вечер и топот сапог на крыльце, обыск, тихий плач мамы, прощальный взгляд отца… В 37-м многие лишились кормильцев и стали изгоями в родном селе. Семья Семена тоже пострадала. А ведь поначалу мать решила, что это по доносу Круглова старшего арестовали мужа. Оба вспыльчивые и непримиримые спорщики, если дело касалось партийных вопросов. Однажды после очередного заседания отец долго не мог успокоиться. Нервно  курил и, прищурив глаза от едкой махорки, негодовал: «Гнать таких надо из партии! Пшеницу загубил, фураж сгноил – агроном называется! И при этом в председатели метит, работничек. В обком поеду, пусть меры принимают».
Но обвинили во всем отца. Той же осенью сын с матерью заколотили хату и уехали в город.
Прошли годы. Страна переживала тяжелое послевоенное время. Нужны были специалисты и на селе. Семен выучился и был направлен в родной колхоз, а минувшей зимой его выбрали председателем. Несмотря на молодость, дело хлеборобское знал хорошо, к советам прислушивался,  прежде чем принять решение. Вот только сердце щемило в груди, ведь сельчане нет-нет да и вспомнят лихие тридцатые годы, когда людей арестовывали, как врагов народа, а близкие даже во сне боялись произносить их имена. Семен поклялся самому себе, что найдет виновного в смерти отца и вернет его доброе имя, а главное, продолжит начатое им дело.
«Все будет хорошо», - мысленно успокоил себя председатель и, отправился во вторую бригаду. Спустился к реке напоить коня и услышал за спиной тихие шаги. Это была Арина.
-  Семен,  я  уж думала не придешь.
- А разве обещал? – с едва заметной иронией в голосе отозвался мужчина.
- Неужели боле не нравлюсь? Все  вы так: сперва соловьем заливаетесь, а потом как черт от ладана бегаете. Не люба – так и скажи. Меня Ленька обхаживает, а я гоню его.
- А ты не гони.
- Как скажете, товарищ председатель, - Арина резко повернулась и шагнула прочь, но крепкие руки Семена удержали ее.
- Ну, уж и пошутить нельзя, - прижимая к груди обиженную молодку, довольно улыбнулся Ермаков. – Экая ты у меня гордячка.
- Ты зубы не заговаривай. Когда сватов засылать будешь? Истомилась  я. Бабы по селу судачат, мол, поматросишь и бросишь.
- Сейчас не время.  Закончим уборочную, засеем озимые до  Покровы, а там  и сватов жди.
        Семен не успел договорить. Горячие уста Арины буквально впились в его обветренные, пропахшие табаком губы.
         Все это время из камышей, едва сдерживая ярость, за ними наблюдал Леонид. Ему хотелось выскочить из укрытия и разобраться  по-мужски, но   открыто наброситься на соперника не смел – председатель все-таки.   Жажда  мести туманила глаза. Еще немного и он  сорвется. Сжимая кулаки, комбайнер удалился: «Погоди, я с тобой по-другому рассчитаюсь, дай только срок»,  - мысленно пообещал он.
        Солнце клонилось к закату, когда Ермаков вернулся домой. На подоконнике стояла крынка молока. Это соседка, баба Варя, поутру и вечером оставляла гостинец внучку, как она ласково его называла. «Вот оженится мой Сеничка, детишек народит, я их нянчить буду. Своих  то Бог не дал» - неизменно повторяла она. «Добрая вы моя», - поглаживая теплую глину кувшина, председатель мысленно благодарил старушку. Ей, поди,  уже девятый десяток, а она одна управляется и в огороде, и по хозяйству. Семен поглядел на покосившуюся от времени хатенку соседки. Мою сберегла,  а свою починить некому. Надо на правлении поднять вопрос, чтобы всем одиноким колхозникам выделить необходимые материалы и работников,  но это после уборочной, а сейчас… Он  закрыл глаза и попытался уснуть, но не смог. В памяти вновь и вновь возникал образ Арины, ее упругое манящее тело. Он почти ощущал аромат ее душистых волос цвета спелой пшеницы. «Аринушка, милая», - мужчина протянул руки,  и… нежно обхватив пуховую подушку, уснул со счастливой улыбкой на лице.
           Утром его разбудил сильный стук в дверь.
«Кто бы это мог быть в такую рань? Неужели что-то стряслось?-  Семен на ходу натянул рубаху и вышел в сени. Дверь сотрясалась под мощными ударами.
В предрассветной дымке председатель с трудом разглядел лица незнакомцев.
- Гражданин Ермаков Семен Емельянович?
- Да.
Уполномоченный протянул казенный бланк и официально заявил:
«Вы арестованы. Следуйте за нами».