Глава 6.
Утром следующего дня Галина Евгеньевна с хозяйским видом вела Ракитина по кабинетам своей лаборатории. Комнаты, сверкающие стерильной чистотой, были заставлены сложным оборудованием, среди которого следователь узнавал современные электронные микроскопы, центрифуги, вытяжные шкафы с прозрачными пластиковыми стенками. На полках громоздились штативы с пробирками, колбы, заполненные разноцветными растворами…
- Похоже на химическую лабораторию, - произнес Андрей Ильич, оглядываясь по сторонам.
- А современный ученый-генетик должен быть и биологом, и биохимиком, и цитологом, и врачом, - ответила Галина Евгеньевна, не скрывая гордости. – Кстати, у нас тут самые мощные и современные компьютеры установлены.
- А компьютеры вам зачем? – удивился следователь. Ему не нравилась слишком казенная, какая-то неживая атмосфера в лаборатории. Почему-то казалось, что стоит принюхаться, как непременно уловишь сладковатый запах разлагающейся плоти, как в морге.
- Как зачем? Многие методики управляются компьютерными программами. А обработать полученные данные вообще без компьютера невозможно.
- Надо же… Впрочем, мои знания о генетике ограничены смутными воспоминаниями из школьного курса биологии о каких-то законах Менделя, о двойной спирали ДНК и генах.
- Ну, для человека не имеющего отношения ни к медицине, ни к генетике, вполне приличный багаж знаний, - снисходительно улыбнулась научная дама.
Они заглянули в очередную комнату, где на столах стояли клетки с мышами. Маленькие белые грызуны встревоженно шевелили булавочными розовыми носиками, принюхиваясь к чужакам, вставали на задние лапки, цепляясь передними с крохотными когтистыми пальчиками за прутья клеток. Ракитину показалось, что они молят его освободить их из заточения. Но он отмахнулся от этой нелепой мысли.
- Лабораторные животные, - прокомментировала Галина Евгеньевна. – Часть экспериментов мы проводим на них.
- А чем вообще занимается ваша лаборатория? Только пожалуйста, Галина Евгеньевна, без сложных научных терминов, - попросил Ракитин, изобразив умоляющую гримасу.
- Мы много лет занимаемся проблемами наследственных болезней человека. Когда в начале века был расшифрован генетический код человека, как все мы, генетики, воспряли духом, какими надеждами были полны! Казалось, еще чуть-чуть и человечество будет избавлено от огромного количества тяжелейших болезней, связанных с мутациями генов и хромосом. Надеюсь, из курса биологии вы помните, что молекулы ДНК в живой клетке упакованы в хромосомы? Так вот, появились методики, позволяющие из цепочки ДНК вырезать дефектные гены и вставлять на их место здоровые, полноценные.
- Прямо так и вырезать? – Ракитин сделал движение указательным и средним пальцами правой руки, будто он что-то разрезал ножницами.
- Ну, не ножом и не ножницами, конечно. Но, действительно вырезать, удалять поврежденный ген или группу генов, тем самым избавляя человека от наследственного заболевания. Только моногенных наследственных болезней, связанных с дефектом всего одного гена, насчитывается около 5 000! И эти болезни неизлечимы. Даже если бы мы смогли справиться с этими 5 000 болезней, это был бы огромный шаг вперед. Но, человек – самое противоречивое существо на свете. Он делает революционный шаг вперед и тут же два шага назад, ограничивая себя самого всякими этическим нормами, моральными принципами. – Галина Евгеньевна недовольно нахмурилась. – Едва появились методики, позволяющие удалять больные гены из ядра половых клеток человека и клеток зародыша, как тут же приняли международные конвенции, запрещающие работу с эмбрионами человека. Но невозможно заменить гены-мутанты во всех клетках взрослого человека! А вот в одной клетке, если она является половой, вполне возможно. Провести оплодотворение этой уже здоровой клетки в пробирке и наблюдать, как развивается вполне здоровый зародыш. Ведь процедура экстракорпорального оплодотворения, так называемого ЭКО, сейчас весьма распространена и доступна. И на выходе получаем здорового ребенка, который всем последующим поколениям своих потомков будет передавать только здоровые гены. То же самое можно проделать с эмбрионом на самых ранних стадиях развития. Но, увы, это считается не этичным. Да и экономически провести диагностику и технически не сложную операцию по замене гена гораздо дешевле, чем всю жизнь лечить несчастного больного без надежды на полное излечение. Вы представляете сколько стоит лечение, например, больного с гемофилией? Если даже простейшая манипуляция по удалению зуба может стоить ему жизни. И должна существовать целая служба обеспечения всем необходимым таких больных. А ведь этих безумных затрат можно было бы избежать.
Но, ничего, скоро мы пробьем брешь в бетонной стене предрассудков и докажем, что закостеневшие моралисты были неправы! Прогресс нельзя остановить. И однажды в мир с нашей помощью придет совершенный человек с девственно чистым геномом, каким он, наверное, был в эпоху, когда человечество жило в райском саду до момента изгнания оттуда. Геномом, свободным от мутаций и ошибок эволюции. Освобожденный от болезней человек сможет посвятить свою жизнь развитию, совершенствованию своих умственных и творческих способностей. Он будет жить не менее 120 лет.
Ракитин с изумлением наблюдал, как в глазах научной дамы разгорается странный блеск, голос звенит от воодушевления, а лицо становится упрямо-одухотворенным. Да она настоящий фанатик от науки! Такая сама пройдет по трупам, не то что перешагнет этические нормы и мораль. Ему стало неуютно в этих стерильно чистых кабинетах с несчастными мышами в клетках на лабораторных столах, захотелось выйти наружу, на свежий воздух.
- Значит проблема только в этических нормах? – спросил он, продвигаясь к выходу в коридор.
- Не только, к сожалению. Если бы лет 10-15 назад мы знали столько, сколько сейчас! – в голосе Воронцовой мелькнуло сожаление. – Пойдемте, я покажу вам еще кое-что. Мы многого не знали тогда. Далеко не все генетические болезни связаны с повреждением одного гена. Гены взаимодействуют между собой, образуя ассоциации. И мы пока не знаем по какому принципу эти ассоциации образуются. Кроме того, молекула ДНК содержит не только гены, несущие наследственную информацию. Гены перемежаются довольно большими участками, не несущими никакой наследственной информации вообще. Но ведь природа ничего не делает просто так! Зачем-то нужны эти участки? И рано или поздно мы узнаем, зачем?
Они прошли по длинному светлому коридору, спустились по лестнице и вышли из здания. Яркое летнее солнце брызнуло в глаза так, что Ракитин на мгновение зажмурился. Как же хорошо было на улице! Захотелось подставить лицо теплому ветру, напоенному ароматами леса, цветущих трав и садовых цветов. Но его провожатая чеканным шагом вела его вперед, к другому зданию, совершенно безликому, расположенному рядом с оранжереей.
- Это наш виварий – произнесла она, распахивая тяжелую железную дверь. – Здесь у нас располагаются экспериментальные животные. Из-за ограничивающих моральных норм мы работаем, как и сто лет назад, на животных.
Внутри свет проникал из расположенных под потолком узких окошек, освещая просторное помещение. Вдоль стены тянулись небольшие загончики, в которых Андрей Ильич с удивлением узнавал овец, коз, кроликов, свиней. В памяти тут же всплыла картина какой-то сельскохозяйственной выставки, на которую однажды забрел Андрей Ильич в поисках настоящего лесного меда. Животные, завидев посетителей, поднимали головы и приветливо блеяли, хрюкали, мычали. Возле одного из загонов Ракитин остановился, рассматривая странную козу. Необычной была ее шерсть. Участки грубой короткой белой шерсти перемежались с обширными участками длинной, мягкой, шелковистой, какая бывает у тонкорунных овец.
- Это химера овцы и козы, - прокомментировала Воронцова, заметив любопытство следователя, - любимица и продукт научных изысканий господина Стародубцева. Видите, какая у нее шерсть? Добавьте к вполне приемлемому мясу и полезному молоку довольно большое количество прекрасной мериносовой шерсти и получите мечту любого фермера! Сто процентный экономический эффект. Вот только у Николая Сергеевича пока никак не получается добиться ровного шерстяного покрытия. Шерсть растет клоками. Но Стародубцев не унывает!
Они свернули за угол и вошли в небольшую комнату, по стенам которой располагались стелажи с клетками. Ракитин невольно поежился, увидев в клетках черных, крупных, длиннохвостых грызунов, всполошившихся и тревожно заметавшихся по клеткам при появлении незваных гостей.
- А вот это уже наши питомцы, - Галина Евгеньевна указала рукой на клетки, как указывает экскурсовод на произведения искусства в музее. – Обратите внимание на этих крыс.
- А что с ними не так? – спросил он, разглядывая зверьков, стараясь не подходить близко к клеткам. Как и большинство обычных людей, Андрей Ильич испытывал иррациональное отвращение к этим животным. – Крысы как крысы, с толстыми голыми хвостами.
- Ничего необычного не замечаете?
- Нет…Ничего… Постойте, а почему у них глаза белые? – зверьки таращились на него бельмами слепых глаз и настороженно шевелили тонкими нитями усов, принюхиваясь. От этих мертвых невидящих взглядов стало зябко и неуютно.
- Потому что все они страдают катарактой, помутнением хрусталика глаза, с весьма раннего возраста. Эмбрионам этих крыс мы удалили патологические гены, определяющие развитие тяжелого заболевания сердца, заменив его на здоровый ген. Но у всех этих животных возникла катаракта. И мы пока не знаем, почему? Пойдемте вот туда, там еще интереснее.
Они прошли через узкий проход в соседнее помещение, где в просторных вольерах размещались свиньи. Но свиньи эти были необычными. У Андрея Ильича глаза полезли на лоб, когда в мягком сумраке он рассмотрел, что милые розовые хрюшки передвигаются ползком на вывернутых, распухших, изуродованных суставах.
- Господи, бедные животные! – воскликнул он, невольно отшатнувшись от ужасного зрелища. – Что вы с ними сделали?
- Ничего особенного, - безразлично пожала плечами Галина Евгеньевна. – Мы избавили их от тяжелейшей наследственной формы рака. Каким образом избавление от одной болезни способствовало возникновению полиартрита, другой, не менее тяжелой болезни, мы не знаем. Пока не знаем. Но уже ясно, что все гораздо сложнее, чем мы раньше думали. Взаимодействия генетического материала в молекулах ДНК куда сложнее, запутаннее, чем нам казалось с начала. Чем больше мы узнаем, тем медленнее движемся вперед. Генетика – наука будущего. Впереди нас ждут великие открытия, но я, к сожалению, до них уже не доживу.
- Давайте выйдем на воздух, – пробормотал Андрей Ильич, оттягивая ворот рубашки, - что-то душно у вас тут.
От вида несчастных монстров с исковерканными суставами и слепыми глазами ему стало не по себе, ужасно захотелось курить. Выйдя на улицу, Ракитин захлопал себя по карманам в поисках пачки сигарет.
- Курить вредно, уважаемый господин следователь, - с насмешливой улыбкой произнесла прописную истину Воронцова, снисходительно глядя на неуклюжие попытки того прикурить. Руки Андрея Ильича слегка дрожали.
- Я знаю, но от вида этих ваших хрюшек… - он судорожно втянул в себя сигаретный дым, почувствовав облегчение.
- Ну, что вы, Андрей Ильич, это еще цветочки! Вот если бы нам удалось осуществить один наш проект, который тоже зарубили на корню по этическим соображениям…
- Что за проект? – полюбопытствовал Ракитин внутренне поежившись. От всех проектов этой лаборатории сквозило почему-то потусторонней жутью.
- Реализация этого проекта могла бы полностью решить проблему трансплантации органов. Пока мы бьемся над проблемой выращивания органов для трансплантации, подсаживая человеческие стволовые клетки в тело свиней или овец, превращая их в инкубаторы. Мы могли создать из человеческого эмбрионального материала существо, нет, не человека, а получеловека, не обладающего человеческим сознанием, а лишь человеческим телом, содержащим весь набор необходимых органов. Вы только представьте: две полноценные почки, нормальная печень, здоровое сердце, легкие…- Галина Евгеньевна стала загибать пальцы с холеными ногтями с красивым маникюром.
- Одно такое человекоподобное существо могло бы сохранить жизнь нескольким тяжело больным людям! Ведь для трансплантации могут пригодиться и кости, и кожа, и роговица глаза.
Ракитин представил себе такого монстра и поморщился.
- Получеловек? Человекоподобное существо?..
- Ну, ушлые журналисты придумали бы этому существу запоминающееся звучное название. А сколько было бы пользы! Достаточно было бы лишить это существо функций высшей нервной деятельности, человеческого сознания и оно представляло бы собой животное, генетически идентичное человеку.
- Но это уж точно было бы аморально! – воскликнул следователь, докуривая сигарету до самого мундштука.
- А не аморально обрекать несчастных больных мучительно умирать от почечной или печеночной недостаточности, от сердечной недостаточности или жить в состоянии постоянного удушья от того, что легкие не могут наполниться кислородом? И при этом знать, что достаточно переступить условную черту и через несколько лет проблема будет решена. Это не аморально по-вашему?
- Не знаю… Мне трудно судить, я не специалист в этой области, - замялся Андрей Ильич под требовательным взглядом железной леди. – Вы лучше скажите, а чем занимаются ваши соседи-конкуренты?
- Лаборатория господина Стародубцева занимается зарабатыванием денег, - скорчив презрительную мину ответила Воронцова. – Они с помощью генной инженерии создают новые сорта сельскохозяйственных растений и животных по заказу министерства сельского хозяйства или крупных агрофирм. Подсаживают нужный ген в ДНК зародыша пшеницы и получают засухоустойчивую пшеницу. Нужно вам выращивать кукурузу у полярного круга? Пожалуйста, лаборатория Стародубцева подсадит ген морозоустойчивости в зародыш кукурузы за определенную плату. Николай Сергеевич у нас коммерсант от науки. Он выгоду носом чует и этим же носом умеет рыть землю в поисках выгодных заказов. Но на мой взгляд, наукой это назвать трудно. Ничего нового, революционного они за все годы существования не создали.
- Если он так коммерчески успешен, этот ваш конкурент Стародубцев, то в чем суть конфликта между двумя лабораториями?
- В зависти! Он нам завидует черной завистью, ведь имена наших сотрудников звучат на крупных международных конференциях, на работы нашей лаборатории ссылаются ученые всего мира, нас уважают! А спросите в научном сообществе, кто такой Стародубцев? Никто его не знает. Вот он и завидует нашему положению, нашему статусу, и подличает, подключает свои связи, чтобы выгодный грант уплыл из наших рук.
Галина Евгеньевна уставилась куда-то за спину Ракитина и, криво усмехнувшись, произнесла:
- О, легок на помине! Вот и сам господин Стародубцев идет в нашу сторону. С вашего позволения я откланяюсь. Не хочу встречаться с этим человеком.
- Спасибо за экскурсию, - пробормотал Андрей Ильич уже в спину уходящей собеседницы и вдруг неожиданно спросил, - Галина Евгеньевна, скажите, а сами вы где были в день убийства Кочетова?
Та остановилась и обернулась. Ее лицо искажала кривая надменная усмешка.
- Я до позднего вечера была в лаборатории. Можете спросить у кого угодно. Вам подтвердят мои слова полтора десятка свидетелей.
- Спасибо, вы очень любезны, - кивнул Ракитин и железная леди удалилась, высокомерно выпрямив спину.
Андрей Ильич внимательно смотрел на высокого сутулого мужчину, что шел прямо на него, и когда тот поравнялся с ним, громко спросил:
- Стародубцев Николай Сергеевич?
- Он самый, - ответил тот, останавливаясь и с любопытством рассматривая лысого полноватого незнакомца.
- Следователь Ракитин, - представился Андрей Ильич, - я расследую убийство Юрия Кочетова.
- А-а, понятно. Я видел вас вчера на кладбище. Печальная история, очень печальная. - Стародубцев закивал головой, изобразив на лице дежурно-сострадательное выражение. – Чем могу быть полезен?
- Как вы думаете, кто мог его убить?
Стародубцев удивленно уставился на Андрея Ильича, подняв брови.
- Да откуда же мне знать? Я, конечно, знал Юру, мы все тут друг друга знаем. Что и понятно, ведь работаем под одной крышей. Но личной дружбы с ним не водил.
- Ну, а что думают ваши сотрудники? Ведь наверняка сплетни всякие ходят.
- Я сплетнями, знаете ли, не интересуюсь! – Несколько секунд Николай Сергеевич изображал из себя оскорбленную невинность, но под испытующим взглядом следователя отбросил маску. – Ну, поговаривают, что это может быть связано с его амурными похождениями. Вам наверняка уже рассказали, что наш Юрочка был охоч до слабого пола. Он даже умудрился вскружить голову парочке моих лаборанток, стервец… Но, честно говоря, я в это не верю. Шекспировские страсти в двадцать первом веке? Не верю.
- А с работой это могло быть связано?
- С работой? – светлые глаза непонимающе взглянули на Ракитина. – Каким образом убийство может быть связано с работой?
- Ну, то, чем Кочетов занимался в лаборатории?
- Я понятия не имею, чем конкретно Кочетов занимался в своей лаборатории. Но грифа секретности на всех их исследованиях не было, это точно.
- Николай Сергеевич, я слышал, что между вашими двумя лабораториями существует конкурентная борьба…
Ракитин не успел закончить фразу, когда собеседник его усмехнулся и перебил:
- Что там вам наплела мадам Воронцова? Удивительная она женщина! Если вам нужно накопать компромат на кого угодно – идите прямиком к ней. Она наговорит гадостей про любого, даже про тех, кого не знает.
- Ну, что вы, - немного смутился Ракитин, почувствовав себя неисправимым сплетником, пойманным на месте преступления, - про вас она ничего плохого не сказала. Наоборот, сказала, что вы сделали вашу лабораторию коммерчески успешной, что у вас талант получать выгодные заказы.
Стародубцев искренне засмеялся.
- Представляю, КАК она это сказала! Галина Евгеньевна в своем репертуаре! Все пытается уличить меня в зависти и подлости.
- А что, вы не завидуете своим соседям на самом деле? – поинтересовался Ракитин.
- Было бы чему завидовать! Да, наша лаборатория занимается преимущественно прикладной наукой. Мы проводим разработки для конкретных сельхозпроизводителей и получаем за это приличные деньги. Не всем же быть Эйнштейнами от генетики. А господин Разумовский со своими сотоварищами строят из себя героев-первопроходцев, да только результатов то нет никаких. Знаете притчу про мальчика, который кричал «Волки! Волки!»? Так и у Разумовского. Они долго кричали, что находятся на пороге великого, гениального открытия. Все с нетерпением ждали, ждали. В конце концов устали ждать. И деньги им на исследования с каждым годом выделяют все менее охотно. А они же гордые, чтобы взяться за экономически-выгодную работу. Им, видите ли, не интересно работать на крупные фармацевтические корпорации и разрабатывать способы получения каких-нибудь вакцин или биопрепаратов. А сидеть без денег интересно? Я недавно, года три назад, даже предлагал Георгию Ивановичу выгодный контракт с фирмой – производителем детского питания. Надо было подсадить человеческий ген, ответственный за производство молочного белка, в эмбрион козы. Отказались! За работу взялась другая лаборатория. И вот результат: на ферме козы благополучно дают молоко по своим свойствам максимально близкое к женскому грудному молоку, а фирма готовит из него детское питание. А господин Разумовский бегает по инстанциям с протянутой рукой, выпрашивая деньги на финансирование своих загадочных исследований, от которых никому нет никакого прока. Так что, уважаемый следователь, завидовать тут абсолютно нечему. А теперь, когда Разумовский потерял троих своих ведущих сотрудников, вообще лабораторию прикрыть могут. Поэтому я не завидую, а сочувствую нашим неудачникам от науки.
Ракитин хмыкнул, размышляя про себя, кто же кому все-таки завидует, и протянул руку собеседнику:
- Спасибо, что согласились со мной поговорить.
- Да, пожалуйста. Рад бы помочь следствию, вот только нечем особенно, - добродушно улыбнулся Стародубцев, отвечая на рукопожатие.
Возвращаясь домой на машине Следственного Комитета, Андрей Ильич прокручивал в голове сказанное и Стародубцевым, и Воронцовой. Картина происходящего только запутывалась. Полученная информация ни на шаг не приближала к разгадке убийства Юрия Кочетова и странного бегства Ивушкина. Да и связаны ли они между собой? Может быть это простое совпадение? Ведь трагическая гибель Миши Николаенко точно была простым совпадением. Но время и место событий, привязка их к загадочной лаборатории, укрытой от посторонних глаз густыми лесами и шлагбаумом, подрывали веру в простое и такое желанное стечение обстоятельств.
http://www.proza.ru/2018/04/30/353