СИЗО
Следственный изолятор или в простонародье СИЗО – место весьма неуютное. Особенно для того, кто первый раз его посетил. Мрачные, грубо покрашенные стены, решётка на окне, железные двери. Две женщины молча сидели на нарах и каждую минуту переживали обстоятельства, которые привели их сюда. Гнетущая тишина, прерываемая редкими вздохами давила на сердце.
Вдруг за дверью послышались голоса. В коридоре лениво препирались охранники.
- Ну, куда я его дену? Все камеры «под завязку». Там люди по очереди спят.
- А в этой кто?
- Бабы. Две. По инструкции не положено.
- У нас много чего не положено. Давай, открывай.
- Да ты что! Этого обормота за тяжкие телесные взяли. Он жену, как грушу отделал, а ты его к бабам. Я рисковать не могу. Мне моя служба ещё не надоела.
- К бабам не пойду. Видеть эту курвятину не могу, - забубнил развязный басок.
- А тебя, паразит, никто и не спрашивает. Куда посадим, там и будешь сидеть. Как картошка. Слушай, сержант, ты посмотри на него. Его же самого соплёй перешибить можно. Какой он разбойник. Через пять часов приедет следователь и, наверняка, кого-нибудь на подписку о невыезде определит, и ты его переселишь. А пока присмотри только.
Звякнули ключи, лязгнул запор и на пороге камеры появились люди в форме и взлохмаченный мужичок.
- Гляди, Хомчук, если хоть какой-то писк из камеры раздастся, я тебя «под ласточку» в служебном туалете определю. Прямо над унитазом.
Дверь закрылась. Мужик огляделся.
- Что, стервы, посиделки здесь устроили?
Согнав одну из женщин с нар, он тяжело плюхнулся на матрац.
- И, чтоб не звука! Услышу, хоть один звук из ваших поганых ртов, порву, как тузик грелку, чёртово семя!
Он отвернулся к стенке и затих. Тишина вновь прилетела и распласталась над их головами, только по соседству с ней пристроился и страх.
Две женщины сидели на одних нарах и молча глядели на сокамерника. Минуты складывались в часы. Не выдержав этой тишины, женщины зашептались
- Вас как зовут?
- Мария…Маша. А вас?
- Нина… Нина Семёнова.
- Как то здесь неуютно. Правда?
- А вы первый раз здесь?
- Да. А вы?
- Я тоже. А вас за что?
- За убийство. Случайно.
- Меня, наверно, тоже.
- Как это наверно.
- Не знаю. В больнице он. Выживет или нет, одному богу известно.
- У меня дети, там, одни. Свекровь старая, а бывший вряд ли посмотрит. У него в новой семье ещё двое.
- А ваши маленькие?
- Тонечке восемь лет, а Ванечке шесть.
- А вы кого убили?
- Мать.
- Свою мать?
- Свою. Да не я её. Дети.
- Как это? – уже в голос спросила Мария.
- А, вот, так. Допекла она нас. Сначала-то мы хорошо жили. Муж у меня был. Семья. Потом он в другую влюбился. Прямо в дом привёл. Дом-то его. Мы с его родителями жили. Это, уж, потом он и их…. В общем, они другую квартиру купили. А я с детьми к своим родителям ушла. Они тоже хорошо жили. Приютили. Помогали. Потом отец умер. Инфаркт. А мать запила. Сначала понемногу. А потом каждый день. Уж, что я с ней не делала. И лечила, и кодировала , и увещала. Говорят, женский алкоголизм не вылечивается. Я все деньги с собой на работу таскала. Так она вещи из дома таскать стала. А я чего? Весь день на работе. Дети с ней. Благо она их не трогала, да не водила никого. Иногда, даже, кормила. Дети-то у меня самостоятельные. Я с утра приготовлю побольше, накрою полотенцем, чтоб не остыло, и детям и ей на закуску хватало. Она, вроде, тихая была, только пачкала всё. Напьётся, дети рассказывали, и песни поёт или ругается. Тонечка, как в первый класс пошла, в другой комнате с Ваней закрывалась и уроки делала.
А, тут, как-то прихожу с работы. Мать, вроде, спит. Я подошла поближе, а она не дышит. Вызвала скорую. А те, уж, милицию. А, милиция определила, что она задушена. Следы на горле нашли.
А, тут Тоня с Ваней подошли ко мне, расплакались и рассказали. Бабушка, мол, пьяная храпела на полу, а они подошли и на горло ей наступили. Оба. Боже, как я испугалась! Следователю так и сказала, что это я её удушила. С первой мысли…. Как представила детей за решёткой….
- Так, их бы не посадили.
- Это уже я потом поняла. Сначала только страх за детей был.
- Ну, и объяснили бы потом. Детей бы порасспросили.
- Так я так и сделала. Только следователь не поверил. Говорит, что я сначала призналась, а потом со страха детей подучила, что говорить.
Мужик на нарах зашевелился. Спина его напряглась. Ухо задёргалось.
- А вы, Маша, кого убили?
- Давай на «ты»?
- Давай.
- Любовника я ударила. Вернее не любовника. Мы с ним поженится планировали. Муж у меня, Валера, поначалу тоже хорошим был. Стихи мне читал, цветы дарил. До свадьбы. А потом…. Как-то постепенно. Нет, он не пил. Вернее, не знаю. Он иногда на неделю куда-то пропадал. Приходил голодный. Поест и допрос мне учинит. Кого, без него в дом водила, с кем «крутила», сколько на это денег потратила. Я ему как-то сказала: «А сам-то?» Так он, знаешь, что мне ответил? Мы, говорит, семья. Единое целое. Если он кого-то…ну, это самое…, то это мы, значит это самое, а если меня того-этого, то это нас того-этого.
- Во, дурак-то!
- И, вот, как-то раз ехала я на «Газели» домой, а кошелёк на работе в бухгалтерии оставила. Я бухгалтером работаю. А один мужчина за меня заплатил. А на следующий день он сам вызвался заплатить. Говорит, мол, сделайте мне одолжение. Я вчера за вас заплатил, и у меня целый день хорошее настроение было. Потом проводил меня до дома. Валера тогда в очередном «загуле» был. Миша, вообще, необычный мужчина. Мягкий, отзывчивый. Мы даже думаем одинаково. Это было какое-то чудо. Он работает тренером в спортклубе. Такой, стройный, накачанный, а в душе добрый и ласковый. У меня, как будто, второе дыхание открылось. Будто я вновь девочкой восемнадцатилетней стала.
- Счастливая…
- И, вот, решилась я всё Валере рассказать. Миша мне одной запретил это делать. Со мной пошёл. Ну, рассказала я ему, что ухожу от него, что полюбила. А Валерка, хоть и хлипкий, но задиристый. С кулаками на меня набросился. А Миша ему в ответ. Сначала просто держал, а потом, видимо, у него тоже нервы сдали. По серьёзному стал его бить. А я…. Что-то во мне непонятное шевельнулось. Что-то повернулось на сто восемьдесят градусов. Вспомнила я, как Валерка меня из ЗАГСа на руках выносил. Руки дрожали, а нёс. Как планировали мы жизнь свою. Учится, детей заиметь. Как он долго болел. Почки у него слабые…и горло. Стала я Мишу оттаскивать. А он ни в какую. В раж вошёл. Ну, куда я против него. Огляделась я и увидела молоток. Видимо, Валера до этого что-то в кухне чинил. Схватила я его и ударила Мишу. Кровь….Упал он. Потом полиция…
- Дай бог, выживет. Спортсмены живучие. У них здоровья ого-го сколько ! А, если заявление писать не будет, то, может, вообще, обойдётся.
- А Валера за меня перед полицейскими заступался. Кричал, что он Мишу стукнул. Только я, уж, правду…. Да и куда ему сюда с его-то почками.
- Всё у тебя, Маша, будет хорошо. Главное в хорошее верить, - и Нина обняла женщину.
- Да и у тебя, подруга, всё образуется. Есть же на земле справедливость. Пусть не людская, так божественная.
Так они и просидели, обнявшись несколько часов, успокаивая друг друга.
Снова лязгнул засов. В проёме двери показался сержант.
- Хомчук, на выход! Прописка сменилась. Место в мужской тебе освободилось.
Мужчина встал. Огляделся. Нашёл взглядом женщин.
- Вы…вы…настоящие, вы… вы…классные мужики. Спасибо вам.
И низко в пояс поклонился им. У сержанта от удивления открылся рот, а мужчина мотнул головой и быстро вышел из камеры, ещё что-то бормоча себе под нос.
Опять в камере наступила тишина. Лёгкая.