Потрясавший копьем мысли

               
                Гамлет:
                «Есть многое в природе, друг Горацио,
                Что и не снилось нашим мудрецам»
                «Гамлет», перевод М. Вронченко


Я верю, что найдутся знатоки,
среди заядлых почитателей Шекспира,
их послушать,
они еще вчера с Вильямом вместе,
и с Ричардом Бёрбеджем,
в таверне «The Anchor», что рядом с «Globe».
друг друга угощали элем,
и до утра так дружно бражничали,
чуть не подрались.
Из-за айфона, с Марло,
или из ревности.

И не случайно эти знатоки,
Из первых уст несут нам истину,
О том, что им доподлинно известно,
Что чувствовал Уильям, да…

Да просто Will!
Наутро после пьянки беспросветной.
И заострив перо, в чернильницу до дна,
макая, сквозь мигрень.
успел он написать нам «Новый органон»
под маской «Френсис Бэкон»,
и под другими, иль наоборот, не важно.
Они ещё не то расскажут,
только слушай!
Как будто их читатель так доверчив, 
Про то, что не было Шекспира, что это фейк.
И всё придумал Черчилль.

Они никак не могут согласиться,
Что жил, писал, трагедий и комедий,
тома, и «потрясал копьем»,
обычный семьянин, эсквайр и просто гений.
Но одновременно, всё знают
Про «to be, or not to be…» 
В наивности ученой, с хитрецой,
черпают силу самоутвержденья.

Попутно, незаметно для себя,
теряют глубину и неохватность
сверхтонких окрыляющих мгновений.   
В рассвете и закате,
приливах моря неизбежных и отливах,
в привычном городском пейзаже,
грустных звуках
и переливах нежных,
простой удобной флейты.
И в страстях неудержимых, неизбежных,
касаниях сердец, и единеньях душ.

Они не слышат кожей
Симфонию пред вечным расставаньем, на пороге
решений злых, невольных и неотвратимых,
ошибок честных, лжи как откровенья,
Как кинжал,
вонзаясь в плоть не остудит горячей крови.
В неотвратимом вихре бури бытия.

Попутно упускают,
алмазы мысли гения,
Вплетенные навечно,
в метеоритный лунный камень ноосферы.
Отбрасывают смело предсказанье,
Грядущих бед, несчастий и прозрений.

Все, в упоеньи варвара, крушащего святыню,
они уйдут в небытие, покрывшись слоем пыли,
архивной, так неинтересные потомкам, как фальшивка,
намазанная сверху на Джоконду,
В музее городских предметов.
В то же время, они и сами верят!
Иногда,
На свой аршин.

А может и не верят.
Для прикола   
За правду всё сожгут дотла и заморочат,
и просидят в недоуменьи до глубокой ночи,
пытаясь грецкие орехи расколоть, с похмелья.
В чаду и пустоте самодовольного веселья.

Наутро, испустив последние монеты,
Вертя в руках зачем-то кастаньеты
Всё просекут, наивные, про «беззащитного» поэта,
Как чувствовал, любил, как нарушал заветы,

Когда писал свои нетленные сонеты.

2018