В июле командование решило ускорить нашу подготовку на второй класс и организовало что-то вроде сборов в Спасске - Дальнем. Нам не хватало ночного налёта. Жили в городской гостинице. В той самой, где был небезызвестный ресторан «Лотос». Рядом была площадь Ленина с памятником самому Ленину, а на другой стороне площади почта, телефон, телеграф. (Для «революции» только разводных мостов не хватает…)
Ночью мы летали. Днём отсыпались и торчали у гостиничного телевизора – в это время проходила в Москве летняя Олимпиада. Прибыл в командировку с нами один старший лейтенант – связист. Звали его Валера. Оригинальнейший он был экземпляр. Ночью так же участвовал в лётных сменах, а днём приводил в свой номер местных дам. Да так успешно, что пока мы сидели в фойе гостиницы у телевизора, он успевал пару раз сменить своих посетительниц. Ещё когда мы летели Аэрофлотом из Южного в Хабаровск и были все в одинаковой повседневной форме, что техники, что лётчики, тогда ещё Валера в самолёте цеплял девушек одну за другой. Парень он был колоритный – выше среднего роста, блондин, хорошо сложен. Молод и лучезарно улыбчив. Выдал он изумительную фразу, обращаясь к нам, молодым и скромным лётчикам:
- Можно я буду прикидываться лётчиком? Вы же всё равно этим не пользуетесь!
Мы «снисходительно» разрешили. В этом «снисхождении» было больше досады и даже некоторого прозрения.
Когда, через месяц с небольшим, мы возвращались из Спасска в Смирных, а летели уже транспортным Ан-26, Валера прихватил с собой на Сахалин новую пассию. Я только удивлялся его прыткости, потому что знал, что на его квартире в Смирных Валеру ждёт другая девчонка, которую он оставил там приглядывать за «хозяйствам» и, которая с нетерпением ожидает возвращения своего «рыцаря». Как-то же он разруливал всё это?! Ну, просто – Орёл, а точнее – Коршун!
В Спасске нам, конечно, всё было знакомо, ведь мы провели здесь свой первый лейтенантский год. Вспомнили старых знакомых, бывали в гостях у однокашников. И снова ночные полёты и дневное отсыпание. Летали более или менее интенсивно. Выполнили за июль восемь лётных смен, и налетал я более пятнадцати часов - это неплохой результат. Вначале, как полагается, полёты на спарке, ночной облёт района аэродрома. Потом на «боевом» - круги, зоны, маршруты. Ничем, кроме полётов, мы здесь не занимались, а потому хорошо двигались по Программе, усваивали новые виды лётной подготовки.
Как-то прилетел из Смирных наш командир полка проверить, чем мы тут занимаемся, чего достигли. Запланировали в числе других и мне контрольный полёт с ним, ночью в зону на боевом. Старался я, конечно. Но, когда в зоне, заканчивая вираж с креном 60 градусов, самолёт хорошо тряхнуло, оттого, что самолёт попал в свой же спутный след, я и сам удивился. Это значило, что я завершил вираж точно там же, где и начал его выполнять, то есть – выполнил вираж «чисто». Хоть и выговаривал инструктор после полёта мне кое-какие замечания, меня распирало от удовлетворения полётом.
Всё-таки лето. Тепло. Несколько раз ездили на озеро Ханка, купались в тёплых водах этого неглубокого озера. Баловали себя шашлыком и пивом. Не раз делили нескучный стол с оставшимися здесь однокашниками Володей Тепляковым, Саней Григорьевым. Впадали в ностальгические воспоминания. А прошло, блин, всего полтора года.
Вернулись в Смирных и снова летаем только дневную программу, но теперь навёрстываем полёты в сложных метеоусловиях и готовимся к пуску ракет в СМУ. И в середине августа выполнил я упражнение номер сто семьдесят один Курса Боевой Подготовки Авиации ПВО 1978г – «Полёт на пуск ракет по парашютной мишени». Подошёл праздник – День Воздушного Флота – восемнадцатое августа. Получил поздравительную телеграмму из Калининграда от Виталия, моего «военно-морского» знакомого по хостинскому санаторию. И «правильно» поздравил – восемнадцатого августа, а то, с некоторых пор, официально стали отмечать в «третье воскресенье августа». И, что бы там не устанавливали «сверху», но «правильные» авиаторы продолжают отмечать этот праздник именно восемнадцатого августа, как и был установлен этот Праздник в тридцатые годы, когда авиация особенно ещё не делилась на гражданскую и военную, а был единый Воздушный Флот! «Традиции надо чтить и уважать, а не переносить эту знаменательную дату «туда-сюда» - так говорили наши «старшие товарищи», более опытные лётчики, и мы были полностью с ними согласны.
Идёт размеренная сахалинская жизнь – полёты, поездки на мотоциклах в сопки, периодические походы на рыбалку. По выходным иногда устраивали «культурную программу» с посещением кино и прочих, немногочисленных в Смирных, общественно-развлекательных заведений. Была, конечно, у каждого и индивидуальная программа. В результате чего сначала гуляли на Колиной свадьбе, а позже и на моей.
Была в Смирных интересная категория граждан, думаю, что и на всем Сахалине, называли их «богодулы». Непонятно было, почему их так называют, но много позже я узнал из книги В.Дорошевича "Каторга", в которой подробно описана сахалинская каторга, что богодулами там называли инвалидов, психически нездоровых и немощных каторжан, которые не работали и жили отдельно от всех в своего рода каторжных "богодельнях". Во всем остальном Союзе таких называли «БИЧ» - «Бывший Интеллигентный Человек». Позже их стали звать Бомжами. Жили они по каким-то полузаброшенным хибарам, занимались непонятно чем и жили непонятно на что. Часто были колоритными личностями. Просто попадалась навстречу небольшая, из трёх-четырёх человек, группа мужчин и женщин, сразу видно объединённых какой-то общей целью, – настолько бросалась в глаза их озабоченность, стремление куда-то и к чему-то. Одеянием и внешним видом не сильно отличались они от остальных жителей, вот только какие-то тусклые глаза и часто наличие на лице следов межличностных разборок, выдавали принадлежность данных лиц к особой категории. Встретить их можно было в магазине по соседству с нашим городком, куда они заходили за «коньяком с резьбой» - так романтично назывался на их жаргоне одеколон «Тройной». Вот так, через века, до наших дней, несёт этот одеколон свою миссию от древних римских воинов, которые использовали этот «Тройной» по трём назначениям – как дезинфицирующее средство, как парфюм и как спиртное. По крайней мере, существует такая легенда.
Для наших мотоциклов построили мы с Колей гараж, небольшой, без излишеств. Недалеко от нашей пятиэтажки стоял ряд сарайчиков и тут же виднелись в земле бревна от какой-то заброшенной ямы, обрамлённой этими бревнами. Повытаскивали эти брёвна, соорудили из них за несколько воскресений что-то среднее между сараем и гаражом, где и обитали наши «Чезеты». Часто наведывались к своим железным заграничным коням и однажды наблюдали прелюбопытнейшую картинку, – как две собаки, солидный здоровенный дог и совсем небольшая, непонятной породы собачонка, крутились у одного сарайчика. Явно что-то вынюхали, толкались у небольшой двери. Вдруг дог стал энергично рыть передними лапами яму под дверь. Земля летела во все стороны, мелкая собачонка только успевала уворачиваться. Дог остановился, видимо передохнуть, собачонка ринулась в яму, повертелась там и вылезла обратно. Значит примерялись. Дог снова принялся рыть, ещё энергичнее. Снова остановился, отошёл в сторону. Собачонка шустро проскочила в дыру под дверь. Дог мог только засунуть в дыру свою морду. Вскоре дог отпрянул от ямы, из которой показался вначале зад собачонки, потом и вся она, тянущая что-то из сарая. Выскочила из ямы, куда тут же ринулся дог, вытащил какую-то авоську и, схватив её крепко зубами, поволок прочь. Собачонка бежала следом, весело помахивая хвостом. Так на наших глазах успешно прошла совместная собачья операция по изъятию из сарая чего-то съестного – скорее всего рыбы.
Наступила осень, самая благодатная пора для рыбаков и охотников. Если рыбалкой здесь не занимался только ленивый, то охотой серьёзно из наших военных авиаторов практически никто не занимался. Но были и профессиональные охотники из местных. И однажды произошёл интересный случай, объединив авиацию и охоту. На самой оконечности мыса Терпения, который выдавался далеко в Охотское море узкой полоской земли и омывался с одной стороны собственно Охотским морем, а с другой водами залива Терпения, располагался наш полковой ПН – Пункт Наведения. Сидел там штурман наведения и при полётах на перехват в Охотском море наводил перехватчики на цель. Добраться до этого ПН можно было только по воздуху. Периодически летал туда вертолёт Ми-8, прикреплённый к нашему полку как аварийно-спасательный. Возил туда продукты, почту, смену личного состава и прочее. Как-то отправился Ми-8 в очередной рейс на этот ПН и пропал со связи. На ПН не прилетел, на связь не выходит, на запросы не отвечает. Локатор его не видит – летит он обычно туда на малой высоте, на экране локатора помехи от сопок. Пока разбирались что и как, наступила ночь. Доложили наверх, решали, как и чем искать, наутро прилетел другой Ми-8, и уже после обеда полетела поисково-спасательная команда по маршруту полёта пропавшего вертолёта. Прошли до самого ПН, ничего не увидели, расширили зону поиска, но всё равно не видно никаких следов. Местность в районе поиска абсолютно безлюдная, можно сказать необитаемая. Кругом сопки, хотя и не особо высокие. Имеются речки, ущелья, густой лес. Так и вернулся поисковый вертолёт ни с чем.
И вдруг, уже к ночи, выходит на связь пропавший вертолёт. Оказывается, у них вынужденная посадка, вертолёт разбит, все живы. Дают свои координаты. На следующее утро отправился к месту аварии Ми-8. Благополучно вернулся с экипажем и несколькими пассажирами с потерпевшего аварию Ми-8. И тут вырисовывается вся картина происшедшего. Вылетая, кроме смены расчёта ПН, командир вертолёта взял на борт по просьбе кого-то из командования полка, местного охотника, чтобы доставить его куда-то в сопки. Собирался тот в сопки на длительный срок и тащил с собой приличный багаж – охотничью амуницию, продукты, да еще и несколько рулонов рубероида для обустройства охотничьего домика. Вес набрался, видимо, немалый. Точка высадки охотника, как оказалось, была в стороне от маршрута. И прилично в стороне. Уклонились от маршрута. Стали искать подходящее место для высадки охотника. Шли по ущелью, по руслу речки. Не заметили, как ущелье стало сужаться, и уткнулись в резкий поворот ущелья. Надо уходить вверх, а вертолёт перегружен. Ни уйти вверх, ни зависнуть уже не могли. Пришлось плюхнуться в речку.
Повезло. Речка небольшая, неглубокая. Но удар был приличный, шасси не выдержали, вертолёт завалился набок. Лопасти, чиркая по камням, разлетелись на куски, хвостовая балка отломилась. Хорошо, двигатели не придавили находящихся в вертолёте людей, как это иногда бывает в подобных случаях. Все шустро выбрались из вертолёта и из воды. Мокрые, сильно удивленные, но живые. Очухались, вытащили, что смогли полезного из вертолёта и стали обустраиваться. Выручил рубероид. Соорудили лачугу, где можно было провести предстоящую ночь. Догадывались, что найдут их не скоро, ведь отлетели в сторону от маршрута, и искать в этом месте их никто не будет. По крайней мере, в ближайшее время. Как в воду глядели. С трудом и с горем пополам открутили в вертолёте радиостанцию, достали аккумулятор. Долго пытались наладить радиостанцию и выйти на связь. Пришлось лезть на сопку. И еще раз повезло – радиостанция заработала и вышли на связь. Даже зная координаты места аварии, спасательный Ми-8 с трудом нашел разбитый вертолёт и его обитателей.
Через несколько дней после этого события прилетел из Хабаровска какой-то генерал, собрал весь лётный состав в классе и проводил разбор этого происшествия. Самым характерным был момент, когда генерал топал ногами и спрашивал у понуро стоящего экипажа несчастного Ми-8:
- Вы хоть знаете, сколько стоит вертолёт?
На что командир экипажа ответил:
- Знаем. Восемьсот тысяч.
По тем временам это было больше миллиона долларов. Правда, в долларах тогда ничего не считали.
* - на фото: - аэр.Хвалынка - 07.80г. Автор и Як-28П.
Следующее:
http://www.proza.ru/2018/04/29/1582