Океанский лайнер совершал круиз по маршруту Нью-Йорк – Буэнос Айрес. Праздная публика разгуливала по палубам, заглядывала в бары и рестораны, плавала в бассейне, посещала тренажерный зал и бильярдную. Однако больше всего народу скапливалось в просторной курительной зале, ибо курение в ту эпоху считалось серьезным занятием, особенно если вы могли похвастаться дорогими кубинскими сигарами. Шел 1941 год…
Зала была украшена разного рода светильниками, изумрудными золоченными пепельницами, полированными столами красного дерева. Неподалеку от двустворчатых входных дверей в удобных кожаных креслах расположились за шахматной доской два игрока. Одному – состоятельному эмигранту из Австрии – было под шестьдесят. Второй – на десять лет моложе по фамилии Мак Коннор, богатый горный инженер, – не скрывал и даже настаивал на том, что в жизни добился всего собственными руками. Он был весьма самоуверен и отличался завидным здоровьем, несмотря на пристрастие к табаку и виски.
Проиграв австрийцу три партии подряд, шотландец принялся упорно доказывать, что в ряде эпизодов ему не повезло, а кое-где он попросту зевнул. Партнер вежливо заметил, что им – третьестепенным игрокам – ошибки вполне простительны. Мак Коннор не согласился и заявил, что себя таковым не считает и в следующей партии докажет обратное. Не известно, чем бы кончился данный спор, если бы его соперник не обратил внимание на вошедшего в залу нового посетителя.
– Кто это? – поинтересовался горный инженер.
– Мирко Чентович.
– Не может быть! Неужели?
– Он самый. Я видел его в списке пассажиров. Каюта – через три от моей.
– Вы знакомы?
– Скорее, нет. Перебросились парой фраз. Неприятный, некультурный и, судя по всему, необразованный тип.
Пропустив сказанное мимо ушей, шотландец сразу же перешел к делу:
– Предложите ему партию или лучше сеанс одновременной игры.
– Увольте, – отказывался собеседник. – Вряд ли Чентович опустится до нас, грешных. К тому же от этого малого из Югославии можно ждать чего угодно. Он – известный грубиян.
– Тогда я сам, – Мак Коннор решительно встал и отправился вдогонку за шахматным гением и чемпионом мира, который уже успел со скучающим видом покинуть курительный салон.
Через несколько минут шотландец вернулся и на лице его блуждала самодовольная улыбка.
– Мирко признался мне, что импресарио запретил ему играть с кем-либо до турнира в Аргентине, но он готов нарушить запрет, если мы будем платить по двести пятьдесят долларов за партию.
– Вы с ума сошли! – возмутился австриец.
За пятьсот долларов тогда можно было купить скромный, но вполне приличный автомобиль.
– Не беспокойтесь, расходы я беру на себя… Как он мне объяснил, на корабле не хватит шахматных досок для полноценного сеанса. Поэтому он предлагает желающим играть против него на одной доске и согласовывать мнения по каждому ходу.
– Неплохо задумано.
– Встреча состоится завтра здесь, за нашим столиком, в три часа дня…
Не менее пятнадцати пассажиров выразили желание сразиться с чемпионом мира, включая двух офицеров из команды парохода, еще примерно пятьдесят – готовы были стать зрителями. Чентович явился с опозданием. Не взглянув ни на кого и не поздоровавшись, он сделал первый ход и удалился в самый дальний угол помещения, где уселся в кресло и, насвистывая, уставился в иллюминатор. По договоренности, ему давали знак об ответном ходе путем удара чайной ложки о хрустальный стакан. Разговаривать с собой он запрещал. На раздумье каждой из сторон предлагалось десять минут.
К двадцать четвертому ходу положение сборной команды оказалось безнадежным. Вызвавшиеся померится силами с гением храбрецы подверглись разгрому, позору и унижению. Разгоряченный битвой Мак Коннор настоял на еще одной партии, несмотря на уговоры, в том числе и австрийца, не продолжать того, что обречено на провал.
– Как вам будет угодно, – безразличным тоном произнес югославский гроссмейстер…
Вторая партия проходила в еще более нервозной обстановке. Зрителей прибавилось, и волнение Мак Коннора, готового победить или «умереть» на поле битвы, передалось участникам баталии. В какой-то момент забрезжила надежда переломить ситуацию: пешка противников Мирко Чентовича, казалось, должна была пройти в ферзи. А он, оставаясь невозмутимым, отправился к своему креслу в дальнем углу курительного салона.
Мак Коннор, который от имени команды переставлял фигуры, взялся за роковую пешку… И тут в гробовой тишине послышался тревожный голос:
– Не делайте этого!
Голос принадлежал худощавому мужчине лет сорока пяти с необычайно бледным лицом.
– Почему же? – поинтересовался Мак Коннор.
– Это ловушка. Ее применил Алехин в двадцать втором году в матче против Боголюбова, – пояснил незнакомец.
– Что же вы посоветуете? – спросил изумленный шотландец.
– Выведите короля из опасной зоны на h7.
Вернувшийся под звон ложки о стакан Чентович в первый раз задержался у доски, ненадолго задумался перед очередным ходом. Сделав его, он не успел вернуться в свой угол, как опять раздался призывный звон. И югославский гений понял, что что-то происходит не так. Он стал вглядываться в противостоящую толпу, пытаясь выяснить, кто нарушил его планы. Холодное презрение сменилось в нем на некоторую долю любопытства. В конце концов ему пришлось сесть за стол и завершить партию ничьей. Публика ликовала, Мак Коннор торжествовал. К всеобщей радости югослав сам предложил продолжить поединок.
– С удовольствием, – ответил за всех азартный шотландец, – но на сей раз я хочу, чтобы вы сыграли один на один с господином, который только что давал нам дельные советы.
– Как прикажете, – усмехнулся Чентович. Он ничего не терял, поскольку очередные 250 долларов полагались ему лишь за участие. В победе шахматный гений почти не сомневался.
Незнакомец же принялся отказываться, уверяя собравшихся, что не имеет достаточного опыта. Ему говорили:
– Как так, ведь несколько минут назад вы показали высочайшее мастерство?..
Чемпион мира, не дождавшись завершения дебатов, объявил, что будет ожидать решения о продолжении поединка завтра с трех часов. Он отправился к себе в каюту, а через некоторое время безрезультатно разошлись и остальные. Однако ближе к вечеру загадочный господин оповестил Мак Коннора о том, что согласен на одну единственную партию…
На следующий день Мирко Чентович появился в курительной зале раньше своего визави. Он провел блистательную атаку, как представлялось дилетантам, но незнакомец быстро ее отразил и перешел в контрнаступление. Складывалось впечатление, что сопернику чемпиона заранее было известно, как будут развиваться события на шахматной доске. Он практически не задумывался, мгновенно решал конкретную задачу и поторапливал югослава, а тот подолгу размышлял над каждым ходом. Это раздражало загадочного господина, чуть ли не доводило до бешенства. Он еле сдерживал себя от нарастающего гнева. Казалось, он вот-вот потеряет рассудок. Неожиданно Чентович смахнул фигуры с доски и признал поражение.
Зрители полагали, что на требование реванша со стороны чемпиона мира разволновавшийся незнакомец ответит отказом. Не тут-то было: он принял вызов со странным и яростным блеском в глазах. Чентович оборонялся как затравленный зверь. И, когда у гроссмейстера не оставалось шансов на успех, его соперник допустил удивительную ошибку… Он объявил шах, хотя никакого шаха не просматривалось даже в перспективе, и все присутствующие могли в этом убедиться. В голове незнакомца, видимо, вертелась какая-то совсем другая композиция…
В курительном салоне повисла тяжелая пауза. Каждый, грешным делом, подумал, не вызвать ли корабельного врача. Но господин со странностями вдруг преобразился: на лице его появилась смиренная улыбка. Он встал, как будто избавившись от навязчивого сна, и попросил у присутствовавших прощения за причиненные им неудобства и проигранную партию…
Таково краткое содержание знаменитой «Шахматной новеллы» Стефана Цвейга. Я изложил ее своими словами с некоторыми сознательными неточностями, опустив, помимо прочего, важную деталь, ибо читателю уже после первых страниц повествования становится ясно, кто такой таинственный незнакомец. Кто же он?
Автор его именует «доктором Б.», в одноименном немецком фильме его зовут «Вернер фон Базиль». Он – видный адвокат, защищавший интересы австрийской монархии и «венского дома» Ротшильдов. При аншлюсе Австрии в 1938 году доктор Б. был арестован нацистами и содержался продолжительное время в элитном застенке гестапо, где от него добивались раскрытия финансовых секретов клиентов, используя методы абсолютной изоляции и замкнутого пространства.
Этот незаурядный человек выдержал испытания, благодаря попавшему в его руки случайно шахматному пособию, в котором были представлены таблицы ста пятидесяти величайших партий. Адвокат выучил каждую из них наизусть. Доктора Базиля спасли не шахматы, а увлечение игрой, переросшее в психическое расстройство. Попав из заключения в сумасшедший дом, он впоследствии сумел скрыться и эмигрировать. Такова цена игры, очень сильно напоминающей жизнь. По мнению Цвейга, шахматы – лишенная смысла человеческая конструкция, приносящая одаренным, но недалеким натурам деньги, но не ставящая перед собой никаких реальных и положительных целей. Сегодня это предположение писателя доказано, возможно, превосходством компьютера над любым шахматистом высочайшего уровня.
Не исключено, что когда-нибудь будет доказана бессмысленность доллара и даже бессмысленность интернета, но бессмысленность жизни, надо надеяться, никогда доказана не будет. Цвейг имел по материнской линии прямое отношение к «венскому дому», он на своем жизненном пути никогда не сталкивался с бедностью, ни в чем не нуждался ни на родине, ни на чужбине, когда жил в Лондоне, Нью-Йорке и Рио-да-Жанейро.
Цвейг всегда занимался любимым делом – сочинительством. И перед нами – не совсем шахматная история (писатель, например, неправильно указывает ход конем: c3 – a5, не понимает, что пат и ничья для проигрывающей стороны – одно и то же). Это история об утраченных иллюзиях, о вымышленной утрате, которая может довести до безумных поступков. «Шахматная новелла» – последнее произведение Стефана Цвейга: в феврале 1942 года в возрасте 60 лет он покончил с собой.
27–29.04.2018