ОДИНОКИЙ СНЕГ: ДИАЛЕКТИКА ДУШИ И ТВОРЧЕСТВА ОЛЬГИ БЕШЕНКОВСКОЙ
...Но вся Россия пела Окуджаву,
Высоцкого, запретам вопреки.
Хрипела страсть, будящая державу,
Вздыхал Булат - смолкали остряки...
Есть голос крови. Голос поколенья.
И вопиющий глас. И голоса...
Мне голос был: поэты как поленья
Трещат в печи, а истина — боса...
О.Бешенковская. Мои современники (венок сонетов)
Ольга Бешенковская — один из тех поэтов, которых хочется перечитывать снова и снова. Она — вертикальный поэт «духа», совесть человечества. В одном из своих замечательных сонетов, посвященных современникам-поэтам, Бешенковская говорит о «бескровной» роли поэта с потрясающей, присущей ей звукописью и аллитерацией:
И слишком поздно, век затихнет скоро...
И каждый, за свою схватившись боль,
Поймет: не сор мы - сон, мы сонм и город,
Но не Россия... Призрачная роль...
О нас напишут, ведаю заране:
Бескровны жизнь и смерть на поле брани.
Ольга Бешенковская — удивительный поэт. Ее слово всегда весомо, ритмически виртуозно и семантически предельно концентрировано, обладает невероятной эстетической силой, а экспрессия драматизма достигает, если можно так выразиться, «бешеного» нравственного накала. Абсурдность окружающей поэта советской жизни, выплескивающейся в ее «заснеженных» строках, поражает предельной искренностью и холодит нездешней изморосью. Собирательным образом отчуждения, «занавеси» от внешнего мира пошлости и равнодушия становится снег.
Образ снега достаточно традиционен и мы можем встретить немало примеров использования этого мотива и в ХIХ веке. Причем А.С. Пушкин активно использовал образ снега, вьюги, метели не только в поэзии, но и в прозаических произведениях. Достаточно вспомнить «Капитанскую дочку» или «Повести Белкина», где одна из повестей так и называется — «Метель». В поэзии «серебряного» века активно обращались с образу снега и А.А. Блок, и С.А. Есенин, и И.А. Бунин. У Б.Л. Пастернака мы найдем образ снега-покрова, свидетельствущего об имманентной красоте мира и животворящего буйства природы («Никого не будет в доме», «Снег идет»). У Ольги Бешенковской яркий и жизнерадостный пастернаковский образ сменяется трагическим отчуждением мира зримого от мира истинного, скрытого от глаз. Тайного, но не менее существенного и явного, чем явление природы. Снежное явление достигает кульминации в поэме Ольги Бешенковской «Снегопад», являясь тем крещением, что навсегда и трагично отделяет безликих обывателей «с их жизнью одноклеточной» от поэта-пророка, чьи чувства оголены, как струны, на которых природа играет свою сакральную мелодию. Снег в данном случае является попыткой «очищения» людей и напоминания им о чем-то более важном и существенном, чем их «жизнь голубых простейших за стеклом»:
Наивный снег, отвыкший от народа,
Светящийся, как памяти пунктир...
Нормальное явление природы,
Постой у врат в нормированный мир!
Там воздух неестественен и сер,
Вещам и людям выдаются бирки,
И в комнатах, прозрачных, как пробирки,
Так призрачно мерцают ИТР.
Пастернаковские слова «а снег идет» рефреном повторяются на протяжении всей поэмы, придавая ей совершенно иное, трагическое звучание. Снег, как неземной саван, потусторонний покров, расставляющий бытийные акценты и предупреждающий о чем-то важном и утраченном людьми в сутолоке повседневности, продолжает появляться и в следующих стихотворениях Ольги Бешенковской:
Заснеженный трамвай
На ветке - снегирем.
Когда-нибудь давай
Нечаянно умрем.
На остановке Грусть
Так сладко умирать...
Качнётся на ветру
Табличка в номерах.
Сапог и рукавиц
Морозный перепляс,
Не видя наших лиц,
Закапывает нас.
Осесть под снегом в снег,
Мелькнёт в зрачках трамвай...
- Заждался человек...
- Бывает... Зарывай...
Интересно, что образ снега и бинарная оппозиция белое-черное рефреном проходит через многие поэтические сборники поэта. Например, в стихотворении «Ярмарка» (цикл «Граненый район»):
Белый снег идёт,
белый снег...
Чёрный негр идёт,
чёрный негр...
Ну и что с того,
что с того?
Бог о тобой, перо,
что c тобой?
Автор раз за разом демонстрирует ситуацию отсутствия жизни, обыденности, убивающей творческое, креативное начало и омертвляющей человеческую душу. Подобно барону Мюнхгаузену из пьесы Г. Горина лирическая героиня Ольги Бешенковской противостоит миру бюргерской приземленности и пошлости, где вдохновение продается, как фиалка, по два талера за штуку. Животворящий творческий дух расцвечивает однотонный мир искрящей игрой воображения. В мире, где все просто, пресно и неинтересно, живое сердце поэта перестает биться в унисон музыке любви, разум бездействует, а в беспробудном сне фантазии гаснет любая вольная мысль:
Если б это шёл первый снег,
А под снегом шёл первый негр!
Или если б шёл белый негр,
А над негром шёл чёрный снег!
Продолжая формулу Е. Евтушенко «поэт в России больше, чем поэт», Ольга Бешенковская делает лирических героинь своих поэм волшебниками, волею небес оказавшимися заброшенными в мир равнодушия и духовной слепоты. Поэт — чародей, пророк, способный магией слова прозреть грубую кору вещества и «глаголом жечь сердца людей», открывая им глаза на истинную суть вещей.
Но сущность вещей, скрытая от обывателя и недоступная поверхностному взгляду, оказывается неразрешимо трагична. Антиномия добра и зла, гения и злодейства актуальна, как и двести лет назад, во времена А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова. И к сожалению, почти ничего не изменилось в озлобленной реакции толпы: по прежнему «бросают бешено каменья» в того, что пытается петь «любви и правды чистые ученья»:
Где научиться чтенью между веток?
Лишь между веток, а не между прочим.
Но древо родословное, увы,
Надломлено.
Оторванные листья
Упрямо засыхают завитками
И общество защитников природы
Их стряхивает в мусоропровод.
Труха и мусор листьев и листов.
Безлиственность
Безликость.
Беспогодье.
Беспочвенность всего и всех -
на почве -
Броня и бронь удобного асфальта
И перебранки крошечные птиц.
Эти строки из поэмы «Реквием ХХ веку», входящей в поэтический сборник «Надпись на рукописи». Мощнейшее трагическое звучание «Реквиема», написанного белым стихом, пронизывает поэму от первой до последней строки. Очевидно, отсутствие рифмы тоже не случайно и является сознательным выбором поэта, намекая на разобщенность людей и отсутствие внутренней гармонии в мироустройстве, где каждый предназначен себе, где никому нет дела до своего ближнего, где люди — не братья, а человек человеку волк... Предельная обнаженность одиночества ледяных сердец, подобных сказочному Каю и пустынных душ, выжженных равнодушием, скукой или ненавистью, словно войной, вселенским холодом сквозит в каждом слове, каждой метафоре.
Безлиственность. Безликость. Беспогодье.
Тройное «без» в данном случае подчеркивает суровую семантику «вечной мерзлоты» в людских душах. Дефицит живого чувства, человечности и тепла — вот трагическая примета ХХ века, ставшего веком отъединения, отстранения, отчуждения.
Многие упрекали Ольгу Бешенковскую в снобизме и высокомерии, кто-то не мог простить ей независимости и резкости суждений. Но, читая «Реквием ХХ веку» понимаешь, насколько эти выпады и укоры далеки от истины. Трагизм ее мироощущения, «крупный план» ее поэтической оптики, поднимающей читателя над отдельными личностями и собственной судьбой и дающий панорамное виденье, еще раз доказывает: Ольга Бешенковская — поэт-философ, чья поэзия вобрала в себя боль за все человечество. Боль, которая дает пропуск в бессмертие, но оказывается слишком тяжелой ношей для одного сердца и одной души, какой бы широкой она не была.
Поэт — пророк вынужден платить очень высокую цену за свой дар. Чем выше одаренность, тем выше цена. А мы в очередной раз можем восхищаться силой духа поэта, не изменившего себе. И скорбеть, что плата за бессмертие такая же, как и во все времена — жизнь.
Арсений Волков
Март 2018