Мой дед был фронтовиком. Но никогда не говорил о войне. В моей памяти больше всего он любил вечерами сидеть на лавочке около дома и слушать, как шелестят высокие тополя напротив.
Еще он любил жарить блины. Кстати, дед был вдовым, но жениться после смерти бабушки не захотел. Хотя по обе стороны от его дома жили две крепенькие холостые старухи. Почему-то дед был уверен, что они обе имеют на него какие-то виды, и сопротивлялся их планам особым способом. Он охотно коротал с ними вечера на лавочке, обсуждал последние новости, но никогда не принимал от них никаких угощений. «Подсыпят чего и приворотят», - объяснял он мне после того, как его соседки, позевывая, уходили с посиделок. Был у него такой грешок – не доверять искренности женского пола.
Так вот, блины дед пек в русской печке. Они у него получались тонюсенькие, как кружево, а стопка блинов была высокая, как башня. Блинное тесто дед месил только на воде. Он был из очень бедной, рано осиротевшей семьи. Его и двух убитых на войне братьев поднимала старшая сестра. Да и в последующую свою жизнь кочегар с ватагой детей мало что мог себе позволить. Поэтому переводить молоко на блины даже в благополучное время деду казалось непростительной роскошью. И приговорка у него была про воду. Матерных слов от него я не слышала, зато "хури-мури на водах" было его постоянным спутником. Вся его жизнь как будто была замешана на воде - прозрачная и простая. Воевал, работал, слушал тополя...
А еще дед боялся грозы. Его мать, когда он был еще ребенком, убило молнией около окна. Об этом ли или о пройденных боях напоминали ему громовые раскаты, но в грозу дед как-то по-мальчишески съеживался и тихонечко сидел на своей железной кровати, с надеждой поглядывая на большую икону в углу.
Повторюсь, дед никогда не рассказывал о войне. Никогда не добивался никаких льгот, в очередях не бил себя кулаком в грудь, требуя заслуженных привилегий. И не помню, чтобы он кого-нибудь осуждал. «В трудную минуту еще не знаешь, кто тебе быстрей поможет – почетный человек или забулдыга заблудившийся», - говаривал дед. И еще один урок его запомнился - ничего чужого ни-ни. «Хлеб сухой ешь, а за не своим маслом руку не тяни», - учил он меня.
9 Мая был его самым любимым праздником. Дед ходил на концерт в клуб. Но даже в этот день пиджак на нем был самый обычный – без наград. Только после его смерти мы нашли в старинном высоком комоде коробочку. А в ней - медали и ордена.
На войне дед был линейным надсмотрщиком - связистом. По пояс в снегу, по жаре или под дождем тянули связисты телефонные провода, под минометным огнем противника ликвидировали разрывы. Попутно отбивались от врага, уничтожая неприятельских солдат. На сайте «Подвиг народа» я нашла наградной лист своего деда к ордену Красной Звезды. Документ рассказывал, что «7 февраля 1944 года от артиллерийского огня противника линии связи рвались через каждые 3-4 минуты. 10 раз Еремеев восстанавливал порванную связь. Мокрый, усталый он возвращался с линии. Обнаружив провод противника и смотав около километра, Еремеев дал обходную линию, тем самым обеспечив бесперебойное управление командованию».
Выходит, проявил дел смекалку, увел у фрицев провод, решил, что взять чужое в данном случае не грех. Ничего-то я у него не расспросила, ничего-то он не захотел рассказать, от всего пережитого ужаса внуков оградил.
Иногда дед напевал такую шуточную песню: «Ой маманя, ой папаня купи мне да лисапед, а я сяду и поеду…». Но ездить-то он не мог. Так как с войны Петр Федорович Еремеев пришел хромым и всю оставшуюся жизнь ходил только с помощью костыля...