Любовь на крыльях войны

Валерий Корныхин
                П Р Е Д И С Л О В И Е

   Это всего лишь небольшая, неизвестная история об искренних, чистых человеческих чувствах и отношениях людей в мирные дни и в годы тяжких военных испытаний. Она пришла ко мне, совершенно случайно, из каких-то тайников подсознания, и  первоначально была  в очень урезанном, практически, схематичном  виде.  Она соткана из какой-то тончайшей эфирной материи.  И вот уже на протяжении  многих  лет,  что-то всё время подталкивало меня  пересказать её людям.  М-да…
   И хотя автор сам и не был её участником, постоянное чувство дежавю преследовало меня на протяжении всего повествования. Что-то неосязаемое вдохновляло меня и вело по лабиринту мыслей, поэтому, при создании повести, мне, в полной мере, как говорится, не требовалось что-то выдумывать. Большинство рассказов сами по себе приходили в осознание из какой-то высшей ноосферы, совершенно так, как появляется, например, поэзия! Впервые в жизни, я сам почти ничего не сочинял, а как будто бы готовую книгу читал.  Каждый день я  с нетерпением ожидал  продолжения рассказов о приключениях героев этой повести. И оно, само по себе, ежедневно являлось мне, стоило лишь прислушаться к себе. Иногда озарение вспыхивало внезапно и без особых усилий, и в самых необычных условиях.  А в другой раз, стоило лишь в тишине сосредоточить внимание, почти так же просто, как настроить приёмник на радиоволну, и открывалась очередная страница повести, которую срочно требовалось зафиксировать! И ещё, что-то руководило моей рукой до очередного тупика, тогда следовало остановиться и переждать. На другой день повторялось всё, то же самое! И волновался, и переживал я за своих героев так, как будто бы все эти рассказы выходят не из-под моего пера, а из реальной жизни! А все чувства, и навыки (например, умение управлять самолётом) казались давно мною пережитыми и когда-то испытанными, хотя в настоящей жизни этого и не было. Просто наваждение какое-то…
   Я очень надеюсь, что читатель простит мне некоторые шероховатости, неточности и упущения, а иногда, возможно даже и, наоборот, излишнюю детализацию при изложении некоторых фактов, ввиду недостаточной исторической компетентности и технической подготовки.  Хотя, конечно, сам  автор весьма кропотливо проверял каждую деталь или значение слова и скрупулёзно разбирался в каждом спорном моменте изложения, чтобы, высказав собственное мнение, не попасть впросак. Я старался, как теперь говорит молодёжь, быть в теме!
   Мне бы очень хотелось, чтобы наши потомки никогда не сомневались в военных и трудовых подвигах наших родителей (их дедушек и бабушек!), в роли тогдашних руководителей страны и армии, а, главное, в нашей безусловной ПОБЕДЕ над фашизмом! Нам не в чем и не перед кем не нужно каяться! Наше дело правое, как говорил товарищ Сталин И.В.!
   Надеюсь, читателю понятно и то, что, кроме реальных персонажей и прототипов, имена и фамилии  героев  повести выдуманные (и я не ручаюсь, что только лично мною!).  Ну и конечно, многие исторические цифры и факты, взятые из справочников, интернета и других источников, пропущены автором через своё собственное восприятие этого сложного, но интересного и прекрасного мироздания!
   Приступая к своему повествованию, автор глубоко понимает свою большую ответственность и просит считать случайными все невольные совпадения с реальными историями и именами настоящих участников Великой Отечественной войны. От этого было не уйти!
   Эта повесть посвящается памяти моих родных, погибших в осаждённом Ленинграде и всем блокадникам этого великого, героического города!               
 
       


                П Р О Л О Г
   Поезд плавно въезжал на железнодорожный мост через полноводную Шексну. Под мостом, по реке-труженице шли караваны гружёных судов на великую послевоенную стройку.
   В купейном вагоне поезда, следовавшего из стольного града Москвы, ехала семья из четырёх человек:  муж, жена и двое малолетних детей. Самая обычная дорожная ситуация: молодые едут навестить своих стариков-родителей, дедушек и бабушек.
    По оконному стеклу лились диагональные струи дождя. И вообще лето в этом году выдалось необыкновенно сырое. Дожди не прекращались. Август наступил, а тепла так и не было. То ли природа скорбела по уходу великого вождя всех народов, то ли, наоборот, до слёз радовалась  избавлению от страшного правления двух коварных, кровожадных  тиранов-кавказцев!
   Мужчину звали Сергей Сергеевич, он с любопытством прильнул к вагонному окошку и стал задумчиво любоваться красавицей Шексной - рекой его детства...      

 
                Г Л А В А    1
                С Е Р Г Е Й

   Будучи ровесником Великой Октябрьской социалистической революции, Сергей родился в небольшом городке Ч., расположенном при впадении речушки Ягорбы в реку Шексну, часть которой впоследствии вместе с низовьем реки Мологи стала рукотворным морем - Рыбинским водохранилищем. Фамилию он унаследовал от своих предков, самую что ни на есть распространённую в их местах - Смирнов. Даже Ивановых в городе было значительно меньше.
    Отец Серёжи Сергей Павлович, уроженец местного уезда, до революции был матросом балтийцем. Накануне октябрьского переворота он привёз свою молодую беременную жену, Анну Фёдоровну в родные места, в семью старшего брата Василия. Сам  же  незамедлительно отправился обратно в Петроград -  брать Зимний дворец. А после установления советской власти в столице, революционный матрос Смирнов с мандатом Ревкома отправился к родным пенатам помогать устраивать новый порядок. Но за годы советской власти большими постами  так и не удостоился из-за ершистого, неуживчивого характера и недостатка образования. Но всё-таки он дослужился до должности капитана колёсного буксира "Тухачевский". 
   Анна Фёдоровна происходила из семьи сельских педагогов.  Ещё до начала Первой мировой войны она уехала учиться в Санкт-Петербург и в 1916 году окончила там [уже в Петрограде (с 31.08.14 г.)] учительскую семинарию.  Она преподавала словесность  в младших классах Смольного, когда случайно встретила  бравого моряка Сергея Смирнова и без памяти влюбилась в него. В феврале семнадцатого, когда Смольный институт почти полностью закрыли из-за недофинансирования, ввиду нехватки средств, они с Сергеем Павловичем обвенчались. Родители Анны, за год до этого, погибли от тифа.  А через несколько месяцев после свадьбы, институт, в связи с революционными событиями, [осенью 1917 года] окончательно переехал в Новочеркасск, и Сергей Павлович  увёз жену на свою родину в Ч.. Теперь Анна Фёдоровна работала здесь в школе семилетке, а по вечерам подрабатывала и в местной школе рабочей молодёжи.
   Серёжа  рос в дружной семье, он был серьёзным, начитанным, но  романтическим юношей. Строгость отца и доброта матери воспитали в нём добросовестность и отзывчивость, стремление и настойчивость в достижении поставленной цели. А цель была высокой, в том смысле, что он мечтал стать авиатором.
   Между прочим, когда-то в местном Александровском училище проходил обучение на мастера-котельщика сам В.П.Чкалов, ставший впоследствии самым известным в стране лётчиком, совершившим с товарищами легендарный перелёт через Северный полюс в Америку.
     Сергей занимался в авиакружке “Добролёт” при местном отделении Осоавиахима. Строил с ребятами планеры и даже несколько раз летал на них с Гритинской горы, расположенной на противоположном берегу реки. Там же, неподалёку от села Матурино, расположился и местный аэродром, где в 1933 году приземлился первый самолёт. Что это было за событие для всего города, сейчас уже трудно передать. Это был праздник, митинги, общий душевный подъём! А для планеристов это событие было особо значимым.
   Брат отца Василий Павлович горячо поддерживал Сергея в его стремлении осваивать воздушный океан. И если родители сомневались в столь сложном жизненном выборе, дядя Вася, будучи слесарем Литейного завода, сам любивший всё этакое новое техническое, даже помогал ребятам из “Добролёта” в строительстве планеров.  Отец же пытался уговорить сына поступить в местный техникум дизелистов водного транспорта, чтобы впоследствии работать вместе, но Сергей настоял на своём и весной 1934 года подал заявление в военкомат для поступления в Ленинградскую военно-теоретическую лётную школу.  А вскоре пришёл и вызов для поступления.


                Т А Т Ь Я Н А
   Татьяна Малиновская родилась в Ленинграде в 1927 году в семье военного. Евгений Николаевич, отец Тани, служил инструктором-пилотом в лётной школе. Мать Анна Сергеевна преподавала естественные науки в школе и на рабфаке. Дед Тани Сергей Сергеевич Соловьёв был выходцем из разночинцев, этакий “Базаров” нового времени. Он являлся профессором геологии Санкт-Петербургского, впоследствии Ленинградского, Горного института. Жил он в семье старшей дочери Анны. Он был страстным коллекционером минералов и различных загадочных артефактов. Сергей Сергеевич давно овдовел, и воспитание дочерей Анны и Ольги он всецело возложил на няньку Клаву, старую деву. Клавдия Ивановна в молодости служила сестрой милосердия на санитарном поезде [№ 143] Императрицы Марии Фёдоровны во времена Русско-Японской  и   Великой [Первой] мировой войн. Она была знакома с самим Сергеем Есениным, знаменитым русским поэтом, который в 1916 году служил у них санитаром. Он подарил ей книгу своих стихов с автографом [автора]. Во время февральской революции поезд расформировали. Тогда Клавдия Ивановна Ястребова уехала в Петроград и устроилась няней в семью овдовевшего профессора Соловьёва. Своей семьи она не имела, и, после октябрьского революционного переворота, няня Клава или Клаша, как её иногда звали домашние, так и осталась жить при детях-внуках.
   Таня росла очень способной и любознательной девочкой. Рассказы доброй нянюшки о том, как они спасали раненых, оперировали их прямо на ходу, следуя с Дальнего Востока и с германского фронта в Петербург, вдохновляли юную Танюшу на героические поступки,  об одном из которых будет рассказано позже. Таня мечтала в будущем стать известным хирургом и лечить людей от разных, неизлечимых пока, болезней. Кстати, тётя Оля и её муж дядя Миша, как раз и были врачами хирургического отделения военного госпиталя. Совсем недавно у них родился мальчик, Танюшкин двоюродный братик Ванечка.
   Была Таня крепкой, ловкой девчонкой, её огненно-каштановые волосы мама заплетала в роскошную косу. Жили они в старинном доме на Университетской [набережной] улице недалеко от Дворцового моста через Неву. Во дворе Таня всегда была заводилой во всякие игры. И никто из ребят не смел, дразнить её за веснушки и рыжие волосы, хотя такая попытка всё же предпринималась: как-то один мальчишка хотел было над ней посмеяться, но быстро пожалел об этом. Таня вцепилась ему в волосы и так отодрала его, что желание подразнить у парня быстро отпало.
"Ну, чисто пацан!" - говорили про неё соседки.
   Таня рано научилась читать и писать и, несмотря на то, что ей было всего семь лет, она успешно сдала испытание для поступления во второй класс начальной школы, пропустив обучение в первом классе. Во многом это была заслуга её матери и старой нянюшки.
    
                П Е Р В А Я    В С Т Р Е Ч А
   Сергей приехал в Ленинград поступать в лётную школу в конце июня. Поскольку ему сказали, что приём документов начнётся только после обеда, Сергей решил немного погулять по городу,  посмотреть исторические места. Особенно, его интересовали Петропавловская крепость и адмиралтейство. Хотелось поесть мороженого, которое здесь продавали на каждом углу. Стояли жаркие летние дни, и свободные от работы горожане загорали в своём излюбленном месте - на каменистом пляже у стен Петропавловки. Отдыхающие, в основном, только загорали, расположившись на свободных от камней местах. В большинстве своём это были женщины и дети, которые на каникулах остались в городе. В воду мало кто рисковал заходить, так как Нева даже в такую жару была очень прохладной.
   Сергей тоже выбрал большой валун и уселся погреться на солнышке. Одежду он аккуратно сложил рядышком,  достал учебник математики и, вприкуску с мороженым  [маленькая белоснежная льдинка между двумя вафельками], принялся готовиться к вступительным испытаниям. Вдруг он услышал тревожные возгласы  какой-то женщины, она бегала вдоль берега реки, размахивала руками и что-то кричала...
   У отца в этот день были учебные полёты, и Таня с мамой вдвоём пошли на невский пляж. Мать расстелила старую скатерть между камнями и принялась с увлечением читать старинную книгу - новеллы Мопассана, она строго наказала дочке -  не заходить в воду и тут же забылась в увлекательном чтении. От книги её отвлекли мальчишки, восхищавшиеся чьей-то смелостью. Она глянула на реку и на мгновение обмерла...
   Таня увидела, как мальчики сталкивали в реку маленький самодельный плот. Она подошла к ним и услышала, что они спорят, кто из них первым переплывёт реку. Видно было, что все они боятся плавания, но никто из них не хотел прослыть трусом. И когда незнакомая девочка вызвалась проплыть на плоту, ребята ей, как бы в насмешку, разрешили, совершенно уверенные в том, что она забоится.
"Плыви, капитанша" - засмеялись они.
Таня, подзадоренная этой насмешкой, ловко прыгнула на плотик и шестом оттолкнулась от берега. Нева подхватила её своим течением, и плотик потащило на середину реки, а поскольку сделан он был неважно, то очень скоро начал разваливаться. Таню охватил ужас!  Она схватилась за одно из распавшихся брёвен и отчаянно болтая ногами, попыталась вернуться на берег.
   Мать всё это увидела и, поскольку сама не умела плавать, стала звать на помощь.
   Вдруг мимо неё промчался какой-то парень и с размаху бросился в невские волны. Лёгкими, уверенными сажёнками он быстро подплывал к тонущей девочке. Последние силы уже оставили её, она выпустила из рук бревно и стала тонуть…  Но тут кто-то быстро схватил её за косу, вытянул на поверхность и сильно потащил за собой. От боли она даже закричать не могла, так как вода заливала  ей рот, и дышать приходилось с трудом. Уже на берегу, Таня расплакалась и стала жаловаться матери, что какой-то парень оттаскал её за волосы.  Мать, сквозь слёзы, попыталась поблагодарить юношу, но, от нахлынувших эмоций,  она не смогла вымолвить и слова! Сергей (а это был он) сказал, в первую очередь, Тане:
 "Невеста уже, почти, а плачешь. Вот подрастёшь, и обещаю, что женюсь на тебе!"
От возмущения у Тани моментально просохли слёзы. Крайне негодуя, она тут же хотела нагрубить парню, но тот быстро повернулся и исчез, как и появился. Когда Анна Сергеевна немного успокоилась после случившегося и начала высматривать этого молодого человека, его, как говорится, уже и след простыл: то ли затерялся в толпе, окружившего их народа, а, скорее всего, он  уже ушёл…

                А З Ы    У  Ч Ё Б Ы
   Сергей боялся, что из-за возраста (а он ещё не достиг совершеннолетия) его могут не допустить к экзаменам, но он имел отличный аттестат, прекрасные характеристики и хорошую спортивную подготовку, так что комиссия "закрыла глаза" на этот пустяшный недостаток, исправляемый временем, и его допустили к экзаменам.
   Сергей успешно прошёл вступительные испытания, и был зачислен курсантом морского отделения Лётной военно-теоретической школы, расположенной на улице Красных курсантов. Здесь всё было устроено по-серьёзному. Чёткий распорядок дня и строгие правила. Не всем это сразу понравилось, но Сергей был готов на любые испытания, лишь бы добиться своей цели - стать настоящим пилотом. Еще при поступлении ребята перезнакомились, но после того, как всех их коротко постригли и переодели в красивую, но совершенно одинаковую форму, новоиспечённые курсанты с трудом узнавали друг друга! Разместились в казармах. Об увольнениях думать пока было рано, обещали только после прохождения курса молодого бойца самым лучшим и только по субботам.
   При очень широкой теоретической подготовке, обучение всё-таки велось по образцу всех военно-технических школ, и все армейские занятия: уставы, строевая подготовка, наряды, дневальничество и караулы, всё это имелось по полной программе. Обучение шло по десять-двенадцать часов ежедневно. Курсанты изучали азы аэродинамики и навигации, метеорологии и топографии. Большое внимание уделялось физической подготовке и парашютному делу. Будущие лётчики подробно изучали материальную часть современных самолётов: их характеристики и вооружение. Через несколько месяцев занятий по теории приступили и к практике.
   Вот и первые полёты! Сергей не скрывал восторга от получаемых впечатлений. Хотелось петь, и однажды Сергей не сдержался и от эйфории запел:
"Всё выше, выше и выше стремим мы в полёт наших птиц!"
Его инструктор, комбат Малиновский [одна шпала в петлице: c 1935 года – звание капитан], после очередного "вывозного" полёта, строго заметил:
 "За пением не забывайте смотреть на приборы, а то допоётесь у меня до внеочередного наряда!" После восемнадцатого вылета с инструктором, Сергею предстоял первый самостоятельный полёт. Получив лётное задание, Сергей занял кабину У-2, запустил двигатель и, по команде руководителя полётов (условный взмах флажком), выкатил на взлётную полосу. Вместо инструктора (для центровки) в передней кабине был положен мешок с песком. Волнение отошло на второй план, все движения много раз отработаны на тренажёре и в учебных полётах под руководством инструктора. Сергей нажал на газ, и самолёт плавно покатил по взлётной дорожке, набирая скорость. И вот - лёгкий толчок, и самолёт взлетел, быстро набирая высоту. Через насколько секунд все дома, ангары, дороги, машины... превратились в игрушечные! Вдали, в дымке виднелся Финский залив, на берегу которого располагался огромный город. Чёткими геометрическими фигурами выглядели колхозные поля. Миниатюрный паровозик тащил такие же маленькие вагончики по еле заметной железной дороге, уходящей из Ленинграда в бесконечную даль. Сергей сделал разворот и приступил к заданным упражнениям полёта…
   На отлично выполнив учебное задание, он с аккуратной точностью посадил машину на взлётно-посадочную полосу, чем заслужил похвалу от строгого инструктора.

                С Л У Ч А Й Н А Я   В С Т Р Е Ч А
   Сергею очень полюбился их инструктор. Евгений Николаевич оказался его земляком из Кириллова, и даже в Ч., ещё в молодости, он успел окончить педагогический техникум, после  которого, его по комсомольской путёвке направили учиться в лётную школу, где, по окончании, он и остался служить. Они часто вместе вспоминали родные места, реку Шексну и, хотя Евгений Николаевич был старше Сергея почти на 18 лет, между ними установились дружественные, доверительные отношения. 
   Как-то жена Малиновского позвонила ему на службу и сообщила, что купила диван, о котором давно мечтала, и надо срочно приехать домой - занести покупку. Евгений Николаевич пожурил жену, но делать было нечего, служебное время как раз закончилось. Кто бы мог помочь? И тут на глаза ему попался Сергей. Конечно, не в правилах Евгения Николаевича было использовать курсантов в своих личных делах, но попросить из сослуживцев в этот момент было некого.
 "Ты не очень занят?"- обратился он к Сергею.
 "Нет, не занят, а что нужно сделать?"
 "Ты понимаешь, жена купила некоторый предмет мебели, который мне в дом занести одному затруднительно!"
 "Конечно же, я с удовольствием помогу вам, Евгений Николаевич!"
 "Ну, тогда ты, иди, переодевайся, а я к командиру роты за увольнительной запиской для тебя"
   У Евгения Николаевича был личный мотоцикл с коляской. Они быстро доехали до его дома на Васильевском острове. Грузовик ГАЗ-АА только что подъехал к их дому. Пока мужчины сгружали диван, Анна Сергеевна расплатилась с водителем и, обогнав своих "грузчиков", быстро пошла вперёд, везде открывая перед ними двери. Диван был элегантный, но всё же, прилично громоздкий. Однако мужская сила достаточно легко преодолела эту трудность, и уже вскоре диван  был водружён в  их квартиру на третьем этаже.
   Только дома Анна Сергеевна взглянула в лицо Сергею, хотела поблагодарить за помощь, но тут она узнала в лице этого курсанта того спасителя их дочери, который так внезапно исчез тогда, и кого она так тщетно потом пыталась разыскать, и вот уже целый год длятся эти поиски…
   Она горячо обняла Сергея.
"Женя, ты знаешь, кого привёл в наш дом? Да это же тот самый парень, который спас тогда нашу Танечку!"
Удивлённый Евгений Николаевич крепко и сердечно пожал руку Сергею:
"Ну, спасибо тебе, дорогой Серёжа! Я никогда этого не забуду, считай, что мы породнились!"
"А как же, ведь он обещал жениться на нашей Танечке" - лукаво напомнила Анна Сергеевна:
"Как жаль, что Таня с дедом и няней на даче за городом, они бы очень обрадовались. Всё-таки такая встреча - это просто чудо какое-то!"
  Только к вечеру весьма перекормленный Сергей был доставлен в часть лично Евгением Николаевичем на своём мотоцикле. Товарищи тщетно пытались расспросить Сергея, где же он побывал (?).  Но Сергей только загадочно улыбался.

                Р А Д О С Т Н О Е    И З В Е С Т И Е

   После того случая на реке Тане изрядно влетело от отца. Отец был хоть и справедливым, но очень строгим.
"Рисковать можно только в самом крайнем случае, когда от этого может зависеть чья-то жизнь или большое дело" - внушал он Тане: "А бездумное лихачество может привести к трагедии. Хорошо, что рядом оказался этот смелый парень. Что же вы с мамой его отпустили? Ведь он же, фактически, спас тебе жизнь, дурёха ты неразумная. Чтобы больше никогда не смела, вытворять что-нибудь подобное! За-пре-щаю!!!"
   Этот год прошёл без особых событий. Таня сдала все школьные экзамены на отлично. И они с дедушкой и няней поехали на дачу. Старый дом в дачном посёлке под Сестрорецком, расположенном недалеко от границы, оставшийся после дедушкиных родителей,  не был отобран большевиками, потому что дедушка преданно служил науке, которая сейчас находилась в руках народной власти.
   К ним же в отпуск приехали и тётя Оля с годовалым Ванюшкой. Мать с отцом Тани, когда могли, приезжали к ним по воскресеньям - то на пригородном поезде, а то и на своём мотоцикле.
   В этот раз мать приехала особенно радостная.
"Вы знаете, кого я вчера встретила? Того самого парня, которого мы все так долго разыскиваем! Зовут его - Сергей Смирнов. Оказывается, он учится в той же  лётной школе, где служит и наш папа!"
  Все разом обступили Анну Сергеевну и стали наперебой расспрашивать, что и как.
"Ну, вот и жених твой отыскался"- пошутила тётя Оля, чем сильно смутила Таню. Но все равно радость от этого события была настолько велика, что Таня быстро простила тётю за некоторую бестактность.
"Скоро у него будет отпуск, и, перед поездкой домой, он обещал заехать к нам сюда!" - довольно добавила мама.
"Вот и хорошо!" - воскликнул Сергей Сергеевич: "А то у нас тут одно бабье царство, всего мужиков-то я и Ванечка! Будет с кем о футболе поговорить и на рыбалку сходить!..”
“А то Евгению всё время недосуг!"-  ворчливо добавил дедушка Серёжа.
   Хорошая весть всегда приносит хорошее настроение. И Таня с нетерпением стала ожидать, когда же к ним приедет этот долгожданный таинственный незнакомец Сергей.


                Н О В А Я   В С Т Р Е Ч А

   Подошёл к концу первый год обучения. Сергей на хорошо и отлично сдал все предметы, и вот уже у него на руках аттестат на проезд с открытой датой [выезда]. Как и обещал, он приехал на квартиру Малиновских. Здесь его уже ждали. Евгений Николаевич и Анна Сергеевна тоже подгадали свои отпуска под эту дату.  Собрав необходимые вещи, все втроём сели на мотоцикл и поехали на дачу. Дорога сначала была шоссейная, потом шла бетонка и, под конец, несколько километров сельской просёлочной дороги. Довольно-таки пропылённые, но всё равно довольные, путешественники наконец-то добрались до места.
   Здесь их давно уже и с нетерпением ждали все обитатели дачи. Даже маленький Ванюшка проникся общим настроением и чего-то радостно лепетал на своём младенческом языке.
   Ну, вот и долгожданная встреча.
   Сергей слез с заднего сиденья мотоцикла и скромно встал в ожидании за Малиновскими. Но его быстро выдвинули на передний план, и все стали обнимать и рукопожатствовать его, как родного.
   Тане очень хотелось обнять Сергея, но она стеснялась. Тогда Сергей сам подошёл, обнял и поцеловал её как сестрёнку в огненно-рыжую головушку:
"Ну, здравствуй, невеста! Не забыла меня?"
"Здравствуй" - еле слышно ответила Таня.
"А ну-ка, всем умываться и срочно за стол, а то закуска пропадает!" - шутливо распорядилась тётя Оля.
  Сергей Сергеевич с удовольствием уступил персональное кресло своему полному тёзке и, таким образом, Сергею досталось самое почётное место за огромным дачным столом, установленным на большой и светлой веранде.
   Стол, можно так сказать, ломился от разных яств и диковинных угощений, редких для той поры.
Каждый пытался поухаживать за дорогим гостем и подложить ему кусочек побольше и повкуснее. Евгений Николаевич даже разрешил, по такому случаю, пригубить немного вина своему подопечному. Всем было хорошо. Всем было радостно. Какое же это счастье, когда все вместе и когда всё хорошо! Ничто не предвещало будущие жестокие испытания и несчастья, которые всего через несколько лет обрушатся на весь советский народ, а на ленинградцев в особенности!..
   Несколько дней Сергей провёл в такой гостеприимной семье, принявшей его, как родного. Тут были и рыбалка в заливе на утренней зорьке. И лесные прогулки за первыми грибами. И купанье в небольшой теплой  речушке Сестре.
      Вечерами на просторном крылечке все вместе пели хором и поодиночке. У Евгения Николаевича оказался очень приятный баритон, ещё он здорово играл на гитаре.  Сергей Сергеевич пытался подпеть ему своим хрипловатым голосом. Няня Клава пела старинные, уже всеми забытые, романсы, Анна и Ольга подпевали ей.
   Были и интересные душевные беседы, и захватывающие рассказы о прошедших войнах, и грустные воспоминания о былом… Няня Клава рассказывала о Есенине и читала его малоизвестные стихи. Сергей Сергеевич увлекательно повествовал о своих приключениях в многочисленных путешествиях по миру.  Евгению Николаевичу тоже было о чём рассказать. В общем, Сергею было очень хорошо от такого  приятного  общения с чудесными людьми.  Но всё когда-нибудь, да заканчивается, и ему пора было ехать домой.
   Евгений Николаевич хотел-таки подвезти его до города, но Сергей категорически отказался. Он душевно распрощался со всеми домочадцами.  Особенно грустной выглядела Таня, но Сергей твёрдо пообещал: в первом, же увольнении, сходить с ней в кинематограф, и с этого момента Танины дни потекли в ожидании обещанной встречи. Всей семьей его проводили на пригородный поезд в Ленинград.






                Д О М А

   В Ленинграде Сергей пересел на пассажирский поезд, следующий через его родной город на восток. Почти сутки надо было трястись в неуютном жёстком вагоне. Поезд постоянно простаивал на полустанках в ожидании, когда освободится очередной перегон. Но вот и последний мост, перекинутый через реку Суду.  Спустя некоторое время усталый паровоз, старательно пыхтя, подкатил свои вагоны к старинному железнодорожному вокзалу.
   Сергей не сообщил родным точной даты приезда, поэтому его никто не встречал.  Автобусного (пассажирского) транспорта в городе еще не было, а нанимать извозчика Сергей считал барской замашкой, поэтому он пешком пошёл вдоль Воскресенского проспекта (мимо большого Благовещенского собора) в сторону собора Воскресенского, где неподалёку и был его дом. Дорога сначала шла по дощатым тротуарам, а последний километр по мощёной булыжником брусчатке.   Город строился. Неподалёку от соборной площади завершалось строительство огромной по местным меркам школы №1, где вскоре будет преподавать русский язык и литературу Анна Фёдоровна, мать Сергея. Тут же на площади возводится здание фельдшерско-акушерской школы. Еще  из газет Сергей позднее узнал, что в городе открылась большая межрайонная больница. В общем, поступь нового времени ощущалась повсеместно.
   За площадью, неподалёку от дома бывшего главы города Милютина И.А., на берегу Шексны и располагался домик его родителей. Сергей легко открыл знакомую с детства калитку и вошёл в дом.
   Мать стирала какое-то бельё в корыте. Она быстро вытерла натруженные руки о белоснежный фартук и бросилась обнимать сына. Вскоре пришёл и отец, его буксир стоял неподалёку в ожидании погрузки баржи.  Он слегка побранил сына за задержку и за несообщение о приезде, но и он был очень рад побывке сына.
   Вечером пришло всё многочисленное семейство Василия Павловича: кроме него, жена и три дочери на выданье.  Дядя Вася трижды расцеловался с племянником.
"Ну как, осваиваешь воздушный океан?" – полустрого - полушутя спросил он Сергея.
"Так точно! Осваиваю!"- ответил племянник по-военному.
   Двоюродные сёстры затормошили Сергея, восхищаясь его красивой военной формой!
   За столом засиделись допоздна. Сергея забросали многочисленными вопросами об учёбе, о службе и, вообще, о жизни в бывшей столице России. О чём можно было, Сергей подробно рассказывал, о чём нельзя - деликатно умолчал. Рассказал он и о семействе Малиновских.
"Какие хорошие люди!" - Сергей с удовольствием выслушал резюме своих близких.
    На следующий день Сергей повстречался со своими товарищами по планерному клубу [“Добролёт”], и там расспросам не было конца.
   Но отпуск есть отпуск, и он когда-нибудь, да заканчивается. Через несколько дней, распростившись с родными, Сергей отбыл в Ленинград.
    Школа оживала после повальных отпусков. Впереди Сергея ждала ещё многотрудная учёба.

                Т Я Ж Е Л О     В    У Ч Е Н И И
    Сергей продолжал настойчиво вгрызаться в военно-лётные знания. А знаний требовалось всё больше и больше.
   Вскоре Евгений Николаевич получил звание майора, и его перевели служить в минно-торпедный полк бомбардировочной авиационной бригады Краснознамённого Балтийского флота на должность командира эскадрильи. Параллельно службе, он поступил на заочное отделение Военно-воздушной академии РККА имени профессора Н.Е. Жуковского в Москве.
"Окончишь школу, Серёжа, просись к нам, а уж я походатайствую об этом со своей стороны" - пообещал он Сергею на прощание: "И  чаще приходи к нам в гости, ты ведь знаешь, как тебе всегда рады!"
"Большое спасибо Вам, Евгений Николаевич! Я обязательно зайду"
   Но застать Евгения Николаевича дома  было очень сложно. Теперь он редко мог вырваться со службы. Зато с Анной Сергеевной и Таней Серёжа виделся почти каждое увольнение. Как он и обещал, они, правда, втроём с мамой и Таней сходили в кинотеатр "Сатурн", где вот уже второй год подряд каждый день демонстрировался фильм "Чапаев". Ах, как хотелось, чтобы Чапай переплыл на тот берег Урала... [И это чудо - сбылось, правда, позднее, в военном киносборнике через несколько лет!]
   На теоретических занятиях стали изучать более сложный самолёт: многоцелевой лёгкий бомбардировщик типа биплан Р-5. У него и масса, и скорость, и практический потолок были намного выше, чем у У-2. А позднее перешли и к практическим полётам. Сергею с трудом давалось учебное бомбометание, но со временем он постиг и эту науку, и даже вышел в отличники по этой дисциплине.
   Вскоре к ним в школу поступил и первый скоростной бомбардировщик – СБ, типа АНТ-40. Вот это уже была совсем передовая техника. Лучшим курсантам, в том числе и Смирнову, предоставили возможность не только теоретически, но и практически освоить этот шедевр военной человеческой мысли.
   Так день за днём, месяц за месяцем, за годом год и подошло к концу обучение Сергея Смирнова в военно-теоретической лётной школе. Сергею присвоили звание младший лейтенант и, как отличнику, предоставили первоочередное право выбора места службы.
   Шёл 1937-й приснопамятный год.


                Г Л А В А    2
 
                Ч Т О Б   З Е М Л Ю   В   Г Р Е Н А Д Е    К Р Е С Т Ь Я Н А М   О Т Д А Т Ь
   Сергей, совсем было уже, собрался подать рапорт о переводе на службу в морскую авиацию КБФ, как его срочно вызвали в политотдел лётной школы.
"Если будут агитировать остаться инструктором в школе - ни за что не соглашусь" - решил Сергей.
   Но от предложения, которое последовало от командования, отказаться было невозможно. Наоборот,   многие сами подавали рапорты о подобном переводе, а брали только самых лучших.
   Начальник политотдела обратился без предисловий:
"На днях в Испанию отходит наш транспорт с группой лётчиков и с самолётами СБ на борту. Вам, как лучшему выпускнику курса, отлично освоившему эту машину, предоставляется возможность присоединиться к нашим добровольцам и помочь дружественному испанскому народу в его борьбе против мятежников во главе с генералом Франко и его наёмниками. Это задание советского правительства и коммунистической партии во главе с нашим вождём товарищем Сталиным!"
"Готов выполнить любое задание Родины!" - чётко ответил Сергей.
"Надеюсь вам не нужно напоминать, что задание это секретное. И никто, кроме вас, не должен знать об этом! Родственникам можете сообщить, что убываете в длительную командировку и всё. Вам это понятно?"
"Так точно! Мне всё ясно. Когда надо быть готовым к отъезду?"
"Очень скоро. Будьте готовы к немедленному отбытию! Вам сообщат"
   Сергей вышел на улицу очень взволнованный. На ум пришли, популярные тогда, стихи Михаила Светлова:

                "Я хату покинул,
                Пошёл воевать,
                Чтоб землю в Гренаде
                Крестьянам отдать.”


                Р А С С Т А В А Н И Е


   В следующем месяце Тане исполнится уже 10 лет, и хоть по возрасту, она была младше всех в классе, выглядела она постарше многих её одноклассников. Она ещё больше окрепла, вытянулась за этот год. Лицо её начало терять детскую округлость, зато угловатость фигуры всё заметнее подчёркивала её подростковый возраст. Таня всё  так же отлично училась и старательно выполняла все пионерские задания и общественные нагрузки.
   Но, однако, она всё больше делалась домоседкой. Её уже совсем не интересовали детские дворовые игры. Наоборот, Таня пристрастилась к чтению. Особенно её увлекали приключенческие и любовные романы, коих в библиотеке дедушки было великое множество. Отважные рыцари спасают попавших в беду принцесс. На месте рыцаря она представляла Сергея, ну, а на месте принцессы, конечно же, себя! Вот и сейчас она читает роман - “Баллада о доблестном рыцаре Айвенго”. Она так увлеклась чтением, что с трудом оторвалась от книги, когда позвонили в дверной звонок.
   Это был Сергей. Дверь ему открыла сама Анна Сергеевна, была она разгорячённая от жарко пылающей плиты (они вместе с няней Клавой пекли большой праздничный пирог).
   Ещё на днях они вместе с Таней присутствовали при вручении бывшим курсантам Свидетельств об окончании Ленинградской военно-теоретической лётной школы и командирских петлиц с кубарями.
    А сегодня, дорогой их сердцу, Сергей пришёл при полном параде в новенькой командирской форме с букетом, шампанским и коробкой конфет. Цветы он тут же вручил Анне Сергеевне. Она сразу же заметила в лице Сергея какую-то странную взволнованность, но расспрашивать ничего не стала.
   Они всей семьёй ожидали Сергея, чтобы отпраздновать нынче его лейтенантство.
   И Евгений Николаевич обещал сегодня пораньше отпроситься со службы.
   Сергей Сергеевич тоже хотел выглядеть в этот день празднично, поэтому он пошёл в ближайшую парикмахерскую постричься и побриться, где у него был свой любимый мастер.
  Таня радостно выбежала навстречу Сергею и полновластно увела его за руку в свою комнату, показать, какие новые домашние цветы ей удалось достать по случаю. Сергей не сопротивлялся, он знал об увлечении Тани и снисходительно относился к этому.
   Вечером собрались все вместе. Пришли так же  тётя Оля с дядей Мишей (Михаилом Ивановичем) и трёхлетним Иваном Михайловичем (как Ванюшка всем сам себя представлял!).
   Все пили, ели, веселились, пели под гитару и танцевали под новенький патефон последней конструкции.
   Сергей Сергеевич поставил грампластинку с песней “Лейтенант, не забудь” [музыка О.Строка,  слова Б.Тимофеева, поёт К.Сокольский], первые же слова которой  немного смутили Сергея:
                “ Лейтенант молодой и красивый
                Край родной на заре покидал.”
   Да ещё Анна Сергеевна подняла тост:
"Почаще бы нам вот так встречаться и вовсе не расставаться!"
   Вот тут-то Сергею и пришлось признаться, что празднует он с ними в последний день перед длительной командировкой.
   На женский вопрос:
“Куда и на сколько?” 
Он смог только уклончиво ответить:
“Далеко и надолго!..”
  Мужчины понимающе переглянулись. Женщины, неудовлетворённые интригующим ответом, вздохнули. А у Тани, от слов Сергея, в глазах сразу же потухли яркие огоньки счастья. Предстояла разлука!
  Малиновские попытались оставить Сергея ночевать у себя. Но он помнил о приказе, что его в любой момент могут вызвать, извинился, простился со всеми и отправился в своё общежитие, где он обитал со старшего курса.




                Б О Е В О Е       К Р Е Щ Е Н И Е

   Команда “в дорогу” не заставила себя долго ждать. Пришлось расстаться с новенькой формой, к которой Сергей ещё не успел привыкнуть, сдать документы в Особый отдел и получить новые на имя Серхио Мансо [Sergio Manso (manso – исп. тихий, кроткий, смирный)]. А так же ему выдали приличный гражданский костюм и все необходимые вещи в дальнюю дорогу.
   Пароход "Курск", полностью загруженный новенькими, частично разобранными самолётами СБ, принимал ещё и пассажиров. Кроме советских добровольцев, пароход принял на борт и 190 новоиспечённых испанских лётчиков, обучавшихся [на трёхмесячных курсах]  управлению истребителями И-16 где-то у нас на юге. “Курск” во всё время плавания сопровождали два наших  эсминца, так как бывали случаи задержания в нейтральных водах советских судов, идущих в Испанию.
   Первые наши лётчики-добровольцы летали на устаревших моделях испанского авиапарка, поэтому эффективность полётов была очень низкой. На стороне мятежников против них воевала германская авиадивизия “Кондор”. Но когда появились юркие, как воробьи, "ишачки" или "чатос" ("курносые"), как И-16 ласково прозвали в Испании, превосходство в воздухе немецко-фашистской авиации закончилось.
   Даже во время авианалётов, люди выскакивали из бомбоубежищ, чтобы как на корриду полюбоваться воздушными боями. Это Сергей узнал (через переводчицу) от испанских коллег. А поскольку наших лётчиков не хватало, то испанское правительство и обратилось к нашему за помощью - обучить управлению И-16 своих пилотов и, как потом оказалось, с дальним прицелом! Позднее, когда появились новые, скоростные германские машины, нашим ишачкам пришлось туговато!
   Судно шло очень поспешно, без всякой задержки, так что всего через несколько дней оно уже прибыло в испанский порт Сантандер [провинция Кантабрия]. Однако разгрузка пошла ни шатко, ни валко. Докеры работали не спеша, а уж когда они побросали работу, крановщик и вовсе даже не опустил груз с деталями для самолётов на причал (у них, видите ли, какая-то сиеста началась [послеобеденный отдых, сон]), терпение у нашего командования лопнуло, ведь каждую минуту может начаться воздушный налёт. Рабочих чуть ли не пинками пришлось выгонять на разгрузку! Охрана тоже осуществлялась из рук вон плохо.  Лозунг  "No pasaran" ["они не пройдут"] здесь не действовал!..  Чего уж тут удивляться, что при такой организации обороны, мятежный генерал Франко запросто перебросил в Испанию свой многотысячный марокканский экспедиционный корпус. В общем:  “Над всей Испанией безоблачное небо!” [Пароль к началу военного мятежа, переданный 18.07.36 североафриканской испанской радиостанцией.]  Хотя нет, не совсем…
   В это самое время фашистские налётчики легиона “Кондор” были заняты. Они готовились к бомбардировке Герники [город соседней провинции], к бессмысленному уничтожению культурного исторического центра Страны Басков. Последствия этого налёта оказались ужасными, 75 % домов были стёрты с лица земли, сотни погибших мирных граждан республики. Вряд ли эта акция [26.04.37] имела большое военное значение, скорее, она была устрашающей!
  Самолёты собирались в авральном порядке. Все, кто могли, помогали в сборке, так что вскоре новая группа бомбардировщиков СБ под командованием Эрнста Шаха перелетела на авиабазу вблизи Арагонского фронта.
   Разместились при местном аэродроме. "Старожилам" пришлось немного потесниться в общежитии.
  Над койкой Сергей поместил фотографии своих родных, а так же дорогих его сердцу Малиновских. Перед отъездом Сергей отправил письмо домой, но и в нём он так же, не смог ничего внятно объяснить.
   В городок можно было выходить только в гражданском костюме. Сергею всё здесь было интересно: и природа, и архитектура, и местные обычаи, и, конечно же, люди. Но говорить было не о чем, да и невозможно - переводчиков не хватало. Сергей твёрдо решил: надо изучать иностранные языки, ведь язык друзей, как и язык врагов надо понимать!
  Через месяц после прибытия, 29 мая группа скоростных бомбардировщиков под командованием Шаха вышла в рейд над Средиземным морем. Летел там на своём СБ и Сергей со товарищи. Возле острова Ибица был обнаружен вражеский линкор. Как потом оказалось - "Дойчланд". СБ атаковали этот линейный корабль. Более 100 погибших и раненых оказалось после этого налёта. Будто бы,  сам Гитлер объявил траур по всей Германии.
  СБ, или "Катюшки", как их любовно называли испанцы, часто летали без сопровождения истребителями, так как имели большую скорость. Они совершали налёты на базы и аэродромы, вокзалы и порты мятежников.
   Воевали на стороне законной власти Испанской республики, в большинстве своём, наши лётчики. В других родах войск  наши добровольцы действовали, в основном, лишь, как инструкторы и военспецы (всего менее двух тысяч человек), так как  профессиональных военных у республиканцев почти не имелось. Это было трагической ошибкой республиканского правительства – уволить из армии большинство своих  офицеров по причине недоверия к ним, и, тем самым, оттолкнуть их в стан мятежников! Конечно, у нас были и потери: погиб каждый десятый советский доброволец.
  Неизвестно, чем бы закончилась эта война, если бы через год в Испании не сменилось правительство. Новый премьер министр Хуан Негрин заявил, что его страна больше не нуждается в иностранных легионерах. Что ж?..  Наши добровольцы, оставив испанцам свои самолёты и другую военную технику, покинули страну через французский таможенный коридор.
  Из Марселя до Севастополя  Сергей возвращался пароходом “Днепр”.
Осенью 1938 года Смирнов С.С., уже в звании лейтенанта, вернулся на родину в СССР.


                В    Г У    Р К К В В Ф

   Сразу же, после возвращения, Сергея срочно вызвали в Главное управление Рабоче-крестьянского Военно-воздушного Флота (ГУ РККВВФ). В Москву он ехал со смешанным чувством.  Он уже знал, что пребывание нашего человека за границей не всегда проходит без неприятных последствий. Могут заслать туда, куда, как говорится, Макар телят не гонял.
   В приемной главкома командарма второго ранга Локтионова А.Д. он прождал недолго. Адъютант командующего пригласил Сергея пройти в кабинет. Двери в кабинет были такие огромные, что если бы Сергей и был в два раза выше, то он всё равно прошёл бы, под притолокой косяка,  не нагибаясь.
"Товарищ командующий, лейтенант Смирнов прибыл по вашему приказанию" - чётко доложил он, войдя в кабинет, и приложил в приветствии руку к козырьку щёгольской фуражки.
"Проходите, лейтенант. Выслушайте СЕКРЕТНОЕ постановление президиума Верховного Совета СССР:
“За заслуги в деле укрепления обороны страны и высокие достижения в боевой и политической подготовке наградить лейтенанта РККВВФ Смирнова Сергея Сергеевича орденом "Знак Почёта"" -  прочитал постановление командарм, вручил Сергею красную коробочку с орденом и крепко пожал ему руку.
"Служу трудовому народу!" - отсалютовал новоиспечённый орденоносец.
"Присаживайтесь, лейтенант. Хочу поговорить с вами"
"Благодарю. Я слушаю вас, товарищ командующий" - Сергей аккуратно, не сгибая спины, присел на краешек огромного стула.
   Главком оказался простым в общении, очень душевным человеком. Он расспросил Сергея о его боевых приключениях в Испании. Сам кое-что вспомнил. А напоследок, он настоятельно посоветовал  и далее, в безапелляционном порядке, сообщил Приказ:
"К сожалению, ещё не пришло время рассказать обо всех наших делах. Я неслучайно акцентировал, что постановление о награждении СЕКРЕТНОЕ, поэтому и поощрение произведено наградой наполовину гражданской, и формулировка в постановлении такая расплывчатая. Ну, ничего, придёт время, и вы сможете, может быть даже в своих мемуарах, рассказать о том, как всё было. А сейчас, дальше этого кабинета, я вам не рекомендую вслух предаваться воспоминаниям. Завистников слишком  много. Знаете, сколько людей уже пострадало всего лишь из-за одного неосторожного слова. Поэтому сейчас я вам временно предлагаю службу где-нибудь в отдалённом гарнизоне. Предписание получите в канцелярии. А пока предоставляю вам краткосрочный отпуск. Навестите родных, повстречайтесь с друзьями и - в дальний путь. Надеюсь, вы меня правильно поняли и не обиделись - это не наказание, а забота о вас...  Всё!   Можете быть
свободным, лейтенант"



                К А Р Т Ы    Н Е    В Р У Т

   Первое время Таня всё-таки лелеяла надежду, что Сергей отыщет возможность и напишет им   хотя бы одно, пускай и небольшое, письмо. Однако время шло, а писем от него так и не было. Как-то она случайно подслушала разговор родителей.
"Женя, ведь ты же обещал помочь ему остаться служить здесь, где-нибудь поблизости.
И Танечка, видишь, как тоскует. Взрослеет девочка, всё ждёт писем от него. А он?
Ну, хотя бы коротенькую записочку написал!" - упрекнула Анна Сергеевна.
"Да как же он напишет? Ведь он же воюет в Испании!" - тихо парировал Евгений Николаевич.
"Воюет?.. Но ведь это же, очень опасно!"
"На то мы и военные. Для того он и учился, чтобы потом воевать"
"Ты шутишь? Ведь у нас же политика мира, и товарищ Сталин..."
"Аня, давай хоть дома не будем говорить высокие слова" - перебил жену Евгений Николаевич...
   С того дня Таня стала собирать все вырезки из газет и журналов, где имелись хоть какие-нибудь самые малые сведения о событиях в Испании. Не раз она представляла себе, как Сергей выбрасывается на парашюте из горящего самолёта и, всем смертям назло, спасается! Сколько раз она внимательно всматривалась в географическую карту и гадала, где же он может быть там... в этой Испании.
  Хоть Таня и не верила во всякие там суеверия, но однажды она попросила своего деда раскинуть карты Таро и погадать, что Сергея ждёт впереди. Сергей Сергеевич был знатоком всяких там старинных карточных и астрологических гаданий.
"Ну, что же" - глубокомысленно заметил дедушка, разбирая карточный расклад:
"Почёт и награда ожидает твоего возлюбленного. Но тут я вижу... и вашу с ним короткую встречу, и ещё дальнюю дорогу нашему герою!"
  Телеграмма пришла на следующий день:
"Буду завтра проездом. Ваш Сергей"







                К О Р О Т К А Я    В С Т Р Е Ч А

   В эту ночь Таня никак не могла заснуть, всё время поглядывала на настенные часы. А стрелки двигались медленно-медленно. Только под утро сон всё же сморил Таню.
   По счастью уже начались осенние каникулы, и не нужно было рано вставать. Но понежиться в постели не удалось. Мама подошла к её кровати и настойчиво потребовала:
"Вставай! Ты что же, собралась принимать кавалера, а квартира в таком беспорядке.
А, ну-ка быстро делай зарядку и умывайся. После завтрака будем наводить порядок.
Да, ведь надо ещё что-то сготовить и в магазин сходить. Чем же мы будем принимать
Героя(?), если в доме шаром покати!"
   Анна Сергеевна утрировала. Она была очень рачительной хозяйкой, и у неё в доме всегда было что-нибудь вкусненькое, чем можно было угостить гостей. У неё у  самой в учительских делах были каникулы. Да и няня Клава, как всегда вставшая ни свет ни заря, давно уже затворила тесто на пироги.
"Жаль, что у отца - учебная сессия в академии. Он так любит Сергея!" - сказала Анна Сергеевна...
   Звонок в квартире раздался, как торжественный колокольный перезвон!  Все бросились в переднюю встречать долгожданного гостя.
   Сергей стоял на пороге в необыкновенно красивой лейтенантской форме синего сукна. На груди у него сиял новенький орден "Знак Почёта". В руках он держал большой букет цветов и огромную коробку шоколадных конфет [только что созданной по приказу Наркомпищепрома СССР] Ленинградской кондитерской фабрики имени Н.К.Крупской. И весь он был такой родной, такой красивый, что у Тани от счастья немного закружилась голова. Таня подождала, пока Сергей освободится от цветов, конфет и рукопожатий, смело подошла к нему и крепко обняла своего драгоценного героя.
"Ух, какой ты стала красавицей!  Прям невеста!" - восхитился Сергей.
"А ты подожди немного, вот ещё подросту и женишься на мне! Обещал же!" - вдруг, неожиданно для себя, выпалила Таня.
"А что, я от своих слов и не отказываюсь! Расти быстрее" - в пику Тане ответил Сергей.
    Застолье было, как обычно, роскошным. Долгие разговоры, расспросы. Поскольку шила в мешке всё равно уже не утаишь... Ни для кого теперь не было секретом  участие наших добровольцев в гражданской войне в Испании. О том, что не составляло секрета, Сергей подробно и интересно рассказывал. Засиделись допоздна. Никто не хотел идти спать. Таня, хоть и не выспалась с прошлой ночи, тоже не уступала другим.
"Ведь он мой, только мой герой!" - счастливо повторяла она про себя.
   Сергею постелили на диване в кабинете Сергея Сергеевича. И хоть поезд его отходил очень рано (Сергей ещё собирался навестить родителей перед поездкой к месту будущей службы), он не прилёг - с Таней они проговорили почти до самого утра.
   Утро принесло расставание и новую долгую разлуку...

 


                Г Л А В А    3
             
                В    Э Т У    Н О Ч Ь    Р Е Ш И Л И     С А М У Р А И

   Боевая тревога прозвучала вполне привычно.
   Человек ко многому может привыкнуть. Это такой сложный организм, который учёным ещё долго надо будет изучать и изучать. Как в нём всё сочетается: и духовное, и физическое, это уж, как говорится, одному Богу  известно. Как и все лётчики, со временем Сергей стал немного суеверным. Вот и сейчас, сидя за штурвалом тяжёлого бомбардировщика ТБ-3 в ожидании письменного лётного задания и команды "на старт" – тройной красной ракеты, он чувствовал, что назревает что-то грандиозное...
   Почти месяц Сергей добирался до нового  места службы на Дальнем Востоке. ДВК, как его окрестили в народе по тогдашней привычке сочинять аббревиатуры, сокращая всевозможные названия. По-видимому, это делалось для того, чтобы было легче и быстрее произносить, и, таким образом, больше времени остаётся для строительства социализма в СССР.
   Сергея определили служить в один из дальневосточных авиаполков. После провокации японцев у озера Хасан в июле-августе 1938 года, было решено: значительно увеличить здесь армейскую группировку наших вооруженных сил. Сергею пришлось переучиваться на новую машину,    которую, впрочем, он быстро освоил. Полгода он пролетал над, довольно-таки, чахлой, по сравнению с его родиной, дальневосточной тайгой, тренируясь в различных приёмах бомбометания.
   Часть его располагалась в лесу, вдали от населённых пунктов. Из средств человеческой цивилизации была, разве что, кинопередвижка, где крутили одни и те же фильмы, новинки к ним доставлялись редко. Письма шли очень долго, все события успевали значительно устаревать, пока доходили до адресата. Таня писала очень часто и много. Конечно, она не писала Сергею о своих чувствах, просто описывала свою обыденную повседневную жизнь. Но Сергей догадывался, что за этими простыми строчками есть что-то большее,  в чём он даже себе запрещал  признаваться. В своих письмах к ней он был немного сдержан, суховат, но очень аккуратен. Да и о чём писать? Ну, например, что питание здесь было довольно-таки однообразным, молодой организм иногда внутренне бунтовал, и тогда охота, рыбалка и собирательство грибов, ягод и различных пряных трав, значительно разнообразили их скудный рацион.
   Экипаж подобрался грамотный, все ребята быстро сдружились между собой. Им казалось, что вот так всё может тянуться долго и долго, как вдруг, насколько дней назад, их перевели на аэродром в Монголию, в районе нижнего течения реки Халхин-Гол.
   Оказалось, что в ходе трёхдневных боёв, японцы, вторгшиеся на территорию Монголии, ещё 2-го июля потерпели здесь поражение от советско-монгольских войск, и были отброшены на восточный берег реки. Тогда японцы развернули там свою 6-ю армию, которую поддерживали 300 самолётов.
   Наши военные, со своей стороны, собрали группировку более чем из пятисот самолётов: истребителей и бомбардировщиков. Конечно, использовать  дальнебомбардировочную авиацию в качестве фронтовой - это не по уставу, но приказ есть приказ! Не дожидаясь очередного нападения врага, упредив его, наши войска 20 августа 1939 года перешли в наступление, окружая японскую группировку.
   Сергей получил лётное задание на бомбардировку врага в районе горы Боян-Цаган.
Внезапность налёта обеспечила значительное преимущество нападавшим. Большая группа наших бомберов [Bomber (нем.) - бомбардировщик], как их в шутку называли в войсках, расколола, как говорится, как Бог черепаху, японскую самурайскую машину. Бои в воздухе продолжались до 15-го сентября, а 16-го Япония запросила перемирие. Конфликт был исчерпан.
   Через два месяца Сергей получил учреждённую почти год назад  медаль "За отвагу", так было оценено его скромное участие в боях за свободу братской Монголии.
   А ещё через месяц Сергея перевели служить в Орловский скоростной бомбардировочный полк. Он опять стал летать на, полюбившемся ему,  АНТ-40 (СБ).
 
                З И М Н Я Я    В О Й Н А

   Сергею полагался очередной отпуск, и он уже сообщил об этом Тане, как вдруг пришёл приказ об отмене всех отпусков и увольнений.
   К ноябрю месяцу особенно осложнились отношения между СССР и Финляндией.    Ещё в октябре СССР предъявил Финляндии ряд территориальных претензий: острова в восточной части Финского залива, часть Карельского перешейка и полуостров Рыбачий. А так же, Советский Союз потребовал передачи [в аренду, под военную базу] острова Ханко. Взамен - предлагалась вдвое большая площадь из территории Карелии.
    Дело в том, что ещё к 1809 году, в результате нескольких войн, Россия отвоевала у Швеции часть земель, на которых проживали, эксплуатируемые шведами, бесправные этнические финны.  Россия создала Финскую автономию с широкими полномочиями и правами.  Но чётких границ зафиксировано не было. А когда после революции Финляндия вышла из состава империи, она, «в благодарность» за свою свободу,  ещё и отвоевала в 1918-1920 годах целый ряд стратегических для России земель. И теперь Ленинград, например, находился на расстоянии пушечного выстрела от наших кордонов. СССР больше не мог терпеть такого положения на границе и предъявил Финляндии ультиматум о частичном возвращении своих земель. Ура-патриотическое правительство Финляндии ответило отказом, в тот же день привело все войска в боевую готовность и объявило у себя в стране всеобщую мобилизацию.
   Вот так поспешное, бездумное разделение государств, практически, всегда приводит, впоследствии, к территориальным конфликтам!
   Взаимные препирательства сторон об отводе войск от границы привели к ещё большему накалу отношений и, наконец, утром 30 ноября 1939 года   войска Ленинградского военного округа получили приказ перейти границу и отбросить армию белофиннов от Ленинграда!..  Финляндия объявила войну СССР.
   Полк Сергея был срочно переброшен под Ленинград на финский фронт. И хоть аэродром находился рядом с городом, покидать территорию авиабазы, было категорически запрещено!
   Начались ранние морозы. Большого опыта полётов в зимних условиях у Сергея не было. К тому же пагубно сказывалось отсутствие обогревательных и антиобледенительных систем. Не хватало водо-маслонагревателей и стартеров. Например, двигатели самолётов ТБ-3 (иногда) вообще не могли запустить сутками. Однажды, когда Сергей с экипажем вылетел на бомбёжку, так называемой, линии Маннергейма, произошло пренеприятное происшествие.  Оказалось, что, ещё при стоянке, на его СБ от сильного мороза треснул масляный бачок, а в полёте от вибрации он и вовсе лопнул. Давление масла начало падать, вот-вот могло заклинить двигатели.  Кое-как отбомбившись (хорошо, что лететь было недалеко), он едва смог  дотянуть до своего аэродрома.
  Более ста дней длилась эта зимняя война. Экипаж Сергея, в составе своего авиаполка, совершил несколько десятков вылетов. Какие-то были удачные, другие менее результативные, были и срывы.
   Финны отбивались грамотно и изо всех своих сил. Но всё же, тридцатикратное превосходство в силе советских войск дало свои результаты. После взятия Випури [Выборга] 12 марта, финны запросили о перемирии с согласием всех территориальных уступок СССР. Война закончилась.
   За участие в войне с Финляндией экипаж лейтенанта С.С.Смирнова был представлен командованием к орденам и медалям. А через три месяца Сергею вручили орден "Красной Звезды" и повысили в звании. Вскоре Сергей, а точнее старший лейтенант Смирнов С.С., стал кандидатом в члены ВКП (б).    И наконец-то ему предоставили долгожданный отпуск.
     Вот таким отважным и, прямо-таки, неотразимым, весь в хрустящих ремнях при портупее на синем френче, в галифе и скрипящих "хромочах", с орденами и медалью "За отвагу" на груди, с тремя кубиками в петлицах, он и прибыл вскоре на квартиру к Малиновским!



                Д О Л Г О Ж Д А Н Н А Я     В С Т Р Е Ч А

  Когда очень долго ждёшь друга, время тянется мучительно медленно. Только письма скрашивали ожидания Тани. Она уже заметно подросла. Вступила в комсомол. На днях она сдала последние экзамены и получила красное Свидетельство об окончании семилетки. “Отличие” давало ей большое преимущество при поступлении в средние специальные учебные заведения. Таня твёрдо решила заниматься медициной и сразу же подала документы для поступления в 1-ю Ленинградскую школу медицинских сестёр, которая располагалась на улице Салтыкова-Щедрина. Как круглую отличницу, её, после собеседования, без экзаменов приняли на 1 курс.
   Вчера они все вместе отмечали это событие. Конечно же, с ними был и Сергей, он уже два дня, как приехал и, с радостного согласия Малиновских, временно поселился у них.
  Сегодня воскресенье 30-е июня. Вот они с Таней гуляют по городу. Прошли мимо музея А.В.Суворова, и перешли дорогу к Таврическому саду. [Хоть он и назывался теперь парком культуры и отдыха имени Первой пятилетки, горожане всё равно между собой называли его по-старому.]
   "Я всегда удивлялся, глядя на решётку садового забора. Она довольно-таки высокая и с острыми пиками сверху. Что же за спортсмен был этот мальчик из "Мойдодыра", что так ловко перепрыгнул чрез эту ограду? Или это он, может быть, с испуга так сиганул?!" - полушутя заметил Сергей.
"Давай зайдём в сад! Быть может, мы встретим там Крокодила с Тотошей и Кокошей?" - поддержала его Таня.
   В саду, на танцплощадке у большого пруда, заполненного водой из Лиговского канала, играл самодеятельный  духовой оркестр из ВДПО [Всесоюзное добровольное пожарное общество]. Молодёжь танцевала под зажигательную “Рио-Риту”.  [“Rio-Rita” music: Enrique Santeugini. В СССР  пассодобль Энрике Сантеухини, фокстрот в обработке Гарри Тьерни, использованный в одноимённом мюзикле 1927 года, появился на грампластинках в 1937 году и сразу же приобрёл широкую популярность!]   Таня предложила немного потанцевать и, не дождавшись от Сергея ответа, властно подхватила его в танце. Её нисколько не смущало то, что, не имея опыта в танцах, Сергей чуть не оттоптал ей все ноги.  Тане (почему-то?) пришла на ум детская дразнилка: “ Танго с танком танцевала Танька!”. Но всё равно ей было необыкновенно хорошо рядом с милым другом. Всё её сегодня радовало,  даже появившийся на вечереющем небе тонкий серп старой луны был в виде буквы “С”.  “Сергей” – Тане (будто бы) даже привиделось его имя на небе, написанное буквами из луны и звёзд!
   И Сергей был счастлив с Таней. Вместе они смотрелись очень красивой и гармоничной парой, так, что даже некоторые прохожие оглядывались на них.
   Прогулявшись еще немного по саду, они поднялись вверх на Невский проспект, и дошли до кинотеатра "Титан", где демонстрировался новый фильм про лётчиков - "Истребители". Картина оказалось очень интересной. Особенно понравилась песня в исполнении Марка Бернеса, в роли  главного героя - Сергея Кожухарова. Они шли по вечернему Ленинграду, а в ушах всё еще звучали слова из песни "Любимый город может спать спокойно".  Несмотря на ещё продолжающуюся пору белых ночей, тьма всё равно ненадолго брала своё. А Невский проспект ярко сверкал своими фонарями и многочисленными витринами, за которыми просматривалось совершенное изобилие многомиллионного зажиточного города...
   Евгений Николаевич, а он уже  стал полковником и занимал солидную должность в ВВС, сдержал своё слово и помог перевестись Сергею в свой бомбардировочный полк Краснознамённого Балтийского флота.  Сам Малиновский тоже проявил себя в финскую кампанию, за что и был награждён орденом Ленина. В этом году он с отличием окончил обучение на заочном отделении (командного факультета) Военно-воздушной академии РККА.
   Танечка очень гордилась ими - отцом и своим лучшим другом!
  Наконец-то, Сергей мог чаще встречаться с Таней, но он сильно увлёкся изучением иностранных языков и теперь стал приходить к ним с кипой тетрадок и учебников, чтобы позаниматься под руководством Сергея Сергеевича, который ещё со студенчества в совершенстве знал несколько языков. Особенно Сергея интересовали немецкий, английский и французский языки. Таня с нетерпением ожидала, когда же они закончат со своими артиклями, глаголами и спряжениями. Сергей Сергеевич, наоборот, был терпелив и дотошен. Он добивался от Сергея правильного произношения. При такой добротной учёбе, Сергей очень скоро начал почти свободно изъясняться и писать на всех трёх языках.


 
                С    Н Е М Ц Е М    У    Н А С    М И Р    З А П И С А Н

   В штаб ВВС Балтфлота, а точнее в его Особый отдел, был назначен новый начальник - старший майор государственной безопасности Бурыкин Павел Павлович. Дела он принял слишком поспешно у, шедшего на повышение, бывшего особиста. И вот теперь, уже не торопясь, стал изучать различные текущие дела и документы. На глаза ему попалась папка с рапортами, на имя бывшего начотдела, по поводу недостойного поведения одного из командиров лётного состава.
"Сергей Сергеевич Смирнов" - было написано на папке. Он стал читать рапорты. В них, в частности, было  изложено  следующее:
   "Старший лейтенант Смирнов С.С., неоднократно побывавший за границей, говорил, что и в капиталистических странах люди живут хорошо.
   Он косвенно выказывал неуверенность  в  основополагающем принципе, заложенном в теоретических работах товарища Сталина И.В., об усилении классовой борьбы в период строительства социализма!
   А так же Смирнов говорил, что новейшие немецкие Мессершмитты намного совершеннее наших И-16.  И ещё он высказывался о том, что отсутствие радиостанций на большинстве наших самолётов - это большое тактическое и стратегическое упущение со стороны руководства ВВС и Красной Армии в целом.
   А для чего Смирнов слишком дотошно изучает иностранные языки (в том числе и наших потенциальных врагов)?   Нет ли у него намеренья, перелететь к ним?
   Смирнов открыто подвергал сомнению  “Пакт о ненападении” с дружественной нам Германией. Как-то, с завуалированным сарказмом, он цитировал фразу  из, не рекомендованного сейчас к просмотру, кинофильма "Александр Невский": "С немцем у нас мир записан". Смирнов уверяет, что немцам верить нельзя.
   А чтобы усыпить бдительность нашего революционного сознания, Смирнов, из карьеристских соображений, имеет аморальную связь с несовершеннолетней дочерью командира бомбардировочного полка полковника Малиновского Е. Н.
   Смирнов С.С. ведёт себя недостойно кандидату в члены ВКП (б) и советского командира!
Прошу Вас серьёзно отнестись к моим донесениям!
   Преданный делу партии, лейтенант Ж."
   На фамилии Малиновский, Бурыкин вздрогнул. Ему тут же вспомнилась гражданская война. В те годы он служил комиссаром одного из Красноармейских пехотных полков. Однажды в бою его тяжело ранило.  Красноармеец Малиновский вынес его с поля боя, и потом несколько вёрст на себе тащил комиссара в медсанбат. После излечения, он хотел найти Малиновского, но того тоже тяжело ранило, и его увезли в тыл на санитарном поезде. Все эти годы Бурыкин надеялся отыскать своего спасителя. И вот  наткнулся на знакомую фамилию.
   Он приказал своему помощнику срочно разыскать Малиновского и пригласить его для беседы в Особый отдел, а сам подсел к горящему камину и подставил погреть мозжащее своё, раненное когда-то, плечо. Рана до сих пор напоминала о себе...
  Евгений Николаевич со смешанным чувством постучался в дверь и зашёл к особисту. Но не успел он и рта открыть, как услышал, знакомый с молодости, громогласный голос:
"Ну, вот! Наконец-то я и отыскал тебя, чертяка! Куда же ты пропал на столько лет?!"
Перед ним стоял любимый комиссар, с которым судьба его так давно развела. Мужчины обнялись и трижды расцеловались по русскому обычаю.
"Ведь меня тогда комиссовали по ранению. Уехал на родину. Пошёл учиться в педагогический техникум. Потом призвали в военную авиацию. И вот я тут перед тобой. Как же я рад нашей встрече, дорогой мой Пал Палыч! Это надо немедленно отметить!"
"Это мы непременно отметим. Ты, вот что, на-ка почитай!"
   В руках у Малиновского оказалась та самая папка.  Он стал внимательно читать доносы, руки его непроизвольно задрожали, и он чуть было не уронил папку на пол.
"Ну и сволочь!" - выдохнул он.
"Кто?" - спросил особист.
"Кто-кто! Тот, кто оклеветал своего боевого товарища!"
"Считаешь, тут всё неправда?"
"Может и есть доля правды, но как умело негодяй всё использовал!"
"А что ты (!)…  о Смирнове можешь сказать?"
"Я его знаю много лет, это преданный делу партии коммунист, патриот нашей советской Родины!"
"А с дочкой твоей, что там?"
"Это просто дружба, может, немного романтическая, но дружба! Да ведь он же когда-то... мою Танечку спас, когда она тонула!"   
Немного помолчав, Малиновский спросил:
"И что, ты дашь ход этому делу?"
"Осталось, как у нас говорят, только подшить дело, и нет человека. Нет и проблемы! В лучшем случае от него, как говорится, только лагерная пыль останется!"
   Бурыкин ненадолго задумался, потом взял у Малиновского папку и бросил её в камин.
"Нет никакой гарантии, что не пойдут новые доносы, но есть выход..."
"Какой?" - в надежде спросил Малиновский.
"Услать твоего любимца куда-нибудь подальше. Тут, я слышал, требуется опытный лётчик на Монинский испытательный аэродром. Давай-ка направим его туда! Я со своей стороны тоже походатайствую"
   На том они и порешили.

 
                И С П Ы Т А Т Е Л Ь

   Строительство аэродрома вблизи посёлка Монино [что под Москвой] было начато ещё в далёком 1926 году, когда начальником ВВС РККА был Алкснис Я.И. С этим аэродромом связано много славных страниц в истории нашей бомбардировочной авиации. Ещё в 1930 году здесь испытывал четырёхмоторный цельнометаллический  бомбардировщик ТВ-3 знаменитый полярный лётчик Громов М.М. Первые ДБ-3 и ТБ-3 тоже взлетали отсюда.
   Сейчас здесь проходили испытание новейшие  машины проекта 100 (пикирующий бомбардировщик ПЕ-2  конструктора Петлякова  В.М.), проекта 102 (дальний высотный бомбардировщик ДВБ Мясищева В.М.) и проекта 103 (фронтовой пикирующий бомбардировщик ФБ или ТУ-2 Туполева А.Н.). Главным лётчиком испытателем был майор Васякин М.П., под начало которого и определили старшего лейтенанта Смирнова С.С.
   Сергей был направлен сюда по ходатайству Особого отдела, поэтому распоряжением ОТБ НКВД его и прикрепили к СТО (специальному техническому отделу)  или ЦКБ-29, как позднее его назвали (а в простонародье - знаменитая "шарага"). Поселился он в общежитии при аэродроме. Это было удобно, а в посёлок Сергей особенно не рвался, это и понятно, какое уж тут может быть сравнение с "Северной столицей"!
   Он лежал, поверх байкового одеяла, только разувшись. Рядом никто не курил (в общежитии для этого было определено особое место) - это радовало, так как он сам не курил и дыма табака не переносил. Да и вообще никого не было. Сергей лежал и вспоминал свой последний разговор с Евгением Николаевичем.
"Ты ещё радуйся, что так легко отделался" –  было сказано Сергею.
"А в чём дело? Чем я провинился?"
"Он ещё и спрашивает! Да если бы новый начальник Особого отдела не оказался моим старинным другом...  Вот с кем бы я сейчас мог разговаривать? Да уже ни с кем!"
"А что я такого сделал?"
"Слишком хорошо разбираешься в политических и технических вопросах! А главное, болтаешь, где ни попади"
"Что, кто-то донёс на меня?"
"А ты как думал! "Добрые" люди везде найдутся, сообщат куда надо... Вот там, куда тебя послали, теперь и будешь сам заботиться о новейшем техническом оснащении военно-воздушного флота"
   Сергей встал с койки, достал из книги фото Тани и мысленно обратился к ней:
"Ничего, прорвёмся! В общем-то,  всё не так уж и плохо!"
    Новые машины всегда притягивали внимание Сергея. Если раньше он учился у других, то теперь ему самому предстояло разбираться в особенностях новых самолётов. Он - лётчик-испытатель!
    Сергей решил совершенствоваться не только практически, но и теоретически, благо теперь появилась такая возможность. Имея рекомендации ещё с прошлого места службы, Сергей поступил на командный факультет в бывший филиал академии имени Жуковского в Монино, который с 1940 года преобразовался в Военную академию командного и штурманского состава ВВС Красной Армии.






                С Н О В А    Б Е З    М И Л О Г О    Д Р У Г А

   Таня никак не ожидала, что Сергея вот так внезапно переведут на другое место службы. На Танин вопрос - отец только махнул рукой:
"А я что могу сделать? Так решило руководство. Сергея, как лучшего нашего лётчика, направили в испытатели. А вообще, ты знаешь, почему динозавры вымерли?"
"Ну, вроде как, климат изменился из-за чего-то..."
"Из-за чаво-та" - передразнил её отец: "Слишком высовывались, чересчур выдающиеся были"
"Ну и что?"
"А то, что если бы был наш Сергей посерее, понезаметнее что ли, то может и не тронули бы его"
"Если бы он был посерее, то я, может быть, и не полюбила бы его" - подумала Таня и вдруг поняла: она впервые в жизни, пусть и про себя, но произнесла ЭТО слово, хоть и давно уже его чувствовала!
 Опять потекли дни и недели в ожидании писем. Но теперь она знала, она чувствовала это, что Сергей не просто не равнодушен к ней. Она была совершенно уверена, что и он испытывает к ней нечто подобное, что и она к нему. Он просто пока боится признаться в этом!
"Ну, ничего, я подожду. Всё равно он будет моим.  Да!  Только моим и ничьим больше!" - немножко ревнуя, размышляла Таня.
   Правда, на то, чтобы  особенно грустить теперь не хватало времени. Учёба в школе медсестёр не давала возможности расслабляться. Таня выбрала хирургическое отделение и с упоением погрузилась в анатомию, гистологию и прочие дисциплины. Она смело перенесла и первые посещения морга, и первые занятия с  трупами.
"Дело-то житейское" - подбадривала себя Таня.    Она готовилась к экзаменам за 1 курс.
   В мае 1941 года, 9-ого числа ей исполнилось 14 лет. Сергей прислал Тане большую поздравительную телеграмму. Всё у неё было в этот день: поздравления, подарки, праздничный пирог... Вот только не было рядом Сергея - её милого друга. Таня стала уже совсем взрослой девушкой. Фигура её приобрела грациозную осанку. И хотя она лицом очень походила на своего дедушку, Сергей Сергеевич, глядя на неё, всё время умилялся:
"Ну, вылитая Софьюшка, моя милая покойная жена!"
 Таня не возражала деду.
   Шёл июнь месяц. От Сергея она часто получала письма, и сама ему писала не меньше. Он и сам обещал приехать при первой же возможности. А возможность эта наступила нескоро...


 

                Г Л А В А    4
                В О Й Н А

   То, что война нагрянула нежданно-негаданно, стало "адским сюрпризом" не только для наших людей, но даже и для простых немцев. Это был всеобщий шок!.. Конечно! Но в каждый дом, в каждую семью она пришла по-своему. Кто-то проснулся, а кто-то и вовсе навсегда не проснулся от той ночной бомбёжки, возвестившей об ужасном событии вселенского масштаба! Кому-то по телефону позвонили родственники из западных районов нашей страны. Кого-то подняли по тревоге.  Кто-то вообще не спал в эту ночь потому, что был осведомлённее других. А кто-то аж до 12 часов 15 минут по московскому времени жил в псевдомире, пока Вячеслав Молотов по радио не сообщил страшную правду!
   Да! То, что война когда-нибудь будет, не было секретом. Её ждали. К ней готовились, но то, что  война начнётся так скоро, знали немногие. Конечно, наэлектризованность обстановки чувствовали все разумные люди, но они надеялись, что войну можно оттянуть, что Гитлера можно умиротворить, что он не рискнёт воевать на два фронта. Народ уверяли, что "мы начеку, мы за врагом следим". Пели о нашей высокой готовности отразить любые происки врага (например, “Если завтра война”).  Убеждали армию: если и будем воевать, то на чужой территории и малой кровью. Утверждали, что в случае чего, достойно ответим, и даже наоборот - это наши "пойдут машины в яростный поход!"    Оказалось, всё не так складно...
   Имея преимущество в бронетехнике, из-за бездарного руководства некоторых малограмотных выскочек, занявших должности репрессированных талантливых военачальников, большое её количество потеряли ещё в районе границы. Больше тысячи самолётов, так и не поднявшихся в воздух, были разбомблены врагом в первые же часы войны ещё на аэродромах и в ангарах. Многие оружейные склады находились прямо на границе или вблизи её [не далее 20 км], и уже в самом начале войны были захвачены врагом. То же было и с горючим для танков и автомобилей. Для артиллерии вовремя не подвезли снаряды, а кое-где и подвезли, да не подходящего калибра. Имея на складах тысячи мобильных и стационарных радиостанций, так и не смогли ими воспользоваться - просто не установили и не научились на них работать, да и не пытались, наверное. А применявшуюся по привычке проводную связь, в большинстве своём, повредили диверсанты, во множестве заброшенные на нашу территорию накануне войны.  И началась полная неразбериха. Особенно плачевно обстояли дела на Западном фронте, где командовал генерал армии Павлов Д.Г.
    Соблюдая Пакт о ненападении, СССР держал на границе (в первой линии обороны) только пограничные части и подразделения внутренних войск в количестве до ста тысяч человек против многомиллионной германской армии. Наши войска (второй линии), находящиеся в районах расквартирования и в лагерях, командование не сумело привести в полную боевую готовность, предусмотренную планом прикрытия границы. Советская наступательная доктрина, неподкреплённая военными возможностями, сразу же лопнула, а общего плана отступления предусмотрено не было, поэтому многие наши части попали в окружение. В первые же недели войны наша армия потеряла 850 тысяч убитыми и 1 миллион пленными против 100 тысяч уничтоженных фашистов.    Почти по всем фронтам (исключая группы армии “Север”) германцы стремительно наступали. Несмотря на отчаянное сопротивление советских войск, Минск пал всего через шесть дней от начала вторжения. Казалось, что катастрофа неизбежна...
   С утра и до вечера по радио, между сумбурными сводками с фронтов, передавали военные марши и бравурные песни. Но истинного положения дел до конца не знал никто, даже в Кремле!
   Сергей с первого же дня войны рвался на фронт. Он уверял, что он боевой лётчик, и его место на передовой. Но ему категорически запретили подавать всякие там рапорты, потому что его работа не менее важна для фронта. Круглосуточно шли испытания новых машин, и хороших лётчиков не хватало.
"Вот скоро начнутся фронтовые испытания, так что тогда и навоюешься ещё вволю!" - уверяли его.
Новые самолёты были ещё мало изучены. В чём-то капризны, а в чём-то наоборот, были значительно послушней и надёжнее, принятых на вооружение.  Вот и сейчас требовал доводки модернизированный вариант "летающей крепости" ТБ-7 (АНТ-42 конструктора Туполева) - ПЕ-8 (АНТ-42-2 "дублёр" - доработка конструктора Петлякова). Вот на нём-то и довелось Сергею провести испытание фронтом, да ещё, как оказалось, какое!..

 



                Н А    Б Е Р Л И Н

  На  аэродроме в Монино, по мере продвижения врага по нашей территории, стало базироваться всё больше и больше новых авиаполков. Приходилось тесниться, но спартанские условия Сергея не смущали.
   Ещё в июле месяце была сформирована 81-я авиадивизия дальних бомбардировщиков: ТБ-7, Ер-2 и 10-ти истребителей прикрытия (Як-1 и ЛаГГ-3), под командованием известного полярного лётчика Героя Советского Союза комбрига Водопьянова М.В..  А 8 августа он получил личный приказ от самого И.В.Сталина: в ночь с 9-го на 10-ое или позднее, в зависимости от погоды, произвести бомбардировку столицы фашистской Германии - города Берлина самолётами 81-ой авиадивизии.
   Имея лишь фронтовую бомбардировочную авиацию, Гитлер посчитал, что для блицкрига дальняя - не нужна.
   Уже с  22 июля начались налёты на Москву. И отплатить их столице тем же - было важным политическим актом!
  Всем уже стало известно, что авиация Балтийского флота в ночь с 7-ого на 8-ое августа начала бомбардировки Берлина! А лётчикам 81-ой авиадивизии, по замыслу Сталина, предстояло нанести ещё более мощный удар, так как бомбовая загрузка у них была значительно выше.
    И Сергею с экипажем  было приказано вылететь на ПЕ-8 для фронтового испытания новых высотных двигателей, систем управления и связи, навигации и вооружения в составе этой 81-ой авиадивизии.
   10 августа самолёты вылетели на, так называемый, аэродром подскока возле города Пушкин (в Ленинградской области) для дозаправки и принятия на борт полного комплекта боеприпасов.
    Сергей очень обрадовался не только боевому заданию, но ещё и тому, что надеялся заехать в Ленинград.  Очень хотелось повидать Таню, да и всех, ставших ему такими близкими, её родных!
Но хрупкие надежды Сергея пока не оправдывались. Вылет был назначен на вечер  того же дня.
   Экипажи в ускоренном темпе взялись готовить самолёты к ответственному заданию самого товарища Сталина. В силу молодости и эйфории от такого почётного задания, все были воодушевлены, и в смерть никто не верил. Даже то, что аэродром имел взлётную полосу всего 750 метров, что для ТБ-7 коротковато, а для Ер-2, с его слабыми двигателями, вообще не подходит, никого не смущало.  В то время, когда враг топтал нашу землю, всем хотелось врезать по его фатерланду, а уж бомбить само логово фашистского зверя было мечтой каждого советского лётчика-бомбера.
   Сергей принял на борт 8 ФАБ-500 (4 тонны бомб), причём половина из них была на внешней подвеске.




   

   


                Л О Г О В О    П О Д    Б О М Б А М И
               
    И вот вечером 10-го августа самолёты начали по очереди взлетать на задание. Но с самого начала всё пошло не совсем удачно, а для многих - совсем неудачно! Можно сказать - кувырком!
     Первая семёрка ТБ-7 (в том числе и ПЕ-8) с большим трудом оторвалась от взлётной полосы. Только 3 экипажа Ер-2 смогли поднять в воздух свои перегруженные машины. Следующий бомбовоз (Ер-2), при попытке взлететь, снёс шасси о дренаж на самом краю аэродрома. Потерпел катастрофу и очередной ТБ-7! В результате чего было решено приостановить операцию. Таким образом, на задание улетели только 10 экипажей. Однако не все долетели до цели или вернулись с задания!..
   Сергей со вторым пилотом вели машину сначала на высоте 5000 метров, но когда облачность усилилась, поднялись выше облаков на высоту 7000 метров. Экипаж надел кислородные маски. В отличие от дизельных моторов ТБ-7, которые глохли в таких условиях, высотные моторы ПЕ-8 вели себя безупречно, поэтому решено было лететь кратчайшим путём, и штурман проложил на полётной карте этот маршрут. На такой высоте самолёт был недосягаем для средств ПВО, а высотных истребителей, которые немцы оснастили фарами освещения, на пути, к удаче, не встретилось. За 20 минут до подлёта, штурман принялся уточнять боевой курс самолёта.
   Вот и Берлин на подходе, но никаких огней не видно. После первых же налётов нашей авиации, в Берлине стала соблюдаться светомаскировка, а пожаров пока не было, так как самолёт Сергея прилетел первым. Сначала сбросили навесные бомбы, затем сразу же открыли бомболюки - освободили и их. Облегчённый бомбардировщик стал резко набирать высоту. Сразу же оживились зенитки, и повели заградительный огонь, но их снаряды разрывались значительно ниже и не могли принести вреда ПЕ-8.
   Внизу заполыхали пожары. Берлин горел.
"Это вам за наши города и сёла!" - вырвалось вдруг у Сергея.
   Весь экипаж тоже ликовал. Но надо было срочно убираться, дожидаться немецких истребителей не было никакого смысла. Сергей продиктовал радиограмму радисту. Предстоял ещё долгий и опасный путь домой.
   Вот чего Сергей не ожидал, так это того, что при перелёте через линию фронта, самолёт подвергнется обстрелу своих же зениток. Пришлось срочно набирать максимальную высоту и снова надевать маски. По-счастью, серьёзных повреждений самолёт не получил. Не так удачно сложилась судьба других экипажей. Об этом Сергей узнал, когда вскоре посадил свою машину на аэродроме    Пушкина.
   На одном самолёте самопроизвольно загорелся двигатель, и, бесполезно сбросив бомбы, ему пришлось вернуться обратно. Другой ТБ-7, после удачной бомбёжки, при возвращении подбили наши же зенитчики, лётчику удалось посадить самолёт "на брюхо" в поле. Один Ер-2 пропал без вести. Другой Ер-2 был сбит нашим бестолковым летуном на И-16. Только один Ер-2 удачно вернулся назад. Ещё один ТБ-7 был подбит над побережьем и упал в Финляндии, где большинство экипажа погибло, а двоих, как потом выяснилось, финны взяли в плен.
   Не повезло и экипажу Водопьянова. Еще при вылете пришлось принять бой с нашими же И-16, не разобравшимися в обстановке. К счастью обошлось без жертв - ишачки не выдержали плотного огня ТБ и отстали. Потом, из-за нехватки кислорода в условиях высоты, постоянно глохли дизельные моторы, приходилось снижаться до 3-х тысяч метров, а на такой высоте при бомбёжке Берлина им пробили два бензобака. Не долетев до линии фронта, командир посадил самолёт с остановившимися двигателями на лес. Все остались живы. Самолёт тут же сами и сожгли. А после этого,  путём, полным приключений, с помощью местных жителей и партизан, им  удалось перейти линию фронта и вернуться домой. Но пока комдива не было, на него, как на пропавшего без вести, списали все промахи и неурядицы. И уже был назначен другой командующий дивизией - полковник Голованов А.Е.. А Водопьянова Сталин всё же “простил” потом, и, объявив благодарность, оставил в дивизии… рядовым пилотом ТБ-7.  Конечно, обвинять одного комдива во всех бедах было нечестно: времени на подготовку не дали, из-за высокой секретности, наши ПВО и истребительная авиация не были оповещены и т.д. и т.п. Но тогда так случалось нередко. Особенно, в ту тяжёлую пору наших первоначальных поражений, просто назначались виновниками,  подчас, даже самые простые “стрелочники”, а уж военачальники, тем более!
   За удачную бомбёжку Берлина экипажу Смирнова С.С. была объявлена благодарность (и только)!







                У    С Т Е Н    Л Е Н И Н Г Р А Д А

    Занятия в школе медсестёр возобновились в начале июля, прервав традиционные летние каникулы. Поступило учиться много новых студенток, взамен покинувших Ленинград в первые дни войны. Открылись ускоренные курсы санитарок, в которых очень нуждался фронт. Но Таня решила продолжать учёбу на хирургическом отделении, так как  было жаль потерять приобретённые навыки, а новые курсы ей бы мало что-либо дали. Она, и безо всяких там курсов, сейчас смогла бы пойти на фронт, но её по возрасту всё равно, конечно бы, не взяли.
 Таня с невероятным упорством вновь окунулось в учение. Она наизусть вызубрила названия и предназначение всех операционных инструментов. Тренировалась в различных хирургических швах. Запоминала многочисленные названия и назначение лечебных препаратов. Училась делать уколы и ставить капельницы. В общем, всему тому, что так важно было знать для будущего хирургической медицинской сестры.
    А фронт всё приближался. Ленинградцы с тревогой прослушивали неутешительные военные сводки от Совинформбюро. Ежедневные изматывающие воздушные тревоги, бывало по нескольку раз в день, загоняли людей в бомбоубежища. Некоторые, в силу возраста, может болезни или из-за усталости, а иные и просто из чувства протеста, перестали покидать квартиры, и, случалось, гибли прямо у себя дома от удара фашистских авиабомб! Дежурным по подъездам приходилось, чуть ли не силой, выталкивать жильцов в укрытия...
   Руководство города, во главе с первым секретарём Ленинградского обкома и горкома ВКП (б) Ждановым А.А., обратилось ко всем жителям Ленинграда с призывом: "Отстоим родной город!" Начался набор граждан в народное ополчение и в трудовые отряды на рытье окопов. На всех предприятиях и в учебных заведениях формировались отряды обороны.
  Тане тоже пришлось временно приостановить учёбу, и они вместе с матерью и няней Клашей, не захотевшей остаться дома, отправились на возведение линии обороны Ленинграда, а по-простому - на окопы. Сергей Сергеевич попытался записаться в народное ополчение, но, в силу своего преклонного возраста, получил отказ.
   Женщины и подростки, ещё крепкие пенсионеры вручную перекидали лопатами тонны земли. Фашистские самолёты постоянно бомбили окопников, сбрасывали листовки с низкопробными стихами и призывами бросить работы, чтобы подавить волю к сопротивлению у ленинградцев. Да, бывало, что некоторые не выдерживали и бежали домой, но таких - было мало. Кормили плохо и нерегулярно, бытовые и санитарные условия оставляли желать лучшего, а то и вовсе никакие. Но что было делать? На то и война...
   8 сентября замкнулось блокадное кольцо. Фронт настолько приблизился, что уже к  недавно отрытым окопам, занимавшимися бойцами обороны города, подбирались передовые отряды противника. Через несколько дней людей, мобилизованных на рытьё окопов, распустили по домам. Вернулись домой и наши героини, исхудавшие, все перепачканные глиной и с натёртыми руками в мозолях. Дома Таню ждала записка от её милого Серёжи. Они разминулись всего-то на один день!..

                К О Р О Т К А Я    З А П И С К А

  Погода стояла нелётная, и Сергей испросил разрешения на несколько часов убыть в Ленинград. Пока в канцелярии готовили пропуск и увольнительную записку, Сергей получил полагающийся ему доппаёк  и уложил его в походный вещмешок. Он  хотел уже идти искать попутный транспорт, как ребята из его экипажа, узнавшие о поездке, остановили товарища почти у самого выхода из казармы аэродрома:
"Что же ты, командир, не сказал нам, что у тебя есть родственники в Ленинграде?   А ну-ка, раскрывай свою торбу - бери и наши  доппайки!"
"Спасибо, мужики!" - только и вымолвил Сергей, так как в горле у него, от нахлынувших чувств, застрял комок. Пришлось дополнить свой и взять ещё один вещмешок у кого-то из боевых друзей!
 Получив документы в штабе, отпускник на попутной "эмке" поехал в город на Неве. Город Пушкин располагался всего в нескольких километрах от южной окраины Ленинграда.   Сергея подвезли до самого дома  Малиновских и обещали на обратном пути через 2 часа заехать за ним.
  Сергей, как на крыльях, взлетел бегом на 3-ий этаж и начал настойчиво трезвонить в, давно знакомый ему, звонок.
   Дверь открыл Сергей Сергеевич. Увидев милейшего Серёжу, он бросился обнимать его, и быстро увлёк в квартиру дорогого гостя.
"Уехали! Уехали, голубчик мой! Да-с, только вчера все уехали на рытьё окопов. Ах, как жаль, что ты немного опоздал! А уж, как Татьяна огорчится!.. Ведь она ждёт от тебя весточки каждый день, сердешная!" - сообщил расстроенному Сергею дедушка.
"Оставили меня одного старика дома. Ну, на что я теперь пригоден?!" - посетовал Сергей Сергеевич.
"А что Евгений Николаевич? Где он?"
"Воюет! Где ж ему быть, как ни на фронте" -  уверенно ответил Сергей Сергеевич.
"Только вот вестей от него давно уж не было" - огорчённо добавил он.
"Не до писем сейчас. Время тяжёлое. Ничего, даст Бог, напишет!" - Сергей удивился сам себе, ведь он никогда не был особенно набожным, а тем более теперь, когда  стал полноправным членом партии.
"Эх, угостить бы тебя, да вот жаль нечем" - в стеснении промолвил дедушка.
"Некогда мне, Сергей Сергеевич. Скоро за мной заедет машина. А вот это всё вам, пойдёмте-ка на кухню и выгрузим мои поклажи" - кивнул Сергей на свои вещмешки.
Сергей Сергеевич уже несколько месяцев не видел такого богатства: тут были  и хлеб, и тушёнка, и концентраты разные, сахар, несколько пачек галет  и настоящая чайная заварка.
"Вот это да!" - вымолвил Сергей Сергеевич: "Так может приготовить чего?"
"Нет-нет" - отказался Сергей: "Я сейчас напишу записку"
Он достал из планшета блокнот и карандаш, и присел к кухонному столу:
"Милый мой дружок, дорогая Танечка! Видно не судьба нам скоро повстречаться. Но ты верь мне и жди меня, я обязательно вернусь. Кончится война, и уж тогда мы никогда не расстанемся с тобой, моя милая. Уж тогда-то я смогу выполнить данное когда-то тебе обещание. Всё у нас будет хорошо, это я тебе твёрдо обещаю.
   Я ещё не сказал тебе главных слов, но поверь мне - они в душе у меня! Обязательно дождись меня. Передай от меня сердечные приветы маме, папе и нянюшке Клаве. Пусть мой воздушный поцелуй быстрее долетит до тебя, радость моя ненаглядная!  Твой Сергей"
   Он вырвал листок из блокнота, сложил его вчетверо и передал Сергею Сергеевичу. Снизу раздался гудок автомобильного клаксона.
"Это за мной" - сказал Сергей погрустневшему старику...






                В    Т И С К А Х     Б Л О К А Д Ы

   Таня, ещё раз перечитав записку от Сергея, сложила её и поместила в нагрудный карман кофточки.
"Ну, что он там тебе пишет?" - поинтересовалась Анна Сергеевна.
"Приветы вам всем сердечные от него" - коротко ответила Таня.
"Тут на днях заходила Оленька...  Скоро их с Михаилом Ивановичем переведут в прифронтовой госпиталь, просила, если можем, взять Ванюшку на время к себе. Что скажешь, дочка?" - спросил Сергей Сергеевич.
"А чего тут говорить? Конечно, заберём. Будет ходить в нашу школу, ведь он уже первоклассник"  –  просто ответила Анна Сергеевна.
   Однако перевести Ваню в их ближайшую школу не удалось. Буквально, с первых же дней блокады были закрыты все школы  города, и Анна Сергеевна сама стала заниматься с ним у себя дома.
   В самом начале осады Ленинграда из всех сберкасс города населением были сняты все денежные накопления. А из магазинов выкуплено всё, что представляло хоть какую-нибудь ценность для существования человека.
  Как только сомкнулось блокадное кольцо, немцы подтянули к линии фронта тяжелую артиллерию, и, наряду с бомбёжками, начались методичные обстрелы города. В первый же день блокады, фашисты подожгли Бадаевские склады и уничтожили недельный запас продуктов [никакого "стратегического" запаса там, вопреки слухам, не было!]. Огромный город, как это, оказалось, “питался с колёс”.
   Для населения ввели продовольственные карточки. Если в самом начале блокады по этим карточкам можно было получить хоть какие-то дополнительные товары, то к ноябрю месяцу остался только хлеб вперемешку с опилками и целлюлозой. Норма хлеба постоянно уменьшалась и дошла до 250 граммов для рабочих и 125 граммов иждивенцам и детям (а их в городе оставалось около 400 тысяч)! В те дни самой популярной литературой была замечательная книга Никитинского Я.Я.: "Суррогаты и необычные в России источники пищевых средств растительного и животного происхождения" (изданная в Москве ещё в 1921 году). В ней был изложен колоссальный опыт по выживанию человека в экстремальных условиях: описано множество дикорастущих растений, пригодных в еду, использование мяса диких птиц и животных, таких, как вороны, суслики и (брр...) прочие грызуны. В городе исчезли почти все птицы и домашние животные, в отдельных случаях дело дошло до крыс  и, что самое страшное, случались редкие случаи каннибализма...
    Люди сотнями умирали от голода ежедневно!
   По городу поползли слухи: будто бы начальство в Смольном обжирается экзотическими фруктами, завозимыми самолётами, и пирожными в хрустальных вазах. Конечно же, это было тем же экзотическим плодом, воспалённого от голодухи, воображения или происками врага. Понятно, что руководство так не голодало, как население, но и не жировало. Органы НКВД выявляли паникёров и агентуру врага. Была установлена жёсткая цензура и перлюстрация писем. Страна не знала о страшных мучениях ленинградцев! Всякое случалось в этих условиях...
   Но ничто не умаляет героизм, самоотверженность и стойкость большинства ленинградцев!
   Сергей Сергеевич из продуктов, привезённых Сергеем, ел только хлеб, часть которого он засушил в сухари, чтобы тот окончательно не испортился. Он посчитал, что не вправе один пользоваться "этаким-то богатством".  Но, как ни экономили, продукты таяли с каждым днём...
   Учёбу в Таниной школе временно приостановили  из-за наступивших холодов и отсутствия топлива, и она, как и Анна Сергеевна, тоже осталась не у дел. Они собирались все втроём вместе с Клашей устроиться в какой-нибудь госпиталь, но не успели. Первым слёг Сергей Сергеевич, он отказывался от еды, чтобы другим больше досталось. А тут и Анна Сергеевна заболела. Таня ухаживала за обоими. Маленький Ваня поесть уже и не просил, так как всё понимал - еды  неоткуда было  взять, он только жалобно глядел своими ввалившимися от худобы детскими, но, какими-то уже повзрослевшими глазками, как маленький старичок!
   А тут случилась страшная трагедия! Няня Клава как-то пошла, отоварить хлебные карточки, но попала под обстрел... И, даже хоронить было некого. У неё были все карточки... Как прожить этот  месяц было не ясно, ведь эти карточки, в случае утраты, не восстанавливались! Остатка привезённых продуктов явно не хватит, чтобы дожить до конца декабря!..







                Г Л А В А    5

                В О Т    Т А К    В С Т Р Е Ч А

   3-го декабря германские войска захватали Красную Поляну, расположенную всего в 27-и километрах от Москвы. Для столицы возникла смертельная угроза окружения. Немцы уже собирались подвезти крупнокалиберные штурмовые орудия, для обстрела города. Положение создалось критическое. В этих условиях наши войска, оборонявшие столицу, проявили небывалую стойкость и массовый героизм. Все понимали, что лозунг: “Ни шагу назад! Позади Москва!” – это не просто слова, это - правда жизни. Оттого, отстоим мы Москву или нет, зависело будущее всей военной кампании, да и существование самого государства! К тому же, на Дальнем Востоке нависла реальная угроза вступления в войну Японии [сразу же после падения Москвы]. Гитлер требовал от своих генералов “покончить с Москвой” в ближайшее время.  Но продвинуться дальше гитлеровцы не смогли и лишь слегка потеснили наши позиции.
   Красная Армия пополнилась резервами из Сибири и с Дальнего Востока. И вот наступил долгожданный час!      
   5-го декабря наши войска перешли в контрнаступление на московском стратегическом направлении. А уже к концу декабря 1941-го года гитлеровская группировка армий “Центр” была отброшена от Москвы на 100 - 250 километров! Диктор Левитан в очередной сводке  Совинформбюро сообщил по радио всему миру о провале плана немцев окружения и взятия Москвы. Таким образом, гитлеровский блицкриг окончательно захлебнулся. Гитлер в бешенстве принялся перемещать и отправлять в отставку свой генералитет. Отстранив командующего сухопутными войсками В. фон Браухича, он принял командование сухопутными войсками на себя, но исправить положение на фронте был не в силах, а резервов у фашистов уже не осталось. У них были разбиты 38 отборных дивизий [в том числе 11 танковых и 4 моторизованных дивизии].  Только к 5-му декабря, в ходе наступления на Москву, немцы потеряли более 500 тысяч убитыми, ранеными и обмороженными, до 1300 танков и около 1500 самолётов.
   Первая сокрушительная победа Красной Армии под Москвой имела огромное военно-политическое и международное значение.
   Сергей со своим шефом Васякиным проводили фронтовые испытания новых машин, иногда  тоже участвуя в воздушных боях за столицу.
   Полётов становилось всё больше и больше. А мест на аэродроме оставалось всё меньше и меньше. Всё большее число авиачастей прибывало в Монино, и вслед за майором Васякиным М.П., Сергея перевели на Центральный испытательный аэродром [под Москвой].
   Шёл декабрь месяц. Они с Васякиным заканчивали испытания нового фронтового пикирующего бомбардировщика ТУ-2, по проектному заданию "103У". Вскоре этот самолёт запустят в серию. Вот с этой-то машиной и будет связано одно из важнейших в жизни Сергея, по его мнению, заданий, полученное им когда-либо.
   А дело было так.
   Неожиданно Сергея вызвали в Центральный штаб ВВС. На этот раз он попал к заместителю командующего ВВС РККА генерал-майору Петрову И.Ф.
   Войдя в кабинет, Сергей доложил о себе по уставу и замер в ожидании. Генерал ответил на приветствие и пригласил Сергея присесть. Сергей замер во внимании, чувствуя, что ему предложат важное задание.
"Это ведь вы удачно отбомбились на Берлин 10 августа и невредимым вернулись назад?" - спросил генерал.
"Так точно, я" - ответил Сергей.
"Мне рекомендовал вас генерал-майор Голованов  Александр Евгеньевич, новый командующий  81-й авиадивизии.  Так… Вам поручается правительственное задание большой государственной важности" - продолжил генерал.
"Слушаю вас, товарищ генерал!"
"Необходимо слетать в осаждённый Ленинград и доставить оттуда на аэродром города Ч.  товарища Жданова А.А., вам известно это имя?"
"Да. Это первый секретарь горкома и обкома ВКП (б)"
"Ну, и ещё член Политбюро ЦК ВКП (б) и так же Военного совета Ленинградской обороны. Как вы понимаете, нам нужна полная гарантия безопасного полёта. Какую машину вы предлагаете использовать для выполнения этого задания? Может быть ТБ-7?"
"Не думаю, для ТБ-7 всё-таки требуется большая взлётная полоса, и важен некоторый элемент везения,  удача, что ли. А тут нужна гарантия!"
"Вы что же, так суеверны, что верите в Фортуну?"
"Дело не в Фортуне, а в трезвом расчёте, товарищ генерал! Как лётчик, я надеюсь, вы меня правильно поймёте. Существует определённая статистика полётов, а на ТБ-7 удача не близка к 100 %, если аэродром, к тому же, находится в зоне действия истребителей противника. Нет никакой гарантии, что при снижении на посадку или при взлёте, там его не подстерегут высокоскоростные немецкие Мессершмитты или Фокке-Вульфы. Вспомните наши августовские налёты на Берлин! Сколько  ТБ-7 тогда вернулось с бомбардировки?  Да и взлететь с короткой полосы не все смогли. А какой уж сейчас смогли устроить аэродром там,  в осаждённом-то городе? Поэтому я предлагаю использовать, только что прошедший фронтовые испытания, новейший   бомбардировщик ТУ-2,  который можно  использовать  с короткой грунтовой полосы. К тому же, на его скорости можно от любого истребителя оторваться".
"Это что, который первоначально планировался, как скоростной высотный истребитель? Хм... А не тесновато ли в нём будет?"
"Он самый! Ну, в этом случае, можно будет не брать второго стрелка, штурман за него отработает"
"Хорошо, машина должна быть готова через..., в общем, в ближайшее время. Зайдите через полчаса к моему адъютанту за приказом!"
   Поняв, что разговор окончен, Сергей откозырял и вышел из кабинета. Генерал углубился в какие-то документы. Майор, адъютант генерала, любезно предложил Сергею отобедать в их столовой, пока он готовит приказ. Сергей, поблагодарив адъютанта, отправился в указанном направлении.
   Он шел по коридору, навстречу ему, прихрамывая, с тростью шёл какой-то офицер штаба, лицо которого Сергей не сразу разглядел из-за яркого света за спиной шедшего. Он уже хотел было отдать честь, как узнал Евгения Николаевича. Тот улыбался и, как крылья, раскинув руки для объятия, шёл на Сергея.
"Вот так встреча. Прям, как из сказки про Аладдина!" - Сергей кинулся в объятия своего кумира.
"А я уже побывал в Монино, но узнал, что тебя перевели на Центральный [аэродром]. А тут услышал о твоём вызове к замкомандующего и пошёл к тебе навстречу..."
   Они сидели за одним столиком,  и за обедом вели беседу, давно не видевшихся, близких людей.
 
 
                И Х    Н А Д О    С П А С А Т Ь

   "Я накануне войны был командиром бомбардировочного авиаполка, ты знаешь. Когда всё началось, столько летали и бомбили - письма некогда было домой написать, не то, что заехать. А тут вызывает меня к телефону командующий и говорит: “Сдавайте свой авиаполк заместителю, а сами немедленно прибудьте ко мне в штаб”. Спрашиваю: “За что снимаете?” – “Это не телефонный разговор!” Прибыл к командующему – “Принимайте минно-торпедный полк и с ним - на особое задание”. Как, оказалось, послали нас на отдалённый эстонский остров, а там уже был сооружен аэродром для полётов на бомбардировку Берлина. Целый месяц мы утюжили немчуру.
В последнем полёте я всё-таки получил свою долю - левую ногу перебило осколком зенитного снаряда, еле дотянул назад, крови "ведро" пролилось в унт. Уже, посадив самолёт, потерял сознание... Оказалось, меня попутным бортом отправили в Москву. Очнулся уже в госпитале, нога в гипсе. Едва не оттяпали её, к счастью, всё обошлось. Чуть не комиссовали, еле отбился. А сюда уж помог устроиться мой близкий друг. Да ты его должен помнить, это твой ангел-хранитель -  Бурыкин Павел Павлович. Теперь он здесь - заместитель начальника Особого отдела Центрального штаба ВВС РККА, комиссар государственной безопасности 3 ранга" -  Евгений
Николаевич остановился в своём рассказе и немного задумался.
   Тут луч солнца пробился между тучами на небе, далее через оконное стекло в столовой штаба, и упал на китель Малиновского, где вдруг засверкала  звезда Героя Советского Союза.
"Это оттуда?"- спросил Сергей.
"Да, и нога с костылём тоже оттуда. Тебе, я знаю, тоже довелось туда слетать!"
"Да мне-то хвалиться нечем...  Даже Таню не смог повидать, разминулись мы с ней".
"А я знаю, я ведь из госпиталя сразу же написал им, и получил ответ. Письмо всё перемаранное военной цензурой! Тебе-то пишет Таня?"
"Было одно письмо. Тоже ничего не пойму, что-то там творится непонятное..."
"А чего тут непонятного?! Голод там. Я слышал - страшный голод!..  Тут вот я скопил немного кое-каких продуктов, может, сможешь передать? Ты, я слышал, летишь в Ленинград"
"Продукты, это само собой. Нет! Тут этим не обойдёшься. Их надо спасать! Надо вывезти их из этого ада!"
"Как? Как ты сможешь это сделать?"
"А это уже моё дело, как! Вы вот что, постарайтесь-ка получить разрешение на авиаэвакуацию вашей семьи!"
"Допустим, получу! И что? На чём они полетят?"
"Я их увезу!"
"Это же авантюра! Тебе никто не разрешит!"
"Вы уж будьте настойчивее, Евгений Николаевич, получите разрешение.  Друга своего напрягите, что ли...
А там, дальше действовать буду я. Только не указывайте конкретное количество людей, чтобы я их смог вывести, так сказать… По-максимуму. Пусть это будет просто написано: разрешить эвакуировать авиатранспортом семью Героя Советского Союза... И так далее. Я буду не я, если не спасу их!"
"Спасибо, Серёжа! Попытайся помочь, если сможешь!"
   Взглянув на Евгения Николаевича, Сергей заметил: в глазах у него стоят непролитые слёзы...

                А   Г О Р О Д    И З М Е Н И Л С Я

   У одного из писателей маринистов в романе есть байка о том, что один сумасшедший командир корабля был сам по фамилии Иванов, и весь экипаж набрал с такой же фамилией. А чтобы различать их всех, каждому пришлось дать прозвище. Так вот Сергею, в подобном случае, было значительно проще, он свой экипаж звал по именам, потому что они все были… Смирновы. Это ребята из экипажа ПЕ-8, с которыми он летал бомбить Берлин. Штурман - лейтенант Виктор Смирнов, а стрелок-радист - младший сержант  Леонид Смирнов. Витя и Лёня были прекрасными специалистами, надёжными товарищами и просто хорошими ребятами, по возрасту оба были немного младше Сергея.
   Когда Сергей предлагал генералу свою любимую ТУшку, он ещё и не предполагал, что возьмётся за эвакуацию своих близких людей. Но времени и аргументов, чтобы поменять ТУ-2 на более вместительную машину, у него уже не было. Отступать было поздно! Он обратился за помощью к друзьям – своему экипажу.  Все вместе они “покумекали” и пришли к следующему решению поставленной задачи: сняли из кабин пилота, штурмана и отсека стрелка-радиста всё, без чего можно было пока обойтись. Теперь свободного места должно было хватить на всех. Бомбовой загрузки, конечно же, не было, однако боекомплект пулемётов и пушек был полным. Они думали, что полетят в облегчённом варианте, но порожняком, всё же, не пошли. Их загрузили по полной возможности разными ящиками и коробками для Смольного [не ананасами и персиками, это уж точно!], и даже кабина стрелка и бомбовые отсеки были заняты.
    Получив команду “на взлёт”, Сергей начал рулёжку своего бомбардировщика. В кармане у него было разрешение на авиаэвакуацию семьи Малиновского, а в углу кабины лежали продукты, которые ему передал Евгений Николаевич, и ещё, которые он сам смог собрать. Груз для самолёта оказался по силам, только немного была нарушена центровка. Самолёт легко разбежался по бетонке и оторвался в воздух.   Долетели без приключений, и уже через час с небольшим совершили посадку на грунтовой полосе, недавно сооружённого, маленького аэродромчика на окраине Ленинграда.
   Сергей с друзьями помогли аэродромной команде перегрузить ящики и коробки на подогнанный грузовичок с дымящимся бачком газогенератора. Солдаты были слабосильными - явно недокормленными.
"Ну и дохляки же" - понимающе переглянулись ребята из экипажа Сергея.
   Штурмана Виктора он оставил поддерживать самолёт на подогреве, а сам с накладными на груз поехал в Смольный. Пропуск ему выписали на него самого, на водителя и на Леонида, которого он захватил с собой в помощники. Ехать было не очень далеко. Но даже и то, что они увидели, глубоко поразило их...
   Город изменился, это уже был не тот грациозно-чопорный, но строго величественный Ленинград. Кругом следы обстрелов и бомбёжек. Витрины магазинов в большинстве своём были выбиты или кое-как забиты досками. И если центральные улицы были хоть как-то очищены от снега, то периферийные - нет, лишь кое-где дорожки  протоптаны гражданами или редкими автомобилями наезжены. Трамваи и троллейбусы стояли засыпанные снегом. Люди бредут как тени. Многие везут на саночках к местам сбора трупы своих близких, завёрнутые в какое-то тряпьё. Некоторые несут на руках небольшие свёртки - в них мёртвые дети, не перенёсшие  ужасных условий блокады.
   Нервы  у Лёни не выдержали:
"Всё! Не могу я больше в тылу ошиваться! Командир, пожалуйста, поддержи мой рапорт о переводе во фронтовую авиацию!"
"Я бы и сам не прочь перейти, да не отпускают! Если не мы, то кто будет готовить машины для фронта?    Ничего, как только появится возможность, вместе перейдём!" - подбодрил его Сергей.
 Но  вот и Смольная набережная, и бывший Смольный институт благородных девиц, которых когда-то отсюда выставили большевики и разместили здесь свой революционный штаб. Бывал тут в дни революции и отец Сергея, и, конечно, когда-то преподавала мать.
   На въезде [у шлагбаума при Контрольно-пропускном пункте] у всех проверили документы и пропустили на  территорию Смольного. Машина подкатила к заднему двору и встала под разгрузку. И здесь ребятам так же пришлось помочь грузчикам. Сергей сдал по документам груз, водителю с Леонидом он приказал подождать на  въезде у КПП,  а сам  пешком направился к центральному входу.

                У    Ж Д А Н О В А
    
  Часовой никак не хотел его пропускать, пришлось вызывать начальника охраны и объяснять ему, что Андрей Александрович его ждёт, что у Сергея к нему важное государственное дело...  После нескольких звонков, его всё-таки пропустили внутрь.  Сергей сдал свой «ТТ», но охрана всё равно проверила отсутствие у него другого оружия.  И к  тому же, ему выделили сопровождение.   Охранник  из ГБ-шников провёл Сергея до самого кабинета первого. Он шёл за охранником по коридорам Смольного, знакомым ему по произведениям кинематографической Ленинианы Ромма и Юткевича, которые часто крутили в маленьком клубе его части на Дальнем Востоке.
"Этот покрепче грузчиков будет" - отметил про себя Сергей.
   Секретарша ещё раз проверила документы Сергея: "Можете пройти, вас ждут"
   Охранник остался снаружи. Сергей вошёл. В большом кабинете было душно и сильно накурено, но Сергей, не переносивший запаха курева, как говорится, и бровью не повел. Кроме хозяина кабинета, там находилась и медсестра. Она только что сделала инъекцию инсулина Жданову и собирала свои инструменты. Первый секретарь не выглядел отъевшимся толстяком, лицо его немного отекло, под глазами были "мешки" от бессонницы. В слегка приоткрытую дверь в соседнюю комнату Сергей увидел простую солдатскую койку, по-видимому, хозяин кабинета здесь и ночевал. Жданов отвернул рукав рубашки, застегнул небольшую пуговку и накинул на плечи полувоенный френч серого цвета.
"Старший лейтенант Смирнов" -  отрекомендовался Сергей.
"Здравствуйте. Мне передали, что у вас ко  мне какое-то срочное дело. Как я понял, вы пилот того самого самолёта, который прислали за мной" - проговорил Жданов и сильно, и продолжительно астматически откашлялся: "Говорите быстрее, у меня много дел!"
Сергей начал с самого главного:
"Дело в том, что у меня есть разрешение на авиаэвакуацию семьи моего командира - Героя Советского Союза, кавалера ордена Ленина полковника Малиновского. Он в первые же дни войны защищал Ленинград от врага, а за бомбардировку Берлина получил звание Героя... Он был тяжело ранен, и не успел вовремя эвакуировать свою семью..."
"Говорите конкретнее. Чего вы от меня хотите?"
"Разрешите мне и их захватить с собой на нашем самолёте!"
"Хорошо. У вас всё?"
"Так точно, всё!"
"Зайдите в отдел по эвакуации, пусть там выпишут на всех документы, сколько там их будет... двое, трое... Я сейчас им позвоню и дам распоряжение. Готовьте машину к вылету часа через три-четыре. Идите" –  Жданов взял трубку внутреннего телефона и куда-то принялся звонить.
   Секретарша поручила охраннику отвести Сергея в отдел по эвакуации.
Сергей выписал разрешение на эвакуацию и пропуска (даже на няню Клаву, так как он не знал о случившемся).
   Идя за охранником на выход, он думал про себя:
"Двое, трое..., а что вы скажете, товарищ первый секретарь, когда увидите, что их пятеро?"

 



                С П А С Е Н И Е

   Машина снова выехала на Смольную набережную, по Дворцовому мосту переехала на другой берег застывшей Невы. На льду реки были многочисленные точки - это ленинградцы черпали воду из прорубей для своих бытовых нужд и питья. Ни водопровод, ни канализация, и понятно, что и отопление в городе не работали.
  Вот и дом Малиновских на Университетской набережной улице. Сергей попросил Лёню пока остаться в машине, он взял свой вещмешок, хотел было идти, но потом остановился, резко развязал узел на мешке, достал и отдал водителю большой кусок хлеба. Затем так же быстро накинул удавку из лямки на мешок, закинул его на плечо и вошёл в  заснеженный подъезд.
   Сергей долго крутил вертушёк механического звонка, пока не услышал из квартиры чьи-то шаркающие шаги.
   В передней у открытой двери стояла Таня, вся закутанная в какие-то неимоверные одеяния:
"Ты всё-таки пришёл за мной! Или это только сон?"
"Это не сон! Это я, моя любимая!" - Сергей перешагнул через порог и обнял Таню.
Она слабыми руками обхватила его голову:
"Это ты! Я верила! Я так тебя ждала!" - Таня плакала.
Сергей тоже не выдержал, и у него самопроизвольно потекли слёзы.
"Пойдём же скорее к нашим. Мы все здесь. Теперь обитаем на кухне, для сохранения тепла"
   Появление Сергея для измождённых домочадцев было сродни явлению Христа народу!
Недолго думая, Сергей, достал хлеб и каждому раздал по небольшому кусочку. Он хорошо знал, что сразу же после длительного голодания, нельзя много есть, чтобы не случился заворот кишок. Потом он налил в кастрюльку немного невской воды, покидал в неё какие-то концентраты, поставил её на плиту, на которой когда-то няня Клаша с Анной Сергеевной пекли праздничные пироги, и стал варить нехитрую похлёбку.  В качестве растопки пошёл тот самый роман о доблестном рыцаре Айвенго и кое-какие обломки мебели.
"Я приехал за вами, за всеми, сейчас немножко поедите, соберём ваши вещи, зайду к домоуправу,  и в путь. А где же няня Клава?" - спросил Сергей, присев на оставшийся табурет.
Анна Сергеевна поведала ему о случившемся горе.
   Сергей опустил голову. Из тарелки громкоговорителя раздавалось трагично-торжественное щёлканье Ленинградского метронома.
   Немного помолчав, Сергей резко встал:
"Надо торопиться. Внизу ждёт машина. Вылет назначен через два-три часа"
Пока грелась еда на плите, Сергей с Таней начали собирать большой чемодан в дорогу. Но и в нём места не хватило, тогда еще связали узел с одеждой. Сергей Сергеевич не захотел расставаться со своим заветным сундучком - взяли и его. Пока все ели похлёбку, Сергей сбегал к управдому, оформил кое-какие документы. Для скорости он вручил управляющему большой кусок хлеба и кусок сахара. Оставил запасной ключ от квартиры. Потом позвал Леонида на помощь, хотя после он понял, что и сам бы всех смог донести, настолько они исхудали. Взяли еще несколько одеял, чтобы укрываться в машине и самолёте. Таню с, наконец-то оживившимся, Ванюшкой посадили в кабину. С обеих сторон от [лежащих в кузове] Сергея Сергеевича и Анны Сергеевны сели Леонид с Сергеем, укрывая их одеялами от снега и ветра [во время движения]. Всю поклажу бросили в ноги, в кузов.
   До аэродрома доехали быстро, правда чуть было не попали под обстрел. Но чуть, как говорится, не считается!




                В    Т Е С Н О Т Е ,    Д А    Н Е    В    О Б И Д Е

   Жданов захлопнул папку  "На подпись" с последними приказами, передал её своему секретарю, строгой пунктуальной женщине. Затем оделся в теплое пальто, на голову водрузил небольшую каракулевую шапочку-пирожок и, взяв небольшой дорожный чемоданчик, вышел из своего кабинета. Зайдя в соседнюю дверь кабинета Кузнецова А.А., он обратился к своему заместителю, поднявшемуся из-за своего стола к нему навстречу:
"Так, Алексей Александрович, я уезжаю на несколько дней, хозяин вызывает. По пути на денёк заскочу в Ч., надо переговорить с тамошними руководителями города об отправке в Ленинград наиболее ценных продуктов самолётами. Ты остаёшься здесь главным "на хозяйстве"!"
"Хорошо, Андрей Александрович! А когда вас ждать обратно?"
"Сие не от меня зависит. Я сообщу" - и, увидев четырёхлетнего сына своего зама, сидящего с карандашами у стола отца, обратился уже к нему:
"Валерик, что ты там рисуешь? Самолёт? Нарисуй-ка лучше ёлку и Деда Мороза, Новый год на носу!"
"Как это на носу?" - удивился мальчик и прикоснулся к своему маленькому носику.
"Это только так говорится. Ну, ладно, всех с наступающим! Поехал..."
   Правительственный лимузин ЗиС-101 под охраной двух "эмок" с ГБ-шниками (одна спереди, другая сзади) приближался к аэродрому...
   Ещё перед полётом в Ленинград, как уже кратко говорилось выше, ребята максимально облегчили самолёт и приготовили место для пассажиров в центроплане, недалеко от пушек и над бомбовым отсеком между кабинами штурмана и стрелка радиста. Вот туда, изрядно закутав, обложив мягкими вещами, и уложили Сергея Сергеевича и Анну Сергеевну. Остальные их вещи поместили в бомбоотсек. Ванечку пристроили на крошечном свободном месте у  стола штурмана. А Тане постелили мягкий мешок на пол в небольшом промежутке справа от пилота, ноги она убрала под кресло Сергея, свободное от основного и запасного парашютов, которых в этом полёте не было ни у кого. [Очевидно, так приказали, чтобы не возникло соблазна - экстренно покинуть самолёт!]   Сергей садился на временное накидное покрытие кресла прямо над Таниными ногами.
    Кортеж автомобилей подъехал к самолёту.  Для Жданова, полёт на месте стрелка, был "сюрпризом"! Лететь лёжа, да ещё ногами вперёд было безрадостной перспективой.
"А чего... другого самолёта, вместительнее не было?" - спросил он Сергея.
"Этот безопаснее. Он летит быстрее многих истребителей, и к тому же Ваше место защищено пятнадцатимиллиметровой бронёй - от любой пули, от любого осколка защитит!"
Жданов обошёл самолёт, возможно, в поисках более удобного местечка для себя, и вдруг, через плексигласовое "стекло" нижнего переднего “фонаря”,  он увидел Таню!
"А это, что такое?" - просто спросил он Сергея.
"Я же с вами договаривался. Это дочь полковника Малиновского и, к тому же, она моя невеста. Я не могу её оставить..." (Насчёт невесты - это он немного приврал или преувеличил для вящей убедительности!)
"Ладно, ладно уж!" - миролюбиво перебил его Жданов:
"В тесноте, да не в обиде! Вези свою любовь на крыльях войны!.."
"Большое спасибо Вам, Андрей Александрович!" -  поблагодарил Жданова Сергей.
Жданов подробно расспросил у Леонида, как пользоваться пулемётом ШКАС (7,62 мм): как привести его в боевое состояние, о прицеле и т.д. А так же, как пользоваться внутренней связью в самолёте. Сразу было видно, что он бывший военный (как потом оказалось - генерал!)...
"А вы в Ч. то когда-нибудь бывали?" - поинтересовался он у Сергея.
"Это моя родина! Там живут мои родители".
"Ну и чудненько! Тогда поехали" -  сказал Жданов, занося ногу на трапик.
Перед тем, как забраться через люк на место стрелка, Жданов обратился к своим охранникам:
"Придётся вам, ребята, нынче от меня отдохнуть, без вас полечу"
На вопрос начальника охраны:
"А как же ваша безопасность?"
Он отшутился:
"Меня вот эти гренадеры-летуны защитят, и еще -  любовь высокого полёта!"
 Все вопросы были разрешены. Все уместились по своим местам.
   После необходимых ритуалов, бомбардировщик пошёл на взлёт!..

 
                Н А    К Р Ы Л Ь Я Х    В О Й Н Ы

   Сергей решил сразу же подняться на безопасную высоту, но больше, чем на 5000 метров, подниматься было опасно, ведь его пассажиры в центроплане могли бы и не выдержать полёта, поскольку герметичность отсека была далеко неидеальной.   Ну, а после перелёта линии фронта, он планировал сразу же  опуститься до 1000 метров!  Да и полёта-то было всего часа на полтора!
   Вот и Ладога под крылом. Маленькие, как муравьи, двигались по Дороге жизни автомашины. В Ленинград - с продовольствием, боеприпасами и топливом. Обратно - заполненные людьми: в основном это были дети и женщины, не участвующие в обороне...
   Вдруг Сергей увидел на высоте не более 3000 метров большую группу плотно летящих немецких бомбардировщиков [Юнкерсы "Ю-88" и Хейнкели "Х-111"], направляющихся на бомбёжку ледовой трассы.
   Невдалеке 4 наших ястребка вступили в неравный бой с дюжиной немецких самолётов прикрытия: Мессершмиттами "Bf-109" и Фокке-Вульфами "Fw-190".
"Что делать? Как помочь нашим?  Ввязываться в бой - ему было категорически запрещено!  Так что?  Бросить в беде своих?" - у Сергея до сих пор перед глазами стояли картины блокады.
Штурман и стрелок-радист тоже не могли остаться в стороне и тормошили Сергея.
   Вдруг по внутренней связи к нему обратился Жданов:
"Командир! Неужели ты не видишь обстановку над озером! Чего же ты медлишь?"
"А вы разрешаете вступить бой?"
"Неожиданность - наше преимущество! Ну, а уж плюхнемся, так все вместе разом. Двум смертям не бывать!.."
"Антре, маэстро!" - добавил Жданов по-французски.
"Ки но риск, арьяно д’арьян!" - ответил Сергей тоже по-французски, что означает: Кто не рискует, тот не пьёт шампанское!
   Как сокол на зазевавшихся ворон, спикировал ТУ-2 на фашистские бомбардировщики. Непрерывно стреляя из двух двадцатимиллиметровых пушек, Сергей сразу же сбил двоих стервятников, ещё два задымились и начали разворачиваться восвояси. Остальные, по-видимому, не разобрались в обстановке, слишком преувеличив опасность для себя, побросали кое-как бомбы и бросились наутёк.
   Несколько Мессершмиттов и Фокке-Вульфов вышли из боя с нашими истребителями и бросились догонять диковинную машину. Пока Сергей, не в полную возможность, используя щитки торможения (из-за беспокойства за пассажиров, неподготовленных к перегрузке в 3-4g), по плавной дуге выводил машину из пике, первый, подлетевший Фоккер, догнал  его ТУшку и выпустил очередь по ней, но промахнулся, зато Виктор и Леонид не промахнулись - фашист кубарем полетел на лёд Ладоги. Выровняв самолёт, Сергей попытался оторваться от преследования. Но, не во время подоспевший, Мессер, управляемый немецким асом, успел дать очередь и метко попал в хвост ТУшки, пули прошли в аккурат по "пеналу" стрелка, но броневая защита выдержала, и Жданов остался невредим!
"Лёня, давай обманку!" - крикнул в  переговорное устройство Сергей.
"Есть, командир!" - Леонид поджёг, заранее приготовленную дымовую шашку, прикрученную к палке, и высунул её наружу через откинутый колпак заднего фонаря.
   Люди, наблюдавшие бой со льда Ладоги, огорчённо заохали, когда увидели чёрный дым, идущий из хвоста нашего самолёта. По-видимому, и фашистский ас решил, что дело сделано, правда, русский хоть постепенно и снижался, но почему-то не падал. Тогда немецкий "рыцарь" поручил своему подчинённому ведомому, молодому "летуну-оруженосцу", добить подранка. Тот помчался вдогонку за русским варваром. Он уже взял на прицел хвост противника, как вдруг… тот перестал дымить и начал резко падать...
   Сергей опробовал рули и закрылки: всё работало нормально, скорее всего, важные узлы задеты не были.
"Командир! Они не отстают, ещё один пустился вдогонку... Он уже целится, падлюка! Маневрируй, Серёга!" - закричал Виктор, пулемёт которого попал в "мёртвую" зону. Пулемёт Леонида тоже молчал - враг был ровно за хвостом самолёта - стрелять было невозможно. Течение времени, удивительным образом, замедлилось!
   Сергей резко оттолкнул штурвалом от себя рычаг руля высоты, и самолёт вошёл в пике. В это время, Жданов, занимавший место стрелка, дождался своего часа и выпустил длинную очередь из ШКАСа по неопытному немецкому "ягдваффе" [jagdwaffe – (нем.) истребитель].  От невероятного эмоционального возбуждения, он даже закричал чапаевское: "Врёшь! Не возьмёшь!"
   Немец загорелся и упал.
   Увидев ужасное фиаско своего любимого пупсика, немецкий ас кинулся вдогонку. Но тут уж навстречу ему полетел град пуль из "ожившего" вдруг русака.  Стрелок-радист, штурман и даже, вошедший в азарт, первый секретарь пуль не пожалели. Самолёт аса задымился, лётчик выбросился на парашюте.
    Внизу все ликовали! Такого исхода воздушного боя никто не ожидал, зато немца уже ожидали наши, там, на льду Ладоги.
   Остальные фашисты кинулись было в преследование, но где там!..  Сергей включил форсаж, и самолёт, взлетев свечой, бросился к тучам, сгустившимся на юге озера, там  [в облаках] он резко повернул на восток и был таков. А преследователи попали под шквальный огонь нашей ледовой ПВО. Да тут ещё подоспела  помощь к нашим ястребкам, дравшимся в неравном бою. Немцы поспешно отступили.





 


                Н А    А Э Р О Д Р О М Е     В    М А Т У Р И Н О

   При подлёте к Ч., Сергей запросил по радио разрешение на посадку в Матурино и начал снижение. Погода стояла хорошая, видимость отличная. Справа было видно заснеженное рукотворное Рыбинское море, впереди изгиб реки Шексны к нему, слева - сам город, аэродром находился на противоположном берегу. Сергей взял немного вправо и благополучно посадил ТУшку на посадочную полосу...
   Все пятеро пассажиров получили неизгладимые впечатления от полёта. Сергей Сергеевич и Анна Сергеевна, в самом начале, когда самолёт пошёл в боевое пикирование, решили, что они падают, а уж когда над ними загрохотали ШВАКи, подумали, что вот ещё немного и они оглохнут, но пушки вовремя замолчали... Таня очень испугалась и, изо всей оставшейся у неё силы, ухватилась за кресло Сергея... Зато Ванюшке этот воздушный бой запомнился на всю жизнь! Он с упоением потом рассказывал одноклассникам - очевидцем и даже, можно так сказать, участником чего был сам, но ему никто не верил. Жданов был в восторге от полученных впечатлений и гордости за самого себя. Такого приключения ему ещё никогда не приходилось испытывать!  И даже неудобство в бронекапсуле -  теперь казалось ему сущей ерундой.
   К остановившемуся бомбардировщику тут же подкатили две машины с руководством города, заранее предупреждённым о прибытии важной персоны. Невдалеке, на стоянке, Жданова ожидал правительственный  ПС-84 [усовершенствованная копия американского самолёта Дугласа DC-3 и предшественник нашего ЛИ-2].
   Сергей помог выбраться из самолёта Жданову и извинился за причинённые неудобства. Жданов согнутым указательным пальцем левой руки слегка потёр свои небольшие усики и, хитро прищурившись, ответил:
"Ничего, я плебей, а не аристократ! Мне не привыкать к трудностям. Неприхотлив я. А вот вам спасибо за всех спасённых ленинградцев. Объявляю благодарность экипажу и, поскольку вы сейчас находитесь в моём полном распоряжении, предоставляю вам трое суток на ремонт и отдых. Побудьте дома, порадуйте родителей, вы ведь говорили, что здесь ваш родной дом! Давайте-ка бортовой журнал, я оформлю приказ"
   Сделав соответствующую запись в журнале, он подписался: " Генерал-лейтенант Жданов А.А." и, попрощавшись с экипажем, направился со своим чемоданчиком к ожидавшим его встречающим.
   Сергей подумал, что больше никогда не увидит этого удивительного человека, но он ошибся, встреча эта произошла всего через несколько дней и в очень необыкновенном месте...
   Наконец-то, дошла очередь и до других пассажиров ТУшки.  Штурман Виктор откинул вверх общую дверцу кабин своей и командира [Сергей, выходя, прикрыл её, чтобы не напустить холода], и помог выбраться на правое крыло Тане и Ванечке,  внизу их принял Сергей, уже подставивший приставную лесенку-трап. 
   Таня была бледна, но спокойна и счастлива, ведь она была рядом со своим любимым, в который раз спасшим её! [Хотя, конечно, забегая вперёд, надо сказать, что это приключение надолго отбило у неё всякое желание пользоваться услугами авиатранспорта.]
   Вконец оживившийся Ванюшка, наоборот, твёрдо решил, что когда вырастет, то обязательно в будущем, он тоже станет лётчиком, как дядя Серёжа!   
   Вызволить старших пассажиров было немного затруднительнее: через откинутую переборку кабины стрелка-радиста их по одному осторожно извлекли из темноты на белый свет.
"Очень холодно было?" - виновато спросил их Сергей.
"Ничего" - ответил Сергей Сергеевич: "Мы ленинградцы... И не такое выдержали! А вот когда загрохотали эти штуки…" - сказал он, махнув рукой в сторону пушек:
 "Да ещё в подвешенном вниз головой состоянии, а тут, вдобавок к этому, ещё и зачадило жупелом удушливым [адский серный смрад (в данном случае: запах пороховых газов)], решил, что раскрылись ворота Дантового ада, и я уже попал в его чертоги!" - пошутил старик.
   Анна Сергеевна, только молча, кивнула, она просто очень рада избавлению от мук и была уверена, что всё худшее уже позади!
   Пока Сергей ходил в аэродромную службу для доклада и договорённости о стоянке, ремонте и об охране его бомбардировщика, Виктор и Леонид перенесли на руках в аэродромную столовую Анну Сергеевну и Сергея Сергеевича, Таня с Ваней за руку дошли своими ногами.
  В малом филиале эвакуационного пункта [в аэропорту] Сергей оформил документы на разовые продпайки для эвакуированных из блокадного Ленинграда: Соловьёва Сергея Сергеевича, 1870 года рождения; Малиновской Анны Сергеевны, 1904 г.р.; Малиновской Татьяны Евгеньевны, 1927 г.р. и Мезенцева Ивана Михайловича, 1934 года рождения. А так же Сергею объяснили, где получить ордера на обувь, одежду, в общем, на всё, что полагается выдавать эвакуированным. У военного коменданта он получил аттестаты на пайки для своего экипажа.
Подоспевший к нему на помощь, Леонид подсказал, что ещё можно получить и талоны на обед в столовой.
"А и верно!" - подумал Сергей, он хоть и предупредил родителей телеграммой, что на днях приедет к ним с семьёй Малиновского, но когда - не сообщил, а время было уже послеобеденное!
"Ну, надо же, какой сегодня насыщенный событиями день!"- подумал Сергей довольный собой, ведь ещё сегодня утром он был в Смольном, а сейчас они уже все вместе - почти дома.
"Ай, да я! Ай, да молодец!" - ему самому не верилось, что он нынче провернул такое грандиозное дело.
   Что им двигало?    Многое, что присуще настоящему Человеку!    Этим всё и сказано.
               
                Г Л А В А     6               
                А   Д О М А    Л У Ч Ш Е
   В продуваемом всеми ветрами автомобильном фургончике, предоставленном Сергею комендантом аэродрома, все вместе с вещами и полученным довольствием, они ехали по родной земле Сергея. Сердце его пело...
"Как всё-таки всё хорошо получилось" - опять подумалось ему. По устроенному зимнику, они переехали реку в районе новостроящегося речного порта, где в ремонте стоял буксир Сергея Павловича.   Ещё с аэродрома, Сергей дозвонился до диспетчера грузового порта и попросил срочно передать отцу об их приезде. Сергей Павлович, по такому чрезвычайному случаю был отпущен с разрешения капитана-наставника порта. Он сразу же переоделся и уже ожидал машину на этом берегу. Встреча была радостной и бурной! Ехать было недалеко, и менее чем через полчаса машина подкатила к дому Смирновых. Водитель очень спешил.  Он категорически отказался от какой-либо оплаты за проезд, от жидкого угощения,  предложенного Сергеем Павловичем, и уехал.
   Анна Фёдоровна третий день, как получили телеграмму от Сергея, с нетерпением ожидала гостей. Сына она не видела уже более двух лет. Серёжа заезжал к ним незадолго до финской кампании. Сердце матери почувствовало, что вот сегодня он обязательно приедет, и не ошиблось!..   Дорогие гости не замедлили явиться.
   Услышав урчание грузовичка, Анна Фёдоровна накинула телогрейку поверх надетой кацавейки  [такая короткая кофта], сунула ноги в валяные опорки и выбежала на крыльцо. Радостно всплеснув руками, она приветливо воскликнула:
"Приехали, гости дорогие!"
   Потом бросилась в объятия сына, Анну Сергеевну и Таню обняла и поцеловала, потискала Ванюшку, за руку поздоровалась с мужчинами.
"Чего же это мы на пороге-то стоим, проходите скорее в дом!"
   Сергея Сергеевича ребята занесли и усадили в кресло-качалку, вовремя подставленное Анной Фёдоровной. Анне Сергеевне помогли зайти в дом, следом зашли Таня с Ваней, мужчины занесли вещи и последними заполнили пространство довольно-таки просторной избы-пятистенка.
   Начались многочисленные расспросы, но тут Анна Фёдоровна, словно опомнившись, проговорила:
"Да, что же это я? Надо на стол срочно собрать..."
"Погоди, мамочка, мы только что пообедали в столовой, а вот баньку соорудить - было бы неплохо!" - делово, но по-родственному, перебил её сын.
Сергей Павлович понимающе кивнул: "Сделаем!"
"Может помочь?"- спросил Серёжа.
"Ну, давай, сынок, если не позабыл, как это делается!"
"А что ж, дело-то не хитрое" - ответил Сергей и обратился к матери:
"Мама, а найдётся чистое бельё (?), а то мы с собой в дорогу не прихватили!"
"Для всех поискать?"
"Нет- нет" - сказала Анна Сергеевна: "У нас есть, только достать нужно"
  Вскоре натопленная просторная баня приняла женщин, которым мужчины предоставили очередь помыться и попариться первыми. Только ещё Анне Сергеевне помогли потихоньку дойти.
   Анна Фёдоровна, из восторженных рассказов сына, уже давно поняла об их отношениях с Таней. И вот теперь, наконец-то, она встретилась с, возможно, будущей невесткой. Естественно, ей захотелось рассмотреть её получше.
   К счастью, дистрофия ещё не успела сказаться на исхудавших женщинах, всё-таки им немного помогли продержаться продукты, привезённые Сергеем ещё в августе. Татьяна не утратила от голодания своей красоты и, уже проявляющейся, женской привлекательности в фигуре. Анна Фёдоровна при тусклом свете керосиновой лампы, немножко критически (А подходит ли эта девушка её драгоценному сыну?), внимательно засмотрелась на Таню. Анна Сергеевна с беспокойством невольно перехватила её взгляд и, как бы оправдываясь, посетовала дочке:
"Похудела ты у меня! Почитай, половину своей красоты растеряла!"
Поняв свою бестактность, Анна Фёдоровна, как бы извиняясь, успокоила обоих:
"Ничего, голубушка моя! Были бы кости, а мясо-то нарастёт!.."
   Сергея Сергеевича ребята бережно помыли, переодели его в чистое бельё и перенесли в избу на тюфяк, положенный на лавку, поставленную вдоль печи. Чувствуя давно забытую им негу, Сергей Сергеевич заметил:
"Всё-таки, не всегда в гостях хорошо, а дома лучше!"
   Ребята парились долго. С азартом и удовольствием хлестали друг друга вениками. Ванечка мылся с ними. Ему было приятно, что он такой же как все мужчины - ведь в бане-то все равны!
   Мать не пожалела для гостей курочку, понимая, как полезен им после голодания куриный бульон. Пока мужчины парились, мать принялась готовить пирожки (тесто она выставила настаиваться ещё с утра). Анна Сергеевна теперь почувствовала себя намного лучше: после бани, да ещё с бальзамом Анны Фёдоровны! Они с Таней взялись помогать. Начинка была бесхитростная, но разнообразная: картофель, капуста, морковь, яблоки - всё из сада-огорода хозяев дома. Хозяйка натушила большую кастрюлю картофеля со свиным салом. На стол пошли различные соленья и варенья. 
   Сергей Павлович достал из своих запасников фруктовую наливку для женщин и самогон для себя и для ребят:
«Давайте-ка, для начала выпьем за ваше чудесное спасение от рук костлявой!»
Сергей Сергеевич, по слабости здоровья, от спиртного отказался. Анне Сергеевне и Тане налили крохотулечку, так как грех было не выпить за избавление от мучений голодом, холодом, от бомбёжек и обстрелов.
   После, не чокаясь, помянули, Ястребову Клавдию Ивановну или няню Клаву, как все её звали. Сергей только перед отлётом от Евгения Николаевича узнал её полное имя.
   Так много вкусной еды наши блокадники давно не видели, но и переедать сейчас было опасно. Пока требовалась умеренность во всём.
   На ночь всех разместили: кого на печке, кого у печки, кого положили на раскладушку, в общем, всем нашлось место.
   Таня сегодня не была  многословна, то ли от стеснения, то ли это  постблокадный синдром на неё  так подействовал, но главное не в этом, а в том, что  этот день был, пожалуй, самым необыкновенным, самым запоминающимся и счастливым в её, пока ещё, недолгой жизни! И, хоть она очень устала, Таня долго не могла заснуть...


 


                Т Е К У Щ И Е    Д Е Л А    И    Д А Л Ь Н Е Й Ш И Е    П Л А Н Ы

  Встретившись ещё раз перед вылетом, Сергей с Евгением Николаевичем обсудили дальнейшие планы насчёт его семьи (в случае удачной эвакуации). К себе взять большое семейство (?) - сейчас ему просто некуда, да и жить здесь было пока  небезопасно; отвезти на родину (?) - совершенно не к кому: там ближайших родственников у него теперь не осталось.
"А чего тут раздумывать-то?!" - убеждённо решил Сергей: "Городок наш не шибко промышленный, а поэтому он уже и не подвергается бомбёжкам. Места у моих стариков много, им же ещё веселее будет. Они заочно знакомы с вашей семьёй и будут очень рады принять их у себя!"
"Ты уверен, что мои не очень стеснят их?"
"Эх, Евгений Николаевич, о чём вы?..  Да, если бы у моих был даже совсем маленький домишко, они бы всё равно были рады таким дорогим гостям!.."
   Утром встали рано. Мать затопила печку и приготовила всем покушать. Сергею Павловичу пора было собираться на работу. У самой же Анны Фёдоровны были зимние каникулы, хоть и не довоенные, но всё же... За завтраком, хозяин предложил ребятам опохмелиться: «Для ясности ума, трезвости мысли и твёрдости в принятии решений, можно «накатить» по маленькой!»
 Но они отказались: экипажу предстоял ремонт самолёта. Сергей уже совсем было собрался идти с ребятами, как они дружно стали отговаривать его:
"Командир! Да, что мы сами не справимся? Или ты не доверяешь нам? Привлечём аэродромных спецов, так что не сомневайся, всё будет, как надо. А у тебя и здесь ещё полно дел.  Да и в родном доме, когда ещё удастся побыть?.. Так что оставайся-ка ты дома!"
"Спасибо, ребята! Придёт время - сочтёмся!"
"Какие могут быть счёты между своими людьми?!"
   Анна Фёдоровна хотела чего-нибудь собрать ребятам с собой на обед, но они отказались:
"Там столовка есть, и нам на обеды выданы талоны!"
   Напрямик через Шексну пешком идти было минут сорок, и ребята уверенно зашагали к аэродрому.
У Сергея, само собой, дел было полно: надо было прописать и поставить на учёт эвакуированных, решить вопрос с трудоустройством Анны Сергеевны и продолжения учёбы Тани и Вани.
   Анна Сергеевна и Таня были ещё слабы, не говоря уже о Сергее Сергеевиче, и Сергей со всеми документами один отправился на оформление, эвакуированных из блокадного Ленинграда, гостей.
“По  крайней мере, хотя бы сходить на "разведку"” – решил он: ”И выяснить: может быть, где-то он сам уладит дела, а где и понадобится обязательно личное присутствие или доверенность от оформляемых лиц”
   С утра к ним зашла тётя Лиза, жена Василия Павловича. Та была хоть и фельдшерицей, но любого врача "за пояс заткнёт", говорили про неё. Она осмотрела всех четверых и резюмировала, что троим, требуется нормальное питание и время, а вот Сергею Сергеевичу, конечно, лучше бы лечь в больницу, так как "сердечко у него совсем слабенькое". Но больница - не госпиталь, и всё равно там нет необходимых лекарств, так что ему, наверное, лучше остаться дома, а она сама будет приходить к нему на осмотр. К тому же у неё есть свои сборы полезных трав, в знании которых не было равных ей во всей округе.  Чему Сергей Сергеевич очень обрадовался, так как уже приготовился категорически отказаться от госпитализации.
   Первым делом Сергей направился на эвакуационный пункт, народу было много, там он убил битых три часа. Чего-то он добился, чего-то выяснил, в чём-то толком и не разобрался. Эвакуированных скопилось много, кругом сутолока. Ладно, решил Сергей, вот подлечатся и сами разберутся в более второстепенных делах. В домоуправлении проблем не оказалось, наоборот, там обрадовались инициативе Смирновых, а то некоторых приходится уговаривать и, чуть ли, не силой в приказном порядке, уплотнять! В школу Сергей не пошёл, так как мать обещала сама всё там уладить. А вот в медучилище, которое теперь переехало на площадь Жертв революции (так нынче именовалась Соборная площадь) в новое двухэтажное здание, сходить надо было. Он зашел через центральный вход, расположенный между четырьмя белыми полуколоннами, и поднялся к ректору.
"А чего же она сама к нам не зашла?" - спросила ректор, миловидная, ещё не старая женщина.
"Немного окрепнет после голода блокады и придёт!" - ответил Сергей.
"Ну, что ж, судя по документам, училась она отлично. Нам такие - нужны, пусть приходит, как раз у нас недавно открылось хирургическое отделение."
   Сергей поблагодарил ректоршу и отправился домой, где его с нетерпением ждала Таня.
   Но после обеда, он снова отправился в город. На сей раз по приятным праздничным делам, ведь завтра наступает Новый 1942 год. Проходя по Советскому проспекту (так теперь назывался Воскресенский), Сергей увидел вывеску: "Ювелирные товары". Тут его осенила гениальная идея, и он направился - её осуществить!..
   Конечно, промтоваров в это военное время было негусто, но кое-что для праздника, всё же, удалось прикупить, к тому же, он ещё посетил и рынок, что на Базарной площади возле городской водокачки, и там чего-то насмотрел. Денег у него за несколько месяцев скопилось много, но они легко разошлись с учётом нынешних цен...




                С    Н О В Ы М     Г О Д О М !    С    Н О В Ы М    С Ч А С Т Ь Е М !

   Ребята вернулись с аэродрома только вечером. С собой они принесли ёлку, вырубленную ими по пути, где-то в перелеске. Женщины испекли праздничный пирог по рецепту любимой няни Клавы. Какая же всё-таки это была радость для Анны Сергеевны и Тани - вновь обрести возможность порадовать кулинарным искусством своих самых близких людей!
   В ту пору, обычно, Новый год не встречали в минуту его наступления - торжество состоялось 1 января, но нынче это был рабочий день, так что решили отпраздновать сегодня, тем более завтра будет не до этого - надо готовить машину к вылету. Стол получился ещё более обильным, чем вчера, оно и хорошо, так как праздников (в такое суровое военное время) много не бывает! На этот раз пришли и Василий Павлович с Елизаветой Михайловной (все их три дочки вышли замуж и разъехались по стране ещё до войны). У Василия Павловича оказалась бутылка шампанского, которую он купил перед самой войной в Москве на слёте передовиков производства. Елизавета Михайловна принесла свой "фирменный" салат и несколько свёртков с травами для Сергея Сергеевича.
   В красном углу стояла ёлка, для которой Сергей Павлович оперативно изготовил крестовину. Её основание обернули белой материей - вроде снега. На чердаке нашлись и старые игрушки для ёлки. Наряжали её, в первую очередь, Таня с Ванюшкой, остальные им помогали!..
   Все, кроме Сергея, сели за стол перед самым наступлением Нового года. Таня приготовила ему местечко рядом с собой. Сергей ещё в сенях надел отцовский светлый овчинный тулуп, валенки, шапку-треух, взял в руки палку вместо посоха, к подбородку прилепил пучок льняной тресты (вроде бороды) и, стуча палкой по косякам, с мешком в руках ввалился в избу.
                "Я самый настоящий волшебник -  Дед Мороз!
                Для вас мешок подарков я ‘из лесу принёс!
                А кто из вас, ребята, послушный - подбегай!
                И от меня на праздник подарок получай!"
   - продекламировал Сергей.
   Первым подбежал, конечно же, Ванюшка, прочитал стишок и получил в подарок самый настоящий детский металлический конструктор.  От такого чудесного подарка он был просто неописуемо счастлив!
    Анне Сергеевне, Анне Фёдоровне и Елизавете Михайловне  "Дед Мороз" подарил по большому пуховому платку, Сергею Сергеевичу в мешке нашлись добротные валенки. Старшие Смирновы получили по хорошему портсигару. Виктору и Леониду досталось по набору прекрасных шерстяных перчаток с шарфами.  И только Тане, как оказалось, ничего не досталось, она ожидала чего-то необычного и теперь сидела немного смущённая...  А "забывчивый Дед Мороз" попрощался и вышел из избы, вместо него зашёл "ничего неподозревающий" Сергей.
"Дядя Серёжа! Пока тебя не было, к нам приходил самый настоящий Дед Мороз! Ты-то опоздал, ладно, а вот почему Таня осталась без подарка? Непонятно!" - сообщил Сергею Ванюшка.
"Да я его встретил во дворе, и подарок для Танечки он передал через меня!" - ответил Сергей и выдержал торжественную паузу...
"Дорогие, Сергей Сергеевич и Анна Сергеевна! В первую очередь, как к старшим, самым родным людям Татьяны Евгеньевны, я обращаюсь к вам!
   (Таня в эту минуту, как зачарованная, во все глаза смотрела на Сергея!)
А так же обращаюсь и к вам, мои любимые родители! Если Татьяна даст своё согласие, я хотел бы с ней помолвиться и тут же обручиться, ну, а поженимся мы сразу же, как только она достигнет совершеннолетия, если война не помешает!
   Извините, что я выбрал не самый удачный момент и не спросил об этом Танечку, которую  сильно люблю, говорю это при всех, так как мне нечего скрывать! Смиренно жду вашего решения, и Танюши - в первую очередь!" - закончил Сергей свою длинную сватовскую речь.
"А что ты(!)  скажешь, дочка?" - обратилась к Тане Анна Сергеевна.
"Я очень люблю Серёжу с того самого дня, как он у нас появился! И все эти годы я думаю только о нём! Мне никого в жизни не надо, кроме него!" - сказала Таня и посмотрела сначала в глаза Сергея, а потом в сторону его родителей.
"Ну что же, это когда-нибудь рано или поздно должно было случиться. Мы с матерью давно уже, заочно, со слов сына полюбили Татьяну, а встретив её - тем более... Мы не против!" - ответил Сергей Павлович за себя и за свою жену.
"Говори ты, дочка!" - уступил ответ Анне Сергеевне Сергей Сергеевич.
"Я уверена, что и Евгений Николаевич не пожелал бы для нашей дочери лучшего жениха. Поэтому я от своего имени и от имени мужа даю наше согласие! Благословляю вас, дети! Совет вам, да Любовь! Будьте счастливы!" - поздравила молодых Анна Сергеевна.
    Сергей многозначительно полез в карман и достал коробочку алого бархата.    Из неё он извлёк золотое колечко с бриллиантом, взял правую ладонь Тани, надел ей кольцо на безымянный палец и под всеобщие аплодисменты поцеловал Таню в губы...
   В это время из репродуктора раздался бой курантов на Спасской башне Кремля - наступил Новый 1942 год.
 Василий Павлович открыл шампанское и всем понемногу разлил.  Только Ванюшке достался - клюквенный морс.
"С Новым годом! С новым счастьем! Поздравляем молодых!" - раздавались тосты.
   Сергей и Татьяна просто светились от счастья! И каждого из присутствующих это событие наделило своей долей счастья и надеждой на такое же светлое будущее!..










                В С Ё    Д Л Я    Ф Р О Н Т А    !    В С Ё    Д Л Я    П О Б Е Д Ы    !

   Сергей Павлович, как обычно, спозаранку ушёл на работу, остальные поднялись немного позже обычного.
"Командир! Ждём тебя после обеда опробовать двигатели и механизмы управления" - сказали ребята, уходя на аэродром.
"Надо бы ещё пополнить боекомплект, ну а горючего, я думаю, хватит до места" - сказал Сергей друзьям вдогонку.
"Всё будет в порядке, командир"  - услышал он в ответ с порога.
   Таня так крепко уснула в эту ночь, что даже не слышала, как поднялись и завтракали Серёжины товарищи...
   И Сергей решил пока просмотреть подшивку местной газеты "Коммунист". Пачка была толстая.  Поскольку отец во всё время навигации безвылазно находился в рейсах, мать Серёжи и собирала для мужа все полученные газеты в подшивку.  Сергей внимательно углубился в чтение...
   С первых же дней войны в военкомат города начали обращаться добровольцы. К пятому августа в народное ополчение было принято тысяча триста двадцать человек из города и одна тысяча сто двадцать пять - из района.  Учитывая небольшое количество населения города и района, этого было достаточно много. Ополчение, войдя в состав 286-й стрелковой дивизии, участвовало в боях уже в начале сентября.  Пытаясь прорвать блокаду Ленинграда, дивизия, сформированная в Ч., вместе с другими частями Красной армии, не позволила фашистам развернуть  второе кольцо блокады! Дивизия активно участвовала в боях по прикрытию Дороги жизни через Ладожское озеро. Большинство из ополченцев, к сожалению, погибло в тяжёлых кровопролитных сражениях.
   Но враг был остановлен!
  На строительство оборонительных сооружений из города и района было направлено более 20 тысяч человек.
   Все предприятия города перешли на военный режим работы. Многие рабочие  стали значительно перевыполнять имеющиеся нормативы. Шекснинское пароходство, где трудился отец Сергея, ранее не выполнявшее планы перевозок, уже к 1 октября существенно превысило свои обязательства  по ним.
   Рабочие и служащие стали отчислять средства в фонд обороны.
   На военные "рельсы" начала перестраиваться промышленность города. Например, винно-водочный завод стал выпускать бутылки с "коктейлем Молотова". Городской промышленный комбинат взялся изготавливать лыжи для фронта, не отставала от него в этом и артель имени Халтурина. Да и другие артели старались всё, что могут, выпускать для фронта: обмундирование, обувь, рукавицы и чулки, санитарные носилки, оковки для армейских повозок и прочее, и прочее. На заводе "Красная звезда" начали выпускать миномёты и корпуса противотанковых мин. В общем, что было в их силах, горожане делали всё для фронта, всё для победы!
   А с 10 июля в городе был развёрнут эвакуационный пункт. Как ближайший город к Ленинградскому фронту, Ч. стал основным перевалочным пунктом для эвакуированных жителей из города Ленина (в первую очередь) по Дороге жизни. К концу 1941 года в городе открылось 11 госпиталей.
   Сергей читал, и его охватывала гордость за свой родной город и его жителей...
   Проснулась Таня, они вместе с Сергеем позавтракали... или всё-таки пообедали, так как жениху уже пора было идти на аэродром.
   Обе Анны, с лёгкой руки Анны Фёдоровны, с этого дня стали называть друг дружку "сватьями"!




 


                О П Я Т Ь    Р А З Л У К А

      Вот и настало утро последнего дня перед разлукой! С отцом, ещё перед его уходом на буксир, Сергей попрощался по-мужски, сдержанно. Забежал на минутку и Василий Павлович, он пожелал племяннику и всем его друзьям скорого возвращения с победой! Самолёт был готов, но экипаж не торопил командира, понимая, как трудно ему уезжать из родного дома, да еще от любимой невесты, с которой он только что помолвился.  И не только, а ещё - посватался и сразу же, обручился. [Поскольку, по русскому обычаю: помолвка (или зарученье) – обоюдное согласие  молодых на будущий брак (раньше она шла за сватовством); сватовство – сговор родителей (лично или через сватов) на бракосочетание их детей; обручение – благословление родителями (ранее – с иконой и прочтением молитвы священником), объявление молодых женихом и невестой, вручение подарков: колец и прочее, после чего отказываться от свадьбы было запрещено!]
   Ребята взялись напилить чурбаки и наколоть дрова для такого гостеприимного для них дома. Сергей хотел было взяться вместе с ними, но они отстранили его, понимая, что ему сейчас важнее напоследок пообщаться с родными. Побыть с любимой девушкой!
   Татьяне очень захотелось побыть с Сергеем хоть немного наедине, и она предложила ему прогуляться по улицам города.
"А тебе не будет трудно?" - заботливо спросил  её Сергей.
"Когда ты со мною рядом - мне  ничего не трудно!" - ответила она и пошутила: "В крайнем случае, ты меня на руках донесёшь!"
"Это для меня только в удовольствие!" - с готовностью ответил ей любимый.
И они пошли по Красному переулку, наискосок по площади на Советский проспект. Справа от них стоял бывший величественный Воскресенский собор, но уже без колокольни и куполов, разобранных ещё во второй половине 30-х годов, перед войной он использовался как сборный военный пункт для призывников, а теперь здесь размещались авиамоторные мастерские. Сергей под руку вёл Татьяну, она опиралась на него, но шла уже достаточно бодро. Местная зима не казалась ей такой страшной, как дома, в Ленинграде. Воздух был приятным, от снега исходила какая-то арбузная свежесть. Погода была хорошая, а вот настроение - немного грустное.
"Вот здесь, со слов старожилов, до революции стоял городовой и кричал: "Куда прёшь, рыло!" простолюдинам, пытавшимся перейти дорогу на тротуар возле Дворянского собрания. А на этой улице было казначейство.
А улица Ленина была Крестовской. Тут когда-то было село Федосьево, по нему называлась и улица, ныне она зовётся Красноармейской, как теперь и бывшая Благовещенская площадь, а сам красивейший собор, к сожалению, сломали года два назад..." - Сергей пытался отвлечь невесту от грустных мыслей, поэтому и выступал в роли гида.
"А ты меня не разлюбишь за это время? Ведь война не известно ещё, сколько продлится!" - перебила его Татьяна мучившим её вопросом.
"Какие нелепые мысли лезут тебе в голову! Ты у меня одна и на всю жизнь! К сожалению, большего пока загадать невозможно, разве что Сергей Сергеевич пораскинет на картах, у него это ловко, получается!" - попытался шуткой приободрить невесту Сергей. Рядом никого не было, и она, встав на цыпочки, прижавшись к милому, крепко поцеловала его в губы. Они пошли дальше, в общем-то, болтая ни о чём. Поговорить о будущем они не решались из суеверной боязни, слишком хрупким оно было сейчас, в эту военную годину. Так за разговорами они и вернулись домой. А время подходило к обеду, наставала пора расставания...
  Сергей поцеловал мать и ещё раз попросил её помочь дорогим гостям.
"Всё будет хорошо! Воюй спокойно. А мы все дружно будем тебя ждать!" - уверила его мать.
Анна Сергеевна передала письма мужу от себя и от дочки. Написали они много, так как в эти письма уже не сунет свой нос вездесущая цензура! Она обняла и поцеловала Сергея: " Береги себя, и спасибо от всех нас!"
   Сергей Сергеевич пожал руку Серёже, потом прослезился и обнял его.
"Ну, Ванечка! Учись хорошо, это главное, что от тебя сейчас требуется. Не подведёшь меня?" - пожимая руку, как взрослому, серьёзно спросил Сергей.
"Не подведу, дядя Серёжа!" - ответил мальчик.
   Ребята, попрощавшиеся со всеми заранее, ждали своего командира на улице.
   Татьяна вышла на крыльцо проводить своего суженого. Они долго стояли обнявшись... Ещё раз, напоследок, поцеловав Татьяну, Сергей зашагал к своим товарищам. У калитки он обернулся и прокричал:
"Жди меня! Я обязательно вернусь к тебе, родная!.."

 

                Г Л А В А    7

                В    О С О Б О М    О Т Д Е Л Е

   Самолёт Сергея благополучно приземлился на Центральном испытательном аэродроме. Доложив по команде о прибытии, Сергей направился в общежитие. У самого входа в здание его поджидал Евгений Николаевич. Он обнял Сергея и горячо поблагодарил его за своих. Сергей передал ему письма. Евгений Николаевич тут же начал их читать... Сергей терпеливо ждал, что скажет будущий тесть.
"Ах, вот оно что! Не ожидал, что это случится так быстро! Война торопит! Но всё равно я очень рад за вас с Танечкой! Поздравляю!" - сказал Евгений Николаевич и крепко пожал ему руку.
"А тут вот что! Я зашёл тебя заранее предупредить... Здесь ваши боевые действия с первым на борту наделали такого переполоху!.. В общем, ты сегодня вот что: весь отутюжься, надень  награды, и завтра к 8.00 прибудь в Центральный штаб к замначальника Особого отдела, я тоже буду там. Предстоит очень серьёзный разговор!.."
   Утром Сергей направился в Центральный штаб  РККВВС, ребята пожелали ему ни пуха, ни пера.
   У кабинета заместителя начальника Особого отдела на стульях сидели два дюжих ГэБиста  с каменными, непроницаемыми лицами. Сергей постучался в дверь и вошёл.
"Товарищ комиссар государственной..." –  начал, было, Сергей докладывать о прибытии, но комиссар перебил его:
"Ладно, вижу, что пришёл. Проходи, присаживайся, Серёжа, предстоит важный разговор"
"Спасибо, Павел Павлович!" - перейдя с официального языка, по простому поблагодарил Сергей и подошёл к приставному столику, где с другой стороны уже сидел Евгений Николаевич, поздоровавшись с обоими за руку, он присел на стул.
"Ну и задал же ты там шороху! Слух о твоём "геройстве" аж до самого Верховного в Кремль долетел. Я тут по своим каналам узнал: он рвёт и мечет! Дошло до того, что он самолично захотел на тебя посмотреть. Видел красавцев у кабинета (?) - за тобой приехали!" - начал без предисловий комиссар.
"Серёжа, очень тебя прошу, будь хоть там благоразумнее, покайся, может всё и обойдётся!" - вставил своё слово Евгений Николаевич.
"Хозяин очень проницательный человек. Вмиг заметит фальшь или намеренье увильнуть. Говори ему обо всём прямо и честно. А для начала, это… нам расскажи, мы хотим всё узнать, так сказать, из первых уст, а то тут про "подвиг" твоего экипажа уже легенды стали складываться!" - потребовал Бурыкин.
   Сергей обстоятельно рассказал о причине вступления в бой и об его ходе.
"Да..."- задумчиво протянул комиссар: "Тут ещё очень важно, что сам Жданов скажет или уже рассказал товарищу Сталину. Положение твоё не завидное, но не безнадёжное, раз хозяин пожелал сам с тобой поговорить. В этом и есть весь твой шанс. Он любит смелых людей, особенно лётчиков. Покажись ему! Может и вывернешься. А мы тут за тебя кулачки держать будем. Ну, ладно, иди. А пистолет оставь у меня, вернёшься - заберёшь, заодно потом и расскажешь нам, что там и как (?)! Давай, счастливо!"
"Удачи тебе, сынок!" - добавил по-родственному Евгений Николаевич.
   Выйдя из кабинета, Сергей направился в сопровождении чекистов на улицу, где их ждал автомобиль, направляющийся в Кремль...

                Х О Р О Ш О    Т О ,    Ч Т О    (В    К Р Е М Л Е)    Х О Р О Ш О    К О Н Ч А Е Т С Я

   Об этом воздушном бое - новом  "Ледовом побоище" немцев над Ладогой, очень скоро по различным каналам стало известно и в Москве, вплоть до высших эшелонов власти...
   Сталин был взбешён, узнав какой опасности, был подвергнут Жданов. Он, можно сказать, является правой рукой вождя в Ленинграде, и вот эту руку чуть не отсекли. Но Иосиф Виссарионович редко принимал решения в гневе, когда немного успокоился, он по телефону позвонил лично ему знакомому генералу Петрову Ивану Фёдоровичу:
"Что у тебя там за безобразие творится? Что это за лётчик такой, что ведёт себя так безалаберно, подвергая серьёзной опасности первых лиц государства? Кто тебе предложил - послать именно его?" - строго спросил Сталин.
"Товарищ Сталин! Никто не ожидал, что он так безобразно нарушит инструкцию!  Ведь у него же отличные служебные характеристики. К тому же, я получил на него рекомендацию лично от генерал-майора Голованова А.Е. - комдива 81-ой" -  попытался оправдаться Петров.
"От Голованова?" -  удивился Сталин: "Ну, хорошо! С Головановым я сам разберусь, он у меня завтра будет на совещании. А ты разыщи мне этого лихача, как там его - Смирнов, кажется, и пусть завтра к десяти утра его доставят ко мне в кабинет. Я лично хочу "полюбоваться" на этого "субчика"!" -  приказал Сталин...
   На другой день к Сталину в кабинет явился комдив Голованов Александр Евгеньевич для обсуждения наиважнейшего полёта с наркомом индел на борту.  Молотов В.М. присутствовал здесь же.   Разговор о лётчике Смирнове Сталин пока не заводил, ему была интересна первая реакция Голованова на появление здесь этого нарушителя-лихача.
   В кабинет вошёл личный помощник, секретарь Сталина Поскрёбышев А.Н. и доложил:
"Доставлен старший лейтенант Смирнов Сергей Сергеевич по Вашему приказу, Иосиф Виссарионович"
"Пускай заходит. И вот что, срочно разыщите-ка мне Жданова, он должен быть где-то здесь неподалёку. Потом подойдите сами ко мне, у меня будут кое-какие распоряжения" - ответил Сталин и многозначительно взглянул на Голованова. Тот, как говорится, и глазом не моргнул, хотя всё уже знал и отлично понимал - в чём тут дело!
"Слушаюсь, товарищ Сталин!" - сказал Поскрёбышев и поспешно вышел из кабинета.
   Сергея, как следует, обыскали, не найдя ничего опасного, его проводили в приёмную Сталина.
"Можете пройти" - сказал Поскрёбышев и стал срочно названивать по телефону, разыскивая кого-то.
Сергей снял шинель и повесил её на предложенную ему вешалку. Причесался, поправил форму у зеркала и, пытаясь сдержать нахлынувшее волнение, зашел в кабинет.
   Кабинет Сталина был размером не меньше баскетбольной площадки. Потолок очень высокий. Стены внизу обшиты дубовыми панелями. В стыках стен и потолка - великолепная лепнина. На потолке висела шикарная хрустальная люстра. Солидный двухтумбовый стол красного дерева покрыт зелёным сукном. На столе: массивная настольная лампа и множество других вещей, необходимых для работы хозяину кабинета. На стене висит известная фотография В.И.Ленина в Кремле, где он читает газету "Правда". Посередине кабинета стоит огромный совещательный стол, за которым и разговаривали присутствующие, когда вошёл Сергей.
"Товарищ Верховный главнокомандующий, старший лейтенант Смирнов по Вашему приказанию прибыл!" - чётко доложил Сергей, и смело посмотрел в глаза Сталину.
   Сталин ему показался совершенно не таким, каким его рисуют на плакатах. Он оказался невысоким пожилым человеком с лицом, "побитым" оспой. Но глаза у него были необыкновенные: какие-то леденяще колючие, а взгляд гипнотический. Одет он был по-простому: в серый полувоенный костюм (такой Сергей уже видел на Жданове), брюки были заправлены в обыкновенные сапоги...
"Что же это вы нарушили приказ о совершенной безопасности полёта с первым секретарём на борту?" – строго спросил Верховный, в речи его явно прослушивался кавказский акцент.
"Виноват, товарищ Сталин, не сдержался!" - коротко ответил Сергей.
"Виноват-то не товарищ Сталин, а несдержанный, недисциплинированный лётчик Смирнов! А виноватых, как известно, у нас бьют. Вот оно дело-то, какое. Тут ведь и трибуналом пахнет... Ну, что мне с вами поделать?"
   В это время в кабинет, попросив разрешения, вошёл Жданов и с порога вступил в беседу:
"Здравствуйте! Простите, Иосиф Виссарионович, но командир самолёта вступил в бой по моему приказанию: там, на льду Ладоги могли погибнуть многие женщины и дети, а груз уйти под лёд. Старший лейтенант со своим экипажем, считаю, совершил подвиг, а не проступок и достоин награды, а не наказания!"
  Тут Жданов сделал небольшой полуоборот налево и протянул руку Сергею, как своему хорошему знакомому:
"Ну, здравствуй, командир! Как самочувствие экипажа?"
"Здравствуйте, Андрей Александрович! " - коротко и грустно поздоровался Сергей со Ждановым.
"Ах, даже вот оно как?" - удивился настойчивости Жданова Сталин.
  Он достал коробку с надписью: "Герцеговина флор", угостил заядлого курильщика Жданова, затем распотрошив несколько папирос, набил табаком свою любимую трубку. Делал он всё это медленно с расстановкой, видимо, решая в это время, как ему поступить. Вытянув руки, он чиркнул спичкой о коробок (Сталин, как известно, не любил запаха разжигаемой спичечной серы) и раскурил трубку. Ещё немного помолчав, он проговорил:
"Ладно! Победителей не судят. Вы, кажется, летали бомбить Берлин в августе сорок первого?! И как, удачно?"
"Так точно, товарищ Верховный главнокомандующий, отбомбились удачно!"
"И как же вас поощрили?"
"Наш экипаж получил благодарность!"
"Александр Николаевич"- обратился Сталин к Поскрёбышеву, только что зашедшему в кабинет с блокнотом и авторучкой в руках:
"Составьте предложение в наградной отдел Президиума [Верховного Совета] непосредственно от моего имени:
“Представить капитана Смирнова С.С. и его экипаж к орденам!"
"Простите, товарищ Сталин, тут ошибка - старший лейтенант. И еще я бы хотел доложить, что один из вражеских самолётов сбил лично товарищ Жданов" - вдруг смело, даже удивив самого себя, вмешался Сергей.
"Товарищ Сталин не ошибается, с этой минуты вы капитан, а с "героическим" поступком Андрея Александровича мы уж сами тут как-нибудь, да разберёмся" - ответил ему Сталин.
"Служу Советскому Союзу!"- по новой форме отчеканил Сергей.
"Будьте готовы к выполнению важного правительственного задания, только уж больше не нарушайте приказаний. Можете быть свободным, идите, капитан" - отпустил Сергея Сталин.
"Есть!" - ответил Сергей и вышел из кабинета...
"Александр Евгеньевич" - обратился Сталин к генералу Голованову: "Это же твой протеже. Как думаешь, этот капитан Смирнов Сергей Сергеевич подойдёт для задуманного нами дела?"
"Молод, горяч ещё! Парень смелый, но нужно вовремя одёргивать. Если только на подхвате или  про запас иметь его в виду! А вообще-то надо бы подумать!" - боясь опять попасть впросак, не спешил с новой рекомендацией Голованов, и, сомневаясь уже теперь: как бы этот самый Смирнов - вновь не подвёл его [«под монастырь»].   Он сразу же понял, на что Сталин прозрачно намекает.
"А тебе как, Вячеслав Михайлович?" - обратился Сталин к молчавшему до сих пор Молотову.
"А мне он понравился, честный хороший парень, думаю - подойдёт!" - ответил Молотов.
"А ты, Андрей Александрович" - обратился Сталин к Жданову: "Назад полетишь на другом самолёте, хватит мне этих ваших "подвигов"!"
"Да, Александр Николаевич, пожалуйста, хорошенько проследи, чтобы этот Смирнов не попал в расстрельные списки, как предлагал Лаврентий Павлович [Берия]"- дал указание своему помощнику Сталин.
"Вот с такими отчаянными соколами мы и свернём башку безумному германскому фюреру!" - вдруг риторически высказал вслух свои мысли Иосиф Виссарионович.

                В    Т Ы Л У

   Анна Сергеевна и Татьяна уже через несколько дней стали самостоятельно выходить из дома. Побывали в эвакуационном пункте [на Советском проспекте, дом 105] и получили ордера на всё полагающееся им по закону. Все продукты они вкладывали в "общий котёл" и, как могли, помогали по дому и по хозяйству. Даже воду из колонки носить - было для них теперь посильным трудом, хоть Анна Фёдоровна и протестовала: "Окрепните сначала!"
  Сергей Сергеевич тоже через неделю начал потихоньку вставать, и хоть сердце ещё и побаливало, чувствовал он себя намного лучше - дали знать о себе: уход, тепло, хорошее питание и лечение травами Елизаветы Михайловны.
   Ванюшка оклемался быстрее всех и уже скоро ничем не отличался от соседских парнишек. Когда закончились каникулы, он пошёл в первый класс. Ваня не отставал по учёбе от своих сверстников, так как теперь уже две тёти Ани подтягивали его.
   Насчёт Анны Сергеевны договорилась сватья, что та будет преподавать в их школе физику в старших классах и природоведение - в младших.
   Татьяна тоже вскоре опять, как обычно, как только она умеет, с головой погрузилась в учёбу. Дело двигалось намного быстрее, так как Татьяна постоянно практиковалась - приходилось часто помогать в многочисленных местных госпиталях.
   Через две недели они получили письмо от их счастливого отца. Он был безмерно рад и благодарен Сергею, за то, что тот смог так оперативно и удачно вывезти его семью из этого холодного-голодного ада блокады. Отец поздравил Татьяну с таким важным и счастливым событием в её жизни, как помолвка (и обручение).
"Конечно, рановато еще, но время сейчас такое, что ко всему надо подходить с другими -  особыми мерками" – писал отец.
   А ещё через несколько дней Татьяна получила долгожданное письмо от её Сергея.
"Он пишет, что ему сам товарищ Сталин присвоил звание капитан и наградил их экипаж: Сергея – орденом "Красного Знамени", а Виктора  и Леонида - орденами  " Красной Звезды" - радостно вычитала она несколько строчек из его письма всем своим домашним. Остальное в письме предназначалось только ей, своей милой,  любимой невесте Сергея - Тане - Танечке - Танюше!..
   Весна в этом году наступила ранняя: с дневными капелями и ночным морозцем. Вскоре на проталинах уже стала зеленеть трава. Природа, несмотря ни на какую войну, брала своё, и весна уже полноценно вошла в свои права. Вот только войне ещё никак не было видно конца...





                О С О Б О    В А Ж Н О Е    З А Д А Н И Е

   Наступил апрель 1942 года. Из-под Москвы с аэродрома Раменское взлетел тяжёлый бомбардировщик ПЕ-8 под командованием майора Сергея Асямова. Самолёт взял курс на запад через линию фронта. Вторым пилотом был майор Эндель Пусэп, ранее летавший в экипаже Водопьянова В.М., с которым в августе сорок первого они бомбили Берлин, были подбиты, и потом тылами, по оккупированной фашистами территории, пробирались к своим.
   Задание было: проложить воздушный путь для закупленных в Великобритании бомбардировщиков, но это было,  деликатно говоря, неправдой, а, вообще-то, просто  ложью.
  Их полёт был настолько секретным, что даже экипажу нельзя было сказать всю правду.
   Истинную цель полёта знали только Верховный главком Сталин, нарком индел Молотов и Голованов - ком. АДД [Он с февраля месяца был назначен командовать новым созданным подразделением - авиацией дальнего действия]. Задача состояла в том, чтобы разработать самый безопасный маршрут для последующего полёта Молотова в Англию на  переговоры по поставкам военной техники в СССР, о совместной войне против Германии и, в конце то концов, об открытии второго фронта.
   Самолёт благополучно прилетел в Англию, но там при совершенно нелепых обстоятельствах на чужом английском самолёте-транспортнике [в качестве пассажира] через три дня погиб Асямов. Пусэп самостоятельно привёл их машину обратно в Москву.
   Экипаж находился в крайне удручённом состоянии. Кого направят в экипаж вместо Асямова? Это было не ясно.
   Сталину доложили о происшествии, и тут он вспомнил про "лихого" лётчика Смирнова и рекомендовал его вторым пилотом в экипаж. Голованов не стал возражать. А Пусэп немного знал Сергея по налёту на Берлин и сразу же согласился на эту замену.
   Началась основательная подготовка к перелёту. Созданная специально, приёмная  комиссия тщательно проверила каждый рабочий узел самолёта. Один из двигателей был заменён. В фюзеляже бомбардировщика [ПЕ-8] был установлен ряд кресел для пассажиров. А так же в хвостовом отделении было выделено “нужное” место для вёдер, используемых в качестве  унитазов, которых на борту  бомбардировщика не имелось. В бомбовом отсеке поместили дополнительные топливные баки и кислородные баллоны. Каждому участнику перелёта полагалась [кислородная] маска, так как в целях безопасности было решено, при необходимости,  подниматься на высоту - до 10 километров. А самолёт был негерметичен, поэтому всем, к тому же, полагалось надеть шлемы и унты, облачиться в тёплые лётные комбинезоны, и женщинам в том числе! На этот раз каждому пассажиру [и членам экипажа] выдали по два парашюта [основной и запасной].
   К 10 мая машина была полностью подготовлена к полёту, принята комиссией и поставлена под охрану.   Но из-за плохих метеоусловий в Англии [большая доля вероятности, что это всего лишь отговорка,  и часть интриги принимающей стороны], вылет задержался больше, чем на неделю.
   19-го мая,  вечером, наконец-то, было получено "добро" на вылет.
   Шесть членов экипажа встречали группу из 8-и человек - делегацию наркомата иностранных дел. Перед вылетом пассажиров накормили, переодели в выданную им экипировку, провели инструктаж по использованию масок [к примеру, в них предписывалось бодрствовать во время  полёта, чтобы случайная  потеря  маски во время сна не привела бы к асфиксии (гибели от кислородного голодания)]. 
   Наконец, на эмке подъехал и сам глава делегации - нарком иностранных дел В.М.Молотов. Поздоровавшись с экипажем, он сказал командиру:
   "Вы так молоды и уже -  майор. И хоть  я и старше вас, но поступаю в полное подчинение к вам на время перелёта!"
Увидев Сергея, он обрадовался, что и его включили в состав экипажа, но всё же, пошутил:
"Надеюсь, Сергей Сергеевич, сегодня вы не собираетесь атаковать немцев с нами на борту?!"
"Я очень постараюсь! Надеюсь, у меня это получится, Вячеслав Михайлович!" - в пику ему ответил Сергей.
    Все расселись по местам, и самолёт начал выруливать на взлётную полосу. Но тут по радио сообщили, что по пути следования (на северо-западе от Москвы) проходит грозовой фронт, однако, вылет было решено - не отменять, и в 18.40 ПЕ-8 начал свой сложный дальний полёт.  Перелёт линии фронта, как "обычно",  сопровождался -  как обстрелом нашей ПВО, так и вражеской. Цензурных слов не хватало, чтобы "поблагодарить" наших зенитчиков. Благо, высоту набрали приличную, поэтому этот воздушный заслон перелетели благополучно. 
   Командир поручил стрелку-радисту проверять порядок в "салоне" и правильность использования масок пассажирами.
  Погода над территориями, оккупированными Германией, была неважной. Началось обледенение, спустились ниже облаков - стали досягаемы фашистскими зенитными батареями.  А в  одном месте ПЕ-8 даже попытался атаковать ночной истребитель, но всё-таки удалось от него отбиться. Полёт над Балтийским и Северным морями прошёл более-менее удачно, хотя и проходил почти вслепую. Из-за сильной облачности, пришлось снова подняться на высоту почти 7500 метров.  Однако долетели без задержки. И даже наоборот:  сильный попутный ветер хорошо подгонял самолёт, так что на два часа раньше расчётного времени  ПЕшка совершила посадку в Шотландии на аэродроме Тилинг, что под Эдинбургом.
   После торжественной церемонии встречи на аэродроме, наша делегация на поезде выехала в Лондон.
  Целую неделю, пока шли переговоры, главной задачей экипажа, несмотря на выставленные англичанами посты,  была самостоятельная охрана своей воздушной машины.  Но, всё-таки, по очереди, удалось побывать в древнем городке - славном Эдинбурге. Вот где пригодилось Сергею знание английского языка. Ему удалось хорошо попрактиковаться. Денег у них почти не было, но русская водка, которую “случайно” прихватили с собой в дорогу,  пошла жидкой валютой, и каждому удалось приобрести какие-то незначимые безделушки. Город жил почти мирной жизнью. Таких военных потрясений, как в России, здесь не ощущалось.  Все прекрасно понимали, что основная  тяжесть войны лежит на плечах их Родины! Немецкий сапог не топтал земли Великобритании. 
   Через неделю наша делегация возвратилась из Лондона, можно сказать, почти ни с чем. Это хорошо было видно по расстроенным лицам, а расспрашивать их было бесполезно, да и не положено. Но всё-таки было решено продолжать далее их нелёгкую миссию.
   И вот в ночь с 27-го на 28-ое мая вылетели в Америку. По пути совершили посадку на промежуточный аэродром в Исландии. При подлёте к Рейкьявику началась страшная болтанка, погода была отвратительная, а главное - короткая взлётно-посадочная полоса. К счастью, обошлось: сильный встречный ветер погасил скорость при посадке. После дозаправки по маршруту намечалась одна из канадских военных авиабаз в Ньюфаундленде. Ещё в Тилинге [коварные] британцы настоятельно советовали лететь на аэродром Гандер. Но случилось вот что.
   Сергей с Энделем [на авиабазе  Рейкьявика] зашли пообедать в офицерскую столовую. Когда они уже заканчивали трапезу, к ним направился какой-то военный пилот, так как все остальные столики в зале были  заняты, и свободным оставалось место только рядом с ними.
"Разрешите совершить посадку на вашем аэродроме?" - обратился к ним подошедший с разносом, судя по надписям на форме, американский лётчик. Сергей взял на себя роль переводчика:
"Садитесь, пожалуйста" - ответил он так же по-английски, но американец сразу заметил его необычный акцент.
"Благодарю, джентльмены! Откуда и куда летим, если не секрет?"
"Из Англии на Ньюфаундленд в Гандер!" - ответил Сергей, и хотя сразу и спохватился, но слово не воробей, как говорится, вылетит - не поймаешь...
"Господа желают разбиться? В это время года там стоят сплошные туманы!" - протянул американец и опорожнил маленькую рюмочку виски в запрокинутый рот...
   Сергей с Энделем встали и уже, совсем было, собрались уйти, как этот проницательный американский лётчик, всё-таки  догадавшийся, откуда они прилетели, жестом задержал их и посоветовал:
"Господам из большевистской России лучше лететь в Гус-бее, вот он где особый, благоприятный микроклимат. Уж там-то вы точно удачно сядете, товарищи красные марксисты-утописты! Послушайтесь меня, не пожалеете!"
   Сергей с Энделем в недоумении остановились, но их доброжелатель добавил:
"Я слышал: с кем и куда вы летите. Это очень важно и для вас и для нас. Вот гляньте-ка!" - пилот достал из планшета карту и указал на ней, где была расположена эта секретная база...
   Он оказался прав. Эндель с Сергеем мысленно поблагодарили его, когда закончились все перипетии этого перелёта, и они удачно приземлились на аэродроме в Вашингтоне. Если, конечно, не считать такого пустяка, что они чуть не грохнулись в море с короткой полосы в Рейкьявике - в последний момент случайный порыв ветра помог подняться в воздух, рвущейся изо  всех сил, тяжелой машине.
   Американцы очень тепло встретили всех участников этого перелёта. Судя по всему, здесь переговоры прошли весьма удачно, так как 1 июня были подписаны все предлагаемые документы и даже меморандум об открытии второго фронта. В отличие от У.Черчилля, Т.Рузвельт не стал хитрить и выбивать преференции, жаль только, что не всё в стране зависело от его воли. Молотов принял решение снова вернуться в Лондон, имея на руках такие козыри, как соглашения с США. Сергея очень удивляла искренность простых американцев, в отличие от чопорных англичан. Когда они взлетали, Сергей увидел, как толпа с ликованиями бросилась вслед за ПЕ-8.
   Мистеру Черчиллю пришлось значительно увеличить число обоюдных договорённостей - не мог же он отставать от этих вездесущих янки. Правда, как потом оказалось - многие обязательства он выполнять и не собирался.
   Молотову сообщили [по закрытым посольским каналам], что в Германии уже стало известно о проведённых переговорах, и началась охота Геринга за самолётом с делегацией и подписанными договорами. Тогда Вячеслав Михайлович сделал "хитрую хитрость"…  Он просто передал по радио содержание переговоров для открытой печати, и смысл в геринговых потугах пропал. Но даже в отместку, сбить этот советский самолёт фашистам не удалось. Удача сопутствовала ПЕшке. Опять же, если не считать, что бомбардировщик снова был обстрелян, уже над нашей территорией, нашим же истребителем, который отстал, лишь испугавшись огневой мощи "летающей крепости" ПЕ-8.
   Утром 13 июня самолёт с делегацией приземлился на своём [Центральном] аэродроме в Раменском. На земле их встречал генерал-лейтенант (уже!) Голованов А.Е.
   Прощаясь, Молотов В.М. поблагодарил весь экипаж за приятное путешествие...


                Г Л А В А    8

                В Е С Т О Ч К А    И З    О С А Ж Д Ё Н Н О Г О    Л Е Н И Н Г Р А Д А
 
     Начались школьные каникулы. Но ученикам бездельничать не давали. Они чем могли, помогали фронту: организовывали тимуровское движение, собирали макулатуру и металлолом, проводили концерты в госпиталях. Кстати, 1-ю школу тоже сильно потеснили - большинство помещений было занято новым госпиталем. Под классы освободили все подсобные помещения, мастерские...
   Ванюшка был активным участником всех школьных мероприятий. Всё у него было вроде бы хорошо, но он сильно тосковал по родителям:
"Где-то там, на фронте затерялись  мама и  папа?!"
    Он был на огороде с тётями Анями, когда в их калитку зашла почтальонша. Анна Фёдоровна поспешила ей навстречу, и у неё в руках оказался почтовый треугольник из нескольких листов. Там ниже почтового адреса было указано:
«Смирнову С.П. для Соловьева С.С. от Мезенцевой О.С., и был указан в обратном адресе № полевой почты»
"Сватья! Это Сергею Сергеевичу письмо" - сообщила она подошедшей Анне Сергеевне. Та взяла письмо и радостно позвала Ванюшку:
"Ванечка! Это от Олюшки, от твоей мамочки письмо!"
Тот мгновенно оказался рядом, но Анна Сергеевна сказала:
"Пойдём в дом к дедушке Серёже, ему тоже важно знать, что здесь написано! Эх, жаль, Танечка на практике, ну ничего, к субботе освободится - прочтёт. Пойдём сватья с нами в дом, прочитаем долгожданное письмо..."
   Ольга Сергеевна, тогда ещё восемнадцатилетняя Оленька Соловьёва, будучи студенткой  Ленинградского медицинского института, в 1932 году вышла замуж за молодого аспиранта Мезенцева Михаила Ивановича. Михаил был родом из Архангельской области и своей жилплощади в Ленинграде не имел. А привести его в их четырёхкомнатную квартиру было некуда. Там, кроме Оли, проживали: отец, няня Клава, сестра Анна с мужем и малолетней дочерью. Мезенцевы стали временно снимать жилье в разных районах города. Но это временное растянулось на годы и стало, как говорится, постоянным. От квартиры родителей у Ольги остались только прописка и запасной ключ от входной двери. В 1934 году у них родился сыночек Ванечка. Вскоре, после окончания аспирантуры и защиты кандидатской диссертации, Михаила Ивановича и его жену Ольгу Сергеевну, к тому времени закончившую обучение в мединституте, пригласили работать в военно-медицинский госпиталь. Там у них появилась хорошая перспектива в получении собственного жилья, но нагрянула война. А через пару месяцев их перевели в прифронтовой госпиталь. Они попросили временно присмотреть за  сыном своих самых родных  людей. Сначала казалось, что война быстро закончится, и они вернутся домой, но потом стали ясны масштабы случившейся катастрофы. Раненые и больные шли потоком. Ни присесть, ни поесть, толком не удавалось. Спали урывками. Номер полевой почты несколько раз менялся. Ольгины письма к отцу, по-видимому, тоже не доходили. И только в конце февраля ей удалось с попутной оказией на короткое время вырваться в Ленинград. Зная о голоде в городе, они с мужем собрали, сколько смогли, продуктов, и Ольга отправилась домой. По пути, она попросила шофёра  заехать на Канатную улицу, где они в последнее время снимали жильё, чтобы забрать кое-какие вещи.  Но от дома ничего не осталось - в него угодила авиабомба.
" Как хорошо, что нас тут не было!" - подумала Ольга Сергеевна.
Тогда они поехали на Университетскую [набережную], к отцу. Ольга забежала в сильно  промороженный подъезд и поднялась на третий этаж. На её звонки никто не ответил.  И только когда она своим ключом открыла квартиру, тогда и заметила, что дверь опечатана (полоской с печатью домкома). В квартире было холодно и темно. Ольга Сергеевна включила взятый с собой маленький фонарик и осветила переднюю. На полочке возле неработающего телефонного аппарата она увидела записку, предназначенную для неё:
"Оленька! Где ты? За нами приехал Серёжа Смирнов, он повезёт нас на самолёте в эвакуацию. Мы все, кроме няни Клавы, которая погибла недавно под обстрелом, уезжаем к нему на родину в Ч., пиши нам по адресу:
Красный переулок, дом 11, Смирнову Сергею Павловичу для нас. Очень ждём от тебя писем.
Анна "
   Почерк был не очень похож на уверенное письмо её сестры.
"По-видимому, она так ослабла, что рука не слушается!" - догадалась Ольга Сергеевна.
Она развернулась и, со своим мешком за плечами, вышла из квартиры, закрыла её на ключ и снова прилепила в проём бумажку с печатью. На улице уже сигналила ожидавшая её машина.   


   
                В    Т У П О Л Е В С К О Й    Ш А Р А Г Е

   Когда два года назад Сергей оформлял документы при устройстве лётчиком-испытателем в СТО [спецтехотдел], ему в отделе кадров объяснили, что он будет работать бок о бок с "врагами народа". И ему, как советскому гражданину, направленному на работу органами НКВД, нужно проявлять осторожность и особую бдительность. Но Сергею показалось, что там работают очень талантливые, хоть и в чём-то чудаковатые, но самые обыкновенные, честные люди, по чистой случайности попавшие сюда! Он много общался с ними, но их разговоры не выходили за рамки технических вопросов. А расспрашивать о чём-то другом, кроме работы, Сергей считал неуместным. И вот однажды он получил приказание явиться к главному инженеру в, так неофициально называемую, "шарагу" или в "Туполевскую шарашку" (то есть в "шарашкину контору").
  Сергей прибыл на улицу Радио, дом 22/24. Это здание уж никак не напоминало тюрьму: два здания по двум улицам соединялись между собой полукруглой семиэтажной башней. Ну, очень красивое здание, в которое ни войти, и из которого ни выйти просто так невозможно!
На проходной Сергей предъявил своё удостоверение, и на вопрос о цели прибытия, ответил просто: "По вызову главного конструктора Туполева А.Н.”
 С кем-то созвонившись, охранник беспрепятственно пропустил Сергея, объяснив, куда ему пройти. Сергей постучал в дверь кабинета и на вопрос: "Разрешите войти?"
Получил ответ: "Входите"
   Это был самый обычный рабочий кабинет конструктора. С кульманом, со столом, заваленным какими-то ворохами чертежей, различных справочников и всяких прочих бумаг. За столом сидел сам главный конструктор. Он вышел из-за стола и протянул руку Сергею.
"Здравствуйте, Андрей Николаевич! Вот прибыл по Вашему вызову. Как говорится, к Вашим услугам!"
"Здравствуйте, Сергей Сергеевич! Да, вы мне нужны. А дело вот в чём: Мне стало известно, что вы владеете английским языком. А ещё какие-нибудь языки вы знаете?"
"Ну, владею - это громко сказано, так в разговорном варианте, ещё немецким и французским."
"Очень замечательно! У нас не хватает специалистов-переводчиков. Сейчас мы получаем по Ленд-лизу, как вы понимаете - взаймы [то есть в аренду] самолёты из США. А так же из Англии. Казалось бы, это не наша обязанность, но нам поручили полностью разобраться в устройстве этих машин, очевидно, там есть какие-то передовые новшества, в общем, то, что можно почерпнуть для решения наших технических задач и, возможно, найдутся ответы на сложные конструктивные вопросы. Ну и само собой, это нужно для грамотной эксплуатации получаемой техники нашими специалистами. Необходимо её изучить, а вся документация на неё, естественно, на английском языке.  К вам  - огромная  просьба: присоединиться к нашим специалистам и помочь в техническом  переводе. А с вашим командованием мы договоримся!"
"Андрей Николаевич, но ведь там же, масса различных специальных терминов на английском, я вряд ли смогу разобраться!"
"Ничего, возьмёте из нашей библиотеки англо-русские технические словари, я распоряжусь выдать. Я вот вас уже давно знаю и заметил, что вы толковый специалист. Уверен, что вы разберётесь! У меня к вам будет еще один важный разговор"
"Спасибо за доверие, конечно. Я постараюсь, но не гарантирую! А о чём ещё вы хотели поговорить?"
"Всем известно, что вы провели на нашем бомбардировщике ТУ-2 первый крупный воздушный бой с противником. Мне бы хотелось услышать от вас ваше мнение о машине, о её достоинствах и недостатках в бою. Чего бы вы хотели улучшить: изменить или, может быть, добавить?"
“Возможно, я вам ничего нового и не сообщу, но извольте:  самолёт легко управляется в полёте, но при посадке иногда, если зазеваешься, происходит самопроизвольный разворот хвоста, что, случается, приводит к поломке хвостового шасси. Ещё, если в простом полёте не так обременительно следить за различными температурами, то во время боя - не до этого. Неплохо бы улучшить систему наводки автоматических пушек ШВАК.  А вот  ШКАСы, вообще, не мешало бы, поменять на крупнокалиберные пулемёты, так как иногда бывает, что попадание в цель не приводит к  её уничтожению, например, бронестекло нового Мессера его пули и вовсе не пробивают! Хорошо, что есть рация, но плавная настройка на волну часто сбивается и нужно её подстраивать, а в бою всё-таки лучше иметь фиксированные настройки волны. При пикировании не хватает возможностей тормозных щитков, а при выходе из пикирования, маловата мощность двигателей. А в целом - машина отличная и, по крайней мере,  ничуть не уступает в скорости, всем современным машинам, и даже с истребителями  может посоревноваться!
   Спасибо вам за неё!"
"Что ж, постараемся учесть и ваши замечания по машине. Ну, так как, договорились насчёт перевода?"
"Хорошо, я постараюсь! Разрешите идти?"
"Да-да, конечно.  До свидания, Сергей Сергеевич!"
"До свидания, Андрей Николаевич!"
   С этого дня Сергей, с различными словарями и справочниками, плотно взялся за перевод разнообразной,  предлагаемой ему технической документации...





                А    К А К    Т А М    Д О М А ?
 
   Татьяна теперь очень часто "пропадала" на, так называемой, практике, а на деле - на самой настоящей хирургической работе. Врачей катастрофически не хватало, вот и привлекали к работе студентов. Для них это лечебная практика, и, к тому же, дополнительный продовольственный паёк тоже не помешает! Бывало, что по нескольку дней Татьяна не могла возвратиться домой. А раненые всё прибывали и прибывали. Под госпитали отводили все, пригодные для этого, здания. Даже школам приходилось сильно тесниться.
   Наконец-то, сегодня - суббота и ей удалось отпроситься на несколько часов. Забежать домой помыться, постираться...
А главное, узнать, есть ли письма для неё.  Лето было в самом разгаре, стояла теплая погода. Татьяна в лёгком летнем платьице и с узелком в руке быстро добежала до дома. Домашние, как обычно, трудились на огороде, засеяли в этом году больше грядок семенами овощей. Обе сватьи и даже Сергей Сергеевич окучивали картофель. Ванечка тоже во всю свою детскую силу помогал им.  А Сергей Павлович был в рейсе, он теперь вообще редко бывал дома - навигация!
   Татьяна вбежала через калитку во двор, свернула к огороду и с ходу, едва поздоровавшись, спросила:
"Есть письма от Серёжи?"
"Есть! И не только от него! Наконец-то нашлись Оленька и дядя Миша. Я уже отписала им. Правда, письмо от них шло почти четыре месяца. Блокада, что поделаешь?!" - ответила ей мать.
"А где письма?"
"Там, на комоде найдёшь" 
   Татьяна легко вспорхнула на крыльцо и вошла в дом.
В первую очередь она взяла письмо от Серёженьки. Он писал, что, после месячной командировки, теперь засел за канцелярский стол и вот уже две недели безвылазно занимается различными переводами. И уже стал выглядеть, как солидный столоначальник, то есть в прямом смысле этого слова - начальник над своим столом. Так что пусть милая Танечка за него не волнуется, так как он находится в совершенной безопасности. Ну, разве что, иногда бывает, что на него обрушится стопка, кое-как неаккуратно, сложенных справочников. Дальше шли ласковые выражения и эпитеты...   А в конце он спрашивал: "А как там ваши дела дома?"
   После, Татьяна прочитала письмо от тёти Оли. Она рассказывала, что ленинградцы не допустили возникновение эпидемии в городе, как на это, вероятно, рассчитывали фашисты. Целыми дворами выходили на субботники по уборке города. Гортрансу удалось запустить трамвайное движение. В общем, город живёт и борется...
    Письмо от папы было короткое, но важное. В частности, он написал, что за выполнение важного правительственного задания Сергея представили к награждению орденом Ленина...

 




                С П Е Ц А Г Е Н Т

   Евгений Николаевич шёл по коридору в Особый отдел главного штаба ВВС Красной армии. Ему позвонил Бурыкин -  попросил зайти, и по возможности сейчас. Он часто бывал у своего друга в кабинете, и не считал ничего удивительного в том, что тот его позвал. Зайдя в кабинет замначальника Особого отдела, он по-простому поздоровался:
"Здравствуй, Пал Палыч! Ну, что у тебя тут такое срочное?"
"Привет, Николаич!"- по-свойски ответил ему Бурыкин: "Подсаживайся к столу!" - поздоровавшись за руку, предложил он другу.
"Я весь во внимании! Что стряслось!"
"Вот уж верно - стряслось! Ну, нет покоя нам от этого полиглота!"
"Какого полиглота? Выразись яснее, пожалуйста!"
"Чего уж тут неясного - от твоего "отважного капитана"!"
"От Сергея, что ли?"
"Да! От него любезного. Он ещё и переводчиком заделался..."
"Да, я знаю. Но его попросил об этом сам Андрей Николаевич!"
"Я знаю, что он сейчас вкалывает в "шарашке" у Туполева. Речь идёт о  другом!"
"О чём, о  другом?"
"Я сейчас зачитаю тебе несколько строк из совершенно секретного документа. Только ради нашей старинной дружбы. Если кто узнает -  мне несдобровать!"
"За кого ты меня принимаешь? Говори скорее, что там?"
"Вот... Ага: "Капитан Смирнов Сергей Сергеевич, будучи в командировке в Англии и в Америке имел множественные беседы с неизвестными лицами, и даже бывал у них в гостях. Помогал в роли переводчика при спекуляции водкой членами экипажа своего самолёта. А в Исландии, в столовой аэродрома Рейкьявика, имел встречу [возможно] с иностранным агентом. Этот иностранец (в форме ВВС США) передал Смирнову какие-то сведения и что-то показывал на секретной полётной карте из своего планшета. При этом присутствовал командир самолёта Э. Пусэп. Считаю необходимым выяснить цели и причины в действиях капитана Смирнова С.С. ..."
"Откуда это?"
"Это донесение из Лондона от нашего секретного агента. Вчера пришло. Как ты понимаешь, выбросить в печку на этот раз невозможно. Могу лишь придержать... ну на день или на два"
"Что же делать, Палыч? Помоги!"
"Вот что. Ты сейчас сам найди его.  Передай, чтобы он срочно, просто мигом явился ко мне. И потихоньку подготовь его:
 Пускай он всё расскажет мне. Всё… честно до самой капелюшечки! И,  раз уж сложились такие обстоятельства, пусть он, безусловно, подчиняется и соглашается на любое моё предложение!"
"Как на любое?"
"Не бойся, никого продавать я его не заставлю! Просто ушлю его (от греха подальше) на задание от нашего ведомства - за тридевять земель"
"А как же Пусэп?"
"За него не беспокойся. Он там и покруче дела вытворял: взял, да и угнал на спор тамошний "Дуглас" и несколько минут летал над их аэродромом!  И ничего, всё сошло с рук. Как с гуся вода! А почему? Очень он нужен был там. А теперь, к тому же, и высокое звание Героя Советского Союза имеет, да еще и командовал таким наиважнейшим перелётом!  Всё это для него - хороший  зонтик от любых невзгод! А вот если за Серёжу возьмутся костоломы Берии, то он, пожалуй,  даже может признаться в том, что получил задание от этого "лётчика" -  напрочь взорвать Кремль!.."
   Сергей только что закончил перевод очередного формуляра, и хотел было пойти пообедать, как его по телефону срочно вызвали вниз на проходную.
"Кто бы это мог быть?" - размышлял Сергей по дороге, но какое-то странное чувство тревоги уже закрадывалось к нему в душу. В комнате для встреч его ждал Евгений Николаевич. После рукопожатий, Малиновский шёпотом обрисовал ему всю ситуацию и добавил:
"Сейчас нет времени на воспитательную работу, а уж потом... серьёзно поговорим. Иди и беспрекословно выполняй, всё, что потребует от тебя Бурыкин. Он желает тебе только добра. Давай-ка, срочно к нему..."
   Через час Сергей уже шёл по коридорам штаба, вот и дверь в Особый отдел, зайдя в кабинет к заместителю начальника, Сергей доложил:
"Товарищ комиссар…"
"Здравствуй! Закрой-ка двери плотнее и присаживайся к столу, Серёжа"
"Спасибо, Павел Павлович, здравствуйте"
"Давай-ка, выкладывай всё на чистоту! О чём шла беседа в столовой аэродрома в Рейкьявике?"
"Американец сразу догадался, кто мы. И ещё меня удивило, что о нашей секретной миссии так хорошо осведомлён простой американский пилот. Фактически он спас жизнь всей нашей экспедиции, так как англичане направили нас на верную погибель. Этот же лётчик и указал нам на карте самый безопасный маршрут до Америки. Какой же он шпион?"
"Так. Ты сейчас напишешь мне полный отчёт о твоём последнем пребывании за границей! И вот ещё что: тебе нужно будет задним числом подписать кое-какой документ. Вот он. Только так я смогу тебя спасти! Мне нужно убедительно обосновать, что ты там действовал по моему заданию, другого выхода у тебя нет!"
  Сергей посмотрел - это было соглашение о сотрудничестве с органами НКВД, дата стояла задолго до его поездки в командировку. Сергей, скрепя сердце, подписал документ!
"И еще. Тебе надо будет на некоторое время уехать. Уехать далеко, аж в Уэлькаль, это на Чукотке, на берегу Берингового пролива. Там для тебя у нас будет важное задание!"
   Сергей с удивлением и тревогой посмотрел на Бурыкина.
"Не бойся! Писать доносы и стучать на своих товарищей я тебя не заставлю. Вот слушай: там,  под кураторством НКВД, будет сооружён на базе старого - новый промежуточный аэродром для приёмки самолётов по Ленд-лизу. Но дело там совершенно не сдвигается с места. Нужно построить все аэродромные сооружения, ведь уже в октябре-ноябре планируется получить первые самолёты, то есть через три - четыре месяца. Тебя мы посылаем, как своего эксперта от Особого отдела НКВД с самыми широкими полномочиями! Разберись там, на месте, Сергей, что и как. Как говорят наши классики: кто виноват и, что делать? И дождись начала приёмки самолётов. Машины неизвестные для наших пилотов. Ты, как опытный лётчик-испытатель, должен помочь им разобраться в устройстве и пилотировании! Это очень важно для страны!"
"Ясно, Павел Павлович, приложу все усилия, тем более я там, в ЦКБ изучил эти самолёты до винтика. И с подготовкой аэродрома тоже разберусь!"
"Ну и прекрасно! Мы очень надеемся на тебя! Только я тебя настоятельно прошу: ты хоть там веди себя как-то аккуратнее, не учуди чего-нибудь! Ну, сколько же можно тебя из болота вытаскивать? Ты уж постарайся...  А сейчас садись и пиши отчёт о командировке в Англию и Америку..."


                К А П И Т А Н  ,   К А П И Т А Н ,    У Л Ы Б Н И Т Е С Ь  !
 
   Колёсный буксир "Богатырь" был построен ещё в начале века. И честно служил купеческому делу почти до 1918 года. С началом гражданской войны он входил в состав Донской военной флотилии и имел на вооружении корабельную пушку 76-го калибра и два пулемёта типа "Максим".  После гражданской войны с него сняли вооружение, и, через некоторое время,  перевели с Дона на Шексну уже под названием - "Тухачевский". Но летом 1937 года, после известных событий, буксиру вернули прежнее название. А в июле 1941 года его вооружили двумя счетверёнными "Максимами", для отражения воздушных нападений. И сейчас он тащил за собой
тысячу тонн бензина осаждённому Ленинграду. Топливо было не в нефтеналивной барже, а в цистернах, сцепленных между собою в плот. По нынешним военным временам такая транспортировка считалась безопаснее.
Путь от Ч. до Ленинграда по реке примерно 900 километров. В прежние времена, да с нормальной баржой, рейс длился не более десяти суток. Надо учесть, что большую часть времени занимало шлюзование на ВБК [Волго-Балтийский канал] с длительными стоянками в ожиданиях очерёдности. Тем более, что пассажирский флот пропускался вне всякой очереди.
Нынче же, с такой буксировкой, скорость замедлялась, как минимум вдвое.
   Сергей Павлович не раз проходил этим путём. Но в мирное время всё было гораздо проще. Теперь навигационных знаков почти не осталось. Бакены и вешки отсутствовали. Приходилось ориентироваться по створам [створным знакам], установленным по берегам ещё до войны, по карте и, конечно же, по личному опыту и интуиции. Фарватер с прошлого года  чистить было некому, да и некогда этим заниматься, ”когда немец прёт и прёт, чтоб ему пусто было”. Река в некоторых местах (особенно, на поворотах) постоянно меняла русло, где-то мелела, а где-то наоборот, образовывались омуты.  Иногда встречались и коварные "топляки", способные даже пробить корпус буксира [или днище баржи].  Так что при судовождении требовался глаз да глаз.
   Сергей Павлович строго следил за рулевым и, заметив непорядок, поправлял его:
"Одерживай, бери левее, не видишь, что впереди мель намыло!"
  Он, по одним только завихрениям воды на реке, мог свободно определить глубину в этом месте. И когда зазевавшийся рулевой, чтобы хоть немножко загладить свою вину, льстиво вопрошал:
"И как это Вы, Сергей Павлович, прямо, как насквозь видите реку?"
Тот ему ехидно отвечал:
"Опыт не купишь и не пропьёшь!"
И, давая понять, что разговор за штурвалом не положен, покрикивал:
"Не рыскай, держи курс ровнее! И поглядывай, чтобы плот не занесло на мель!"
   До Свири шли хоть и долго, да более менее спокойно. Но уже на Онеге была необходимость в усиленном наблюдении за небом. Хотя, что они могли противопоставить скорострельным пушкам и бомбам фашистских самолётов? Ну, разве что попугать это “вороньё”!
     На Ладоге к ним присоединились  катера (прикрытия)  Ладожской флотилии. Но и налёты стали более вероятными. Если в мирных рейсах обходили неспокойную Ладогу по обводному каналу, то теперь там было не пройти. Путь шёл по "Большой трассе". Буксировка бензоплота по "Малой трассе" была смертельно опасной. Фашисты запросто могли накрыть буксир артобстрелом.
   Налёт произошёл внезапно. Юнкерсы [Ju-88] пикировали на почти беззащитный "Богатырь". За первым “Максимом” был боцман, за вторым - один из рулевых-мотористов. Сергей Павлович, вместо рулевого, сам встал за управление буксиром. И, по корректировке старшего помощника капитана, он яростно вертел  штурвальное колесо то влево, то вправо. Со всех катеров открыли шквальный огонь, сбивая пикировщики с боевого курса. Пулевые трассы несколько раз прошили палубу буксира, но, по счастью, никого не задели. Падающие бомбы окатывали "Богатырь" ладожской водой вперемешку с осколками.  Хорошо ещё, что фашисты охотились только за буксиром и катерами, а сильно притопленный плот не заметили, по-видимому, их сбивало то, что на "Богатыре" стояло много разного палубного груза с продовольствием и медикаментами.   Вообще-то, груз был закреплён не только на верхней палубе, а и все проходы, и свободные каюты тоже были заставлены всевозможными ящиками, бочками и коробками. По-всей видимости, что-то было всё же подпорчено пулемётными трассами фашистских пикировщиков и осколками бомб.
    Налёт прекратился так же внезапно, как и начался.
 Капитан, стоящий за штурвалом, был расстроен. Он подсчитывал в уме нанесённые этим налётом убытки. Надо было создавать комиссию, чтобы актировать ущерб. И всё-таки главный груз не пострадал...
   "Богатырь" заводил плот в Неву. Вошедший в рубку старпом, стоявший до этого на мостке, увидел нахмуренного капитана и пропел:
"Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка это флаг корабля!.."
   Сергей Павлович расправил брови и деловито распорядился:
"Ну что же, кажется, дошли. Запросите по радио место постановки плота и причал для выгрузки доставленного груза. И готовьте швартовую команду, дорогой мой Паганель!"




                В    Д А Л Ё К И Й    К Р А Й    Т О В А Р И Щ    У Л Е Т А Е Т

   Как и многие опытные лётчики, Сергей не очень любил летать пассажиром. Он не мог вот так просто расслабиться и, откинувшись в кресле (если откидную лавочку можно так назвать, конечно?), вытянув ноги, безмятежно заснуть. Всё ему казалось, что пилот-транспортник делает что-то не так:
"Ему - картошку возить, а людей лучше бы не брался" - недовольно думал Сергей.
    Теперь многое его раздражало по причине последнего неприятного случая. Он всё думал:
"Как же это так,  даже находясь за тысячи километров от дома, встречаются уроды, у которых нет больше другого занятия, как доносить на своего ближнего?"
 И вот теперь он сам, волею случая, можно так сказать, попал в ряды этих "сексотов"!
[По  дореволюционной терминологии – секретный сотрудник (например, царской охранки)].
"Ну, уж нет! Я ни за что не стану "стучать" и "клеветать"!" - решил про себя Сергей.
   Да и не было поставлено перед ним  такой задачи. Но как это объяснить людям, летящим рядом с тобой? Это невозможно, хотя бы просто потому, что тебе всё равно никто не поверит! Да и в чём ему оправдываться? Все: инженеры, техники и другие специалисты летели заниматься делом - на месте реально помочь в исправлении создавшейся ситуации. А его дело, как эксперта от органов НКВД, было разобраться в том, кто виноват и (или) в чём причина сложившихся обстоятельств. И всем о его полномочиях было прекрасно известно, а поэтому, предусмотрительно из опасений, его слегка сторонились и взвешивали каждое слово в разговорах с ним! За что?.. И ведь надо будет потом докладывать “наверх” так, чтобы ни один невиновный не пострадал. Да и главная задача - помочь людям, а не взять, да и назначить этих самых… виновных! Надо помочь людям в организации строительства аэродрома, и в деле беспрепятственного перегона самолётов для нужд  фронта. Так рассуждал Сергей про свои будущие действия.
   Кроме людей, в салоне транспортника находились ящики с различными приборами и инструментами, необходимыми для ремонта, в случае аварий машин, а также много попутного груза "под завязку".   Лететь предстояло через Казань, Свердловск, Омск, Красноярск, Киренск, Якутск, Сеймчан и до Уэлькаля всего где-то около... четырнадцати тысяч километров. Так называемая "Сталинская трасса"!
"Да! Широка страна моя родная!" - подумалось Сергею.
Перед отлётом он написал небольшое письмо Татьяне. Не было настроения! Он сообщил только, что отправляется в глубокий тыл в длительную командировку. На сколько? Он и сам не знает, возможно, месяца на три или может даже на четыре?!..
Писать оттуда он вряд ли сможет, но пусть его невеста, ни о чём плохом не подумает. Это действительно глубокий тыл! Настолько глубокий, что добираться туда и оттуда, кроме как авиацией - не на чем. А его молчание пусть её не смущает. Он любил, любит и будет любить только её, самую лучшую девушку на свете! А пока, как в той песне:
 "В далёкий край товарищ улетает!" Пусть она со спокойными мыслями терпеливо ждёт его…


                С Ч А С Т Л И В А Я    К О М А Н Д И Р О В К А

   В нашу, воюющую с фашизмом, страну стало поступать всё больше и больше военной техники от союзников, в том числе и самолётов: истребителей и бомбардировщиков различных типов, а пилотов, штурманов, стрелков-радистов и авиатехников для них катастрофически не хватало.   Их начали в спешном порядке готовить.
   Набирали для обучения на ускоренных курсах ["взлёт-посадка"] кандидатов из числа, пригодной по состоянию здоровья, гражданской молодёжи, из наземной службы аэродромов и просто из военнослужащих, проявивших своё желание. Требовалось так же настоятельно поторопить выписку из госпиталей выздоравливающего лётного состава. Вот с этой-то целью и  командировали в Ч. Евгения Николаевича Малиновского.
   Начальник отдела, зная, что его семья эвакуирована в этот город, сам предложил Евгению Николаевичу, как работнику отдела кадров главного штаба РКК ВВФ, взяться за это дело. Малиновский был несказанно обрадован и благодарен своему начальнику за заботу о нём. Сам он никак не мог вырваться хотя бы на денёк, чтобы повидать свою семью, а тут такая удачная, можно сказать, даже счастливая командировка!
   Евгений Николаевич дал телеграмму жене о своём приезде, и когда поезд подходил к вокзалу города его молодости, он сразу же узнал, среди встречающих на перроне, свою жену...
   У Анны Фёдоровны в этот день были послеобеденные уроки, а Анну Сергеевну, узнав её обстоятельства, директор отпустил, заменив её уроки уроками других учителей. У Татьяны в училище с утра была защита курсовой, но она обещала матери отпроситься, как только защитит свою работу. Анна Фёдоровна осталась дома приготовить чего-нибудь на стол. Сергей Сергеевич сказал, что он тоже будет ждать их дома, так что Анна Сергеевна одна пошла на вокзал, встречать мужа.
   Она стояла на перроне и внимательно присматривалась к пассажирам, выходившим из вагонов. Тут она увидела своего любимого Женечку, сошедшего с поезда с небольшим чемоданом и тростью в руках. Она невольно ускорила шаги ему навстречу. Из груди её с выдохом самопроизвольно вырвался тихий стон. Анна Сергеевна бросилась к мужу в объятия и заплакала от счастья!    Евгений Николаевич целовал свою жену в губы, в щёки, в лоб... во всё её заплаканное лицо...
   Им хотелось хоть немного побыть лишь вдвоём, поэтому они пешком, неспешно двинулись к дому Смирновых. Тем более, что эти дни, для середины сентября, стояли очень погожие. Бабье лето было еще в самом разгаре. Подходя к дому, они увидели, что Анна Фёдоровна и Татьяна уже поджидают их возле калитки, Сергей Сергеевич сидел на завалинке, а  Ванюшка пока был на уроках в школе.  Сергей Павлович находился в рейсе – в это время  года  вовсю ещё  действовала навигация.
    Татьяна бросилась навстречу к подходившим родителям:
"Папка! Наш любимый папочка, ты всё-таки смог приехать! Как хорошо-то" - обнимала и целовала она отца.
"Здравствуй, доченька! Ты стала совсем взрослой. Расцвела, просто красавица наша!"
"Наверное, это от счастья, папа! Но я никак не дождусь письма от Серёжи! Вот уже два месяца прошло, как он не пишет!"
"Я всё объясню… позже"
"Здравствуйте, дорогая хозяюшка! Здравствуйте, Анна Фёдоровна!" - поздоровался  Евгений Николаевич с хозяйкой дома и бережно пожал её протянутую к нему руку.
С Сергеем Сергеевичем они по-родственному обнялись и расцеловались. Сергей Сергеевич слегка прослезился:
"Ну, здравствуй, сынок!" - поприветствовал он зятя...
   В доме за столом начались, как это и должно быть, многочисленные вопросы и рассказы. Вскоре пришёл из школы Ваня. Бросив портфель на лавку, он подбежал к Евгению Николаевичу:
"Здравствуйте, дядя Женя! С приездом!"
Тот поднял на руки своего племянника, обнял и поцеловал:
"Чего это ты вдруг стал обращаться ко мне на "Вы"? Я не особо важная персона, а твой родной дядя! Давай-ка переходи лучше на "ты"!.."
   Наконец-то Татьяна дождалась ответа и на свои вопросы. Евгений Николаевич уверенно сказал:
"Жив - здоров твой Серёженька, это я точно знаю. Он на Чукотке! И если бы он даже попытался отправить тебе письмо, то думаю, что оно пришло бы оттуда только через год, а отправить послание с оказией, видимо, не решается!"
"А когда же он вернётся?"
"Думаю месяца через три, не раньше. Насколько мне известно, руководство им весьма довольное. Он прекрасно организовывает там работу. Вот, как наладит полностью бесперебойные перелёты, тогда и вернётся"
"Какие перелёты?"
"А это уже военная тайна, и так я тебе уже много лишнего рассказал!"
   Анне Фёдоровне пора было собираться в школу. Засобирался и Евгений Николаевич:
"Мне ведь ещё в гостинице устроиться нужно, а после обеда - в военкомат"
"Да, вы что? За нехристей, каких, нас принимаете? Ни за что не отпущу вас в гостиницу!  Я временно переселюсь на место  сватьи - к Тане (услышав слово "сватья", будущий "сват" слегка приподнял брови!), а Вы с женой пока поживёте в нашей с Сергеем Павловичем отдельной комнатке!" - запротестовала Анна Фёдоровна...
   Целую неделю Евгений Николаевич с утра и до позднего вечера работал с документами, вёл беседы с людьми. От военкомата ему выделили двух помощников, так как объём работы был настолько велик, что ему одному ни за что было бы не справиться. За столь короткое время был сформирован небольшой эшелон с призывниками, пожелавшими стать авиаторами, с выписанными из госпиталей лётчиками и штурманами.
   А здесь надо напомнить, что Ч. к этому времени превратился в город-госпиталь. И если в самом начале войны Гитлер намеревался быстро захватить Русский север в ходе молниеносной войны, и бомбил там города, то теперь,  из-за упорного сопротивления наших войск, его планы изменились, и направление основного удара переместилось на юг. Бомбардировки области почти полностью прекратились, что и стало благоприятными условиями для размещения в городе   военных госпиталей, число которых возросло аж до тридцати! Поэтому-то и возможностей для плодотворной работы здесь у Малиновского имелся "непочатый край".
   Евгений Николаевич был счастлив тому, что смог побыть вместе со своей семьёй, хотя бы и по вечерам. Перед самым отъездом, Малиновский, через военкомат, пробил целую тонну угля для своих близких, что было по тем временам, просто, сокровищем. Когда Анна Фёдоровна благодарила его, он ответил:
"Это я в неоплатном долгу перед вашим сыном и перед вами за спасение своих родных!"
"Так ведь они и нам уже, вроде бы, как не чужие. Мы очень рады, что они живут у нас!"
   Но вот формирование эшелона было полностью закончено, и Евгений Николаевич, попрощавшись с остальными домашними, вместе с женой и дочерью пришёл на вокзал.  Весь небольшой перрон железнодорожного вокзала был заполнен людьми. Паровоз пыхтел и отдувался в последних минутах отдыха перед дальней дорогой. Люди прощались, что-то кричали друг другу, напоследок, пытаясь перебить гул толпы.
   Настала минута расставания и у Малиновских. Евгений Николаевич в форме полковника был безупречен.
"Жаль, что ты отказалась со мною уехать!" - сказал он жене.
"Женечка, милый! Ну, куда же я поеду от своих? И потом, не вечно же ты будешь в Москве, скоро мы погоним фашистов прочь - на запад! Я же с тобой не смогу поехать и остаться там - тоже. Мы уж лучше здесь, все вместе, дождёмся окончания войны. А, может, когда и я смогу на денёчек к тебе вырваться!"
   В это время к полковнику подошёл начальник поезда и доложил о готовности эшелона к отправлению.
"Давайте команду на отправку" - распорядился Евгений Николаевич и стал прощаться с семьей. Он крепко обнял жену и дочку, расцеловал их. Уже забравшись в вагон-теплушку, Евгений Николаевич  напоследок вдруг обратился к Татьяне:
"Я тоже очень люблю нашего Сергея, прямо, как сына. Я рад вашим с ним отношениям. Ждите нас после победы! А уж мы постараемся её приблизить! Прощайте!"
Он наклонился и каждой протянул по руке. Паровоз прогудел, несколько раз резко проскользил ведущими колёсами, и поезд тронулся с места.
"Нет уж папочка, не прощай, а до свидания! До скорого свидания!"
"До встречи, милый!" - крикнула вслед уходящему поезду Анна Сергеевна.


                П Е Р Е Г О Н

   Только на месте Сергей узнал полную правду о строительстве аэродрома. Дело в том, что его строили... заключённые. Измождённые плохой кормёжкой, измученные непосильной работой, они чем-то слишком напоминали Сергею блокадников. Безвыходность их положения была, пожалуй, ещё безнадёжнее. Терпя издевательства со стороны лагерного начальства, от охраны снаружи и от уголовного элемента изнутри, эти люди потеряли всякий смысл и стимул к жизни. Вернуть им надежду на освобождение и тем самым стимулировать их к работе, Сергей наметил одной из основных своих задач. Его полномочий для этого не хватало, и он написал докладную записку в Москву руководству органов НКВД, направивших его на это место.  Он попросил: дополнительного усиленного питания для добросовестных работников, тёплой рабочей одежды для заключённых, возможности, после строительства, искупить свою вину на фронте, а при незначительной судимости - досрочного освобождения. Сергей пока ничего не написал о пьянстве руководства стройки, о поведении лагерного начальства, об их разгильдяйстве - это он придержал в качестве "козырей в рукаве" на будущее, чтобы никто из них и не думал начинать строчить на него доносы! Перед ним заискивали -  его боялись!
   Сергей очень рисковал, подав такой смелый доклад начальству, но другого способа, сдвинуть дело с “мёртвой точки”, он себе не представлял. Несмотря на обещание Бурыкину, он пошёл ва-банк, как говорится: “Пан или пропал!” Потому что он, в первую очередь, думал о важном государственном деле, порученном ему, и о людях, а не о себе! И, как ни странно, его доводы сочли убедительными, почти все требования поддержали и, даже частично, материально удовлетворили, направив самолёт с продовольствием, одеждой и медикаментами в его личное распоряжение.
   И работа понемногу стала налаживаться. Он сумел виртуозно организовать лагерный актив среди передовиков производства, утихомирил и заставил работать уголовников своими жёсткими,  решительными действиями, расшевелил руководство стройки. И если заключённые впервые почувствовали, хоть какую-то заботу о себе со стороны начальства в лице Сергея и стали проявлять к нему уважение, то товарищи по командировке всё больше сторонились его. Нет, ему не грубили, не противоречили, даже если он в чём-то и ошибался. Просто тихо игнорировали в быту, как простого, равного с ними, человека. Он ни с кем так и не смог завести здесь дружеских отношений. Покровительство центральных органов НКВД над Сергеем, его энергия и странная всесильность пугали людей. Те, кто его раньше не знал, предполагали, что он и не лётчик вовсе, а переодетый сотрудник или "информатор" НКВД. Сергей не знал, чем можно растопить лёд их недоверия.
   И вот наступил холодный полярный ноябрь. Взлётная полоса была готова к приёмке Ленд-лизовских самолётов. 12 ноября совершили посадку первые истребители "Аэрокобра" из США, пилотируемые американскими лётчиками с берегов Аляски. Встретили их, как полагается по-русски! Вот уж тут Сергей не возражал против того, чтобы  руководство стройки напилось с союзниками, как говорится, до "чёртиков"! Ему пришлось опять поработать переводчиком, чем нимало не удивил, а лишь вызвал дополнительные штрихи к недоверию от своих сослуживцев.
   Летать на этих самолётах Сергею не приходилось, но он первым из русских занял кабину пилота и поднял самолёт в воздух, чем очень озадачил многих своих коллег. Машина ему понравилась, хотя он и понимал, что это не самая последняя новинка в авиации, но, как говорится, "дарёному коню не смотрят в зубы!" Сергей опробовал, как ведёт себя машина в разных, созданных им, ситуациях. Уже на аэродроме он наскоро набросал некоторые рекомендации по пилотированию. Наконец-то, он оказался в своей стихии!
   Сергей переписывал для наших "перегонщиков" инструкции по пилотированию и эксплуатации истребителей: "Томагавк", "Китихавк", "Аэрокобра"; бомбардировщиков: А-20 "Бостон" и В-25 "Митчел", которые ранее перевёл ещё в ЦКБ-29. Бостоны и Митчелы были с трёхколёсным шасси, но рулевое [колесо] шасси у них - спереди, а не сзади, как у наших. Эта особенность давала возможность укоротить взлётный пробег [так как хвост уже был поднят] и не было тенденции к самопроизвольному развороту хвоста, опять же, при более послушной (аэродромной) рулёжке. Сергей сам облетал эти первые, прибывшие к нам бомбардировщики. Он заметил, что при посадке можно смело тормозить, не боясь капотирования [опрокидывания вперёд].
   Наконец, прибыли лётчики 2-го ПАП [перегоночный авиационный полк]. Аэродром работал  хорошо, и миссия Сергея окончилась - его отозвали обратно в Москву. Он настоял взять с собой группу освобождённых и, отправляемых на войну, бывших заключённых. Они сошли в Красноярске: там формировался эшелон дивизии сибиряков, следующих на фронт. Ещё слабо верящие своему счастью, бывшие зэки, как своему избавителю, пожимали Сергею руку на прощание. А вскоре и сам Сергей сошёл с транспортника в Москве.
   Сколько он ни старался, он так и не был принят в свой круг коллегами по командировке. Попрощались они довольно-таки сухо. До Нового [1943] года оставалось всего две недели.








                Г Л А В А    9

                Д О Л Г О Ж Д А Н Н Ы Е    П И С Ь М А    И    К А Р Т Ы    Т А Р О

   Наступил канун Нового 1943 года. По сводкам Совинформбюро немецкое наступление остановилось, фронт стабилизировался. Но Ленинград оставался в блокаде. От Москвы немцев отбросили, но на юге они дошли до Кавказа и Сталинграда. Дальше пробиться им не удавалось - пружина нашего сопротивления была сжата до предела, и маховик отпора вот-вот должен был закрутиться в обратную сторону.  И Ч., конечно, не был в стороне от дел воюющей социалистической Родины. Продукция его заводов и артелей хорошо себя зарекомендовала на фронте! Стране было не до праздников...  Но Новый год даже война не отменит. А вот праздновать ли?  Это уж если получится...
   Первое время, как уехал Евгений Николаевич, было неимоверно тоскливо, и Анна Сергеевна старалась занять себя работой, любой, какая бы ни подвернулась. Анна Фёдоровна понимала её, но утешать не решалась, чтобы нечаянно не "насыпать соли на рану". Анна Сергеевна была руководителем класса, в котором учился Ваня. Их класс уезжал на неделю в колхоз на помощь в уборке капусты. И в тот день, когда они вернулись с заработанной капустой (каждому ученику и учительнице разрешили взять с собой по одному кочану капусты в качестве поощрения за ударную работу), наконец-то пришло письмо от Евгения Николаевича. Он, в частности, писал:
"... После возвращения в столицу, я приказом командующего ВВС был назначен командиром N-ского тяжёлого  бомбардировочного авиаполка. Хромота моя почти прошла, и я получил возможность вернуться в боевой строй. После того, как я сам ходил по нашим госпиталям и агитировал авиаторов поскорее выписываться, мне лично стало невмочь отсиживаться в тылу. Хватит уж, подлечился! А тут, как раз, такое удачное назначение. В нашем полку много моих "крестников", которых я привёз с собой в эшелоне. Так что теперь воюем все вместе, вот только Серёжи не хватает. Если он захочет - возьму его к себе в полк. А пока, я слышал, у него дел "повыше крыши"!  Думаю, что он пробудет в командировке аж до самого Нового года..."
   Письмо отнюдь не успокоило Анну Сергеевну, она подумала:
"А вот если бы я уехала с ним, остался бы он в Москве? Ведь он же лжёт, понятно, что он сам от тоски напросился во фронтовую часть!.."
    Сергей Павлович на своём буксире на зиму ушёл на юг. Дома все догадывались, что под Сталинград, но при Анне Фёдоровне про это разговоров не заводили.
   Сергей Сергеевич, уставший от безделья, по рекомендации Анны Фёдоровны, устроился преподавать у них в школе историю вместо, ушедшего на фронт, учителя. Еще он взялся два раза в неделю вести факультатив по изучению иностранных языков в старших классах.
   У Татьяны, кроме занятий в медучилище, раз в неделю был обязательный операционный день в каком-нибудь госпитале, коих в городе было множество. Сегодня, по случаю наступающего праздника, их пораньше отпустили домой. А дома её ждала большая радость - долгожданное письмо от Серёженьки.  Он писал:
"Моя милая, самая любимая, наречённая моя, Танечка! Наконец-то я вернулся из командировки. Думаю, ты простишь меня за долгое молчание. Писать оттуда я не мог. А с кем попало передавать письма, с недавних пор, не считаю возможным, потом, как-нибудь, я тебе всё объясню! Хочу поделиться двумя хорошими новостями, даже тремя. Нет, даже четырьмя! Ну, во-первых, мне запоздало вручили орден "Ленина" за прошлую командировку. Во-вторых, за проделанную работу по последней командировке, меня наградили медалью "За боевые заслуги". В-третьих, мне присвоили звание - майор. И, наконец, я со своими ребятами добился перевода на фронт в полк к Евгению Николаевичу, при его личном содействии. Мы с ребятами очень благодарны ему. Мой экипаж передаёт всем вам от себя большой привет!.."
"Уж радоваться или нет таким новостям?! Сначала отец выпросился на фронт, теперь вот он и Серёжу сагитировал" - про себя размышляла Татьяна...
"Так! Довольно хандрить, милостивые государыни!" - вдруг прервал общее задумчивое молчание Сергей Сергеевич: "Конечно, я не Дед Мороз, хоть и дважды дедушка, и подарков у меня нет, но хорошее настроение всем сегодня подарить я просто обязан!"
   Дедушка оказался в центре всеобщего внимания. Он, как фокусник, достал из рукава карты Таро и, с загадочным видом прорицателя, стал устраивать на столе удивительные расклады, комментируя их:
"Начнём с уважаемой хозяйки!
   Для Вас, Анна Фёдоровна, я применил расклад - "Древо жизни": Судьба благоволит к Вам и все Ваши желания сбудутся!
   Теперь доченьке - расклад "Ситуация": Ты вспоминаешь о прошлом, коришь себя и думаешь о том, могла ли изменить ситуацию. Карты советуют - не оглядываться в прошлое, а смотреть в будущее!
  Внучке Танечке - "О любви": Ты ожидаешь для себя материального воплощения любви. Это
пока не доступно, но не надо отчаиваться - всё ещё впереди!
И, наконец, внук Ванечка! Для тебя расклад "Подкова": В твоём окружении появится скверный человек, которого надо избегать! Излишняя горячность, в отстаивании своей точки зрения, может привести к крупному конфликту!"
"К какому конфликту?" - удивлённо спросил Ваня: " Рядом со мной нет такого человека!"
"А вот этого я тебе точно сказать не могу.  Возможно, он ещё только появится, и, думаю, в обозримом будущем!"
   Тут встряхнулась Анна Фёдоровна:
"Действительно! Чего это мы раскисли! Тесто уже подошло, давайте-ка испечём праздничный пирог!.."

                П Е Р Е В О Д

   Сразу же, по возвращении, Сергея вызвали для отчёта о проделанной работе в Особый отдел. Он очень удивился, когда прочитал на табличке кабинета замначальника другую фамилию. Сергей постучал в дверь, вошёл и доложил о своём прибытии. Новый замначальника Особого отдела встретил его вполне доброжелательно. Зачитал Указ о награждении Смирнова С.С. за отлично проделанную работу, по представлению органов НКВД, медалью "За боевые заслуги" и о присвоении очередного воинского звания - майор. Медаль и "запоздалый" орден «Ленина» вручались одновременно.
"Служу Советскому Союзу!" - отчеканил Сергей.
   Вообще-то, награде и повышению он был бы более рад, если бы в Указе не было слов НКВД.  У него и так уже разладились со всеми отношения. Только два друга из его экипажа поддерживали Сергея и не верили в сплетни, вьющиеся вокруг имени их командира! Служить так дальше было невыносимо.
   И тут выход предложил сам новый заместитель начальника Особого отдела:
"Вот у нас тут вызов есть для вас" -  медленно проговорил комиссар: "Полковник Малиновский Е.Н. настоятельно просит перевести вас к нему в бомбардировочный полк. Как вы на это посмотрите?"
"Это огромная честь для меня служить под началом такого командира!"
"Полк входит в авиадивизию, бывшую до войны в составе погранвойск НКВД.   Там и сейчас очень сильны наши (!) чекистские традиции..." – комиссар сделал ударение на слово "наши".
"На что это он намекает?" - подумал Сергей и ответил: "Тем более, я хотел бы там служить!"
"Я бы ни за что не отпустил вас, но есть ещё одна просьба: дело в том, что начальником Особого отдела дивизии назначен мой хороший знакомый - комиссар государственной безопасности второго ранга Бурыкин Пал Палыч, так вот он ходатайствует и говорит, что вы ему, как сын! Это верно?"
"Да. У нас очень хорошие взаимоотношения" -  буркнул, слегка поёжившись, Сергей.
"Так вот, несмотря на протесты ваших непосредственных начальников, я даю такое разрешение о переводе по линии НКВД!" - закончил свою речь комиссар, добавив: "Вопросы, просьбы будут?"
"Так точно. Я бы хотел перейти на новое место службы в составе своего экипажа, это - их желание тоже!"
"Ну, с ними-то, я думаю, вообще проблем не будет. Давайте-ка ваш отчёт"
   Сергей передал комиссару исписанные листки бумаги. Комиссар мельком просмотрел их:
"Так, хорошо! Приказ о переводе возьмёте завтра в кадрах. Можете быть свободным, майор"
   На следующий день радостный Сергей зачитал приказ своему экипажу:
"Майор Смирнов Сергей Сергеевич, старший лейтенант Смирнов Виктор Алексеевич и сержант Смирнов Леонид Данилович переводятся в составе экипажа в N-ский тяжёлый бомбардировочный авиаполк, входящий в состав САД [смешенной авиационной дивизии]. Экипаж дружно прокричал троекратное "Ура!" и кинулся обнимать своего командира! А вечером они втроём дружно "отметили" новое звание командира и "обмыли" его награды. Перед отбытием к новому месту службы, Сергею, наконец-то удалось заехать в академию в Монино и оформить академический отпуск, в связи с его отправкой на фронт.

 
                Г О Р Я Щ А Я    В О Л Г А

   Буксир "Богатырь", капитаном которого был Смирнов Сергей Павлович, осенью 1942 года вошёл в состав, временно сформированной, Волжской флотилии в качестве вспомогательного судна. Вооружение буксира усилили 76-миллиметровой зенитной пушкой, снятой с колёсной платформы. К ней придали в экипаж трёх краснофлотцев. На ходовую рубку наварили 15-миллиметровую броневую защиту. Укрепили слабые точки. Если учесть, что пароходный двигатель буксира мог работать не только на угле, а и на всём том, что горит, то “Богатырь” был просто бесценным [кладом] на своём месте.
   Буксир доставлял боеприпасы и бойцов на воюющий берег, обратно вывозил раненых. Теперь он не был так, как до этого, беззащитен от нападений с воздуха. И приданные к экипажу лихие морячки, уже успели сбить один "Юнкерс", посчитавший буксир для себя - лёгкой добычей!
   "Богатырь" был направлен в район боёв после катастрофы 23 августа, когда лётчики Люфтваффе совершили самый массированный налёт на Сталинград. В результате этих бомбёжек, был разрушен почти полностью весь город. Образовавшийся огненный смерч всё сметал на своём пути. Взрывами бомб было разнесено нефтехранилище, и тонны горящей нефти вылились в реку. Казалось, горит сама Волга: спасения не было никому, погибли почти все суда вместе с людьми, находившимися на них в районе катастрофы. В результате, Волжскую флотилию пришлось спешно пополнять всеми, годившимися для этого, судами приволжских пароходств...
   Шёл январь 1943 года.  Окружённая шестая германская армия  доживала оставшиеся дни.  Последний аэродром фашистов (24 числа) уже взят нашими войсками.  Армия Паулюса была  обречена на разгром!
   Зима в этом году выдалась очень суровая. Волгу от Сталинграда и выше - вверх по течению, сковало льдами.
   Буксир Сергея Павловича, с ледокольным тараном на носу, только что отошёл от Сталинградского причала и двинулся в обратный путь - на Астрахань. Налётов вражеской авиации уже можно было не опасаться...
   "Полундра!" - вдруг закричал моряк-сигнальщик из группы зенитчиков, жестом указывая на небо.
  А там с небес из облаков вынырнула группа пикирующих бомбардировщиков. На "Богатыре" сыграли воздушную тревогу. Вся палуба была заполнена легкоранеными бойцами, тяжелораненые лежали в трюме и в каютах. Зенитчики, пулемётчики и все, кто мог держать оружие, приготовились к отражению воздушной атаки.
   И тут... кто-то самый глазастый громко закричал:
"Ребята! Да это же наши летят!"
   Самолёты с воем пронеслись в сторону центра города, где засели немцы во главе со своим фельдмаршалом.
   Сергей Павлович посмотрел вслед пикировщикам, сбросившим бомбы на остатки не сдающихся фашистов.
"И мой где-то вот так же летает" - подумал он и даже не знал, как близок  был к истине, потому что, только что над ними, во главе группы пикировщиков ТУ-2, пролетел самолёт его сына, в экипаже которого были те самые его верные друзья, что так понравились Сергею Павловичу!


                С    К О Р А Б Л Я    Н А    Б А Л
   На следующий день, после получения Приказа о назначении, попрощавшись, у кого было с кем, друзья спешно выехали на Калининский фронт.  Сергею лично прощаться было не с кем, а начальство на него вообще было обижено! Где попутками, где другой оказией, но уже к вечеру они прибыли на новое место службы. В мирное время эти сто сорок километров проехали бы за два часа.
  Малиновский сидел в маленьком кабинете и разбирался с планом предстоящего полёта. В дверь постучались и, на разрешение войти, зашли Сергей со своим экипажем. Они заполнили собою всё свободное пространство кабинетика. 
     Чтобы не смущать командира, Сергей не стал фамильярничать,  а чётко по уставу, как положено, доложил о прибытии его группы. Евгений Николаевич "подыграл" ему, сухо поздоровавшись, деловито сообщил Сергею:
"Вы назначаетесь командиром эскадрильи самолётов ТУ-2. Как раз флагманский бомбер свободен, техник и второй стрелок для пополнения команды вашего экипажа уже назначены, скоро познакомитесь. Дежурный вас проводит в общежитие"
   Комполка вызвал дежурного и дал соответствующее приказание о размещении вновь прибывших.
На вопрос: "Разрешите идти?" - командир разрешил, но майора Смирнова попросил задержаться. Когда все посторонние вышли, они бросились друг другу в объятья. Евгений Николаевич наконец-то произнёс:
"Ну, здравствуй, Серёжа!"
"Здравствуйте, Евгений Николаевич! Как там наши? Я написал, но ответа  не жду - мне пока некуда ответить"
"Всё хорошо, не волнуйся! И с родителями твоими всё в порядке. Все работают, учатся, даже дед не выдержал безделья и устроился учителем истории в школе. Таня всё про тебя спрашивает"
"Как она, не сильно обижается на меня?"
"А на что ей обижаться-то? Пускай привыкает, раз собралась замуж за военного!"
"А как Вы… тут оказались? Служили в главном штабе и вот..." - тут Сергей осёкся, понял, что не то сказал.
"Ты хочешь сказать - пошёл на понижение? Да, нет! Не в этом дело. Надоело бумажной пылью дышать, захотелось настоящего, практического боевого дела. А тут, как раз и друга Палыча перевели в дивизию, вот он и посодействовал мне, да и тебя помог перетянуть сюда. Но меня всё-таки мучает вопрос: Правильно ли я сделал, что сдёрнул тебя с прежнего места службы?"
"Наоборот! Я вам очень благодарен, потому что, с тех пор, как я стал доверенным лицом органов  безопасности, служить на старом месте мне стало просто невыносимо!"
"Ты хоть этого больше никому не говори!"
"Научен уже. Писем и то ни с кем не решился передавать!"
"Я это давно понял! Ну, будем вместе воевать. Сегодня ночью вылет  в район Смоленска. Как ты?  Твой самолёт готов к вылету"
"Ну и я тогда - тоже готов, только бы поесть чего..."
"У меня тут..."
"Нет, Евгений Николаевич! Я уж с ребятами"
"Тогда идите в столовую, там на вас расход оставлен. Я ведь с утра, как узнал по телефону, что вы выехали, так весь день и жду тебя! Ну, а теперь о деле: сегодня в 21.00 приходи на постановку задачи бомбометания. Со своей группой тебе придётся знакомиться сразу же в боевой обстановке... Постарайся успеть до совещания  проверить и принять свой самолёт. И, как говорится: с корабля на бал!"
   После ужина, экипаж направился на приёмку своего самолёта.    Возле машины Сергей принял рапорт от старшего техника-лейтенанта, пожилого многоопытного авиамеханика с дореволюционным стажем Иванова Александра Александровича из Гатчины. Здесь же находился и  второй стрелок, который недавно отлично окончил курсы, восемнадцатилетний парнишка из "крестников" Малиновского.  Подходя к командиру, он перешёл на строевой шаг, лихо остановился, приложил ладонь к пилотке и чётко доложил:
"Товарищ майор! Рядовой Смирнов прибыл в ваше распоряжение!"
Ребята из экипажа все одновременно "заржали"! Механик посмотрел на них удивлённо. А Сергей поначалу немного растерялся, но потом понял, что это - добрая шутка Евгения Николаевича, он специально нашёл ему ещё одного однофамильца для полного комплекта экипажа! Сергей пожал ему руку и спросил:
"А как вас зовут?"
"Афоня!"
"А полностью-то, как величать?"
"Афанасий Феодосьевич!" -  отчеканил стрелок.
"Ну, прям - Железный Посох!" - Сергей непроизвольно дал прозвище новому члену экипажа! И хотя он имел в виду лишь отцов-основателей его родного города [это монахи Феодосий и Афанасий Железный Посох], это стало поводом для добродушного подтрунивания ребятами над  самым молодым членом экипажа.
"Вы, случаем,  родом не из  Ч.?" - уже догадываясь второй шутке командира, спросил Сергей.
"Так точно! Это мой родной город"
"Что ж, рад встретить земляка! Будем вместе воевать..."
   До начала совещания Сергей, с разрешения комполка, успел разок поднять самолёт в воздух и сделать один круг вокруг аэродрома"
   После постановки задачи командирам эскадрилий, Малиновский предупредил Сергея, что бомбить с пикирования на ТУ-2, пока никто не может:
"Будете бомбить немецкий аэродром с прямого полёта. Ты возьмёшь две ФАБ по тонне на внешней подвеске, остальные будут закидывать фашистскую гадину сотками!"
"Ясно! Одни пойдём?"
"Сегодня одни. Используете элемент внезапности. Отбомбитесь и сразу же,  форсировано,  возвращайтесь назад!
Если что, радируйте, ЛаГГи будут стоять "в готовности", прикроют, если за вами увяжется погоня!"
   В час ночи эскадрилья майора Смирнова вылетела на задание, имея точные координаты аэродрома. Через час, по наводке  штурмана, флагманский самолёт первым отбомбился с 400-метровой высоты, остальным было заранее приказано взять значительно выше, чтобы не попасть под осколки своих же ФАБ-1000. Зенитная артиллерия начала заградительный огонь, но было уже поздно: уничтожив 18 бомбардировщиков противника прямо на стоянках, все 9 самолётов эскадрильи успели ускользнуть -  погоня была бессмысленной.
   В конце декабря 1942 года авиаполк, по приказу командования, срочно перелетел на Сталинградский фронт в помощь нашим войскам - отражать попытки немцев разорвать кольцо окружённой 6-й армии [кстати, переброской авиачастей (на проблемные участки фронтов) часто лично руководил Берия Л.П.].  Несколько раз самолёты эскадрильи Смирнова летали в район Калача, под прикрытием наших истребителей, на бомбардировку частей армейской группировки "Гот" и остатков 4-й танковой армии немцев [танкисты которой, являясь “цивилизованными” европейцами, ворвавшись в Сталинград, давили гусеницами своих танков малолетних детей и женщин!]. Попытки гитлеровцев деблокировать "котёл" - сорвались. А также нашими "Сталинскими соколами" ещё совершались и налёты на, окружённую, и уже расчленённую в самом Сталинграде, бывшую бравую армию Паулюса.   Здесь Сергей трижды применял пикировку на врага, одну из них и видел его отец  январским днём.
   31 января 1943 года сдался сам генерал-фельдмаршал, а второго февраля, и все остатки его войска. В плен было взято 24 генерала, свыше 91-й тысячи солдат и офицеров. Общие потери гитлеровцев в районе Дона-Волги составили около 1,5 миллиона человек, примерно 3500 единиц бронетехники, 12 тысяч орудий и миномётов, более трёх тысяч самолётов. Румыны потеряли третью и четвёртую армии, итальянцы – восьмую армию.
   Наши потери тоже были очень велики и превысили 1,2 миллиона человек среди военных и мирного населения!
   Победа под Сталинградом имела огромное, не только стратегическое, но и политическое значение. Теперь, от стен разрушенного, но так и не взятого фашистами города имени Сталина, война покатилась в обратную сторону - на Запад!..
   Комэска Смирнова с его ребятами и несколько других экипажей из его эскадрильи, участвовавших в налётах на позиции врага, представили к награде медалью: "За оборону Сталинграда"!






                О Т    З И М Ы    Д О    Л Е Т А

   В конце второй декады января из Ленинграда пришло радостное известие о чрезвычайном событии, вселяющее  надежду,  в сердца  ленинградцев, эвакуированных в Ч., на скорое возвращение домой, ибо произошло следующее:
     Войска Ленинградского и Волховского фронтов в течение шести дней с боями соединились 18 января. Тем самым блокада Ленинграда была прорвана!
   Отогнав немцев от побережья Ладоги, наши войска создали 11-километровый свободный коридор, на котором почти сразу же начались работы по прокладке временного железнодорожного полотна. Путём неимоверных усилий, преодолевая значительные трудности, под постоянным обстрелом и бомбёжками, железнодорожным бригадам рабочих и сапёрам удалось построить эту магистраль жизни длиной в 33 километра всего лишь за 17 дней!  Таким образом, уже 7 февраля 1943-го года, ленинградцы встречали на Финляндском вокзале первый поезд с продовольствием, и отправили обратный поезд на Большую землю по этой "Дороге победы".  А всего через две недели, после открытия движения, значительно повысились нормы снабжения населения хлебом и другими продовольственными товарами. Со всей страны пошла помощь осаждённому Ленинграду!
   Все: и постояльцы, и хозяйка дома Смирновых были особенно рады этому событию!
   Теперь чаще и радостнее стали приходить письма от Ольги и Михаила Мезенцевых.
Татьяна тоже наконец-то возобновила переписку с Сергеем, но его постоянно перебрасывали с места на место, так что приходилось, подолгу, ожидать вестей от любимого. Ничего, Татьяна научилась терпению!
   А как же там хозяин дома, Сергей Павлович?
   Во второй половине апреля "Богатырь", изрядно потрёпанный тяжелой военной работой, с измотанным, но счастливым экипажем, вернулся в Ч..  Буксир встал на срочный ремонт в, только что построенный, судоремонтный завод. Река уже почти освободилась ото льда, грязные обломки которого ещё не растаяли кое-где по берегам и в заводях. Жители города, верные традиции, провели Ленинский коммунистический субботник.
   Сергей Павлович, усталой, но уверенной походкой, шёл по чисто выметенным улицам домой. В руках он нёс небольшой походный рундучок [сундучок]. Погода была солнечной, настроение под стать ей - отличное.  На груди капитанского кителя  сверкала новенькая медаль "За оборону Сталинграда"! На родной улице стали встречаться знакомые. Здороваясь, они останавливались и подолгу смотрели вслед старому капитану, немного удивляясь его награде.
   Дома был один Сергей Сергеевич, занятий у него было немного, он уже вернулся из школы и собирался пойти в Центральную библиотеку, кое-что почерпнуть там для будущих занятий. Они по-стариковски поздоровались. Старый профессор, заметив медаль, восхищённо произнёс:
"О, я вижу, отработали вы эту зиму по-боевому, поздравляю! Старый конь, как говорится, борозды не испортит!"
Он пожал руку хозяину и, немного засуетившись, сказал:
"А Анна Фёдоровна сейчас на занятиях, я, наверное, пойду в школу и предупрежу её, пожалуй"
"Не надо срывать её с уроков – встречи мы и дольше ждали. Я ведь домой недели на две, не меньше, пришёл - в ремонте стоять будем!"
    Обе сватьи и Ваня - все вместе шли с уроков домой. Им ещё по дороге успели несколько раз сообщить, что "сам хозяин с медалью вернулся из рейса"!  Анна Фёдоровна так заметно ускорила шаги, что остальные едва за ней поспевали.
На крылечке своего дома сидел хозяин и задумчиво курил "козью ножку", набитую самосадом из  собственного огорода.
Анна Фёдоровна, обнимая мужа, немного всплакнула.
"Чего ж ты плачешь, глупая? Я ведь вернулся живым - здоровым! Немцев погнали прочь, и нашу флотилию расформировали. Вот теперь в ремонте стоять будем, аж до мая месяца!" - успокаивал жену Сергей Павлович.
   Пришла домой и Татьяна, все вместе дружно поздравили хозяев со знаменательным событием. А вечером, по своей хорошей, установившейся традиции, отметили возвращение хозяина дома. Конечно же, были там и Василий Павлович со своей верной супругой Елизаветой Михайловной...
   С января 1943 года у Татьяны в медучилище была введена военная подготовка резервов офицерского запаса.
   Так бывшая фельдшерско-акушерская школа, ныне медучилище, приобрела еще один новый статус. Занятия проходили раз в неделю на базе военного пехотного училища, эвакуированного в самом начале войны в Ч. из города Лепель, что в Белоруссии. Кроме общевойсковой, проводилась и политическая подготовка. Изучение различных Уставов. Оружейное дело - с обучением стрельбы из винтовки и пистолета. Татьяна, как дочь военного, с детства имела дело с оружием. Отец не раз брал её с собой на огневой полигон [т.е. стрельбище]. Стрелкового инструктора она просто-таки поразила, когда он увидел, как ловко она обращается с оружием, а, стреляя из пистолета ТТ, выбила 48 очков из 50-ти возможных! По всем военным дисциплинам Татьяна имела отличные отметки. Но, однако, она так и осталась в резерве офицерского запаса по причине недостатка лет. Ей удалось убедить военкомат, что она на год старше, иначе как она успела бы уже в этом году окончить обучение в училище (?), но всё равно почти года ей не хватало.
  В конце июня Татьяна с отличием окончила медицинское училище с квалификацией хирургической сестры и фельдшера одновременно. Время обучения она использовала исключительно полноценно, было отмечено ректором при вручении Диплома об окончании военно-медицинского учебного заведения. Как лучшая выпускница, она получила распределение в госпиталь под начало знаменитого доктора медицинских наук, заведующего хирургическим отделением Дмитрия Борисовича Стасова, сосланного в Ч. из Ленинграда в 1938 году (по ложному обвинению). Он не раз читал лекции по хирургии в медицинском училище, где занималась Татьяна,  бывала она и на практике у него. Борис Дмитриевич приходился родным братом Елене Дмитриевне Стасовой, ближайшей соратницы В.И. Ленина. К землячке Татьяне он относился по-отечески: и заботливо, и строго, а если она в чём-нибудь ошибалась, он  поправлял её с неизменной добродушной иронией:
"Что же Вы, барышня, так ланцет держите? Вы же не курицу собрались препарировать"
"Мне так удобнее, доктор!"
"А нужно - не как удобно, а как правильно. А, в общем, вы молодец, душенька!" - говорил он, тут же нахваливая свою подопечную.
   Татьяна  полюбила своего наставника. Она очень обрадовалась, когда вскоре ему присвоили звание - "Заслуженный врач РСФСР".





                О Ф И Ц Е Р Ы    И    П О Г О Н Ы

  После революции 1917 года слово "офицер" в Красной армии почти не применялось, так как воспринималось синонимом слова "контра", если не считать "Марш Будённого" [1920 год, музыка братьев Покрасс, слова А.Д'Актиль], где Ворошилов - "первый красный офицер"!  Тогда же были упразднены и погоны, а слово "золотопогонники" вошло в разряд ругательных.
   6 января 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР в Красной Армии были вновь введены погоны, а вместе с ними и название командирам среднего и старшего состава - "офицер"! А через четыре дня вышел приказ НКО № 24 о принятии этого Указа за подписью       И.В. Сталина.
Не все в Красной Армии однозначно положительно восприняли этот Указ, ведь были в её рядах и те, кто в молодости натерпелся несправедливости, безответного мордобойства и зуботычин от царских и белых офицеров! Но молодёжь, не обременённая тяжёлыми воспоминаниями, в основном, приветствовала эти "нововведения".
   Были рады этому Указу и Сергей с товарищами, уже через месяц на их плечах красовались голубые атрибуты с эмблемой: авиационный винт с крылышками! Поначалу погоны немного мешали. Было необычно, но к этому быстро привыкли! Они воспринимали сие, как награду армии от товарища Сталина за победу в городе его имени!
   Теперь бои переместились в район Ростова-на-Дону.  Здесь ещё было сильно превосходство авиации противника, особенно истребительной. Летать в одиночку, особенно днём, было смертельно опасно. Полк потерял уже несколько машин, в том числе и вместе с экипажами полностью. Так что был введён строгий запрет на свободные полёты.
   Постепенно, освобождая город за городом (Азов, Батайск, Шахты, Новочеркасск), наши войска продвигались на запад. А 14 февраля, в результате решительных, наступательных боёв, отбили Ростов-батюшку от проклятого ворога! Воздушная война в этом районе шла весьма интенсивно. Обоюдные потери были велики, однако, за всю войну, наконец-то, впервые, тут и закончилось немецкое безраздельное владение небом. Отныне [и до победы!] наша авиация стала - хозяйкой неба!
   Фашисты успели отойти на заранее подготовленные оборонительные позиции. На фронте наступило кратковременное затишье.
   Сергея неожиданно вызвали к начальнику Особого отдела дивизии. Со времени его отъезда в командировку на Чукотку и после прибытия в авиаполк, Сергей не виделся с Бурыкиным. Да, откровенно говоря, он и не искал этих встреч. Конечно, он был благодарен комиссару за всё, что тот для него сделал.   Но и хорошее отношение особиста к Сергею, в своё время, способствовало отчуждению от него коллег по службе.
"Чего же ему теперь-то от меня надо? Может опять поклёп на меня появился? Или мне уже пора расплачиваться за его бескорыстную(?) доброту?" –  с неприязнью гадал Сергей, подходя к двери начальника Осотда. Приняв официально-непроницаемый вид, он постучался и вошёл в кабинет.
"Товарищ комиссар..."
"Здравствуй, Серёжа! Здравствуй, дорогой!" - не дал доложить ему Бурыкин. Он встал из-за небольшого приставного заседательского стола и по-простому протянул Сергею руку. С другой стороны стола сидел Малиновский, он тоже встал со своего места и подошёл поздороваться с будущим зятем.
"Здравствуйте, Павел Павлович! Здравствуйте, Евгений Николаевич!" - немного смутился Сергей, как будто  комиссар мог услышать его мысли.
"Николаич, прикрой-ка  дверь на ключ" - сказал комиссар. Он двинулся в сторону большого шкафа со стеклянными дверцами и достал целый, как говорят англичане, джентльменский набор: тарелки с вилками, рюмки, бутылку армянского коньяка, лимон и закуску, под названием "Второй фронт"!
"Не смущайся, присаживайся к столу" - слегка подтолкнул он Сергея.
   Разлив коньяк по рюмкам, комиссар произнёс тост:
"Во-первых, выпьем за здоровье нашего Верховного главнокомандующего товарища Сталина!"
Выпили – закусили.
    Бурыкин снова разлил и тостонул:
"За наше офицерство!"
Повторили!
   Третий тост:
"За наши погоны! За то, чтобы количество и размеры звёзд на них только увеличивались!"
Снова выпили и закусили.
   И вновь хозяин кабинета разлил коньяк для нового тоста:
"Ты уж извини, Сергей, но я случайно выпытал у Николаича про ваше обручение с Таней, с его дочкой. А раз уж узнал, то промолчать не могу - хочу пожелать вам обоим счастья, скорейшего окончания войны и вашего законного брака!"
"Большое спасибо, Павел Павлович!" - Сергей слегка раскраснелся, то ли от коньяка, то ли ему стало окончательно стыдно за свои мысли о Бурыкине.
"Дай слово, что, если будет возможность, обязательно пригласишь меня на свадьбу!" - снова обратился комиссар к нему.
"Если не передумаешь жениться!" - шутливо добавил Малиновский.
"Обещаю пригласить и обещаю не передумать, Павел Павлович и Евгений Николаевич!" - совершенно смущенный, ответил Сергей...

               



                Х И Р У Р Г И     М Е З Е Н Ц Е В Ы

   В начале войны Михаила Ивановича и Ольгу Сергеевну перевели на службу в Н-ский хирургический полевой [передвижной] госпиталь  Волховского фронта.  Госпиталь был весьма мобильным и передвигался вслед за войсками армии, всего в нескольких километрах от передовой. Это давало возможность оказания экстренной помощи раненым бойцам.  Однако  частенько приходилось попадать под артобстрелы и бомбёжки. Когда была возможность, то укрывались в ближайшем  леске или в, наскоро отрытых, убежищах.  Бывало, что эти нападения происходили прямо во время операций - тогда убежать не было возможности, и работали прямо под градом осколков. Так что ранения получали и сами хирурги! Брезентовые палатки уж никак не спасали от них. Всему свободному от операций персоналу приходилось носить воду и пилить дрова для печек "буржуек", отапливающих палатки. В периоды боёв, и особенно при прорыве блокады, поступало исключительно много раненых. Приходилось стоять у операционного стола по 16-18 часов! Крови для переливания не хватало, так что весь медперсонал и обслуга становились донорами. И вот долгожданная радость - блокада прорвана.
   Мезенцевы считали, что им всё же немного везёт: они всё время были вместе. Ни пули, ни осколки не задевали их. Благодаря их профессионализму, летальных исходов операций было незначительно мало.
   А главное, это то, что узнала Ольга Сергеевна после поездки домой: их родные живы и эвакуировались в безопасное место. Вскоре возобновилась и переписка. Теперь даже их сынок Ванечка сам писал  письма, а это было уже почти счастьем! Старательно выписывая каждую буковку, он сообщал:
"Мы поселились в доме у родителей дяди Серёжи, которого вы хорошо знаете. Они очень хорошие, очень добрые люди. Анна Фёдоровна и  Сергей Павлович делятся всеми своими продуктовыми запасами с нами. Мы помогаем им, чем можем. Вместе обрабатываем огород, носим воду из колонки, помогаем по дому. Сергей Павлович - капитан на буксире, он воевал в Сталинграде,  за что и  был награжден медалью "За оборону Сталинграда"! Мы все гордимся им.
Не раз он возил грузы и в наш блокадный город. Мы все очень ждём, когда фашистов окончательно отгонят от Ленинграда, и можно будет вернуться домой! Учусь в школе я только на хорошо и отлично.  Так что у меня всё в порядке, но я очень скучаю о вас, мои любимые папочка и мамочка!.."
   Взрослая рассудительность и деликатность мальчика трогали до слёз.
   Но перерывы были коротки, и фронтовая медицинская работа вновь требовала хирургов занять своё место у операционного стола!

 
             К У Р С К А Я    Б И Т В А    И    З А Л Ё Т Н Ы  Е    О Р Л Ы     П О Д    Х А Р Ь К О В О М

   Наступил июль 1943 года. Гитлеровское командование подготовило план летней кампании под кодовым названием "Цитадель".  Вкратце, этот план подразумевал: взять в клещи, отсечь образовавшийся выступ наших войск на линии Белгород - Курск – Орёл, и уничтожить их. Этот план имел не только чисто военное, но и большое политическое значение: восстановить авторитет и веру в непобедимость германской армии в глазах своих союзников и сателлитов. В этот район были направлены значительные людские силы и новейшая техника Германии. Танкам здесь отводилась первостепенная роль. Авиация должна была поддерживать их действия и выводить из строя, в первую очередь, нашу бронетехнику. Немцы собрали в кулак лучшие авиаподразделения. А так как самолётов у них теперь было меньше, то они значительно увеличили поддержку своих самолётов истребителями, управляемыми  лучшими асами. Их  “нахвухи”  [nachwuchs – (нем.) молодняк] в лучшем случае наблюдали воздушные бои в стороне!
   У нас было много молодых пилотов, но они летали на равных со "стариками" - это сыграло [впоследствии] плачевную роль для нашей авиации. Неоправданно велики, оказались её безвозвратные потери.
   Наступление было намечено на 5 июля. В первую очередь противником планировался мощнейший артиллерийский и авиабомбовый удар. Новенькие "Тигры" и "Пантеры" бросались в крупнейшее танковое сражение.
   Но наша разведка заблаговременно уведомила командование о планах немцев, и артиллерия Красной Армии нанесла непоправимый упреждающий удар по вермахту.  В свою очередь советские планы разгрома гитлеровцев, разработанные нашим командованием, именовались - "Кутузов" и "Полководец Румянцев". Военная инициатива перешла на нашу сторону!
   Советской истребительной авиации была поставлена задача: не допустить бомбардировщики противника на наши позиции. Но задача эта выполнялась, мягко говоря, плохо. Истребителей против их бомбовозов направлялось недостаточно. Многие лётчики были неопытными, и немецкие асы “ягдваффе” легко сбивали их.  До обидного много было сбито и наших штурмовиков, пытавшихся атаковать сухопутные войска, технику и аэродромы противника.
   Перед Сергеем и его эскадрильей была поставлена задача, как раз, бомбить немецкие аэродромы "подскока" их короткомаршрутных фронтовых бомбардировщиков в районе Харькова.
     На бомбёжку  полетели несколькими звеньями.  Да!.. Кроме звена Смирнова, никто из его эскадрильи так и не освоил пикировки и, соответственно, бомбили с прямого полёта. Сергей хотел незаметно, в облаках подлететь к объекту бомбардировки.  Однако он не знал, что противник применил техническую новинку - радиолокаторы дальнего обнаружения. Но у Сергея была и своя уловка: он попросил техчасть установить у себя вторую рацию, и настроил её на волну врага для прослушки их переговоров.  Каково же было его удивление, когда уже на подлёте, он понял, что их там поджидают на намеченных подходах. Времени на раздумье не было. Не хотелось вести всё соединение прямо "в пасть" врага. Он решил на себя отвлечь ПВО противника, а остальным экипажам эскадрильи, пока фашистские истребители не переориентировались, дал новую установку - набрать максимум высоты, зайти с другого курса и, быстро отбомбившись,  самостоятельно уходить восвояси. Истребителям сопровождения он поручил отбивать "фрицев" от погони за бомберами.
   Едва добрались до цели, как на них обрушился целый шквал зенитных залпов, предназначавшихся всей эскадрилье.  Флагманский бомбардировщик ТУ-2 со страшным рёвом кинулся с небес, пикируя на аэродром. Снаряды рвались в непосредственной близости от самолёта. Разбило передний фонарь, в кабине резко запахло пороховым дымом. Разбросав все свои сотки, ТУшка начала выходить из пике. И тут задымился левый двигатель.
Зенитный огонь прекратился, потому что за подраненным бомбером кинулось три новейших Мессера: шансов уйти, почти не было. Но ТУшка оказалась очень живучим самолётом. Отстреливаясь из всех трёх своих пулеметов, экипажу удавалось пока отбиваться от преследователей. Как только это стало  возможным, Сергей затащил ослабевшую машину в облака. Если бы не броневая защита, вряд ли бы его ребята, да и он сам смогли уцелеть в этой огненной свистопляске. Но на этот раз на небесах хотя бы что-то сложилось в пользу экипажа Смирновых  - им удалось ускользнуть от погони. Но далеко улететь на подбитой машине не удалось:  из-за перебитого маслопровода, отказал и второй мотор. Бомбардировщик тут же начал терять скорость и заваливаться.  Ещё больше разгорающийся, самолет стал резко падать. Дотянуть до своих не получалось.  Под ними был лес – почти нейтральная территория. Взрыв мог произойти в любую секунду, и Сергей дал команду:
"Всем покинуть самолёт!  Ребята, следуйте строго на восток. Встречаемся в лесу северо-восточнее Кочетка"
   Только убедившись, что стрелки выпрыгнули, они с Виктором откинули фонарь и бросились в спасительную бездну! Струи воздуха разбросали их, но Виктора отнесло недалеко. А вот купола парашютов Леонида и Афанасия виднелись километрах в трёх-четырёх на западе. В той же стороне, чуть южнее от ребят, за опушкой леса виднелась Кочетковская церковь [Владимирской иконы Божией Матери], так что Сергей сразу же сориентировался на местности приземления.
    Самолёт, не долетев до земли, взорвался в воздухе!
    Сергею сейчас, как-то вдруг некстати, вспомнилась парашютная вышка Соляного сада в родном городе, с которой они прыгали вместе с друзьями из планерного клуба, и первые тренировочные прыжки с парашютом в лётной школе. Тогда, там внизу его ждали друзья. А вот, что теперь ждёт их здесь, на, оккупированной фашистами, земле?
    К счастью всем четверым  удалось приземлиться в лесу. Хорошо ещё, что фрицы в это время   были заняты боем под Чугуевом, и им было не до наших лётчиков. Виктор опустился на поляну и ловко и быстро погасил купол парашюта. А вот Сергея ветром отнесло на большое дерево, и его немного поцарапало. Он  расстегнул пряжки, ножом обрезал мешавшие ему стропы и потихоньку с помощью друга спустился на землю. Уходить надо было срочно, но бросать ребят они не хотели, и спешно двинулись в их сторону. Минут через сорок они вышли друг другу навстречу. Афанасий шёл, опираясь на плечо Леонида.
"В чём дело? Что с ногой?" - спросил Сергей.
"Ногу подвернул, видимо попал ногой на кочку, не смог сгруппироваться" - ответил Лёня за Афоню.
"Ладно, потом посмотрим, надо поскорее убираться отсюда. Вдруг немцы всё же захотят прочесать лес!" - забеспокоился Витя: "Здесь, километрах в двадцати отсюда  на запад излучина Донца - там наши. Может быть, уже и переправились на этот берег?"
Афоне было стыдно, что обременяет товарищей, и он захотел идти самостоятельно.  Но, первый же, шаг  принёс ему такую боль, что он не выдержал и вскрикнул.
"Тсс... Чего ты орёшь, как недорезанный? Немцы могут быть недалеко!" - шикнул на него Лёня.
Виктор ловко вырубил острой финкой крепкую ветку и соорудил из неё костыль. Передавая его Афоне,  чтобы  хоть немного приободрить товарища, остроумно пошутил:
“Вот тебе посох, Афанасий! Не железный, но берёзовый…”
"Лучше немного обогнём место, где мы приземлились. Нельзя туда возвращаться. Афанасию будем помогать поочерёдно. И чтоб ни гугу. Ну, ходу, мужики!" - скомандовал Сергей.
   Километров через пять они остановились на небольшой привал в густом березняке. Вдруг почуяли запах махорки и увидели, как на пригорке замелькали какие-то фигуры. Ребята затаились. На соседней поляне показались какие-то люди, не меньше дюжины, в странной форме: чёрные мундиры с грязно-голубыми воротниками и обшлагами на рукавах, с белыми повязками на правой руке, в шапках типа - а-ля "Мазепа" с эмблемой "трезубцем" над большим козырьком, в шароварах, заправленных в сапоги с короткими голенищами. В руках у них были куцые немецкие карабины с плоскими штык-ножами. Наши ребята бесшумно замаскировались в кустах, и приготовили пистолеты к бою.
   Издалека послышался неспешный разговор.
"Федiр! Так де тi москалi поховалися?" - спросил чей-то голос.
"А почому ти знаеш? Може вони жиди?" - вопросом на вопрос ответил другой голос.
"Один бiс! Усi вони жидяки-комуняки - проклятi москалi, раз використвують iх собачу мову!"
"Це вже вiрно, Панас!"
"А якiй-же добрiй шовк в цих парашутах! Ось би моiй жiнкi на сукнi! Може хоч би один вiзьмемо собi?"
"Не можна, наказано все вiдвезти в комендатуру"
   Мимо притихших среди густых берёзовых веток лётчиков по просёлку проследовала лошадь с двумя полицаями на телеге. Остальные прошли чуть поодаль. Сергей выждал ещё несколько минут, и поднял ребят для дальнейшего следования к своим.    Больше они никого не встретили на своём многочасовом опасном пути, и вдруг их остановили окриком:
"Стой! Кто идёт?"
"Дед Пихто! Ты-то сам, из каких будешь? Может коллаборационист?" - ответствовал Сергей, как только весь его экипаж без команды бросился в траву и приготовился отбиваться.
"Ну, что там у тебя, Тимофеев?" - снова послышалось из-за кустов впереди.
"Да вот, товарищ лейтенант, каким-то калом меня обозвали, наверное, полицаи, раз по-русски говорят?!"
"Да мы свои! Лётчики с подбитого бомбардировщика, пробираемся к нашим!" - прокричал Сергей, поняв, что это подошла Красная Армия. Значит, наши войска уже переправились на этот берег Северского Донца.
"Сейчас поглядим, что вы за залётные орлы под Харьковом. Бросай оружие и выходи по одному с поднятыми руками..."
    Уже к позднему вечеру 12 июля экипаж Смирновых, изнурённый трудным лесным путешествием и формальными допросами, после подтверждения из авиаполка,  добрался домой в свою часть...
   Утром 22 августа наши войска освободили Харьков.
  План  Гитлера - "Цитадель" провалился, а планы Сталина - "Кутузов" и "Полководец Румянцев" были успешно осуществлены! 23 августа Москва салютовала победе наших войск в "Курской битве"!
   Но цена за эту баталию была очень велика  с обеих сторон! Общие потери гитлеровских войск в Курской битве составили: примерно 500 тысяч убитыми и ранеными, 3 тысячи орудий, около 1,5 тысяч танков и 3,7 тысячи самолётов. В Красной Армии людские потери составили 863 тысячи человек, около 6 тысяч танков и 1,6 тысячи самолётов!

 
                С К В Е Р Н Ы Е    Л Ю Д И

   С начала нового учебного года в третьем классе, где учился Ваня, появился перезрелый второгодник и лентяй, Вадик Поспелов. Он был старше, рослее  и, наверное, сильнее всех в классе. Во всяком случае, Вадик был на полголовы выше Вани и значительно крупнее его по комплекции.
   Родители Поспелова работали в Райпотребкооперации. На фоне всеобщего снижения жизненного уровня [населения воюющей страны], они довольно-таки преуспевали. Отец Вадика, как ценный работник, имел бронь от призыва в армию. Поспеловы построили своё благополучие ещё во времена коллективизации, когда принимали активное участие в "раскулачивании"  работящих и, ни в чём не повинных, справных хозяев. Но особенно взлетела их карьера во время массовых репрессий, тогда они активно помогали Органам в выявлении "скрытых врагов Советской власти". И в наступившее ныне суровое военное время, им было, как по той поговорке: "Кому - война, а кому - мать родна!"
   Вадик был очень наглым, бесцеремонным мальчишкой. Но многие одноклассники не только побаивались, но и старались угодить этому сытому увальню. К тому же у Поспелова всегда с собой было что-нибудь необыкновенно вкусненькое, и он изредка угощал, особо угодившего ему, одноклассника.  Вадик ссужал за проценты мелкие деньги, и уже больше, чем полкласса ходили у него в должниках! С Ваней у них сразу же сложились неважные отношения. Поспелов презирал отличников, обзывая их "зубрилами". Он мог безнаказанно пнуть любого, непонравившегося ему, одноклассника, или толкнуть зазевавшегося школьника, стоящего на пути [этого лоботряса].  Но Ваню он никогда не трогал, а лишь иногда задирал его ехидными словами или эпатажными поступками.  Ведь мать Ивана, как он считал, была их классной руководительницей.
   Вот и сейчас в классе на последней перемене он жевал огромный бутерброд с ветчиной и чем-то хвастался перед товарищами. Ребята смотрели ему в рот и ожидали, вдруг он, может быть, угостит их, ну, хоть по маленькому кусочку. Но Вадик будто бы и не замечал их заискивающих взглядов, и когда от его бутерброда отвалился кусочек хлеба, он демонстративно наступил на него. Ваня со своей парты увидел это, подошёл к Поспелову и сделал Вадику замечание:
"Там люди, в блокаде, голодают, а ты хлеб топчешь!"
"Ну, будет врать-то, знаем мы, как там жируют в этих столичных городах!"
И тут, на удивление всем ребятам, Ваня дал Вадику затрещину по жирной шее.
Ещё больше удивились одноклассники тому, что Вадик, имея явное преимущество в силе, не дал Ване сдачи! Он, тоже, по-видимому, больше удивился этому неожиданному поступку одноклассника, чем оскорбился или хоть немного осознал смысл своих циничных слов. Скорее всего, он решил, что знает, в чём дело, и, поэтому, безапелляционно заявил:
"Если твоя мать у нас класснуха, это не даёт тебе право распускать свои ручонки, замухрышка!"
"Мои родители под осаждённым Ленинградом, во фронтовом госпитале служат. Они под бомбами и  артобстрелами, без сна и отдыха оперируют раненых!"
"Булки сдобные со сливочным маслом трескают твои родители и до обеда дрыхнут на перинах!" - сказал с усмешкою Поспелов и пнул, растоптанный им, кусок хлеба.
   Этого Ваня вытерпеть уже не смог и бросился на Вадика с кулаками. Он изо всех своих слабых сил мутузил рыхлое тело мерзавца. И даже не успел сообразить: как это у него получилось (?), когда он сбил с ног этого ублюдка, который на деле оказался неуклюжим и слабым. Добивать поверженного на пол врага Ваня не стал. Все ребята замерли в оцепенении. Ваня, молча, собрал свой портфель  и пошел на выход из класса.
"Ну, погоди, мои родители вас всех сгноят в тюрьме за это твоё хулиганство! Суши сухари!.." - услышал Ваня вслед себе от всхлипывающего Поспелова.
   Дома он никому и ничего не смог толком объяснить, и к ночи у него началась самая настоящая горячка. Пришедшая на вызов Елизавета Михайловна, заварила кое-каких травок для Вани и посоветовала Анне Сергеевне подержать мальчика несколько дней дома!
   На следующий день в школу примчалась разъярённая старшая Поспелова, она уверенными шагами, под тяжестью своего огромного тела, прошла к кабинету директора, но его не оказалось на месте.
"До сих пор  нежится в постели, сволочь, а тут моего ребёнка избивают!" - зло подумала Поспелова, она развернулась и рванула в учительскую. Там находились Анна Фёдоровна, Анна Сергеевна, молодая учительница географии и старик завхоз Василий Васильевич, зашедший на минутку по своим делам. В учительскую решительно ворвалась Поспелова и с ходу напустилась на Анну Сергеевну:
"Какое право имеет этот ваш  выродок поднимать руку на моего мальчика? Избиение в школе – вот это уже из ряда вон выходящий случай!"
"Я уже сделала замечание Ване, он больше не тронет его!"
"Вы думаете, этим отделаетесь? Для начала, пусть он публично извинится перед моим сыном, а уж там посмотрим, как с вами поступить!"
"Послушайте, вы тут что-то перегибаете! Вы сначала толком разберитесь в этом деле, может быть, ваш сын сам виноват в случившемся?!" - вмешалась Анна Фёдоровна.
   Молодая учительница молча, с испугом глядела на происходящее. Завхоз взялся протирать замшевой тряпочкой стёкла очков.
"А вы вообще помолчите, если сами ни в чём не разбираетесь! Мне-то, как работнику Райпотребкооперации, хорошо известно, что ваш Ленинград снабжается по самым высоким нормам большого города! Всю страну объели, понимаешь ли! А кто вы вообще такая? Развели тут семейственность, я вот ещё до вашего директора не  добралась..."
"А зачем до меня добираться? Я сам прихожу в нужный момент!" - в дверях стоял пожилой педагог – директор школы. Он подошёл к Поспеловой и спокойно сказал:
"Я только что разговаривал с ребятами, одноклассниками вашего дорогого сына, и узнал всю правду о вчерашнем инциденте. Ваш сынок был, мягко говоря, неправ. А грубо говоря, этот циничный оболтус поступил, как самый, что ни на есть, разнузданный хам!  И я  совершенно не удивляюсь этому вполне логичному последствию, в результате, произошедшему с ним.  Кстати, я  только  что  его видел - он живой и невредимый!    Не так уж сильно ваш сын и пострадал..."
"А вы что, хирург? Очень вы понимаете в избиениях!"
"Зато я хорошо понимаю в голоде, пришлось хлебнуть в молодости!"
"Думаю, ещё хлебнёте и в старости! Да у вас тут, просто, порочный круг, я вижу.  Ну, ничего, наши  Органы разберутся с вами.  Я вот  сейчас ещё и в горком зайду!"
   Мать Вадика резко развернулась и, выходя в коридор, пригрозила:
"Наплачетесь у меня, интеллигенты паршивые!"
"Уймись ты,…  сельпо-кооператив!" - парировал ей вслед  Василий Васильевич.
  Поспелова громко хлопнула дверью и двинула своё грузное тело на выход, топая, по прогибающимся половицам коридора, в поход по инстанциям. Но, очевидно, она ничего так и не добилась, потому что уже на следующий  день Поспелова забрала документы сына и перевела его в другую школу.

 


                " Б Е З Л О Ш А Д Н Ы Е "    Л Ю Д И

   Евгений Николаевич, после чудесного возвращения Сергея, ни словом не попрекнул его за потерянную машину, но пошёл на маленькую хитрость - экипаж Смирновых перешёл в разряд "безлошадных". Так он и держал его в резерве: на хозработах и техобслуживании чужих машин до самого окончания кровопролитной Курской битвы. Это было легким наказанием за безрассудную смелость экипажа в деле спасения эскадрильи. С  ногой Афанасия тоже обошлось - это действительно оказался всего лишь сильный вывих. Уже через три недели его выписали из санчасти, и он тоже тут же, и так же всецело влился во все авиационные работы... на земле.
   Новых машин пока не давали - их не хватало. Война своими тяжёлыми жерновами перемалывала всё новые и новые человеческие судьбы и технические ресурсы. Эскадрилья "безлошадного" Сергея Смирнова в этих боях потеряла  еще четыре машины, причём две из них, вместе с экипажами! Да и вся авиадивизия понесла большие потери в боях за Курский плацдарм.
    Наконец, снова на фронте наступило затишье. Дивизию перевели на переформирование, отдых и пополнение на, хорошо знакомый Сергею по службе испытателем, аэродром в Монино. А перспективы получить новую машину экипажу Смирновых пока не намечалось.
   А в это время в Кремле...
   Сталин вызвал к себе в кабинет главкома ВВС маршала Новикова А.А., Командующего АДД Голованова А.Е., на совещании присутствовал так же и генеральный комиссар госбезопасности Берия Л.П..
   Сталин обратился к собравшимся:
"Месяца через два-три должна состояться важная конференция. Думаю, что она состоится в Тегеране, потому что на предложение созвать её в СССР, Черчилль категорически отказался. Так вот, товарищи, пока есть время, надо продумать самый безопасный маршрут, выбрать подходящие самолёты, продумать их охрану в воздухе, ну, и, конечно, подобрать людей в экипажи. Что ты скажешь, Александр Александрович?"
"Всё продумаем. Взвесим все за и против. Подберём машины и экипажи"
"А что ты думаешь Александр Евгеньевич?"
"Самолёты? Думаю, что подойдут: Дуглас СИ-47 или наши ПС-84. Одну машину непременно поведу я сам со своим экипажем. А вот другую - надо подумать. Может из того экипажа, что год с лишним назад летали в Англию и Америку?"
"Правительственный [самолёт] Дуглас поведёт наш кремлёвский шеф-пилот полковник Грачёв В.Г." - вставил реплику Берия.
"Ну, что ж, Виктор Георгиевич отличный лётчик! Я не возражаю" -  сказал Новиков.
"Только ему нужен очень опытный второй пилот" - продолжил Берия.
"Подберём" - сказал Голованов.
     И тут Сталин вспомнил про того отчаянного лётчика, что возил Жданова:
"А как там дела у моего "крестника", этого лихого капитана Смирнова, кажется? Он жив?"
"Да, он живой, товарищ Сталин! И уже майор. Только, на сколько, мне известно, он остался без машины, потерял её, спасая товарищей!" - ответил Голованов.
"Ну, и как  его поощрили, Александр Александрович?" - Сталин обратился к Новикову.
"Да, никак, товарищ Сталин, он же свою машину не сберёг. И, к тому же, если за каждый полёт ордена  раздавать, то никаких наград не хватит!"
"Это и к вам применительно?" - перешёл на "Вы" Сталин, что было уже нехорошим симптомом.
Новиков стал лихорадочно соображать, как ему выпутаться из этого  “идиотского”  положения!
Но Сталин сам предложил ему спасительный выход:
"Ладно, я пошутил. Ты, Сан Саныч, найди-ка мне его срочно"
Новиков с облегчением выдохнул:
"Когда прикажете прислать, товарищ Сталин?"
"Завтра, к девяти. Ты-то хоть не возражаешь против его кандидатуры, Лаврентий?"
"Нет, не возражаю, Иосиф Виссарионович. Насколько мне известно - это наш человек, молодой лётчик-чекист. Он предотвратил аварию с плачевными последствиями от предательской провокации англичан, когда они настоятельно предлагали маршрут,  с предполагаемой гибелью нашей делегации, при перелёте в Америку! А так же этот Смирнов хорошо организовал нашу работу по перегонам самолётов по Ленд-лизу через Чукотку. Мы его хорошо наградили за это. К тому же он знает несколько иностранных языков! Думаю, что он подойдёт"
"Вот и хорошо! На сегодня все свободны, товарищи!" - закончил совещание Сталин.
   Дело было такое спешное, что сам комдив примчался в полк, с вестью о вызове Сергея. 
   Евгений Николаевич уже подготовил Сергея к встрече, так как по линии Бурыкина, эта информация пришла куда быстрее...
   И вот Сергей снова в кабинете Верховного главнокомандующего И.В. Сталина. Он стоит навытяжку после своего доклада о прибытии. Новиков А.А. тоже присутствует. Со своим блокнотом стоит Поскрёбышев А.Н..
"Ну, здравствуй, майор! Как служба? Как полёты, Сергей?"- неожиданно для всех обратился Сталин к Смирнову по имени, это было знаком величайшего расположения к подчинённому.
"Спасибо, Иосиф Виссарионович, на службу не пожалуюсь, всё хорошо! Жаль, вот только, что остался я без машины, но, думаю - скоро прибудут новые"
"Вот те раз! Сам занимался перегонами самолётов... в общем, сапожник и без сапог. Ты знаешь машину СИ-47?"
"Очень хорошо знаю, я её испытывал у нас, после модернизации. Но это же, транспортно-пассажирский самолёт!"
"Это хорошо, что вы освоили разные типы машин. На ней для вас будет очень ответственное задание!" –  снова  перешёл на "Вы" Сталин.
"Готов выполнить любое задание Родины!" - отчеканил Сергей.
"Вас, кажется, не наградили за смелые и решительные действия по командованию эскадрильей в бою под Харьковом?"
"Не за всякие поступки награждают, товарищ Сталин. И, к тому же, я в этом бою потерял свою машину  и  вот теперь  -  "безлошадный"!"
""Безлошадный", говоришь?.. Если бы мы вовсе не теряли техники, то не смогли бы побеждать во многих сражениях, Серёжа! Но для тебя у меня есть сюрприз: я тут с 23-м заводом договорился, они персонально для тебя выдадут самолёт - новую модификацию туполевского 103-его - ТУ-2С. Ну как, ты доволен?"
"Не то слово! Очень доволен, товарищ Сталин! Спасибо Вам огромное от всего экипажа!"
"Ты, говорят, там, на Ладоге немцам устроил новое "Ледовое побоище"?"
"Ну, это сильно преувеличено. В общем, это наша обычная боевая воздушная работа!"
"И всё-таки рискуй, но разумно. Я уже как-то говорил о том, что машин мы наделаем, погибших не вернёшь!..  Ну, жди вызова майор, можешь быть свободным!"- отпустил Сергея Сталин...
"Александр Николаевич, запишите от меня в наградной отдел Президиума: представить майора Смирнова С.С. к ордену "Александра Невского", экипаж тоже не позабудьте отметить, смелые ребята!" - распорядился Сталин,  обращаясь к Поскрёбышеву.
"Молодец, Сан Саныч! Каких лихих орлов выпестовал!"
"Стараемся, товарищ Сталин!" - ответил Новиков,  довольный удачной развязкой...

                У Р О К    И С Т О Р И И

   Сергей Сергеевич Соловьёв не был профессиональным историком, но этот предмет его интересовал всегда. И если бы он не стал геологом, то наверняка пошёл бы в археологию или историю.
   С давних пор он любил покупать книги, в том числе и на иностранных языках, причём, не, только научные, по своей геологической профессии. В молодости он часто ездил в экспедиции по самым отдалённым уголкам России. Не раз приходилось побывать и за границей, даже в Южной Америке! Где удавалось, он посещал букинистов, и, случалось, покупал редкие книги по археологии,  эзотерику, приключенческие романы и труды по истории. Последние его удивляли тем, что, в зависимости от времени и места издания, отношение к тем или иным событиям часто радикально изменялось и резко отличалось, и очень рознилось в оценке у разных авторов. Он пришёл к выводу, что обо всех событиях надо иметь собственное мнение, не противоречащее общечеловеческой морали. Особенно, ему нравились книги, изданные в период каких-нибудь перемен, смут или падений, ранее господствовавших, режимов, когда цензура ещё не успевала схватить в свои крепкие железные когти печатное дело и общественное мнение. Он и в эвакуации не изменил этой привычке и, по возможности, на свои, весьма скудные, копейки приобретал книги.
   Вот и сейчас он сидел возле, так нравившейся ему, печки и читал, приобретённые по случаю, "Разсказы изъ Русской Исторiи"  Леонида Шишко. В это время домой пришла Татьяна - вся мокрая от дождя, который шёл, не переставая, вот уже третий день. Что ж, ведь на дворе – осень, заканчивался октябрь, и скоро наступит праздник Великого Октября [в ноябре].
    У Татьяны сегодня после обеда намечено по плану несколько операций, и она забежала, чтобы немного перекусить и справиться о письмах. Ну и, конечно же, в первую очередь она ждала их от Сергея! И о, радость - его письмо ждало её, как обычно, на старинном комоде! Коротко поздоровавшись с дедом, она пристроила к печке свой промокший плащик и, забыв про еду, углубилась в чтение:
"Здравствуй, радость моя несравненная, солнышко моё красное, любовь моя Татьянушка! Получил твоё письмо, где ты пишешь о своей лечебной практике. Я очень рад твоим успехам и горжусь тобой! Ни у кого на свете нет такой восхитительной невесты, я лично так считаю! Я очень скучаю по тебе, моя ненаглядная! Мечтаю о том,  как мы с тобой счастливо заживём после войны. У нас обязательно будут сын и дочка, а может и больше! Но это всё ещё впереди.
   А сейчас... Больше месяца просидели на аэродроме, так как умудрились потерять свою машину, но всё обошлось благополучно. Удивительно, но мой экипаж не забывает наш вождь - товарищ Сталин, и это при его-то большой государственной занятости. По его личному распоряжению, нам выдали новый самолёт. Получилось это совершенно, как в песне: “Нам Сталин дал стальные руки-крылья…” И ещё товарищ Сталин наградил меня орденом Александра Невского, а ребят - медалями "За отвагу" и их всех повысили на одну ступень в звании! Я уверен, что и все наши за них порадуются! Извинись за меня перед ними, особенно, перед родителями, за то, что  я перестал писать им и только передаю приветы через тебя. Но ведь никаких других событий, персонально для них, у меня не происходит. Вот поженимся, тогда вместе писать им будем!
Засим откланиваюсь. Целую крепко тебя, моя ласточка Танюша! Твой Сергей"
   "Ну, что пишет наш герой?" - спросил дедушка, когда Татьяна оторвалась от письма и погрузилась в думы о будущем.
"А?.. Да-да, он действительно у нас не просто герой, а командир геройского экипажа и целой эскадрильи! Его наградили новым орденом - "Александра Невского"! И наших знакомых ребят тоже наградили, а так же их повысили в званиях. И ещё привет вам всем от него!" – ответила внучка деду.
"Небось, о будущем  загадывает?"
"Конечно, загадывает! Вот кончится война..." - Татьяна замолчала, снова о чём-то задумавшись.
"И Любовь будет править миром!" - закончил за неё мысль Сергей Сергеевич: " И я так же женился по любви и по страсти тоже. Я вот где-то читал, что как-то внучка, когда спросила свою бабушку, бывшую в молодости в крепости, о том, что по любви или по страсти та выходила замуж, то получила ответ, мол,  по страсти, конечно, по страсти: барыня обещала насмерть запороть тех, кто откажется насильно пожениться.  Я тут у Шишко прочитал, что с дворянской точки зрения, не могло быть и речи о собственных желаниях и чувствах, любви и привязанности между "господскими [крепостными] людьми"!"
"А… так, то было ещё при царизме!"
"Не так уж и давно, моя милая, не так уж и давно... Что-то заболтались мы с тобой, у меня - урок во второй смене, да и тебе пора на службу, давай-ка обедай быстрее, щи ещё теплые в печке стоят..."
   Уроки Соловьёва ученики очень любили. Он был хоть и требовательным, но очень справедливым учителем.
Сергей Сергеевич всегда старался связать свои уроки с жизнью, с нынешней действительностью, но он умудрялся никогда не переступать черту дозволенного.  Дозволенного не кем-то, а своими собственными убеждениями.
   Темой сегодняшнего урока было: "Положение крепостных крестьян в царской России".
"А как вы думаете, ребята, откуда в России появились  очень богатые люди?"
"Ну, наверное, богатство по наследству доставалось?! Возможно, клад кто-нибудь из них находил?! Или торговали умело?! А, может, ростовщичеством, как Поспелов, занимались?!" - высказывались дети.
"Перво-наперво, обратимся к русскому фольклору: "От трудов праведных - не поставишь палат каменных!"
   О чём говорит народ?"
"Очевидно, о том,  что честным путём не разбогатеешь?!" - догадались ученики.
"Плуты и воры, чиновники–мздоимцы, казнокрады и прочие эксплуататоры богатели за счет трудового народа.  А царизм поддерживал и обогащал дворян. Одна только немка Екатерина, сама себе присвоившая титул - "Великая", раздала своим фаворитам более восьмисот тысяч государственных крестьян и миллионы государственных же рублей! Цари, в первую очередь, превратили Россию в "страну рабов, страну господ"! А имеет ли право один человек порабощать других? Нет! Каждый индивидуум рождается для счастья - свободным. Рабство – это преступление перед человечеством!  Вот фашизм сейчас пытается поработить нашу свободную страну, её народ.
   Как сказал великий теоретик коммунизма Фридрих Энгельс: "Человека создал труд!"  А много ли трудились крепостники?  Возвращаясь к теме, я процитирую слова одного русского историка-революционера: "Вследствие крепостного права, владелец [душ] с детства приобретал привычку предаваться праздности и тунеядству". Скажите, ребята, может ли удержаться такой человек от беззакония, по отношению к всецело принадлежащему ему рабу?"
"Наверное, может, если он честный человек?!"- предположили ребята.
"Да, и среди дворян встречались честные люди, которые освобождали своих крестьян, среди них же  появлялись  и революционеры! Ведь даже вождь всех трудящихся - Владимир Ильич Ленин происходил из дворян! Декабристы тоже были дворянами! Николай Новиков, Александр Радищев. Но этих людей было мало!  Больше, однако, было мерзавцев, вроде Салтычихи. Эта садистка очень любила хлебать щи и смотреть, как секут розгами повариху, готовившею ей.  У таких вот "салтычих" были специальные "щекобитки", чтобы не пачкать свои благородные дворянские ручки о щёки "подлых" людей. Знаете, однажды  дворовая девушка плохо, по мнению барыни, вымыла пол. Так гайдуки хозяйки загнали бедняжку в ледяную воду, это в ноябре то, продержали её там, а после этого, обессиленную и продрогшую "виновницу" притащили перемывать полы. Сил у девушки уже не было, тогда её запороли насмерть.  А вот еще пример: детей с малолетства отбирали у родителей, для услужения господам, например, пятки им чесать. Или вот: "Помещик Суханов, Рязанской губернии, избил до смерти двенадцатилетнего мальчика за то, что тот просмотрел на охоте зайца...”
   Можно бесконечно рассказывать о помещичьих зверствах и притеснениях крестьян! При таких порядках, “у крестьян оставалось только одно средство избавиться от мучителей - собственная расправа!"  Стихийно возникали бунты, например, восстание под предводительством Емельяна Пугачёва, но это уже тема следующего урока!
    И ещё я хочу добавить от себя: постарайтесь не попадать в чью-либо зависимость. А зависимый человек теряет волю и всякую способность мыслить, творить и действовать самостоятельно, он исчезает, как Личность!"
   Прозвенел школьный звонок. Урок окончился, но ребята, молча, ещё долго  сидели, потрясённые рассказами своего старого учителя...


                Н О В Ы Й    С А М О Л Ё Т    И    Н Е О Б Ы Ч Н Ы Й    П О Л Ё Т
 
   Новейшая модификация фронтового пикирующего бомбардировщика ТУ-2 с индексом "С" [“Серийный” или изделие 61] значительно отличалась от старого самолёта. Оказалось, что  установленные на нём, новые двигатели [АШ-82ФН], совершеннее и мощнее, но, всё же,  тяжелее  прежних [АМ-37]. И хотя тяга стала и лучше, но, из-за возросших габаритов моторов, увеличилось лобовое сопротивление, что,  вместе с увеличением веса, несколько снижало горизонтальную скорость, зато из пике самолёт выходил куда легче, чем прежде, тем более что, старый АП-3 заменён на более совершенный автомат пикирования АП-3М. Усилено пулемётное вооружение: устаревшие ШКАС-7,62 [Шпитального-Комарицкого авиационный скорострельный] были заменены на усовершенствованные крупнокалиберные пулемёты  УБТ и УБС-12,7 мм [Березина - турельный и синхронный]. Бомбовый отсек заметно увеличен, так что в него теперь свободно входили тысячекилограммовые бомбы, которые можно было бросать прямо с пикирования. Фюзеляж и центроплан, у нового самолёта, были хорошо герметизированы. Отсек центроплана  капитально отделялся от кабин: ходовой и стрелка-радиста. Для предотвращения возгорания бензобаков, в этот отсек выпускались выхлопные газы, так что людей туда уже нельзя поместить. А газонепроницаемая   переборка имела смотровое окошко для того, чтобы можно было заглянуть в бомбоотсек и воочию убедиться о выходе бомб. Улучшена стабилизация хвостового "оперения" и изменена система автоматической синхронизации торможения, так что хвост при посадке больше не заносило. Улучшены условия детальной ориентировки у штурмана.
   Всё это Сергей узнал при приёмке и испытании нового самолёта. На завод они приехали без Афанасия, который остался на хозработах, вместо него взяли своего механика - Сан Саныча.  Александр Александрович очень дотошно принимал машину, чем чуть не довёл "до белого каления" сдатчиков завода.
"Ну как, Сан Саныч? " - спросил его мнение Сергей.
"Ничего, сойдёт. Думаю, даже лучше прежнего аэроплана будет!" - резюмировал механик.
   На свой аэродром вернулись без приключений, да и лететь то было…  всего ничего.
   Через несколько дней Сергея вызвали к начальнику Особого отдела. На этот раз он догадывался, в чём дело: ведь сам Иосиф Виссарионович говорил о каком-то важном задании!
    Комиссар по-свойски усадил Смирнова в кресло и начал разговор:
"Пусть твои ребята пока поскучают без тебя, несколько дней ты проведёшь в очередной ответственной командировке. Сам Лаврентий Павлович вызывает тебя. Ты уж там постарайся показать себя, главное - дисциплиной, исполнительностью и своим мастерством в лётном деле! Не подведи меня, Серёжа, ведь я тоже рекомендовал тебя для этого дела!"
"Не беспокойтесь, Павел Павлович, приложу все старания! А в чём суть задания?"
"Наберись терпения. Во-первых, ты должен дать подписку о неразглашении. Вот бумага, здесь - распишись!"
Сергей черкнул роспись на документе.
"Теперь самое главное. Это сверхсекретное задание: "Ты назначен вторым пилотом на правительственный самолёт. Повезёте нашу делегацию на конференцию в Тегеран. Вылетите накануне 26-го числа [ноября 1943 года] из Москвы на военный аэродром Баку - "Бина". Ещё раз тщательно проверьте все механизмы машины, так, чтобы работали, как часы. Время прибытия делегации и вылета в аэропорт назначения будет уточнено на месте. Завтра выезжаешь принимать кремлёвский [правительственный] "Дуглас", вылет - после полной готовности машины - по команде сверху. На все вопросы, куда и зачем, ответ один: просто обычная командировка по приёмке самолётов и всё! Ну, давай! Удачи тебе, Сергей!"
   Евгений Николаевич никаких вопросов не задавал, но казалось, что он всё и так знает. Ребятам Сергей сказал, что едет принимать новые самолёты для полка. Кстати, полк действительно вскоре должен был получить новые машины.

   

                Б А К У  -  Т Е Г Е Р А Н  -  Б А К У
   С полковником Виктором Георгиевичем Грачёвым майор Сергей Сергеевич Смирнов познакомился ещё на приёмке самолёта в мастерских 1-го авиаполка НКВД, находящегося в подмосковном посёлке Быково. Он был почти на десять лет старше Сергея, и старше по званию, но держался с ним на равных. Грачёв добродушно подтрунивал над Сергеем.  А узнав, что тот воевал в Испании, при всех стал называть его Серхио или "амиго Эспаньол", что и дало повод для устойчивой легенды о том, что вторым пилотом у Грачёва действительно был самый настоящий испанец.  Работать вместе им было легко и непринуждённо.   Они тщательно проверили передаваемый им борт, с  переделанным под нужды полёта салоном, и по готовности перелетели в Баку на военный аэродром.  Этот аэродром  охранялся войсками органов госбезопасности.
   Литерный поезд № 501, с бронированными вагонами для Сталина, Берии и для остальных членов делегации, вышел из Москвы вечером 22 ноября 1943 года и к утру 26-го прибыл на станцию Килязи (85 км от Баку). В пути чуть не нарвались на бомбёжку. Технические неисправности, лопнувшие рельсы [под сверхтяжёлым поездом] и прочее, всё это дало такую большую задержку в пути.  На конечной станции Сталина встречал Первый Секретарь ЦК компартии Азербайджана Мир-Джафар Багиров. Сталину захотелось посетить Баку, где он не был с молодых лет. Поехали на служебных машинах под усиленной охраной в столицу Азербайджана, после чего правительственный кортеж сразу же направился на аэродром. Конференция была намечена на 28-е, но Сталин решил прилететь в Тегеран пораньше, чтобы сориентироваться в обстановке на месте.
   Кроме правительственного "Дугласа"  СИ-47, приведённого экипажем Грачёва, на аэродроме Бина стояли ещё пять  самолётов  ПС-84, прилетевших из Ташкента, где их специально (ещё летом) изготовили для полёта советской делегации. 
Такое количество машин было приготовлено с большим запасом, чтобы сбить с толку вездесущую германскую разведку, так как для  перелёта вполне хватило бы и двух машин. Но изначально службой Госбезопасности, в целях предотвращения возможного теракта, предлагалось до последнего не сообщать экипажам, на каком самолёте полетит Сталин туда, и на каком обратно!
   На аэродроме Бина делегацию во главе со Сталиным встречал главком ВВС Новиков, он доложил о готовности к полёту.
"Как  погода на трассе?" -  поинтересовался Сталин.
"Погода отличная. Болтанка исключена!" - ответил главком.
"А какое охранение предполагается в полёте?"
"Вас будут сопровождать три девятки истребителей!"
"Хорошо. К какой машине идти, кто у нас пилот?"
"Вашу машину поведёт генерал-полковник Голованов А.Е."
"А машину с делегацией?"
"Её поведёт полковник Грачев В.Г."
   Новиков проводил руководство страны к самолёту Голованова. И тут случилось непредвиденное: один из прогреваемых двигателей самолёта "зачихал", что было плохой приметой. Сталин обернулся на второй самолёт, возле которого стояли Грачёв, Смирнов и остальные члены экипажа воздушного лайнера. Он сразу же узнал Сергея, стоявшего в строю, и шагнул в их сторону к, хорошо проверенному,  “Дугласу”, на ходу объясняя Новикову:      
"Генерал-полковники редко водят самолёты, навыки теряются.  Мы лучше полетим с полковником. Приглашаю вас с собой, товарищи Молотов, Ворошилов, Берия и Штеменко. Остальные члены делегации полетят с Головановым!"
   Грачёв доложил о готовности к полёту. Сталин поздоровался с ним за руку, проходя мимо Сергея, он приветливо кивнул ему.  Молотов тоже узнал Сергея, и, как старому знакомому, пожал ему руку. Берия прошёл с непроницаемым видом, но он был доволен, что хозяин предпочёл самолёт его личного шеф-пилота.
   На втором самолёте полетели Вышинский А.Я., несколько сотрудников Наркоминдела и охрана.
Все 500 километров пути преодолели за два с небольшим часа.    Сталин получил неизгладимое впечатление от (первого в его жизни) полёта. И, хоть лётчики и старались от всего своего умения, как можно аккуратнее вести машину, уверенно сказать, что вождю было приятно - нельзя, так как он хоть и любил авиацию, но сам летать опасался.
   Непосредственно на аэродроме в Тегеране делегацию уже ждала усиленная охрана и правительственные автомашины.
   Последнюю часть пути в 300 километров до Тегерана шофёры довели сталинские автомобили своим ходом.
   Для И.В. Сталина и его охранения к месту встречи были заранее доставлены: бронированный "Паккард", "Линкольн", "Кадиллак" и ЗИС-101.  В Тегеране было собрано не менее 500 человек из войск НКВД -  для охраны нашей правительственной делегации. Свою задачу они выполнили “на  отлично”!  Все попытки покушения, со стороны германской диверсионной агентуры, были  успешно предотвращены.
   Охрана правительственных самолётов была организована надёжно и грамотно. Так что свободные члены экипажа (все вместе) смогли посетить город. Грачёв не хуже Сергея говорил на английском, которого было достаточно, чтобы общаться с продавцами здешних лавок. На выданную  валюту все купили небольшие сувениры. Сергей насмотрел красивые серьги для Татьяны. Но денег не хватало. Сторговаться с продавцом не удавалось - тот никак не хотел уступать.  Тогда Виктор Георгиевич, из своих оставшихся денег, добавил Сергею на покупку. Не хватало ещё немного, но Грачёв как-то умело смог поторговаться с лавочником, так, что тот вдруг согласился отдать товар. Сергей начал было благодарить товарища:
"Спасибо, Георгич! Выручил меня. Я обязательно (дома) верну долг..."
"Не мелочись, амиго Серхио! Отдашь кому-нибудь другому, кто  рядом с тобой, вот так же, испытает в этом нужду!" - перебил его шеф-пилот.
   Переговоры между лидерами СССР, США и Великобритании – Сталина, Рузвельта и Черчилля проходили в течение четырёх дней: с 28.11 по 1.12.  Главным  итогом  стала договорённость об открытии Второго фронта. Операция  [“Оверлорд”] по высадке десанта союзников в Южной Франции была намечена на май 1944 года.
   2 декабря наша делегация на тех же самолётах вернулась в Баку. По мнению организаторов  охраны дипломатической миссии, это было неразумно, но сам Сталин настоял на этом, видимо машина и экипаж его вполне устраивали! На прощание он пожал руки лётчикам, ну и, конечно же,  Сергею тоже.
   Тем же 80-тонным, двенадцатиколёсным бронированным вагоном поезда № 501 Сталин возвращался в Москву. По пути он сделал остановку в Сталинграде и посетил место пленения Паулюса, а также знаменитую мельницу!
   А наши герои благополучно долетели до аэродрома в Быково и по-дружески  расстались. Дома в полку Сергея ждало письмо от Татьяны.
   Полк Малиновского в составе САД полностью восстановился техникой и кадрами. Сергей успел вовремя, потому что в этот же день его авиаполк в  полном  составе вновь вернулся на Юго-Западный фронт (в район Киева). 
   Германское командование предприняло решительные действия, бросив свои войска в контрнаступление, чтобы вновь овладеть столицей советской Украины городом Киевом, в который (ещё поутру 6 ноября) вошла Красная Армия. Однако все попытки этих контратак были сорваны силами центральных армий фронта. Немцы начали спешное отступление.  Наши войска, преследуя противника,  освобождали город за городом. И уже к концу декабря всё низовье Днепра практически было очищено от врага, и блокированы крупные немецкие части в Крыму.
   Эскадрилья Сергея (в составе авиаполка) принимала в этих боях непосредственное участие, поддерживая с воздуха все наземные операции наших войск. Теперь  превосходство советской авиации стало подавляющим, но враг  был ещё силён!
 
 
                Н О В О Г О Д Н И Й    К О Н Ц Е Р Т    В    Г О С П И Т А Л Е
   Как-то в канун Нового 1944 года, заведующий хирургическим отделением  госпиталя Стасов,  после очередной операции, обратился к фельдшеру и своей ассистентке Малиновской:
«Татьяна Евгеньевна, голубушка! Вы помните, что уже через неделю Новый год?»
«Да, Борис Дмитриевич, конечно не забыла. А  что?» - удивлённо произнесла Татьяна.
«Вот в том-то и дело, что ничего! Ничего не происходит. Праздника-то совсем не ощущается. Вы бы организовали медсестёр и нянечек, может быть это как-то возможно - по силам  украсить палаты. Можно из газет снежинки   вырезать, гирлянды бумажные.  Ну и что там ещё у вас получится выдумать? А главное, я вот о чём  хотел  спросить:  «У вас, кажется, матушка, дед и будущая свекровь работают в школе?»»
«Хорошо, мы постараемся украсить госпиталь! А причём тут школа?»
«Неплохо было бы организовать праздничный концерт силами художественной самодеятельности из ребят!  У раненых у самих дома остались дети, младшие братишки и сестрёнки. И им, естественно, было бы приятно получить поздравление от местных ребятишек. Это очень благоприятно сказалось бы на настроении бойцов. Положительные эмоции, знаете ли, весьма действенно сказываются на быстром выздоровлении. Поговорите со своими домашними, дорогуша  моя, может быть они смогут чего-нибудь придумать?!»
«Это очень хорошая идея! Я обязательно переговорю, Борис Дмитриевич!»
     Дома вечером Татьяна передала просьбу Стасова. Анна Сергеевна переглянулась с Анной Фёдоровной, а Сергей Сергеевич, вздохнув, сказал:
«Эх, не получилось сюрприза!  Концерт-то ведь почти готов. Ещё осталось провести несколько репетиций, и можно будет выступать. Готовь  афишу-объявление на 1 января» 
   Татьяна очень обрадовалась, что никого и уговаривать-то не пришлось. Теперь секрет перестал быть секретом. Все и даже Ванюшка, словом до этого не проговорились!..
   В просторном актовом зале госпиталя, как говорится, яблоку негде было упасть. Такому аншлагу мог бы позавидовать любой маститый артист. Актовый зал был празднично убран медсёстрами и нянечками под руководством Татьяны Малиновской. Ведущей концерта была Анна Фёдоровна, она вышла на сцену в красивом бордовом платье с причёской, которую ей навела Татьяна, и сильным низким голосом объявила:
 
                Для раненых бойцов, для вас!
                Концерт сегодня посвящаем!
                И в Новый год от всех, от нас
                Выздоровления желаем!
На сцену вышли три чтеца и стали по очереди  декламировать:
                Белые, надев, халаты
                К вам спешат помочь,
                Медработники. В палаты
                Ходят день и ночь!
                На девичий стан и плечи
                Давит груз забот!
                Их дежурство – бесконечно,
                Сутки напролёт!
                Ваша жизнь в руках надёжных,
                Всех, как на подбор,
                Нежных, чутких, осторожных
                Добрых медсестёр!

Затем вышли три школьницы и Василий Васильевич с баяном: прозвучали песни «В землянке» и «Темная ночь». Девочки очень душевно пели, а завхоз им подыгрывал на баяне. Затем другие ребята продекламировали отрывки стихов из поэмы Н.Некрасова «Мороз – Красный нос»: «Есть женщины…» и «Мороз – воевода». Танцевальный самодеятельный ансамбль исполнил под баян матросский танец «Яблочко» и русскую народную пляску «Барыня». После них вышла Анна Сергеевна и прочла несколько любимых стихотворений из творчества Сергея Есенина [стихи из его личной книги, подаренной няне Клаве, и вывезенной блокадного Ленинграда]. Далее вышел Сергей Сергеевич. Пока ребята готовились к следующему номеру, он прочёл небольшую лекцию о богатствах недр нашей земли. Какой огромный потенциал имеет СССР. Когда разобьем фашистов, страна сделает просто гигантский скачок в своём развитии! После лекции на сцену вышел школьный хор и спел несколько популярных песен, ну и, конечно же, «Вставай, страна огромная!». Руководил хором и играл на баяне всё тот же Василий Васильевич.  Затем вышел Ваня и прочёл сочинение своего одноклассника - стихи под названием «Аты-баты»:

                Новобранцы, аты-баты,
                За свою страну,
                Шли через военкоматы,
                Прямо на войну!

                По-пластунски их учили
                Ползать, и стрелять,
                Чтоб врагов умело били,
                Смело воевать!
                Шли в атаку, аты-баты,
                Штык – перед собой,
                Красной Армии солдаты
                На кровавый бой!
                Вместе с ними, аты-баты,
                Бились моряки…
                Их спасали медсанбаты,
                Смерти вопреки!
                Санитарный, аты-баты,
                Поезд скорым был:
                Койки, белые палаты –
                Госпиталь и тыл!
                Встанут в строй бойцы когда-то –
                Фронт торопит жить,
                И фашистов, аты-баты,
                Будут крепче бить!

   И вот вышел сам автор многих нынешних стихов. Анна Фёдоровна представила:
«Ученик третьего «А» класса Аверьян Чайкин. Он прочтёт свои новые стихи «Красный Дед Мороз»»
На сцену вышел маленький белобрысый мальчик и смущённо посмотрел в зал. Раненые бойцы, поддерживая поэта, дружно захлопали. Чтец приободрился и начал:

                Известно всем бойцам вокруг:
                Врагам он – враг, друзьям он – друг!
                Он под Москвою немцев бил
                Со всех своих морозных сил!
                Свой вклад в разгром фашистов внёс
                Под Сталинградом Дед Мороз!
                В ушанке с красною звездой
                Идёт с бойцами вместе в бой!
                Он нам поможет победить –
                Фашистов начисто разбить!


Автора со сцены провожали овациями.  Напоследок Анна Фёдоровна прочла ещё одно его четверостишие:

                Пускай, пришедший Новый год,
                Войну на Запад уведёт
                И приведёт её в Берлин –
                Ведь клином вышибают клин!

   Каждый номер бойцы встречали дружными аплодисментами. А в конце последнего номера вообще перешли к скандированию слова «Браво!». Раненым очень не хотелось расставаться с юными артистами, и хотя для комендантского  часа еще не  время, но все равно было уже поздно. Ребятам вручили сладкие подарки. Все были счастливы - и артисты и зрители!

 
 

 

                С Н Я Т И Е    Б Л О К А Д Ы    Л Е Н И Н Г Р А Д А

   В начале 1944 года  N-скую САД срочно перебросили  в подчинение Ленинградскому фронту. Все понимали, что намечается крупное сражение за город Ленина. Самолёты полковника Малиновского сходу были брошены на бомбардировку немецких частей группы армии «Север». Помня о своих блокадных впечатлениях, экипаж Смирновых с величайшим удовольствием приступил к бомбардировке мучителей осаждённого города. На своих бомбах ребята краской писали различные «подарочные» надписи для фрицев, вроде: «Эта бомба – пропуск в ад, за блокадный Ленинград!»
   Гитлер лихорадочно менял своих командующих на этом фронте: фон Лееба сменил Кюхлер, теперь эту должность  занял Линдеман, но и это не спасло создавшееся положение. 14-го января перешли в наступление войска 2-й ударной армии в направлении на Ропшу. На другой день из района Ленинграда начала наступление 42-я армия.  20-го января эти войска соединились, окружив тем самым Красносельскую группировку гитлеровцев. Одновременно с ними начали наступление войска Волховского фронта и стремительным ударом освободили город Новгород. Далее совместными усилиями наших армий 21-го января немцев и иже с ними [итальянцев, испанцев и  прочих «кнехтов»] отогнали  из района Мга – Тосно, и железнодорожная магистраль  Ленинград - Москва была очищена от врагов. А после этого началось преследование отступающего противника, были освобождены:  Пушкин, Гатчина, Тосно, Любань, Чудово… Финские войска были отброшены далеко на север. 27-го января 1944 года блокада Ленинграда, длившаяся 872 дня, была окончательно снята.
   Ленинград ликовал. Москва встретила это событие праздничным салютом!
   Сергей отметил это событие в компании Бурыкина и Малиновского, а после, ещё раз -  уже со своим экипажем.
   К 1-му марта наши войска подошли к границам Латвии и Эстонии.
   Евгений Николаевич вызвал Сергея к себе в кабинет. Тот явился незамедлительно. Сергей немного удивился, когда будущий тесть встретил его официально и несколько торжественно. Увидев напряженное лицо Сергея, Евгений Николаевич смягчился и пригласил присесть.
«Что-нибудь дома приключилось?» - не выдержал Сергей, первым обратившись к командиру.
«Да нет, все в порядке! Как служится? Летать не надоело?» - успокоил его Малиновский.
«Нет. А в чём дело?»
«Дело вот в чём: наш комдив ушёл на повышение, и меня назначили командующим дивизии. А вот командиром нашего полка я порекомендовал  - майора Смирнова Сергея Сергеевича. И Бурыкин Павел Павлович поддерживает твою кандидатуру.  Пора тебе, Серёжа, расти - переходить на ответственную руководящую должность. Я тебя заранее не спросил, потому что всё равно не приму никаких твоих возражений. Так что будем дальше служить. Твой самолёт у тебя никто не отнимает, но летать, понятно,  придётся реже – теперь ты отвечаешь за все операции, проводимые твоим полком!»
«Спасибо Вам, конечно! Справлюсь ли? Но приложу все свои усилия и знания, чтобы оправдать, оказанное мне, доверие!»
«Справишься! Мне вот тут Пал Павлыч поведал, как ты ловко организовал работу по перегону… Разумная инициатива и выполнение поставленных перед полком заданий, вот что от тебя требуется! Приказ о твоём  назначении уже подписан»
«Я постараюсь! Поздравляю вас с повышением, Евгений Николаевич!»
«Ладно, все повышения мы после отметим, вместе с Пал Палычем! Давай-ка сейчас займёмся передачей  полковых дел. Присаживайся поближе…»
   Полк, под руководством  теперь уже, подполковника Смирнова, принял активное участие в разгроме  финской  армии. Вскоре (в сентябре 44-го) Финляндия подписала сепаратный мир и вышла из войны.  Была полностью обеспечена безопасность Ленинграда с севера и освобождена территория Карело-Финской ССР.  Битва за Ленинград завершилась нашей победой к 10 августа 1944 года! Все участники боёв, в том числе и Сергей, были награждены медалью «За оборону Ленинграда».  Евгению Николаевичу Малиновскому присвоили звание - генерал-майор.




                Г Л А В А    12
    
                С   Ф Р О Н Т А . . .    И    Н А    Ф Р О Н Т !

   А время всё бежит – бежит. И война уже отступила на запад. Теперь все в мире  были уверены в победе  Красной Армии, наконец-то союзники произвели высадку англо-американских экспедиционных сил в Нормандии, тем самым открыли, давно обещанный ими второй  фронт.
   Хвалёный германский Третий рейх стремительно покатился к своему закату.
  Теперь известия с фронта были весьма оптимистичными, если не считать похоронок,  которые  приходили в Ч.  всё так же в большом количестве. Вот и не знаешь, что тебя ожидает в пришедшем письме: радость или горе?! А без писем -  ещё тревожнее!
   В доме у Смирновых тоже ждали писем. И вот сегодня пришел долгожданный треугольник от Ольги Мезенцевой.  Анна Сергеевна торжественно развернула письмо, остальные приготовились её слушать:
«Здравствуйте, дорогие наши ненаглядные родные! Здравствуй, наш сыночек Ванечка! Здравствуйте все-все! Сообщаю вам, что у нас всё хорошо. Немцев далеко отогнали от нашего многострадального Ленинграда. Жизнь входит в своё нормальное русло и меня, по причине… хм здоровья, отозвали с фронта. А наш Михаил Иванович пошёл с войсками дальше – на Запад, сообщаю вам новый номер почты его полевого госпиталя: п/п № ХХХХ. Наш дом, в котором мы снимали комнату, на Канатной  улице разбомбили, и я вернулась домой (думаю, вы возражать не станете) и вовремя, так как нашу квартиру чуть не заняли, но теперь всё в порядке! Меня назначили заведовать хирургическим отделением  Покровской больницы, которая  расположена, как вы знаете, на Смоленском поле – не так уж и далеко от нашего дома. Ну, что вам еще рассказать? Город, помаленьку, восстанавливается. После начала блокады,  с различными городскими часами в городе начались проблемы:  кои разбили снаряды и бомбы, другие просто вышли из строя. Так вот: в прошлом году у нас,  на Васильевском [по проекту астронома  В. И.Прянишникова]  построили солнечные часы… 
   Ванечка, сыночек мой милый! Поздравляю тебя с вступлением в пионеры и назначением председателем Совета отряда твоего класса! Значит, тебя уважают и доверяют тебе! Потерпи пока в разлуке, ещё немного, сынок! Разрешение о возвращении эвакуированных жителей назад в наш город - задерживается, так что вы уж пока подождите, но я надеюсь на скорую встречу! С тем и остаюсь, целую вас всех крепко-крепко! Ваша Ольга»
   Ваня взял письмо из рук Анны Сергеевны и принялся сам перечитывать, ему казалось, что он вот так непосредственно общается со своей мамочкой.
«А что не так со здоровьем мамочки?» - не догадывался Ваня.
«Всё будет хорошо! Думаю, к будущему лету у тебя появится братик или сестрёнка» - попытался пояснить мальчику Сергей Сергеевич.
«Как это, дедушка?» - не понял мальчик.
«Это сложный вопрос! Вырастешь – поймёшь!»
   Татьяна взяла письмо у Вани и переписала для себя номер полевой почты Михаила Ивановича. Дело в том, что ещё в мае этого года Татьяне присвоили воинское звание в запасе: младший лейтенант медицинской службы, но об отправке на фронт, в её просьбе, отказали. Вот она и решила попросить Михаила Ивановича сделать ей вызов в их часть, вместо убывшей в тыл Ольги Сергеевны…
    Для всех было малоприятным сюрпризом, когда через два месяца Татьяна получила повестку из военкомата – пришёл для неё вызов на фронт. Стасов никак не хотел расставаться со своей воспитанницей, но видно уж тут ничего не поделаешь – война!
   В декабре 1944 года Татьяна эшелоном выехала на фронт в госпиталь к Михаилу Ивановичу Мезенцеву. Трудно описывать расставание с родными и близкими, опустим это…




                Н Е О Ж И Д А Н Н О Е    И З В Е С Т И Е

   Теперь немного о состоянии дел на фронте. На юге, в результате Львовско-Сандомирской операции, проведённой войсками  1-го Украинского фронта (под командованием маршала Советского Союза Конева И.С.), которым противостояла немецкая армейская группировка «Северная Украина», наша армия к началу сентября 1944 года, с тяжелыми потерями для врага, выбила немецко-фашистских захватчиков с территории Украины и освободила юго-восточные районы Польши.   
   27-го марта военные действия перешли на территорию Румынии. 12 апреля СССР предложил Румынии перемирие, но предложенные условия она не приняла, и наступление наших войск продолжилось. 23 августа в Румынии, в результате коммунистического переворота, был свергнут Ион Антонеску, но не все военные поддержали новую власть. Тогда советские войска 31 августа заняли Бухарест. Румыния перешла на сторону СССР. Предстояли бои с Венгрией, с которой, несмотря на участие в общей коалиции, у Румынии случались дипломатические конфликты и даже  пограничные стычки. Гитлер с удовольствием подпитывал вражду своих сателлитов, периодически обещая поддержку каждой стороне в отдельности. Как говорится:  «Разделяй и властвуй!»
   5 сентября Советский Союз объявил войну Болгарии, которая формально не воевала с СССР, но входила в «ось» [Берлин-Рим-Токио].  Продолжая боевые действия, войска 3-го Украинского фронта (под командованием Маршала Советского Союза  Толбухина Ф.И.) перешли румыно-болгарскую границу. А 8 сентября и в Болгарии произошёл переворот. Германская группировка без боёв отошла в Югославию, так что 9 сентября СССР прекратил боевые действия, а 16–го Красная Армия вошла в Софию.
   28 сентября войска 3-го Украинского фронта, присоединившиеся к нему, Болгарские войска и партизанская армия Югославии   начали совместную Белградскую операцию. В результате операции к 20 октября 1944 года немецкая группировка («Сербия») была разбита, и освобождён Белград. 
   29 октября началась войсковая операция в Венгрии армиями 2-го Украинского фронта (под командованием Маршала Советского Союза Малиновского Р.Я.) и 3-го Украинского фронта.
   22 декабря в Венгрии было избрано новое правительство, которое объявило Германии войну, и страна перешла на сторону Советского Союза.  Так Венгрия из страны-агрессора превратилась в страну победительницу. Как, впрочем, и другие страны, воевавшие под «крылом» Германии, политически мимикрировали, и в одночасье из государств-захватчиков  превратились в «жертв германского ига».  Кстати, в Румынии даже выпустили почти одноимённую медаль для освободителей. Забегая вперёд, напомним читателю, что советской медали за освобождение Румынии не выпустили. Зато позднее появилась медаль «За взятие (не за освобождение!) Будапешта», как и медаль «За взятие Вены» - столицы Австрии, еще одной «жертвы», с восторгом вошедшей в состав 3-го Рейха. Далее, напомним, что к концу августа была освобождена (именно освобождена, а не оккупирована) Советская Прибалтика, советские войска вошли на территорию Польши, и подошли к границе Восточной Пруссии.
   Вот здесь-то мы и застали подполковника Смирнова Сергея Сергеевича. Он находился на совещании у командира авиадивизии  генерал-майора  Малиновского. Комдив ставил задачи полковым командирам. Он был чем-то озабочен, но это не мешало делу. Перед тем как распустить командиров по подразделениям, он попросил Смирнова задержаться. Сергей подумал, что комдив при всех не хотел, а сейчас будет распекать его за вчерашнюю неудачную бомбардировку Кёнигсберга, и он приготовился оправдывать своих ребят. Но когда они остались вдвоём, Евгений Николаевич перешёл на домашний тон и спросил:
«Ты давно получал письма от Тани?»
«Да больше месяца уже, пожалуй, что-то заработалась она у нас!»
«В том-то и дело, что почти, что у нас!»
«То есть?»
«Она, что же, и тебе не сообщила, что подалась на фронт?»
«Как на фронт?  На какой?» - растерянно пробормотал Сергей.
«Слава Богу! На Ленинградский пока. А там нет боевых действий, он стоит на границе с Финляндией, вышедшей из войны»
«Но как её взяли? Ведь ей же ещё не исполнилось 18-ти лет?!»
«Ты что её не знаешь? Приписала себе один год. Я вот сегодня утром от жены письмо получил. Никто не смог ни уговорить, ни оставить её. Уж если она чего решила  -  хоть кол на голове теши!»
«Она же писала, что военкомат оставил её в резерве!..»
«Михал Иваныч Мезенцев, своячок мой тут постарался, сделал ей вызов. Ольга у него демобилизовалась по причине беременности, вот он и взял Танечку в помощницы!»
«Про Ольгу Сергеевну я знаю. Что же делать? Как же она могла, даже не спросив совета?»
«А что сделаешь? Пусть там и служит, раз захотелось. Небось,  думала, что тебя на фронте встретит, а фронтов-то ведь много!»
 «Даже не знаю, что теперь и подумать!»
«Ты и не думай, а принимай всё, как оно есть!»
   На том они и расстались – каждый со своими мыслями, но об одном и том же.

   
 


                Н А    Л Е Н И Г Р А Д С К О М    Ф Р О Н Т Е

   Татьяна действительно была уверена, что Сергей с её отцом находятся на Ленинградском фронте, поэтому именно туда и хотела попасть, но она, однако, не учла высокой мобильности военной авиации («нынче здесь – завтра там»).
    Начиналась Восточно-Прусская операция.  Главной её целью являлся прорыв обороны противника наступательными ударами 3-го Белорусского фронта на кёнигсбергском и 2-го Белорусского фронта на мариенбургском направлениях. Отсечение этой немецкой группировки от основных сил, и её уничтожение. Надо отметить, что оборона здесь была организована превосходно – немцы держались в Восточной Пруссии не менее ста дней (С 13.01 до 25.04), но греческая богиня Ника и римская – Виктория, теперь были на стороне Красной Армии.
    Всеми авиационными силами  руководил лично Главный маршал авиации Новиков А.А.. И авиадивизия Малиновского теперь дислоцировалась там же -  на этом направлении.
   Основной задачей Ленфронта, куда попала Татьяна, была оборона Государственной границы со стороны невоюющей Финляндии и побережья Финского и Рижского заливов. Кстати, ленинградцы, безмятежно радующиеся полному снятию блокады, и не догадывались, что ещё некоторое время они находились под страшной угрозой от нового оружия вермахта. Через 4 дня [10 июня] после высадки десанта союзников, фашисты совершили, первую в истории, атаку самолётом-снарядом ФАУ-1 (а позднее и баллистической ракетой ФАУ-2), ударив по Лондону. Так что они вполне могли бы произвести запуск и по Ленинграду из Прибалтики. Наши ПВО и аэростаты заграждения были готовы отразить этот удар. И только, быстрое наступление Красной Армии, сорвало эти злодейские планы издыхающего фашистского зверя!
   Михаил Иванович пробил вызов Татьяне, понимая, что она здесь всё равно будет в относительной безопасности. Поэтому, недолго раздумывая, он пошёл по инстанциям и                устроил прибытие в их госпиталь своей родственнице, по её же просьбе.
   Подполковник Мезенцев был главным хирургом N-ского военно-полевого госпиталя. Когда его вызвали к начальнику [госпиталя], у него не было срочных дел, новых раненых почти не поступало, намечались только повторные операции. Михаил Иванович сразу же явился к своему руководителю.  Высокий, пышноволосый с сединой в висках,  худощавый брюнет, заходя в кабинет шефа, он немного пригнул голову, чтобы не удариться о притолоку дверного косяка.
«Товарищ полковник…» - хотел доложить о себе Мезенцев.
«Вот»,  перебил его начальник: «Татьяна Евгеньевна Малиновская, прибыла к нам из тылового госпиталя. Хирургическая сестра и военфельдшер. Рекомендации отличные. Так что прошу любить и жаловать свою новую помощницу!»
Сбоку от стола «на вытяжку» стояла Татьяна в, отлично подогнанной, офицерской форме. Она не знала, как в подобных ситуациях поступают, если ты находишься в кабинете своего начальника. Но здесь всё, в общем-то, было демократично, и дядя Миша сам обнял её и оторвал от земли:
«Ну, здравствуй, племяшка! Здравствуй, родная!»
«Здравствуй, дядя Миша! Вот. Прибыла для прохождения службы!»
«Чудесно. Моя Оленька дома, теперь ты будешь мне помогать в операционных и других лечебных делах. Как же ты выросла. Ну, совсем  изменилась. Совершенно взрослая дама и просто красавица! Кабы тебя не представили – вряд ли узнал бы! Ведь с довоенного же времени не виделись!»
«А ты, дядя Миша, совсем не изменился, только поседел немного!»
«Что поделаешь? Время было трудное! Ну, пойдём, оформишься, устроишься, и наговоримся вволю, а после завтрака у нас с тобой ещё три небольшие операции предстоят!»
   Так началась служба в прифронтовом госпитале Красной Армии у Малиновской Татьяны Евгеньевны, младшего лейтенанта медицинской службы.
   Здесь надо отметить, что Татьяна, действительно, необыкновенно расцвела, и все раненые засматривались на неё. А многие выздоравливающие бойцы мечтали завести с ней  роман. Лишённые [фронтовыми условиями] женской ласки, бойцы тянулись к ней, как мотыльки на яркий свет. Некоторые мечтали о скоротечной интрижке, а кто и предлагал ей серьёзные отношения. Но Татьяна была совершенно неприступна: у неё есть любимый жених, и он воюет на фронте!
    А Ленинградский фронт до самого апреля находился на прежних позициях.
               




   
                Н А Л Ё Т    Н А     « К О Р О Л Е В С К У Ю    Г О Р У»
   Немецкий город-крепость Кёнигсберг имел глубоко эшелонированную  линию обороны,  и сдаваться просто так не собирался. И хотя наши войска имели трехкратное превосходство в  людской силе, четырёхкратное в танках и пятикратное превосходство в самолётах, никого просто так грудью на пулемёты, как бывало - на линии Маннергейма, по счастью, бросать не собирались. Большая роль здесь отводилась артиллерии и, главным образом, бомбардировочной авиации.
   На совещании у комдива Малиновского обсуждался план грандиозного налёта на кёнигсбергский укрепрайон (по приказу командующего ВВС Новикова А.А.).  Ставя задачу полку Смирнова,  генерал-майор  сказал:
«Вашему полку, товарищ Смирнов, предстоит ответственная операция – лишить окружённую немецкую группировку последних аэродромов. Смертельно раненый зверь, как мы с вами знаем, особо опасен, поэтому полку придается прикрытие истребителями ЯК-3 и ЯК-9, французской   эскадрильи  «Париж»,  авиаполка «Нормандия – Неман», командир которой, господин майор Луи Дельфино, присутствует здесь. Господин Дельфино по-русски не говорит, поэтому, как к знатоку французского, я прикрепил его к вам, Сергей Сергеевич, прошу познакомиться!»
 «Bonjour, monsieur Delfino!» - сказал Сергей и поздоровался с французом за руку.
«Salut, comrade Smirnoff! Nous battons ensemble! » - ответил, здороваясь, майор.
«Да, повоюем вместе!» - подтвердил Сергей по-русски.
 Тут, для пояснения, сделаем маленькое отступление: капитан Луи Дельфино (1912 г.р.) еще в первые дни войны 1940-го проявил себя храбрым пилотом, он сбил 6 вражеских самолётов [«как фанеру»] над Парижем, и был награждён Военным Крестом. Но, повинуясь дисциплине, он не поехал с первыми добровольцами в СССР. В 40-42 гг.  он служит в ВВС Виши в Дакаре. В 42-ом году он воюет против англичан, командует эскадрильей и лично сбивает английский самолёт, за что получает «Пальмовую ветвь» к своему Кресту. В январе 43-го он присягает генералу де Голлю и переводится в Бамако. Дельфино производят в майоры и награждают орденом «Почётного Легиона». Он занимается подготовкой пилотов на английские самолёты. Но с англичанами у него не заладились отношения, и в январе 44-го он подаёт рапорт о переводе в СССР, где в феврале его и назначают командиром истребительной эскадрильи «Париж» и замкомполка  «Нормандии – Неман». Уже продолжительно повоевавшие французские лётчики, весьма недружелюбно встретили своего нового командира, и лишь воинская дисциплина подчинённых спасла его, так как ребята собирались содрать с него майорские нашивки и «начистить  физиономию»! Однако надо быть справедливыми, Дельфино, хоть и не успел до конца войны сформировать второй полк на основе эскадрильи «Париж», дрался он вполне прилично: только в 1944 году он сбил 4, а в 1945 – ещё 3 немецких самолёта и был награждён орденом «Отечественной войны» 2-й степени…
   6 апреля войсками 3-го Белорусского фронта начался штурм города.
   Здесь надо бы сделать ещё одно отступление, предварившее следующее событие. Дело в том, что на решение о бомбардировке укрепрайона: бросить также и авиацию дальних бомбардировщиков, возразил Голованов А.Е.. Он заявил, что его авиация дальняя, а не фронтовая; его лётчики не имеют опыта бомбардировок в плотных группах и могут понести бессмысленные потери. Голованов был любимцем самого Сталина, и ругаться с ним не было резона. Новиков пошёл другим путем: сначала он хотел доложить  самому Верховному о своём решении, затем заручиться поддержкой генштаба, но из этого ничего не вышло. Тогда он сыграл на самолюбии Голованова, к тому же пообещал ему мощное истребительное прикрытие, и переломил-таки несговорчивого оппонента. Вылет назначили на 13 часов 10 минут седьмого числа.
   В массированном налёте на Кёнигсберг 7 апреля 1945 года истребители «Нормандии – Неман» прикрывали наши штурмовики и бомбардировщики. На этот укрепленный район только в течение первых 45 минут налёта 516-ю бомбардировщиками было сброшено 550 тонн бомб. За весь день 7 апреля советская авиация сделала 4 758 вылетов и сбросила на немцев 1 658 тонн бомб, из них 248 тонн непосредственно на Кёнигсберг. В городе возникли пожары и паника.
   9 апреля город «Королевская гора» пал. Гитлер в бессильной ярости заочно приговорил коменданта гарнизона генерала Ляша, подписавшего акт о капитуляции, к смертной казни. Всего за три дня немцы сдали свою неприступную крепость: вспомним Брестскую крепость, Ленинград, Одессу, Севастополь, Сталинград, Новороссийск и сравним, чьи воины дрались доблестнее!..
   За эту операцию Новикову А.А. присвоили звание Героя,  Голованова игнорировали…
   Авиадивизия генерал-майора Евгения Николаевича Малиновского, после взятия Кёнигсберга, была переброшена в помощь нашим войскам, штурмующим Берлин.



                В    Ш Т Е Т Т И Н

   В конце апреля Михаилу Ивановичу Мезенцеву присвоили звание  полковника медицинской службы и назначили  начальником госпиталя, находящегося в Голлнове  (предместье города Штеттин на реке Одер), неподалёку от нашего запасного (бомбардировочного)  аэродрома. Он взял с собой и Татьяну, которой тоже недавно присвоили очередное звание – лейтенант медслужбы. По пути, по делам госпиталя,  надо было заехать в Ленинград, где им  разрешили задержаться на 2 суток. Для обоих родственников-коллег эта поездка в родной (теперь и для Михаила Ивановича) город была просто, как счастливая лотерея!
   Ленинград удивил их с первых же шагов. За прошедший год, после снятия блокады, в городе было восстановлено или выстроено вновь множество зданий. В парках, скверах, на бульварах и просто на улицах было высажено 35 тысяч саженцев деревьев и 243 тысячи кустарников. Впервые, после начала войны,  ленинградцы произвели ремонт и окраску фасадов зданий.  Ночные улицы города вновь,  после блокадных затемнений, осветились яркими фонарями. Около двух десятков трамвайных маршрутов соединили между собой разные районы города. Открылись магазины.
   Заработали восстановленные заводы и фабрики. Возобновили свою деятельность институты (в том числе и Горный)  и Университет.
   Огромную работу проделали медработники Ленинграда, которые боролись с медико-санитарными последствиями блокады. И Ольга Сергеевна принимала активное участие в этой работе. Дома её не оказалось, и Михаил Иванович с Татьяной пошли в больницу – на её работу. Большой проспект, где располагалась Покровская больница, был недалеко от их дома. Из приёмного покоя по телефону они вызвали Ольгу Сергеевну и ожидали её там же. Не прошло и пяти минут, как она появилась. Мезенцева, что естественно, сразу же бросилась обнимать мужа. Ольга Сергеевна не знала, что с ним приехала и племянница, и поначалу не узнала её. Но потом глянула в глаза рядом стоящей с ними девушке и ахнула. Да, это же Таня! Да, их маленькая рыжеволосая Танюшка с косичками. Только ни косичек, ни косы -  уже не было. И девочка давно превратилась во вполне взрослую даму!
«Танечка! Здравствуй, милая!» - обняла она Татьяну: «Как же ты изменилась-то! Вот, что значит  - годы. А мы вот тут с Мишей ждём пополнения.  Как там ещё Ванечка отреагирует?»
«Здравствуй, тётя Оля! А чего ему? Ещё веселее будет! Сейчас каждый новый человек – в радость!» - Татьяна мельком  взглянула на уже довольно–таки заметный животик тёти Оли.
«Ну, пойдёмте же скорее домой, я на сегодня уже отпросилась»
   И они втроём пошли до дому по чудесным тротуарам родного героического города. Татьяна сама взялась уладить все дела с документами, чтобы её дядя и тётя хоть немного побыли вдвоём. Ах, как же она и сама хотела бы вновь пройтись  по улицам родного города со своим любимым Серёженькой!..
   Двое суток пролетели незаметно. Татьяне удалось договориться  - сопровождать медикаменты военно-транспортным самолётом прямо до места их новой службы (хотя вот лететь-то ей, как раз,  не очень-то и  хотелось).  К счастью, самолёт долетел без приключений. И уже вскоре, несмотря на руководящую должность, Михаил Иванович занял место хирурга у операционного стола, только что организованного, голлновского госпиталя, и Татьяна Евгеньевна тоже.
   Голлнов был пригородом немецкого города Штеттин. До войны в Штеттине проживало около 300 тысяч человек населения, сейчас сократилось до 20-ти. Штеттин должен был вскоре перейти под польское владение. Но поляки ждать не хотели, так что вскоре в город хлынули толпы переселенцев. И если временная советская администрация относилась к немцам весьма лояльно, то польские паны и панны, обозлённые издевательством фашистов на своей территории, теперь          гнали немцев отовсюду. Вышвыривали их из собственных домов прямо на улицу. Ни работы, ни еды для немцев не было. Их дети умирали с голоду, а сами они подвергались всяческим издевательствам и насилию со стороны поляков. И, причём, всё это приписывалось на счёт «русских  варваров»! Конечно, велика была вина всего немецкого народа за своих, демократически избранных, правителей, за войну и зверства, чинимые их армией, за всё. Но на советской территории фашисты натворили зла куда больше, однако нашим командованием жёстко пресекались, имевшие быть, отдельные случаи мести. Наоборот, советская администрация старалась облегчить и, как можно лучше, устроить мирную жизнь немецкого населения. Во всяком случае, благородства с нашей стороны было куда больше, чем от англосаксов.   А поляки, так те вообще  нисколько не испытывали  чувства жалости, и не проявляли никакого милосердия к побеждённым, кстати, не ими же.  [В одной хвастливой польской довоенной песенке говорилось о том, что у немцев танки из сливочного масла, а у доблестных поляков из стали... Но как получилось на самом деле? А роли Советской армии в деле освобождения Польши теперешние паны, непомнящие добра, и вовсе не признают! Более двух миллионов наших воинов погибло за их освобождение. Общие затраты вооружения и материальных средств (в денежном выражении) составили 26 720 959 тысяч рублей! А суммы на послевоенное восстановление Польши не поддаются подсчёту – они астрономические! И это при том, что народы СССР в то время сами нуждались во всём!]
   Впоследствии Штеттин переименовали в польский Щецин.
      


                Ш Т У Р М    Б Е Р Л И Н А

      В обороне Берлина с немецкой стороны участвовало: около 1 миллиона человек, 1,5 тысячи танков, 3,3 тысячи самолётов, более 10 тысяч орудий и миномётов. Все подступы к Берлину были защищены множественными фортификационными сооружениями, особенно на восточных рубежах, то есть на западных берегах рек Одер и Нейсе. Были сооружены 20-40 километровые эшелоны обороны. Особенно мощными являлись укрепления  в районах Зеелова и Котбуса. Вот на них-то и бросили авиадивизию генерал-майора Малиновского Е.Н.   
   За время предыдущих боёв экипажи полка Смирнова не обходили наградами и званиями. Флагманский экипаж полковника (уже!) Смирнова С.С. состоял из:  полкового штурмана  -  майора Смирнова Виктора Алексеевича, стрелка-радиста  -  старшины Смирнова Леонида Даниловича,
стрелка  -  сержанта Смирнова Афанасия Феодосьевича и  механика  -  инженер-капитана Иванова Александра Александровича. Все они имели ордена и медали, за освобождённые и взятые с боями города. Но летал теперь экипаж только на самые ответственные задания, особенно, когда требовались бомбардировки с пикирования, которые выполняли лишь насколько экипажей.  Дело в том, что теперь ТУ-2 использовались в основном только, как средние бомбардировщики, без пикирования, на последних модификациях ТУ-2 даже были убраны щитки торможения для пикировки.
   16 апреля Сергей сам вылетел в составе своего звена ТУшек и еще с двумя звеньями на ПЕ-2. Стояла низкая облачность (не более 500 метров) и бомбардировки с прямого полёта были опасны. Полетели без истребительной поддержки.   После бомбёжки укреплений северо-западнее Зеелова, они были подвергнуты преследованию несколькими Фокерами и Мессерами, но стрелки самолётов повели такой заградительный огонь, что преследователи, сразу же, отстали. Правда, они успели-таки повредить несколько машин, но все бомберы благополучно добрались до своего аэродрома.
   17 апреля наши войска, прорвав вторую полосу обороны, продвинулись на 10 – 13 километров и овладели Зееловскими высотами. На следующий день стояла низкая облачность с дождями и туманами, и Сергей опять вылетел на бомбёжку с пикировщиками. Поддерживая с воздуха боевые действия ударной группировки 1-го Белорусского фронта, эскадрилья пикировщиков нанесла удар по скоплению танков, артиллерии и автомашин в районе Газельберга. И на этот раз удар был настолько неожиданным (кто же летает в дождь?), что результат получился   сокрушительным для врага.
   20 апреля Красная Армия прорвала укрепления внешнего оборонительного обвода Берлина. Логово врага было обложено, и начался его штурм.
    22 апреля авиадивизия Малиновского уже в полном составе нанесла мощный удар по опорным пунктам Франкфурта-на-Одере, в результате этих бомбардировок  -  оборона ослабла, и город был взят.
   26 апреля пал Штеттин, и наши войска сразу же обосновались там. Вскоре под Штеттин и прилетели Мезенцев и Малиновская, но Сергей об этом не знал.
   30 апреля полк Смирнова (и сам Сергей, в составе своего экипажа и со своим звеном, тоже)  вылетел на бомбёжку отсечённой группировки немецких войск севернее Берлина. Погода была относительно хорошая. Шли последние дни войны. Казалось, что ничего плохого уже не может случиться. Но во время бомбардировки случилось следующее. ТУ-2С (С -  это означает - Смирновых, как шутили в экипаже) пошёл на пикирование, и уже сбросил бомбы, в то время, как с земли ударила зенитка. Снаряд разорвался впереди бомбардировщика. Осколками разбило передний колпак, и Сергей почувствовал сильный удар в грудь с левой стороны. Видимо, от шока, боли он не почувствовал, но из лёгкого в горло стала поступать кровь. По внутренней связи Сергей, пока мог говорить, прохрипел радисту:
«Лёня, передай командованию – иду на запасной аэродром в Голлнов под Штеттином. Остальным следовать домой!»
«Что с тобой, командир? Сможешь долететь?» - спросил штурман.
«Постараюсь! Если начнем падать – всем разрешаю покинуть самолёт!»
«А как же ты, командир?» - тревожно спросил Лёня.
«Повторяю:  будем падать – прыгайте. Это приказ!»
   Леонид немедленно дал радиограмму генералу Малиновскому. Но тот, в это время, испросив разрешения у начальства, как раз прибыл в Голлнов, узнав, что там обосновались его свояк и дочка.



                В    Г О С П И Т А Л Е    Г О Л Л Н О В А

Евгений Николаевич вместо себя оставил заместителя, а сам  -  самостоятельно долетел до аэродрома Голлнова на своём штабном ПО-2 (Поликарпов два, так теперь назывался У-2). Оставив самолёт на стоянке, он отправился в местный госпиталь, который находился здесь же неподалёку. Госпиталь размещался в особняке – небольшом старинном замке, до этого принадлежавшем какому-то партийному бонзе, позже, немного прослужившим немцам, лазаретом. У дежурной медсестры, предъявив удостоверение, он выяснил, как пройти к начальнику госпиталя, и двинулся в указанном направлении.  В своём лётном комбинезоне,  Малиновский выглядел простым пилотом, и никто не обращал на него внимания. Деликатно постучав в дверь, на ответ – входите, вошёл и сразу же направился к столу начальника.
   Мезенцев только что пришёл с операции и за стаканом чая, разбирал документы, принесённые ему на подпись. В дверь постучали, и в кабинет ввалился огромный лётчик. Михаил Иванович оторвал от бумаг глаза и взглянул на посетителя. Это был свояк Женечка-Евгений!
«Здравствуй, Мишка! Здравствуй, косолапый!» - прокричал Малиновский и обхватил своими большими руками за талию высоченного Мезенцева.
«Здравствуй, Женька! Здравствуй, дорогой!» - протянул он и обнял свояка за голову: «Откуда ты свалился? А мы-то гадаем, как с тобой связаться!»
«А мне старинный дружок из Особого отдела подсказал, уж он-то всё знает! А свалился я прямо с неба на самолёте. Где у тебя тут моя дочурка?»
«Сейчас будет!» - Михаил Иванович позвонил в ординаторскую и приказал Малиновской срочно прибыть к начгоспиталя.
«Ух, какой ты строгий, прям срочно…»
«Хочу сюрприз ей сделать!»
   Татьяна немного удивилась: «Вроде, только что на операции виделись, а тут прямо-таки срочно к нему явись!»
   В кабинете у дяди он увидела своего отца:
«Папка, папуньчик дорогой! Откуда ты? Как узнал?»
   В это время зазвонил телефон. Михаил Иванович снял трубку. Звонил дежурный по аэродрому:
«К нам на посадку идёт аварийный самолёт. Требуется срочно выслать санитарную машину на лётное поле за раненым. Скажите, а генерал Малиновский у вас? Пригласите его к телефону, пожалуйста»
«Тебя!» - протянул он трубку гостю.
«Слушаю. Малиновский»
«Товарищ генерал, вам срочное радио: Комполка Смирнов ранен и ведёт аварийный борт на запасной аэродром в Голлнов!»
«Давай, действуй срочно, Миша!» - он вернул трубку хозяину кабинета.
«Танюша! Ты только не волнуйся – это летит Сергей. Сейчас нет времени на эмоции. Его жизнь – в ваших руках!»
 Татьяна огорошено посмотрела на отца, но потом быстро собралась:
«Дядя Миша – это он. Командуй же скорее!»
«Я это уже понял! Ты иди срочно готовь операционную, а я поеду его встречать, нельзя терять ни минуты!» - скомандовал Мезенцев.
«Я с тобой, Миша!» - сказал Малиновский…

               






                О П Е Р А Ц И Я

   Уже ведя на посадку самолёт, Сергей начал захлёбываться кровью. Через  разбитый колпак врывались струи воздуха, они подхватывали кровь Сергея и разбрызгивали её по всей кабине. Виктор, сидящий позади пилота, готовый в любую минуту вытащить Сергея из самолёта  и выброситься с ним на парашютах, тоже был весь в крови командира. Из последних сил, усилием воли и почти «на автомате», командир посадил ТУшку на аэродром и потерял сознание. Когда Виктор вытащил Сергея на крыло самолёта, а ребята внизу уже принимали командира, раздался вой сирены, и к бомбардировщику быстро подкатила санитарная машина. Двое санитаров с носилками подбежали к самолёту, ребята положили на них Сергея. Тут же подошли Мезенцев и Малиновский. Михаил Иванович склонился над Сергеем. Удивлённый оперативности комдива, экипаж вытянулся по стойке «смирно».
«Да, ладно, ребята! Вольно!» - махнул на них рукой генерал.  «Ну, как он?» - спросил он у начмеда.
«Живой! Только крови много потерял. Надо срочно – на операционный стол»
«Везите скорее!» - комдив с поредевшим экипажем пешком пошли вслед за быстро удаляющейся «санитаркой».
     Всё уже готово к операции. Татьяна была  согласна с отцом: сейчас – не время для эмоций, но она еле сдержалась, когда увидела всего в крови Сергея. Санитары моментально раздели его и водрузили на операционный стол. Михаил Иванович быстро переоделся и вымыл руки. Подключили аппарат для переливания крови. Операция началась.
   Уверенными движениями рук, хирург ловко вскрыл рану: осколок снаряда застрял в ребре и повредил нижнюю долю левого лёгкого. Осколок извлекли и обработали рану по всем хирургическим правилам. Только поняв, что жизни её Серёжи уже ничего не угрожает, Татьяна окончательно успокоилась…  Операция успешно закончилась!
   Через два часа Сергей пришёл в себя в отдельной палате, предназначенной для старших офицеров.   Рядом сидела Танечка и ласково смотрела на него.
«Где я? В раю уже, что ли? Как ты здесь оказалась, любимая?»
«Молчи, тебе пока нельзя разговаривать! Мы с дядей Мишей сделали тебе операцию, извлекли осколок – вот он, остался на память» - Татьяна выложила из кармана на тумбочку этот смертоносный кусочек железа.
«Спасибо. Вот теперь и ты меня спасла»
«Помолчи, пожалуйста, миленький! А я просто посижу с тобой рядом»
   Из тарелки репродуктора, стоящего на тумбочке Сергея, по внутренней трансляции госпиталя [из Москвы] лилась песня [союзников о бомбардировщиках] в исполнении Леонида и Эдит Утёсовых:

                «Бак пробит, хвост горит, но машина летит
                На честном слове и на одном крыле»



 
                П О Б Е Д А


   В это же время величайший злодей всех времён и народов, бесноватый фюрер покончил с собой. Через два дня – 2 мая 1945 года состоялась капитуляция берлинского гарнизона, которую подписал его последний главнокомандующий - генерал артиллерии Г.Вейдлинг.  Но остатки войск вермахта всё ещё вели сопротивление: кто от фанатизма  (если хотите - от германского патриотизма), кто от злобы и страха за содеянное, кто от желания пробиться, для сдачи в плен к американцам (лишь бы не попасть в руки русских  большевиков-варваров).  Даже  «жертвы» фашизма – чехи и словаки, отбивались, как могли. Напомним о том, что это ведь, в основном, словацкие подразделения, штурмовавшие наши оборонительные позиции тогда, в июле 42-го, виноваты в ростовской трагедии.
   Оживился и Ленинградский фронт, добивая остатки Курляндской группировки. Так или иначе, но к 9 мая почти все оставшиеся очаги сопротивления были подавлены!
    Только убедившись, что жизни Сергея уже ничего не угрожает, Евгений Николаевич отбыл в дивизию, оставляя своего любимого питомца в надёжных руках. Экипажу он пообещал доставить механика и недостающие запчасти для ремонта самолёта. Вскоре наши  бомбардировки закончились, и все, до единого солдата, стали ожидать сообщения о полной безоговорочной капитуляции. Евгений Николаевич уже отправил со свободным лётчиком на своём ПО-2 -  механика экипажа с новым колпаком и другими деталями, взамен повреждённых в бою. Теперь он и сам собирался вновь лететь в Голлнов, ведь через день его дочери исполняется 18 совершенных лет.
   Вдруг, к нему в кабинет зашёл сам начальник Особого отдела комиссар государственной безопасности [с февраля 1943 года соответствует генерал-майору] Бурыкин Павел Павлович, которого Малиновский вот уже несколько дней не мог застать на месте.
«Привет, Николаевич! Лететь собрался?»
«Да, вот у дочурки моей  - совершеннолетие. Да и Серёжа там, в госпитале»
«А для меня местечко найдётся?»
«Конечно, найдётся! Я уж думал: ты так занят, что и не соберёшься»
«Кстати, помнишь того бравого лейтенанта, что доносы на Сергея строчил?»
«Ещё бы мне про него забыть! Управы на таких мерзавцев нету!»
«Нашлась управа.  Он оказался агентом германской разведки, завербованным ещё задолго до войны. Одной из его задач в те годы была - дискредитация наиболее успешных командиров в ВВС. До майора штаба дослужился, сволочь. Сколько вреда нам успел причинить за это время!..  А как только советские войска двинулись на Запад, в наши руки  всё чаще стали попадать списки их агентуры. Видимо он почуял, что «запахло жареным», и решил удрать, но вовремя был выявлен и обезврежен!»
«Да, сколь верёвочке ни виться…»
 «Всё равно конец найдём!» - завершил пословицу Бурыкин.
«Вот теперь я понимаю, насколько ты был занят все эти дни!» - сказал Малиновский, слегка кивая головой.
«Это была моя последняя операция здесь. А теперь я дела передаю. Меня ведь переводят назад в Москву – на повышение. Вот, окончится война, постараюсь посодействовать и  твоему  переводу»
«Спасибо, друг! Но об этом пока рано говорить. Собирайся, через часок подходи – полетим»…
   Несмотря на протесты Татьяны, Сергей уже через неделю начал вставать. Михаил Иванович не возражал:
 «Лёгкие нагрузки не помешают заживлению раны, но пока - никаких резких движений!»
   Поздно вечером 8 мая пришло долгожданное сообщение:
   «В Берлине, германским Верховным главнокомандованием подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Великая Отечественная война, которую вёл советский народ против немецко-фашистских захватчиков – победоносно завершена!»
   Старые друзья вылететь в этот день не смогли, обоих задержали срочные дела, но уже на следующий день, они с вином,  закусками и подарками прилетели в Голлнов.





                О Б Е Щ А Н И Е  -  С Т А Р О Е ,    С Ч А С Т Ь Е  -  Н О В О Е

   Наступило первое послевоенное, мирное утро. Долгожданная весть о победе долетела до каждого отдалённого уголка нашей великой Родины. И здесь, в небольшом немецком городке части советского гарнизона отмечали этот праздник. Ещё с утра, как только Татьяна вошла в палату Сергея, он поздравил её с днём рожденья, совпавшим с огромным праздником для всех наших людей. Серьги, которые были куплены в Иране, Сергей  всегда носил при себе, у сердца, в металлической коробке, как талисман победы, как напоминание о любимой невесте и обещании вернуться к ней навсегда.  Он верил, что они приносят ему боевую удачу. Тот осколок, ранивший его, намечался в сердце, но он отскочил рикошетом, немного смяв угол коробки, и попал в ребро. Война закончилась, и теперь настало время вручить серьги истинной хозяйке, для которой они и предназначались.
   Татьяна немного испугалась за Сергея, когда он встал на одно колено перед ней и произнёс:
«Танечка! Любимая! Поздравляю тебя с совершеннолетием, родная моя! Прими вот этот скромный подарок от меня: серьги с самоцветами под цвет твоих милых карих глаз. И если ты ещё не передумала, я предлагаю тебе руку и сердце, то есть сегодня же официально оформить наши взаимоотношения!»
«Серёженька, милый! Спасибо тебе за подарок! Я, конечно же, не передумала выйти за тебя замуж. Но ведь ты ещё слаб после ранения, да и рана твоя пока только начала заживать! Может, подождём?!» - Татьяна приняла серьги и помогла  Сергею подняться с колена, потом она  нежно поцеловала его. Сергей обнял её и прильнул губами к её губам.
   В это время без стука открылась дверь, и в небольшую палату ввалилась целая толпа  посетителей.  Под «руководством» Михаила Ивановича пришли: отец с другом, и ребята из его экипажа в полном составе, и с механиком.
«О, да я вижу, дела у нашего героя идут на поправку!» - воскликнул Мезенцев.
   Молодые слегка смутились такому всеобщему вниманию.
«Салют, командир! Вот пришли тебя проведать. Поздравить вас с победой, а Татьяну Евгеньевну ещё и с днём рождения, да, видимо, не вовремя!» - сказал за всех Виктор.
«Наоборот, вовремя! Нам как раз свидетели нужны! Здравствуйте, все-все наши дорогие родные, наши самые близкие друзья! Уважаемый Евгений Николаевич! Я от всего сердца подтверждаю своё серьёзное намеренье и прошу руки Вашей дочери, милой Танечки!»
«Здравствуйте, мои хорошие! Ну, что ж, дело молодое, мы с Анной Сергеевной - не против. А я вот уже, сколько времени вожу с собой, приготовленный к этому случаю, подарок. Как чувствовал, сегодня с собой прихватил» - будущий тесть достал коробочку с золотыми обручальными кольцами: «Ещё в Москве купил.  По-случаю. Думаю, подойдут! И хоть кольца нынче (почти) вышли из моды, думаю, что этот символ вечной любви и преданности, в данном конкретном случае, будет как раз кстати!»
«Ну, вот и я вовремя заехал! Привет, молодёжь! Я тут собирался поздравить именинницу, а получилось – попал на свадьбу!» - включился в разговор Бурыкин.
«Здравствуйте, Павел Павлович! Очень здорово, что Вы приехали, я ведь обещал пригласить Вас на нашу с Таней свадьбу»
«А как вы брак оформите?» - спросил самый молодой свидетель события – Афанасий.
«А действительно, как?» - спросила невеста.
«Великие договора между державами-союзницами заключают их руководители! У нас сегодня тоже заключается великий договор - брачный союз двух любящих сердец, так пусть его скрепят наши руководители: от лица командования дивизии - товарищ генерал-майор, от органов НКВД – товарищ  комиссар государственной безопасности, а от лица руководства госпиталя – товарищ полковник. А после можно будет ещё, дополнительно, подтвердить выданный документ в местной военной комендатуре. Ну, а уже потом на родине, в загсе выправите  настоящее «Свидетельство о браке»!» - высказал своё мнение Леонид.
«А что? Очень разумное и взвешенное предложение! Лично я «ЗА»!» - резюмировал Павел Павлович.
«Да, но надо как-то создать торжественную обстановку. Стол накрыть, то да сё.…  Вот что, ребята, у нас в самолёте привезено всё, что нужно для праздника, надо только помочь на руках доставить сюда» - сказал Евгений Николаевич.
«Зачем же на руках? Я, по такому случаю, машину дам» - пообещал Михаил Иванович.
«Я, как в воду глядел, ребята: захватил все ваши вещи и форму первого срока!» - вставил своё слово механик Сан Саныч, как звали его все Смирновы.

 

                С В А Д Ь Б А

   Праздновать решили в просторном Рыцарском зале.  Весь свободный от дежурства медперсонал и выздоравливающие раненые занялись подготовкой  празднования дня Великой Победы, и бракосочетания главной медсестры и командира авиаполка. Нашелся и прекрасный художник-оформитель. Михаил Иванович в честь долгожданного великого  события распорядился приготовить праздничный обед. Завхоз выделил канистру медицинского спирта, который развели водой. Всем, кто не мог передвигаться накрыли прямо в палатах. Остальных пригласили на общее празднование в зал. Хоть госпиталь был и небольшим, но народу  собралось много.
   Все уселись за огромным,  П-образным столом. В самом центре оставили свободными два места. Майор Смирнов только что вернулся из комендатуры Штеттина, где за раненого командира заверил документ о бракосочетании и передал его комиссару.
   Первым выступил генерал-майор Малиновский. Он поздравил всех собравшихся с днем Победы советского народа над немецко-фашистскими захватчиками! Вторым тостом он предложил выпить за Всесоюзную коммунистическую партию большевиков, вдохновительницу наших побед и за вождя советского народа, Верховного главнокомандующего товарища Сталина Иосифа Виссарионовича! Все выпили стоя и запели интернационал!.. И ещё много было тостов и от медперсонала, и от выздоравливающих раненых.
   Но вот настало время и для новобрачных. Тут инициативу взял на себя  комиссар ГБ Бурыкин Павел Павлович. Он встал в центре перед свадебным столом и пригласил подойти брачующихся. Евгений Николаевич подвёл за руку дочь и передал её жениху. Сергей и Татьяна -  оба при параде, рука об руку подошли к Павлу Павловичу.
«Согласна ли невеста стать женой  Смирнова Сергея Сергеевича?» - спросил он Татьяну.
«Да, согласна!» - ответила она.
«Согласен ли жених взять в жёны Малиновскую Татьяну Евгеньевну?» - обратился комиссар к Сергею.
«Так точно, давно согласен!» - громко, по-военному гаркнул Сергей.
«Какую фамилию выбирают ныне брачующиеся?»
«Смирновы» - за обоих ответила Татьяна.
«Прошу вас расписаться в документах»
Татьяна и Сергей поставили свои подписи.
«А теперь, прошу молодожёнов обменяться кольцами»
Счастливые Смирновы одели друг другу обручальные кольца.
«От имени советской власти объявляю вас мужем и женой! Разрешите от лица командования поздравить вас с законным браком. Пусть в вашей семье всегда будет мир и согласие! Горько!
   Сергей нежно приобнял Татьяну, и они поцеловались. Бурыкин передал им документ о бракосочетании, и они присели за стол: невеста заняла место справа от жениха. Возле Татьяны за столом сидел Евгений Николаевич, а возле Сергея, на месте посажённого отца – Павел Павлович, за ним – вся команда Смирновых и Сан Саныч. Михаил Иванович сидел возле отца невесты.
   Праздник продолжался до позднего вечера. Поздравлениям, тостам не было конца. Были и подарки: экипаж Сергея подарил молодожёнам несколько отрезов на костюм и платья, которые выменяли на продукты у немцев на местной барахолке; Бурыкин подарил обоим швейцарские часы: невесте – наручные, жениху – карманные; отец, помимо колец, подарил дочке золотую цепочку с кулоном; Михаил Иванович тоже успел наведаться на барахолку и приобрёл там для племянницы почти новые: плюшевое платье и туфли на совершеннолетие, а для их семьи подарил свой патефон с модными пластинками. К ночи молодых проводили в палату Сергея. Свою первую брачную ночь они провели в разговорах и мечтах о будущем, которое виделось им только самым прекрасным…





                П Р А З Д Н И К     П Р О Д О Л Ж А Е Т С Я
   
   На следующий день в их палате накрыли стол только для родных и самых близких друзей. Сначала взял слово Евгений Николаевич:
«Я предлагаю первый тост за мужа и жену Смирновых!   За тебя, моя доченька, и за тебя, зять мой Серёжечка! Живите долго и счастливо в любви и согласии! А мы с Анной Сергеевной будем ждать от вас внуков и внучек!»
   Все дружно выпили за мужа и жену. От имени экипажа и всего полка с поздравлением выступил Виктор Алексеевич:
«Дорогие Сергей и Татьяна, наш славный командир и сестра милосердия! Мы желаем вам большого и мирного счастья! Война закончилась, и основа счастливой жизни уже заложена, остальное зависит только от вас самих! Совет вам, да Любовь!»
   Тут в дверь постучались, и вошёл дежурный по госпиталю. Немного растерявшись, к кому первому обратиться, он замешкался. Тогда генерал Малиновский сам приказал:
«Докладывайте тому, к кому пришли на доклад!»
«Товарищ полковник!» - обратился дежурный к Мезенцеву: «На Ваше имя только что пришла телеграмма из Покровской больницы города Ленинграда: «В ночь на 9 мая 1945 года Мезенцева О.С. благополучно родила девочку. Вес 3200. Рост 50 см. Состояние матери и ребёнка хорошее. Главврач  Линёва»».
   Все прокричали троекратное «Ура!», и стали поздравлять Михаила Ивановича.
«Пятьдесят сантиметров для девочки – очень приличный рост – вся в папу!» - отметил Сан Саныч.
«Выпьем за нашу новорожденную!» - предложила Татьяна, все дружно поддержали её.
   Мало-помалу разговоры перешли на дела дивизии. Генерал-майор Малиновский торжественно объявил:
«Постановлением Президиума Верховного Совета СССР нашей авиадивизии присвоено звание – «Гвардейская»!»
   Все тут же встали и закричали: «Ура!»
Евгений Николаевич продолжил: «Есть ещё одно постановление - о награждениях военнослужащих нашей дивизии, прочитаю выдержку: «Наградить майора Смирнова В.А. орденом «Ленина», инженер-капитана Иванова А.А. - орденом «Красной Звезды», старшину Смирнова Л.Д. – орденом «Слава» 1-й степени и сержанта Смирнова А.Ф. – орденом «Слава» 3–ей степени»
    После ответа - «Служим Советскому Союзу!», выпили за награждённых.
«Ну, тогда разрешите и мне огласить!» - выступил Павел Павлович: «Постановлением Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза полковнику Смирнову Сергею Сергеевичу с вручением ордена «Ленина» и медали «Золотая Звезда»!»
«Ура командиру!» - дружно  прокричали ребята из команды Смирнова.
   Сергей встал, поправил китель и произнес по Уставу традиционное:
«Служу Советскому Союзу!»
   У всех уже было мирное настроение! Никто не мог и предположить, что ровно через три месяца начнётся [24-х дневная] кровопролитная война с Японией. И в ней [лучшие бомбардировщики Второй мировой войны] самолёты ТУ-2 из полка Сергея Смирнова сыграют не последнюю роль. Но это, как пишут в романах, уже совсем другая история…




                П Р О Щ А Н И Е


   Осталось рассказать, как в Ч. встретили весть о нашей победе. В ночь с 8-го на 9-е мая город не спал. Весь центр был заполнен людьми. Все друг друга поздравляли с Победой. Дружно пели и плясали под гармошки. Наутро улицы города приняли праздничный вид. Этот день был объявлен выходным, но люди всё равно пошли на свои предприятия, где состоялись многочисленные митинги. И коллектив 1-й школы дружно праздновал наше победоносное окончание войны.
   В доме Смирновых, конечно же,  устроили грандиозный праздник. Гуляла и вся их улица. Соседи приходили в гости друг к другу. И радовались победе, и плакали, у кого с фронта уже никто не вернётся. Из 19300 горожан и жителей района, ушедших на фронт, 7801 человек погибли. А по всей стране: не поддаётся точному подсчёту: скольких - война сделала вдовами и сиротами, сколько родителей потеряли своих сыновей и дочерей?! А сколько людей вообще не появилось на свет? Но в те дни людей объединяло всеобщее  чувство радости от нашей Победы!
   Через несколько дней пришли почти одновременно две телеграммы: радостные вести от Ольги Сергеевны (девочку, в честь бабушки, назвали Софьей) и от Евгения Николаевича.
«Ну, вот и дождалась наша ласточка своего счастья! И новая Софьюшка появилась на свет!» - сказал Сергей Сергеевич. Они с Анной Сергеевной решили довести уроки до конца учебного года.  Да и Ванюшка пусть доучится (зачем его срывать?). Сергей Павлович уже ушёл в рейс, так что они ещё раз все вместе помогли Анне Фёдоровне в огородных посадках. Правда Сергей Сергеевич что-то в  последнее время стал всё чаще недомогать, то ли недавняя простуда сказалась, то ли больное сердце, то ли почтенный возраст или последствия блокады, а скорее всего - всё вместе разом. Елизавета Михайловна не раз  говорила ему:
«Вам, Сергей Сергеевич, поберечься надо бы, и отдыхать больше!»
«Мой отдых меня на Смоленском кладбище ожидает» - шутил он в ответ.
   Но вот и настал час разлуки. Как всё-таки не хотелось их отпускать Анне Фёдоровне:
«Как же я теперь без вас-то буду? Вот и получилось: война нас свела, а мир – разводит!»
«А ты, сватья, на каникулах в гости к нам приезжай! И мы тебя навестим как-нибудь!» - ответила ей Анна Сергеевна.
«Сергей Сергеевич! А вам-то, с вашим здоровьем, в дорогу-то как?»
«Ничего, мы налегке. Возьмём только самое необходимое, остальное – потом как-нибудь. Может молодёжь захватит или как там…»
«Ванечка, маленький, по тебе-то особенно буду скучать, цветочек  мой ненаглядный!»
«Тётя Аня! Вы очень хорошая, я тоже сильно полюбил вас. Обещаю, что обязательно приеду к вам на  каникулы, и вы приезжайте к нам в гости!»
«Может ещё хоть немного, поживёте у нас?»
«Нет. Спасибо Вам за всё, дорогая Анна Фёдоровна! Но, как говорится, пора и честь знать.  Да мне уже и из института отписали, что ждут меня» - вежливо отказался Сергей Сергеевич.
   Гости уехали. А через месяц из Ленинграда пришло печальное известие. Сердце старого профессора остановилось ровно в день его 75-летия.
   Вот такая история...




                Э П И Л О Г
 
  … от мыслей Сергея Сергеевича отвлекли дети, которые начали бороться за место у вагонного окошка напротив отца. Семилетний Серёжа успел первым занять его, но трёхлетняя Аня, ни в чём не хотела уступать брату. Их мать Татьяна Евгеньевна (красивая молодая женщина, огненная шатенка, жена Сергея Сергеевича) стала строго утихомиривать детей:
«Это что за безобразие такое? А ну-ка сейчас же перестаньте драться! Ничего не можете миром решить!»
«Устали дети! Едем-то уж сколько…  Говорил тебе, Таня, полетим  самолётом. Давно бы уже дома были!» - сказал ей муж, беря дочку на руки к окну.
«Ты же знаешь, Серёжа, что не переношу я эти ваши самолёты! Да и ехать-то всего одну ночь с   небольшим»
  Пока поезд подходит к вокзалу города Ч., мы сделаем отступление, так сказать, небольшой экскурс,  и немного расскажем о нынешнем общественном статусе героев повести.
   Сергей Сергеевич Смирнов является командиром гражданского воздушного лайнера ИЛ-12 на Внуковских международных авиалиниях города Москвы. В 1947 году он окончил обучение в Военно-воздушной академии, и планировался на повышение. Но в 1948 году попал под массовое сокращение Вооруженных сил СССР, и в звании полковника ушел в запас. Пилотов с таким уникальным опытом полётов на тяжёлых машинах, и знанием нескольких языков - не так уж и много. Поэтому, (ещё и по рекомендации старинного друга тестя – Бурыкина Павла Павловича,  человека влиятельного и вхожего во многие начальственные кабинеты), его приняли на работу, несмотря на огромный конкурс среди, уволенных в запас, лётчиков. Его тесть - генерал-лейтенант Малиновский Е.Н. служит в Министерстве обороны СССР, он под сокращение не попал.
   Жена [Сергея Сергеевича] Татьяна Евгеньевна Смирнова после войны перевелась на службу в Главный военный госпиталь Красной Армии. Она успела немного поработать под руководством знаменитого Главного хирурга - академика Бурденко Н.Н., чьим именем потом и назвали госпиталь. За эти годы Татьяна Смирнова успела окончить Военно-медицинскую академию и стать хирургом в звании майора медицинской службы.
   А теперь возвратимся к нашим героям, тем более, что поезд уже переехал по мосту через реку Ягорбу. Сбавляя скорость, запыхавшийся паровоз подтягивает вагоны к железнодорожному вокзалу. В вагонное окошко  дети увидели на перроне встречавшую их бабушку Аню, мать отца (впрочем, и в Москве у них бабушку тоже звали Анной). Первым её узнал  Серёжа и закричал, размахивая руками, как будто бабушка могла его услышать. Маленькая Аня, подражая братику, тоже замахала ручками, хотя бабушку она плохо помнила, и узнать её не могла.      
«Давайте-ка по-быстрому собираемся на выход!» - скомандовала Татьяна Евгеньевна…
«Приехали, мои дорогие! Приехали, касатики мои милые!» - Анна Фёдоровна принялась обнимать и целовать детей и внуков. Сергей Сергеевич взял такси, зелёную «Победу» с шашечками, погрузили вещи в багажник, и поехали домой по улицам родного города.
   В Ч. началось строительство «Северной Магнитки». Население города значительно увеличилось, а жилья катастрофически не хватало, поэтому сейчас город выглядел большой стройкой. На улицах появились первые многоэтажные дома. Но их улицу, тихий заповедный уголок, перемены не коснулись. Все та же калитка, тот же двор, тот же порог родного дома. Сад и огород, ухоженные заботливыми, трудолюбивыми руками. Дети радостно побежали по дорожке к малиннику, тут для них было полное раздолье. Даже погода с приездом гостей, как по заказу,  улучшилась - перестал лить нудный дождик, и вышло долгожданное солнышко.
   Какой вкусной, после готовки на газу, кажется пища из русской печки.
   Еще во время завтрака завязалась беседа.
«Как там дела у наших ленинградцев? Что-то давно от Ванечки письма не было» - спросила Анна Фёдоровна.
«У тёти Оли и дяди Миши всё хорошо, они опять работают вместе. Ваня на отлично закончил 2 курс Ленинградского военно-авиационного училища, сейчас у них практика в лагерях, приедет, после  обязательно сам вам напишет. Сонечка, наша умничка, перешла во второй класс» - ответила Татьяна Евгеньевна.
«А как родители? Что у них нового?»
«Папа целыми днями в своём Министерстве. Мама - завуч, сейчас занимается школьным летним лагерем. По выходным они берут внуков к себе, собираются купить дачу, как только папа уйдёт в отставку.  А как Сергей Павлович, на пенсию не собирается?»
«А что ему сделается? Можно бы и на пенсию, да он никак свой речной флот не хочет бросать. Вот новый буксир получил под командование, сейчас в рейсе.  Были бы внуки рядом…
   Эх, как жалко, что Сергей Сергеевич не успел порадоваться всем вашим успехам, не увидел правнуков…  Давайте-ка помянем его, у нас тут вот наливочка есть»
   Они помянули родного человека - прекрасной чистой души. Человека, который, как Ломоносов, из простого народа вышел в профессоры, а это в годы царизма было не просто, да, можно сказать, почти и невозможно.
«Бывает, встречаю своих бывших учеников, так они тоже не забыли старого учителя и его нравственных уроков!.. Да… ведь у нас на мансарде остался сундучок Сергея Сергеевича, мы заглянуть в него так и не посмели!» - вспомнила Анна Фёдоровна.
«Так давайте сейчас посмотрим, что там в нём?»  - предложил её сын Сергей.
«Давайте» - согласилась Татьяна Евгеньевна.
«Ура! Давайте сейчас посмотрим» - закричали дети, им было особенно интересно узнать: что там лежит в каком-то загадочном сундучке (?).
   Они все вместе поднялись на второй этаж. Сергей Сергеевич вытащил из кладовой сундук на свет, и они открыли его.
   Все содержимое сундука внутри было накрыто чёрным бархатом. Поверх накидки лежал конверт, еще довоенного образца. На конверте надпись: «Моим родным». Татьяна Евгеньевна вскрыла конверт и достала письмо. Руку деда она сразу же узнала:
«Здравствуйте, мои дорогие родные! Вот вы и добрались, наконец-то, до моего заветного сундучка. Все эти вещи я добывал и собирал в геологических экспедициях и путешествиях. Я многое повидал в жизни, не всему увиденному нашлось объяснение в свете превалирующих сейчас теорий. Например, эти фотографии гигантских скелетов, или этот загадочный череп из  чистого горного хрусталя (без единой трещинки) из Южной Америки.  Кстати, в этом черепе я увидел всех вас, какие вы, сейчас, в этот момент. Моих правнуков: мальчика лет семи, надеюсь, зовут Серёжей и девочку 3-х лет, думаю – Анечку. Танечка, такая взрослая, но такая же, красивая, прямо вылитая моя – Софьюшка. А рядом, сильно возмужавший, Серёжа и его мама, прекрасный человек – Анна Фёдоровна!  В сундуке имеются две коробки с самыми ценными образцами минералов, и еще множество талисманов из разных стран. Здесь хранятся и остальные необыкновенные магические вещи: шары и пирамидки, разнообразные маятники и прочее. Книги, объясняющие назначение всех этих  предметов. Пособия по магии и астрологии. А главное: тетради -  теоретические труды, в которых обобщены мои многолетние изыскания и размышления. Всё в этой жизни неразрывно взаимосвязано: гибнет одно – пропадает и другое. Ничто на свете не существует зря (кроме зла, конечно, и даже от него изредка случается польза).  И никто не может быть лишним,  в плане  существования полной гармонии, на этой планете. Жаль, что я до конца так и не успел закончить свои труды, но когда мои правнуки вырастут, может быть, настанет другое, благоприятное время для свободы мыслей, и они захотят продолжить мои исследования. Я так надеюсь, что не пропадут прахом мои труды, идеи и метафизические выкладки, которые мне уже не суждено довести до конца.  Но вы обо мне не сильно грустите, а уж  я помолюсь за всех за вас, мои славные, самые дорогие люди на свете! Прощайте. Берегите друг друга!»








                П О С Л Е С Л О В И Е
 
   Вот и закончилась эта повесть о чистой и преданной любви. О настоящих человеческих  взаимоотношениях. О дружбе, порядочности и о непорядочности людей. Рассказал я,  как сумел. И если тебе, мой читатель, хоть немного понравилась эта повесть – я рад. Если нет – прошу прощения за напрасно потраченное тобой время.
     Перед нашим расставанием, мне бы хотелось добавить несколько слов о судьбе некоторых реальных персонажей, изложенного мною произведения, невольно попавших на страницы повести, без участия которых, нельзя было обойтись.
   Судьбы Сталина И.В. и Берии Л.П. опускаю, как всем известные.
   Жданов Андрей Александрович: Сталин прочил его в свои преемники, это и сгубило талантливого партработника. По-видимому, по указке властительных завистников, кремлёвские врачи-профессоры «продавили», заведомо ложную, историю болезни Жданова, неправильным лечением они значительно укоротили ему жизнь. Врач-диагностик Лидия Тимашук попыталась поставить истинный диагноз – инфаркт, но её слушать не захотели. А после смерти Жданова, понимая, что при тщательном разбирательстве – на неё спишут всю вину, она написала письмо в ЦК. Это письмо 4 года «лежало под сукном», а когда понадобились факты для огульного обвинения в деле «врачей-вредителей», оно всплыло. Тимашук вручили орден «Ленина», однако через 3 месяца после смерти Сталина И.В. – орден отобрали, да мало того – на 20-м съезде КПСС, Хрущёв Н.С. представил её как доносчицу на своих товарищей. От этого грязного клейма она не смогла избавиться до конца жизни. Настали новые времена, и всё прошлое стало предаваться очередной ревизии: оболгали всех, начиная от Павлика Морозова и кончая Сталиным, в том числе и огромный ушат помоев, вылили на покойного Жданова. Не мне судить, но в народе говорят, что истина всегда находится посередине.
   Кузнецов Алексей Александрович: Заместитель Жданова, после смерти шефа, в 1948 году занял его место, но в 1950 году был расстрелян по липовому «Ленинградскому делу». В 1954 году посмертно реабилитирован.
   Молотов Вячеслав Михайлович: Вплоть до 1957 года стоял на высоких руководящих постах.  Попал в опалу из-за того, что он не поддержал Хрущёва, пытавшегося все огрехи системы, частью которой был и сам, свалить на Сталина. В 1957 году Молотова назначили послом в Монголию. А в 1963 году он был снят со всех постов, отправлен на пенсию и исключен из партии.  Дожил до 96-и лет.
   Поскрёбышев Александр Николаевич: В течение 20 лет был личным помощником Сталина. В 1953 году подвергся интриге «с потерей важных документов» со стороны Берии, но после смерти вождя, интерес к нему пропал, да и сам Берия – тоже сгинул. Хрущев, придя к власти, отправил Поскрёбышева на пенсию.
   Алкснис Яков Иванович: В 1937 году был поставлен Наркомом обороны по авиации. Инициатор строительства аэродрома в Монино. Участвовал в проведении репрессий, в том числе и против Тухачевского М.Н. в 1937 году, однако всего лишь через год сам был расстрелян за «участие в заговоре военных». В 1956 году реабилитирован посмертно.
 Локтионов Александр Дмитриевич: С 1937 года командарм 2 ранга (с 1940 года генерал-полковник), заместитель народного Комиссара обороны СССР по авиации. В октябре 1941 года был вывезен в Куйбышев, и, по личному распоряжению Берии, расстрелян вместе с группой генералов без суда и следствия. В 1955 году посмертно реабилитирован.
   Новиков Александр Александрович: Маршал, командовал авиацией до 1946 года, когда по сфабрикованному «авиационному делу» получил 5 лет тюрьмы, отсидел в заключении 6 лет. В 1953 году реабилитирован. С 1956 года – начальник Высшего авиационного училища Гражданского флота. Умер на 77-м году жизни в декабре 1976 года, похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
   Голованов Александр Евгеньевич: После ареста Новикова, занял его должность. Дослужился до маршала. Взлёт его карьеры просто уникален, по-видимому, из-за благоволения к нему Сталина лично. Свою жизнь он сравнивал с синусоидой. После мощного взлёта было и беспрецедентное падение карьеры. Благополучно прожил до смерти в 1975 году (в возрасте 71 года), и был похоронен на Новодевичьем кладбище.
   Петров Иван Фёдорович: Генерал-лейтенант. До 1942 года – заместитель Командующего ВВС РРКА, после - переведён на научную работу, которой и занимался до конца жизни. Прожил почти 97 лет. Летом 1951 года, после выхода приказа о роспуске физтеха МГУ, обратился с просьбой лично к Сталину, и факультет сохранили!
   Пусэп Эндель Карлович: Прожил долгую плодотворную жизнь (86,5 лет). Сам он родом из Сибири, где до сих пор чтут память о нём. После войны Пусэп переехал на «историческую родину предков», где долгое время занимал видные посты. Но после развала СССР стал изгоем в стране, за которую  проливал кровь. Был изгнан из своего дома новыми хозяевами эстонской жизни. Даже после смерти, его могила подвергалась осквернению эстонскими вандалами-националистами.
   Грачёв Виктор Георгиевич: В 1945 году получил звание Героя Советского Союза. Дослужился до звания - генерал-лейтенант. Однако Хрущёв не мог ему простить то,  что Грачёв был шеф-пилотом у Берии, и в 1961 его отправили в отставку.  Впоследствии, он жил в Москве и преподавал в Военно-воздушной инженерной академии. Умер в 1991 году на 84-м году жизни.
   Туполев Андрей Николаевич: Один из основоположников гражданской реактивной авиации. Его ТУ-104, одно время, был единственным в мире эксплуатируемым пассажирским реактивным самолётом. Жил и творил он до самой смерти в 1972 г.  (на 85-м году жизни). Похоронен на Новодевичьем кладбище.
   Стасов Борис Дмитриевич: 1878 - 1961 годы жизни. Доктор медицинских наук. До конца жизни так и проработал в местах [не столь отдалённых] своей ссылки. Похоронен в  Ленинграде.
   И, наконец, хочется сказать несколько слов об авторах песни-фокстрота  “Лейтенант, не забудь”. Эту песню на стихи советского поэта Бориса Тимофеева написал популярный композитор Оскар Строк, прославившийся, как “Король танго” (например, “Брызги шампанского”). Его друг Константин Сокольский (Кудрявцев) с начала 30-х  годов напел около 50 русских песен на Рижских звукостудиях, в том числе, кроме этой песни Строка, ещё и его знаменитые “Мурку” и танго  “Голубые глаза”. В СССР Строка критиковали за “вульгарность” и “западную” направленность его творчества и, в конце концов, исключили из Союза композиторов [Латвии], а Сокольского (за исполнение песен Строка) отстраняли от сцены. Ну, а их родина Латвия и вовсе гордо стёрла из памяти имена своих великих сыновей - не латышей! Оскар Строк, наставник Раймонда Паулса, по мнению минкульта Латвии не является их национальным композитором. А могилу К.Сокольского, умершего в 1991 году в Риге, вообще уничтожили и его архив продали в Америку в частную коллекцию! Несмотря на такую подлость, творения двух великих деятелей русской культуры до сих пор радуют простых слушателей!
   Ну, вот, пожалуй, на этой оптимистичной нотке, и разрешите откланяться, мой дорогой читатель.

                Октябрь – декабрь 2017 года