Трамплин под тополями

Андрей Бернулли
В этот не совсем счастливый для Сереги день обычно не жаркое питерское солнце палило немилосердно.  Запылившиеся листья неприхотливых  тополей,  высаженных в пору погони за тотальным озеленением наших городов и поселков, безнадежно пожухли и под редкими порывами ветра издавали жалобно-просящие дождя шорохи.

Сезон июльской тополиной вакханалии прошел, но неубранные сонными дворниками и не смытые дождями пушистые рулончики тополиного пуха  беззастенчиво подкатывали к Серегиным ногам даже при самых легких дуновениях не приносящего избавления от изнуряющего зноя ветерка.

Сидя на замызганной невзрачной скамейке невдалеке от поликлиники авиагородка, Серега смотрел на эти серые комочки и почему-то сравнивал их с возможной своей жизненной перспективой. Почему то ему представлялось,  что после  случившейся в этот день неприятности и он может  покатиться по жизни как этот пух – неприкаянно и бесцельно, поддаваясь малейшим порывам ветра.
Такие вот не совсем позитивные мысли приходили в голову в общем-то вполне веселому и неунывающему пареньку.

А случилось в тот жаркий день очень неприятное, совершенно  неприемлемое для него событие: молодого человека не пропустила для поступления в летное училище гражданской авиации медицинская комиссия, а персонально - очень дотошная и абсолютно непреклонная полная дама  с пышной  копной скрученных на затылке каштановых волос.
 
Дама эта занимала кабинет с табличкой «окулист», но острая на язык авиационная  абитура иначе как «акулистихой» - от слова акула, ее не называла. Именно после посещения кабинета «акулы» многие мечтающие о полетах юные романтики уезжали в свои города, городки и поселки, как говорится, «несолоно хлебавши».

У одних  она что-то не подобающее обнаруживала при детальном обследовании глазного дна, другие «горели» на цветоразличении, не усматривая в сюрреалистических картинках Рабкина ни «черта лысого», а вот Сереге не хватило до нормы всего  одной строчки в буквенной таблице товарища Сивцева.

Позднее, будучи на летной работе,  узнал он  об определенных хитростях, к которым прибегали более просвещенные в вопросах медицины абитуриенты, чтобы обойти встретившиеся на их пути медицинские препоны. Но в таежном лесном поселке таким хитростям никто деревенского пацана, конечно же,  не обучал,   поэтому-то и  сидел он теперь  не в самом хорошем расположении духа на старенькой и ветхой деревянной скамеечке.
 
Раньше Сереге казалось, что для размеренных и, как ему представлялось, внешне очень спокойных полетов на вертолетах, которые часто пролетали над его лесным поселком и порой сбрасывали какие-то послания  для главного  лесничего, стопроцентное зрение не обязательно. Из-за этого он не придал большого значения тому, что после школьных экзаменов стал  менее четко видеть очертания некоторых предметов. На весенней комиссии в военкомате зрение  было еще стопроцентным,   а  медкомиссия  при получении медицинской справки по «форме 286» зафиксировала лишь незначительное его ухудшение. Изменения эти, произошедшие после изнурительной школьной экзаменационной гонки, Серега, конечно же, ощущал, но по своей провинциальной простоте и наивности  не предполагал,  что они  могут стать  существенным препятствием для летной работы.
 
Поэтому он смело ринулся  в  Ленинград  и подал заявление в  летное училище гражданской авиации, специализирующееся на подготовке пилотов вертолетов.  А в результате  получил безжалостное заключение окулиста «не годен», невзрачную  скамеечку невдалеке от поликлиники и абсолютное  непонимание того, что теперь ему  делать, куда дальше двигаться, какие искать варианты дальнейших действий по реализации своей мечты.

Он понимал, что надо возвращаться, как говорится  «на щите» домой и готовиться к службе в армии, но что делать дальше – а вдруг ухудшение зрения будет продолжаться, и тогда о поступлении в училище после армии опять-таки можно будет забыть. А как же мечты о полетах? Об управлении так волнующими воображение винтокрылыми стрекозами?

О том, что ухудшение остроты зрения у него временное,  обусловленное перенапряжением глаз при подготовке к экзаменам в школе, Серега не имел абсолютно никакого понятия. Неприступные питерские  эскулапы ему об этом при вынесении своего жестокого  вердикта почему-то ничего не сообщили.  И теперь неискушенный в медико-авиационных интригах пацанчик с грустным и отрешенным видом сидел на скамеечке и думал, что все дороги, пути и тропинки в небо  для него  абсолютно и бесповоротно закрыты.
 
В то время и предположить он не мог, что буквально через шесть лет  без сучка и задоринки пройдет врачебную летно-экспертную комиссию на годность к летной работе. И что вплоть до окончания карьеры будет  ежегодно и успешно эту самую ВЛЭК проходить, беспрепятственно получая так называемую «хлебную карточку» - невзрачную на вид бумажку, свидетельствующую о том, что он годен к «летной работе без ограничений». Не мог он тогда знать,  что его зрение очень быстро и стопроцентно восстановится, что полеты на так любимых им вертолетах, хоть и не в качестве пилота, станут определяющим фактором во всей его не только авиационной, но и личной жизни.

Между тем,  на  пути к пахнущему колбасой поезду неудавшемуся авиатору  попалась эта дряхлая исписанная разными нехорошими словами скамеечка. С потухшим взором и какой-то тупой отрешенностью упал он на нее и абсолютно безучастно смотрел  на окружающую его  заторможенную жарой действительность, не замечая, что происходит вокруг.
 
- Что, дружище, пригорюнился? – вдруг услышал Серега бодрый мужской голос и не сразу понял, что остановившийся рядом со скамьей высокий статный мужчина в форменной сорочке и фуражке работника Аэрофлота  обращается именно к нему.

- Как звать то тебя, боец? – не дожидаясь ответа на первый вопрос, продолжил незнакомец, и Серега назвал ему свое имя, не совсем понимая зачем это  им обоим нужно.

- А меня зовут Евгением Александровичем. Тебя, наверное, эскулапы наши отшили? Угадал? Да, с ними не забалуешь, те еще педанты. А что нашли то, шумы в сердце, искривление перегородки, зрение, сколиоз? – продолжил опрос незнакомец, и Серега почему то  выложил ему всю свою медицинскую эпопею, приправляя  эмоциональный спич весьма нелестными эпитетами.

- Согласен, Сергей, ситуация у тебя не особо приятная, но, я тебе скажу, и не совсем  безнадежная. Ты, говоришь,  в Кременчуг хотел поступить, в вертолетное? – усаживаясь поудобнее на скамейке, задал очередной вопрос мужчина.

- Да, к нам в поселок однажды на школьный стадион санитарный  вертолет садился – Ми-4, за роженицей прилетал. Пока ее привезли, нам один из пилотов рассказал, где можно на вертолетчика выучиться. Вот я и захотел или в Сызрань поступить, или в Кременчуг. В Сызранское училище военкомат мне не дал направление. Сказали – поступай в военно-политическое в Новосибирск, туда есть разнарядка, а в Сызрань у нас разнарядки нет, а без нашего направления ты ни за что не поступишь, там конкурс огромный. Вот я и подал в  Кременчуг. Средний балл аттестата заработал хороший, больше четырех с половиной набрал, экзамены бы сдал без проблем, а тут это зрение! – чуть не плача жаловался Серега.   

- Ну и что, – зрение? У меня оно  тоже не стопроцентное, но летаю ведь, и как раз на вертолетах, правда, не пилотом, а бортмехаником. Слышал о такой профессии? – задал очередной зондирующий вопрос Евгений Александрович и после отрицательного ответа Сереги продолжил.

- Есть, Сергей, такие летные специальности в гражданской авиации  как бортинженер, бортмеханик, бортрадист, бортоператор. Это, как правило, бывшие наземные авиаспециалисты, получившие высшее или среднее специальное образование в авиационных вузах и училищах. Я вот окончил Выборгское училище гражданской авиации, мой хороший друг – Троицкое. В  Выборге у курсантов специализация чисто вертолетная, поэтому они после окончания училища, в основном, работают авиатехниками  вертолетов. Обычно через три-пять годков, при соответствующем отношении к своей профессии, переходят на летную работу в качестве бортмехаников. Из моей  группы процентов семьдесят ребят попали  «на борт», кто на гражданку, кто у «вояк».  Я через четыре года после выпуска уже летал бортмехаником на Ми-8 в Тюменской области. Так что думай – Выборг тут рядом, город очень интересный, красивый, с богатой историей. А вообще, какие у тебя отношения  с техникой – велосипеды, мопеды, мотоциклы разбирал?

Почувствовавший какой-то маленький  проблеск в  решении своей проблемы Серега с  неподдельным  воодушевлением стал рассказывать  новому знакомцу об увлечении  техникой. Запав на  любимого конька,  он охотно сообщил ему о практической реализации в школьном кружке идей  журналов «Юный техник» и «Техника молодежи», о самостоятельно изготовленных моделях самолетов и планеров, о собственноручно разобранном отцовском  мотоцикле  «Иж-Планета». Вот только о том, что собирал мотоцикл «до кучи» его отец, об этом Серега, конечно же,  скромно умолчал.

- Ну, вот тебе и карты в руки, давай не тяни кота за хвост, – бегом в приемную комиссию, переписывай заявление в техническое. Если головой постоянно работать будешь, а не метром ниже, то все будет у тебя в порядке.  После окончания училища отпашешь на земле положенное время  и «на борт» просись, а если красный диплом получишь, то   можешь сразу без отработки  в высшее летное поступить, если, конечно, зрение восстановится.

Серега от души поблагодарил Евгения Александровича и  стремглав рванул на Литейный проспект, где в здании Ленинградского авиатехучилища  находилась региональная  приемная комиссия.  Новая и вполне реальная цель при участии совершенно постороннего, но очень умного и мудрого старшего товарища  была для  Сергея теперь определена. Дело оставалось за малым – во что бы то ни стало добиться  ее достижения.

Примерно через месяц с небольшим после описываемых событий в дружной  компании  короткостриженных курсантов-первокурсников  на ежедневных шестичасовых занятиях по строевой подготовке  Серега яростно колошматил полупудовыми  кирзовыми «гадами» асфальтовое покрытие улиц, прилегающих к общежитию Выборгского авиатехучилища ГА.
 
А потом была нелегкая работа авиатехником на «северах», учеба на бортмеханика вертолета Ми-8 в далеком Омске. Были и полеты, и залеты, и потери, и находки, и радости, и огорчения, и взлеты, и падения. Всего было в жизни Сергея намешано много и, на первый взгляд, -  круто, а приглядишься с позиций нынешнего времени – так вроде бы и нормально все складывалось.

Но, не смотря ни на что, много повидавший на своем веку уважаемый коллегами, друзьями и родственниками, освоивший несколько типов вертолетов и налетавший больше десятка тысяч часов бортмеханик 1 класса  Сергей Александрович с большой теплотой вспоминает тот  знойный июльский день, когда повстречал он на своем жизненном пути человека, определившего   все его дальнейшее бытие, а значит, как утверждали классики, и сознание.
 
Так, неприметная деревянная скамеечка, скромно приткнувшаяся к раскидистым тополям невдалеке от поликлиники питерского авиагородка, стала  судьбоносной  для самого обычного деревенского пацана Сереги, поспособствовав его встрече  с добрым и неравнодушным человеком. А это, в конечном итоге, явилось своеобразным трамплином, при помощи которого он  взлетел  в  насыщенную самыми разными событиями авиационную жизнь.