А и не перевелись, видать, еще сказочки в наше время! Пишут-то много, да вот читают ли? Много ли вы на своем длинном веку прочитали? Слыхали ли что про дурня Ивашку, да про его жену Наташку, аль не слыхали? И ежели еще не слыхали, то вот она вам, пожалуйста, история эта. Кушайте на здоровье, как говорится.
Жило на свете двое братьев: Павел Самсонович да Ивашка. Один постарше был и побогаче, другой помладше и победнее. У одного контора в руках, а у другого только метла да конские хвосты. Один управлял, а другой подметал. Один был умен, а другой, что и говорить, дурень.
Вот раз приходит младший брат Ивашка, грязная рубашка, к брату своему, Павлу Самсоновичу. А тот в кабинете своем заседал, какие-то бумаги подписывал. Остановился дурень на самом пороге и говорит:
- Брат мой! У тебя денег много, а у меня их никогда не бывало. Будь добрым, дай мне копейку на первое время. А как в жизни устроюсь, так весь долг тебе с процентами и верну.
- Так уж и с процентами? - спрашивает его старший брат, а сам бумаги в сторону отложил и счеты взял, да и стал что-то на них подсчитывать. - Ну что ж, так и быть, говорит, вот тебе копейка!
И правда достает кошелек, берет оттуда копейку и на стол перед Ивашкой кладет.
- Да что ж ты в самом деле, смеешься надо мной, что ли? Что ж в наше-то время на копейку можно купить? - говорит вдруг наш дурень.
- Так сколько ж тебе надобно? - взъерепенился было старший брат. Счеты в сторону убрал, кулаками большими захрустел. - Полжизни конские хвосты крутил, а теперь вздумал у меня денег просить?
- Для начала тысчонки рублев в самый бы раз оно было, - отвечает грязная рубашка, а сам в затылке чешет.
- Хорошо, как есть дам тебе сию минуту тысячу рублей. Но если через год не вернешь - процент пойдет. А ставки у меня в конторе большие. Не вернешь тысячу - должен будешь мне десять тысяч.
- Верну, как перед Богом клянусь, верну долг!
- Ну тогда пиши вот расписку. У меня по закону все.
И дал Павел Самсонович Ивашке лист бумаги, и сел тот расписку писать.
Получил Ивашка свою тысячу рублей и никак не нарадуется. Покинул он душную конюшню, закинул котомку свою на плечи, да и пошел денежки свои законные в ход пускать. Да на беду свою шел он мимо трактира, да и решил в трактир заглянуть, выпить чарку-другую крепкого. С такими-то деньгами, да и не выпить, это уж грех, право слово! Да и чарочка недорого будет стоить.
Зашел Ивашка в трактир, да и кутнул там на полную катушку. Заказал он себе поросенка с холодцом, да пельменей в сметане, выпил семь полных чарок, - в общем, други мои, наелся и напился так, что и на сто лет вперед хватит. А как было встал из-за стола, так ноги его и отказали. Упал он на пол трактира, как есть пьяный. Стал народ его поднимать, в чувство приводить, а кое-кто и по карманам шарить. Когда же Ивашка на улице оказался, то никаких денег уже при нем не осталось. Он и все свои карманы тогда осмотрел, он и в трактир назад сбегал - ничего нет, пропали деньги. Понял он, что брат за такие дела его по головушке не погладит, стал думать, что делать дальше. Пошел он на один постоялый двор, да и нанялся там дворником, ибо другого ничего не знал, не умел. Решил он эту треклятую тысячу во что бы то ни стало тогда заработать. Но как он ни мёл, ни старался, но таких денег даже за целый год не мог накопить. И вот спустя ровно год отыскал его братец.
Заявился Павел Самсонович на тот постоялый двор, где грязная рубашка работал. Да не один заявился, а с полицеймейстером.
- Отдавай, говорит, любезный братец, свой долг назад. Да с процентиками.
- Никак не могу, - отвечает ему Ивашка, а у самого пот ручьями бежит по худой шее. - Пока еще не заработал. Вот разве только двадцать пять рублей возьми. А тысячи у меня никак нету.
Не удивился Павел Самсонович этому, да только швырнул от себя прочь эти двадцать пять рублей, да тут же приказал полицеймейстеру арестовать должника и в городскую тюрьму препроводить.
Делать нечего, повесил голову Ивашка, да и пошел в тюрьму.
Привели его туда, выделили самые лучшие хоромы. Камера досталась ему самая сырая во всей тюрьме и самая тесная. А сидело в той камере на ту пору уже двое арестантиков. И как Ивашка к ним попал, стали арестантики эти глумиться над ним и кулаки об него чесать.
- Не сметь меня бить! - кричал им Ивашка, а сам то одному, то другому арестантику подарки по ушам отвешивает. На шум сбежалась вся тюремная стража. Схватили они под руки Ивашку, да и засунули в тесный каменный мешок, как буйного. Вот в том самом каменном мешке, без Божьего света, без чистого воздуха, просидел наш бедовый Ивашка ровно девять лет и четыре месяца. Если не верите, то сами справки наведите. У них там учет строгий. А потом как раз война случилась и стали тогда, помнится, всех мужиков подряд на ту войну призывать. Да и про арестантиков не забыли - тоже на фронт всех погнали. Нечего задаром в застенках штаны протирать, да тюремных вшей давить. Идите вон железные пули в поле ловить. Этого добра сейчас на войне с избытком!
Вот так и с другими Ивашка на войну попал. А что же арестант на войне? Паек пищевой хуже в три раза, вместо солдатского ранца какой-то мешок грязный, вместо хорошего ружья - такое ружье, что и стреляет-то через раз. Вот оказался Ивашка на поле боя. А шуму-то кругом! В базарный день в городе и то во сто крат тише бывало. Пушки грохочут, пули свищут, дымом всю округу заволокло, где свои, где враги, - ничего не видно. Боится Ивашка-дурень голову поднять, по окопам ползет. Куда податься, чего делать - не знает, а никто не объяснит, не научит. Полковника шрапнелью убило, остался теперь один капитан, да и тот незнамо где. Ползет Ивашка себе все дальше и дальше, а рядом то и дело свои как подкошенные валятся - бой в самом разгаре. Вдруг видит он: лежит прямо впереди него капитан. Ногу у капитана одну оторвало, весь в крови он, стонет лежит. Подполз поближе к нему Ивашка, схватил его за плечи, за грязный мундир, да и потащил за собой. Прочь из окопа, подальше от пуль, от снарядов. Весь полк русский тогда посекли, ни одного живьем с поля боя не вышло, все полегли. Все, да только наш Ивашка жив остался. Да тот капитан еще. Вытащил Ивашка капитана своего с поля боя, чудом они спаслись. Пролежали они в лесу до самого раннего утра, а уж тогда Ивашка за помощью побежал. Привел с собой помощь - погрузили раненого капитана на телегу, да быстро в город доставили. А Ивашку, поскольку он арестант был, тут же при капитане держали - до выяснения. Никуда отпускать не стали. А то вдруг мало ли что - перебезчик али лазутчик?
Сделали капитану тому операцию - выжил он, да только ноги лишился. Поставили ему ногу деревянную, добротную. А уж когда он в себя пришел, то дознаваться стал, кто же его тогда с поля боя-то вытащил. Встал перед ним Ивашка, грязная рубашка, на вытяжку. Откозырнул перед капитаном по всей форме и обо всем как есть доложил.
Видит капитан перед собой обтрепанного невысокого мужичка, и на героя на первый взгляд тот ничуть не похож, больше на оборвашку-подметашку какого. А между тем понимает, что перед ним никто иной как самый настоящий герой стоит.
Улыбнулся капитан своему спасителю, ну отчитал, конечно же, по всей форме, для порядка, чтобы другие чего не подумали. А уж потом как из лазарета того он вышел, так и отблагодарил Ивашку от всего сердца. На ту пору война-то уже кончилась. Военным можно было домой вернуться. Вот и взял капитан Ивашку к себе в дом.
А дом-то у капитана и не дом вовсе, а самый настоящий дворец за городом. Колонны, балконы, арки. А вокруг дома рощи тенистые, соловьи по утрам поют. А самое главное украшение это дочь его, именем Наташка. Была капитанская дочь такая красавица писаная, что и словами не изобразишь. И лицом так мила, что и солнышко перед ней меркло, а уж когда шла, то казалось, будто бы и не идет она вовсе, а просто порхает.
И вот решил капитан женить Ивашку на дочке своей Наташке. Наташка, правда, совсем не хотела этого брака. Не понравился ей Ивашка. Но делать нечего - подчиниться пришлось капитанскому приказу.
А дурня-то нашего как одели и причесали! Все зеркала в доме от смущения краснеть начинали, лишь только Ивашка перед ними в костюме свадебном появлялся. А сам Ивашка и не нарадуется тому, что с ним происходит. Влюбился он в Наташку безмерно с первого взгляда и сам поверить своему счастью не может. Сочетались они браком, стали жить в одном доме.
Капитан своего спасителя Ивашку по хозяйственной части поставил. Стал наш дурень кем-то вроде управляющего. Смотрят все на него, смотрят, да вроде бы он и не дурень вовсе, в общем себе толковый такой мужичок, только вот временами прост слишком.
А новобрачная Наташка всем недовольна. Что Ивашка не сделает, что не скажет - все ей не так. Не так доброго утра жене пожелал - целый день она разговаривать не будет, не так за столом посмотрел - в этот день поцелуев не жди. И все подобное и в таком же роде. И так дни за днями шли себе, пролетали, жил Ивашка себе в особняке, женой своей любовался, да только по излишней простоте своей ничего и не знал.
А все дело в том, что начала погуливать Наташка. Ездила она на карете в город, да и пропадала там по целому дню. Ближе к вечеру она больше все возвращалась. Мужу своему говорила, что она в швейных мастерских пропадает, тканями занимается. Не сидеть же ей, в самом деле, под боком у мужа целыми днями? А Ивашка слушает жену свою и верит каждому ее слову.
Вначале Наташка тайно встречалась с одним, был он из офицеров, потом купца себе нашла, да только купец ее бросил. А уж потом до владельца одной конторы она добралась. Сошлась она с Павлом Самсоновичем, с конторщиком, родным братцем нашей грязной рубашки. Сошлась, да и стала у него в гостях пропадать. А Ивашка знать ничего не знал, ведать ничего не ведал.
Вот раз собрался он по хозяйственным делам в город. А было так, что жена его, Наташка, уже пораньше туда укатила. Ярмарка, мол, там будет, сказала она. Посмотрю каких-нибудь товаров себе, а то, сидя в провинции заплесневеть можно. Посетил Ивашка городскую управу, все дела свои сделал, пошел на каретный двор, а путь его был мимо рынка. Ярмарка и правда была в тот день Все пестро да красно, всюду шум, гам, да веселье. Увидел он неожиданно знакомую фигуру, присматриваться стал. А это и впрямь его Наташка была. Да только и не одна она. Какой-то господин шел рука об руку с ней мимо прилавков. Вот и остановились они, а господин этот платок красивый выбрал, да Наташке на плечи и накинул. Смотрит Ивашка во все глаза, да не верит им. Видит он, что его родной братец платки красивые его жене покупает. Хотел было он подойти да сказать пару слов, да только никак не посмел, перетрухнул малость. На поле боя и то, кажись, смелости было больше. Повернулся он тогда, да прямо с рынка и на каретный двор. А уж оттуда-то доехал до капитанского особняка. Закрылся он у себя в комнате, сидит, думы думает.
Наташка-то только под вечер тогда воротилась. Не знала она, что муж ее на рынке с другим тогда видел. Весела она была шибко, да только черное на сердце несла. Задумала она мужа своего извести. Надоел он ей. А хотелось ей только одного: побольше гулять, да меньше под мужем лежать. Лучше пусть больше других будет, а мужа не надо. Приготовила она яду для мужа своего. Наполнила ядом этим стаканчик, чаем развела, мужу несет. Стала она стучать ему в дверь его комнаты. Стучала она, стучала, да только никто не открыл ей.
- Открой мне, Иванушка, - добрым голосом приговаривала Наташка, - это я, твоя женушка, чайку вечернего тебе принесла. Так откушаешь ли?
Не ответил ей тогда Ивашка и дверь не открыл. Топнула Наташка ножкой и пошла отцу своему, капитану, на мужа своего жаловаться. Мол, не хочет этот ваш разлюбезный Ивашка со мной разговаривать и двери тоже открыть не желает.
- Не иначе что случилось, - встревожился капитан. Поднялся из кресла и поковылял на своей деревянной ноге в другой конец доме, в комнату Ивашки. Стал по примеру дочери звать и стучать, - все напрасно. Призвал тогда он слугу ломать дверь. Взломал слуга дверь, вошли они в комнату, смотрят, пуста комната, нету Ивашки. Лишь окно осталось открытым.
- Ну вот, что я говорила вам, батюшка? -залепетала Наташка. - Пригрели вы у себя в доме ирода. А ирод-то этот сбежал! Нечего сказать, хорош муженек! Да поди и не пустой, а с деньгами. Говорила я вам.
- Да помолчи же ты, сорока! - оборвал ее капитан. - Тут еще разобраться надо, в чем дело. Зови полицеймейстера, - обратился он к слуге. - Сейчас же поедем в город моего зятя искать.
Слуга ушел, а вскоре явился и полицеймейстер. Собрались они с капитаном, взяли карету и на карете той поехали прямо в ночь в город. А пронырливая Наташка успела к тому времени яд за окошко вылить в кусты, следы свои замести. Так что кроме вас про тот случай никто и не знает.
А тем временем Ивашка тишком в город прибыл, да и потом к самому дому пошел, где его брат жил. А Павел Самсонович на ту пору уже третий сон видел. Стал Ивашка стучать, весь дом на уши ставить. Вскочил Павел Самсонович, полусонный подошел к двери. Открыл ее и видит, что это брат его перед ним, Ивашка-грязная рубашка стоит. Да только нет больше на нем той прежней рубашки, сидит теперь на Ивашке новый костюм как влитой, и сам он вроде бы по-другому выглядит. Все больше на дельца, а не на конюшника смахивает.
- Это ты, разбойник?! Да как ты смел заявиться? Я же тебя в тюрьму засадил. Ты мне долг оплатить должен!
- Ну, здравствуй, братец, - сказал Ивашка, а сам в двери зашел. - За долгом я и вернулся.
- Освободили, значит? И чем отдавать будешь? Снова двадцать пять рублей под нос мне выкинешь?
- Освободили. На войне я был, кровью своей искупил. А вот ты, как погляжу, не скучаешь, с женой моей забавляешься?
Павла Самсоновича как есть тогда перекосило. Стоит он, онемев, лишь кисточка от ночного колпака туда-сюда ходит.
- И давно это ты Наташку мою завлекать стал? Да впрочем, мне уже все одно. Самое главное долг вернуть. - и достает вдруг Ивашка из-за пазухи своей плеть припрятанную. - Сколько я тебе тогда должен был? Тысячу рублей? А прошло с тех пор десять лет, не меньше. Стало быть я тебе десять тысячь теперь уж должен?
- Стало быть, десять, - брякнул Павел Самсонович, а у самого губы дрожат.
- Ну вот, значит, принимай, братец, отлату. Как и договаривались - с процентиками.
И стал Ивашка братца своего, достойного Павла Самсоновича, плетью стегать, все долги возвращать. На все десять тысячь он ему сполна долгу отвесил, да еще и знатного процента прибавил. А уж потом и ушел, братца своего на коленках оставил.
Встретился ему капитан с полицейместером в городе. Хотели они было без всякого разговору Ивашку схватить, да только успел он капитану пару словечек шепнуть. Рассказал он о том, что жена его, Наташка, погуливала с братом его, единородным, и что ходил он ему угощение отвешивать.
- Да жив он, не бойтесь! Владелец конторы ваш. Разве что первое время лежать на спине не сможет, а так хорошо все, будьте покойны!
Как узнал капитан про измену дочери своей, Наташки, как тут же вспылил весь, и на следующий день с утра отослал ее подальше от себя в одну деревню.
- С глаз моих прочь долой! - увещевал он ее напоследок. - Вот теперь сколь угодно можешь гулять. Да только как у тебя получится - без денег-то? Вот и думай теперь. А мужа теперь у тебя нету.
Разревелась Наташка для порядку, но делать нечего, пришлось в дальнюю деревню уехать. Стала она там жить, платки с бабками шить, о городе мечтать, про мужиков не забывать.
А Ивашка наш не остался жить в доме у капитана. А как уж тот и просил и уговаривал его! И жалованье ежегодное прибавить обещал и жену новую выписать, - все Ивашке не так. Уехал он в соседнюю губернюю. Кажется проходил слух, будто бы он женился там на одной вдове, и что у них народилось даже двое детишек. А потом будто бы бросил их Ивашка, да и пошел в лесные разбойники. Да только вы не всем слухам-то верьте. Слухи-то они разные бывают, вот оно как.