Яма. Уничтоженный батальон

Павел Соболевский
Тот бой был адом, самым настоящим, точнее не скажешь. Кольку Куликова на моих глазах убило пулей из снайперской винтовки. Максима Ушакова изрешетило очередью.





Спать не хотелось совсем и я решил рассказать Лёхе, как попал в плен. Он задолбал меня с расспросами: расскажи, да расскажи. Романтика войны кружила ему голову. Сам он пороху, по большому счёту, пока не нюхал, будучи новобранцем, но голову на этой войне уже едва не сложил.

И вот я начал рассказ. О том, как оказался в чеченском плену, а перед этим – уничтожили мой батальон.

Наша колонна въехала в ущелье, которое патрулировалось нарядами сразу с двух блокпостов. Это был "проблемный участок" и потому он охранялся усиленно. Никто не ожидал там засады именно по причине пристального внимания командиров к комплексу принимаемых мер.

Так должно было быть, по официальным армейским сводкам, но в действительности случилось совсем не так. Боевики нащупали наше уязвимое место и устроили засаду именно там. Кто-то из доблестных штабных офицеров предал нас, простых солдат, что называется с потрохами, слив информацию о патрулях и дозорах. Боевики расправились с патрульными и дозорными в два счёта, а позже также легко расстреляли колонну.

Их тактика была простой, но беспроигрышной, проверенной на практике многократно. Из одной ручной ракетной установки подрывалась головная машина в колонне, из другой – машина замыкающая. Первая ракета стопорила колонну, а вторая захлопывала ловушку. Узкая дорога между двумя крутыми склонами не позволяла разъехаться остальным. Сделав колонну неподвижной мишенью, её расстреливали затем с вершин ущелья из крупнокалиберных пулемётов.

Но страшнее всего были не автоматы, пулемёты и даже – не гранатомёты. Страшнее всего в такого рода боях – снайперские винтовки. Гранатомёт бьёт почти наугад, автомат разит очередью, но на большом расстоянии прицельность у него практически никакая. Пули разносит в разные стороны благодаря большой убойной силе и короткой длине ствола. Да и рожок быстро кончается, приходится часто перезаряжать, тратя драгоценные секунды. Ещё хуже, если перегревается ствол – автомат заклинивает и ты становишься безоружен.

Другое дело длинноствольная винтовка. Один прицельный выстрел – один убитый солдат врага. Наёмники убивали российских солдат, как скот на бойне, из винтовок российского производства, купленных на складах росвооружения у продажных оборотней в погонах. А в отечественных теленовостях усердно врали, что винтовки закупались бандитами в странах СНГ. Честь "доблестных" офицеров Российской армии тщательно затиралась прозрачным враньём. А те сколачивали на солдатской крови и материнском горе не кислый барыш.

Тот бой был адом, самым настоящим, точнее не скажешь. Кольку Куликова на моих глазах убило пулей из снайперской винтовки. Максима Ушакова изрешетило очередью.

Взрывы переворачивали бронемашины, солдаты сыпались из кузовов, словно горох, но их тут же поражал шквал свинца. Больше всего убитых в наших рядах было от выстрелов из снайперских винтовок, которыми орудовали наёмники. Но и шквал автоматных очередей делал своё кровавое дело. Шальная свистопляска из пуль выкашивала бойцов беспощадно, вынуждала уцелевших жаться к земле и прятаться, забывая об ответном огне.

Многие из наших не отстреливались вообще, просто по причине пережитого шока. Не нюхавшие пороху новобранцы терялись и плакали по мамкиной сиське, затравленные паникой и грохотом канонады. Боевики, держа их в прицеле, заставляли бросать оружие и вылезать из-под машин. Живые трофеи ценились дороже всего, за них спорили и их делили, чтобы затем торговать солдатскими жизнями, требуя у родственников выкуп.

Банды боевиков, сколоченные из наёмников, воевали эффективней чеченских. Не потому, что чеченцы никчёмные вояки, а просто потому, что опыта у наёмников было больше. Чеченцев подогревала ненависть к русским, но к садизму и жестокости они поначалу не прибегали. Стреляли, взрывали, резали, но не глумились. Садизму их научили приезжие "профи" – талибы, арабы, албанцы и прочая наёмная нечисть. Я не пытаюсь оправдать или выгородить, я всего лишь констатирую упрямый факт.