Говорят, погибшие в авиакатастрофе остаются на небе, превращаясь не то в а ангелов, не то в сильфов. Зоя и сама не знала, кто она. Она даже не помнила момента своей гибели. Когда случилась разгерметизация, потеряла сознание от недостатка воздуха, не успела надеть кислородную маску. И даже к лучшему, что не успела – взорвался самолёт уже, считай, без неё. Что с тало с её телом, которое Зоя видела среди обломков, лучше не описывать. Достаточно сказать, что Стаса, приехавшего на опознание своей девушки, пришлось приводить в чувство нашатырным спиртом. Впрочем, очень скоро молодого человека утешила другая. Зоя старалась не ревновать, памятуя о мудрой поговорке: живым – жить; но порой ею овладевала горькая обида: как же быстро Стас её забыл!
«Но разве лучше было бы, если бы он всю жизнь меня оплакивал? Если бы не женился, не завёл детей, не понянчил внуков? – думала Зоя. – Нет, будь счастлив со Светой. А я буду вас оберегать. Ведь теперь у меня есть Ключ Жизни, и я смогу спасти тебя, Свету, ваших детей, если вам будет грозить опасность».
Однако сейчас эта парочка явно не нуждалась в покровительстве свыше, и Зоя могла отвлечься. Её бестелесная душа летала в разные уголки земного шара. В некоторых странах и городах ей доводилось бывать ещё при жизни, некоторые она впервые видела после своей гибели. Особенно интересными ей были уголки России. Родной страны, которая после семнадцати лет путинского произвола и тотальной лжи обрела, наконец, надежду на перемены. Зоя от души радовалась, что президентом стал Явлинский. За его выдвижение она собирала подписи, за него агитировала, раздавая листовки, раскидывая по почтовым ящикам газеты и расклеивая плакаты с его изображением. А ещё носила матерчатую сумку с надписью «Я за Явлинского». Стас смеялся, советовал перед людьми не позориться: мол, всё равно у него будет один процент. Большинство же, известное дело, будет за Путина, чего он, Стас, искренне желает. Только он сделает Россию сильной державой и защитит от враждебного Запада. Зоя тогда поспорила с ним на коробку конфет, что в этот раз главой государства станет Явлинский. Поспорила просто так. А теперь, получается, Стас ей должен эту коробку. Только отдавать некому.
Не желая ссориться с парнем из-за политических разногласий, Зоя старалась проводить агитацию так, чтобы он об этом не знал. Только один раз предложила поставить подпись. Но Стас отказался: мол, я работаю на государственном предприятии – не хочу, чтобы у меня потом из-за этого были неприятности, тем более, я за Путина, если ты забыла. Конечно, Зоя это помнила, и за кого голосовал любимый, хорошо знала. А вот сама она, к сожалению, проголосовать не успела – командировка в Самару за неделю до выборов оборвала её жизнь. Но ведь победил всё равно Явлинский.
Однако, похоже, недолго придётся Григорию Алексеевичу радоваться своей победе. Зоя уже в деталях знала все подробности готовящегося покушения: и время, и место, и всех причастных. Поистине последователи Ли Харви Освальда не дремлют! Но что толку в этих знаниях, когда она не может предупредить, сообщить, куда следует? Всё, что у неё есть – это Ключ Жизни. Она может протянуть его новоизбранному президенту, и тогда Григорий Алексеевич будет спасёт.
А может и не ему. В это же время в Кемерово в торговом центре начнётся пожар, в котором погибнет много людей, в том числе и детей. Запертые в кинотеатре, где показывают детский фильм, они сгорят заживо, успев только попрощаться с близкими по мобильным телефонам. Если только Зоя не подаст им Ключ Жизни.
Но дети в Кемерово, Явлинский в Москве. Время отличается всего на несколько минут. Зоя понимала, что не успеет. А значит, кому-то придётся остаться без Ключа Жизни. Только кому? Президенту – гаранту больших надежд? Или невинным детям, которые и пожить-то толком не успели и теперь из-за безалаберности взрослых обречены на мучительную смерть? И вот этот выбор она, Зоя, должна сделать. На раздумье – пять минут максимум. Стоит чуточку помедлить – и спасать кого-то будет уже поздно.
«Думаешь? – удивилась девушка самой себе. – А вот папа бы не думал – он бы действовал».
Да, он бы действовал, как подсказывает долг чести.
Часы ещё не отмеряли пяти минут, как душа Зои сорвалась с места и понеслась. Вперёд, в Кемерово!
«Простите, Григорий Алексеевич! Вы сами отец двоих детей. Надеюсь, поймёте».
Будильник запиликал Поганини, вырывая Зою из странного сна. Машинально нажав «Отключить», девушка пошла умываться, чистить зубы, готовить завтрак. Увиденное снова и снова крутилось в её мозгу. Что это было? Зачем? Командировка в Самару, слава Богу, обошлась без происшествий. Никакой тебе разгерметизации – даже турбулентности особой не было, не говоря уже о человеческих жертвах. Жертвы были в Кемерово, в торговом центре «Зимняя вишня» - как раз в то время, когда новый старый президент Путин вовсю хвастался: ах, какие у нас ракеты! Явлинский, набравший на выборах один процент, говорил о необходимости менять приоритеты, поставив, наконец, во главу угла человеческую жизнь. Кто-то наплевал на пожарную безопасность, дал взятку кому надо, кто-то оную взял, кто-то проворонил начало пожара, кто-то запер детей в горящем кинотеатре. А в результате – трупы. Обгоревшие детские трупы, чёрт побери!
«И на кой хрен мне всё это приснилось?» - Зоя в ярости швырнула об стенку чайную кружку, забыв, что ей нельзя волноваться.
Впрочем, рациональное объяснения этому можно было найти. Накануне девушка допоздна засиделась в соцсетях, отслеживая посты по теме трагедии в Кемерово. Даже здесь власти не упустили возможности попиариться, называя возмущённых кемеровчан «бузотёрами» и крича про «майданутых», которые раскачивают лодку. Угодливые чиновники вовсю выражали соболезнования… Путину. Не родителям, потерявших своих детей, а Путину, который и приехать в Кемерово соизволил далеко не сразу. Вырази ему таковое президент другой страны – это было бы нормально, по-человечески. Но когда это делают свои же чиновники, когда губернатор области извиняется за трагедию, за которую, между прочим, несёт ответственность, не перед жертвами и их родственниками, а перед президентом – это разум Зои категорически отказывался понимать. Мама всегда говорила: не надо этого понимать, надо принимать как данность. Оно есть – и всё – никуда оно не денется. Но тупо принимать такое девушка также не хотела.
Особенно её покоробила циничная фраза одного депутата о том, что дети пожертвовали собой, чтобы народ сплотился вокруг Путина. Дети… Пожертвовали собой… За Путина… Мог ли психически здоровый человек сказать такое? На что он вообще намекает? Неужели он имеет в виду, что дети добровольно и сознательно заперли самих себя в кинотеатре и подожгли – в знак протеста против «цветных революций»? Или намекает, что «Зимнюю вишню» подожгли умышленно – по приказу Путина – чтобы несчастье сплотило народ вокруг него? А ведь кто-то действительно может понять именно так. Да, с такими «умными» вассалами президенту и чёрных пиарщиков не нужно!
Тогда ещё Зоя подумала: до какой степени нужно докатиться, чтобы всерьёз думать, что ради повышения популярности президента (пусть бы даже он был самым лучшим) не жалко пожертвовать детскими жизнями! Даже его жизнь этого не стоит! Тогда-то мозг девушки и задал коварный вопрос: а жизнь Явлинского? Стоит ли удивляться, что потом снится чёрт-те-что?
Подметая осколки чашки (как же всё-таки беременность меняет женщину – всегда ведь была образцом спокойствия и выдержки!), Зоя сетовала на себя, что не заглянула на сайт «Вольная поэзия». А может, и хорошо, что не заглянула? Что бы она там увидела? Праведный гнев и скорбь творческой интеллигенции по поводу случившегося в Кемерово? Вряд ли. Случись такое на Украине – и скорбел бы, и пылал бы гневом весь сайт. Тогда, Зоя не сомневалась, и Порошенко, и всей «киевской хунте» досталось бы по первое число. Из всех щелей неслось бы про официальную политику Киева, направленную на геноцид населения. И попробовал бы кто не согласиться – тут же стал бы и укрофашистом, и бандеровцем. Зоя хорошо помнила, какую травлю устроили «вольные поэты» её подруге – поэтессе Нине Завадской. В каких смертных грехах её только не обвинили за то, что отказалась признать Крым российским! То, что происходило на странице подруги, Зоя могла назвать двумя словами: вакханалия скотов. У них даже ума не хватило устроить изящный троллинг, достойный творческих личностей. Вульгарная злоба, мещанские оскорбления – казалось, не люди искусства сбежались на страничку Завадской, а персонал овощной базы Воронежской области. Зое невольно вспомнились бабушкины слова: «Скажи неумному, что его говно – ценное сокровище – он его в рамку и в «красный угол» повесит вместо иконы». Вот и с дурными качествами также: стоит по телевизору указать на врага и сказать, что гнобить его – проявление глубочайшего патриотизма, как всё общечеловеческое будет моментально забыто. Поэтому заходить лишний раз на «Вольную поэзию» Зоя не спешила. Тем более Нина уже три года как не размещала там своих стихов. В психиатрической больнице, куда её положили, не разрешают пользоваться Интернетом.
Впрочем, обвинять целиком троллей, что довели её до психушки, было бы неправильно. Смерть отца и последовавший за этим тяжёлый развод сами по себе могут свести с ума. Травля только довершила процесс, добила Нину окончательно. Может, всё бы обошлось, если бы Завадская сразу просекла гнусную сущность этих товарищей и не стала бы метать перед ними бисер. Но она видела в них людей, пусть даже заблуждающихся, пусть не очень воспитанных, но людей, с каждому пыталась подойти с пониманием и сочувствием. Увы, с таким же успехом можно было разговаривать со стаей злых голодных шакалов. Её мягкость и корректность расценивались как лицемерие, а откровенность мигом сделалась предметом для стёба. Как только не полоскали её умершего отца! Какими только грязными подробностями не обрастал её развод с их лёгкой руки? А когда кто-то сообщил, что «Завадская тю-тю», столько было воплей торжества, как будто бы они только что героически победили сильного и опасного врага, а не расправились всей стаей над интеллигентной барышней. И этих, с позволения сказать, людей Нина считала своими друзьями!
Впрочем, у отца Зои тоже когда-то было полным-полно друзей. Давно ещё, когда он был капитаном. Человек слова, со справедливым сердцем и твёрдыми принципами, в меру строгий, но никогда не стремившийся унижать людей. Когда на судне случилось ЧП, большой начальник из областной администрации стал предлагать капитану хорошую мзду, чтобы его спасли первым. Но тот не взял: сначала спасаем женщин и детей. Тогда этот начальник попытался отобрать спасательный жилет у женщины с ребёнком, но капитан увидел и быстро пресёк это дело. Начальник с разбитым носом отполз в угол палубы, угрожая, что устроит Зоиному отцу такое, что его даже матросом не возьмут. К счастью, всех спасли, никто не погиб. Но угрозу свою начальник выполнил. Чтобы угодить «большой шишке», отца Зои уволили, обвинив в том, что он якобы сам спровоцировал ЧП по пьяни. Но Зоя прекрасно знала, что папа не пил, тем более на работе. Конечно, мог на праздник пропустить рюмку-другую, но чтобы потерять ясность ума – никогда. Знали об этом и его друзья, многие из которых после увольнения клялись, будто чуть ли не каждый день видели его поддатым в стельку.
Но даже тогда отец и не подумал спиваться. Что толку? Положения этим не улучшишь. Устроился водителем трамвая. Мама без конца пилила мужа: вот, мол, из-за твоей принципиальности… да кому она нужна в наше время… о ребёнке бы подумал, если на меня тебе наплевать. Отец в ответ говорил, что о них как раз и подумал – а точнее, о том, что среди пассажиров тонущего корабля могли оказаться его жена и дочь, которые могли бы погибнуть из-за того, что кто-то менее принципиальный стал бы, в нарушение всех правил, спасать какого-нибудь толстосума. Но маму это «если бы да кабы» не волновало. Ей хотелось жить хорошо. «А о будущем Зои ты подумал?» - спрашивала она, трагически заламывая руки. «Первым долгом, - отвечал отец. – Хочу, чтобы Зоя выросла человеком, а не пустой самовлюблённой куклой».
Впрочем, Зоей он её называл редко – либо когда сердился, либо когда обсуждали какой-то очень серьёзный вопрос касательно неё. А так – Заяц. «Привет, Заяц!», «Соскучилась, Заяц?», «Смотри, Заяц, что я тебе привёз!».
Должно быть, когда по пути на работу он увидел висевшего на карнизе мальчика, также представил, что на месте того незнакомого ребёнка могла быть его любимая дочь, и равнодушная толпа точно так же могла бы идти мимо. Обладая достаточной физической подготовкой, он сумел по балконам залезть и ухватить бедолагу в тот момент, когда слабая детская ручка разжалась. Он ещё успел поставить мальчишку на балкон (слава всем святым, что тот оказался не застеклённым!). А сам то ли неудачно развернулся, то ли уже не осталось сил удержаться… Смерть была мгновенной. Удар головой об асфальт при падении с четвёртого этажа не оставлял никаких шансов.
«Опять твой папа о нас не подумал!» - жаловалась мама.
Тогда Зоя впервые за десять лет ей нагрубила. Как она смеет так про папу?
Через два года вдовства мама снова вышла замуж. С тех пор частенько пилит Петра Петровича: и носки по квартире разбрасывает, и лишний раз за собой чашку не помоет, с работы – сразу на диван к телевизору, а в выходной как засядет за футбольным или хоккейным матчем – проще самой и ковры пропылесосить, и мусор вынести, чем его дождаться. Однако с ним ей, по всему видно, гораздо проще, чем с первым мужем. Петрович он такой – предпочитает не заморачиваться, а плыть по течению. Всё равно, говорит, ничего не изменишь, бесполезно дуть против паровоза.
Ну да пусть живут, как им нравится, а ей, Зое, сейчас надо думать о собственной семье. Вечером придёт Стас. Как лучше сказать ему, что скоро он станет отцом? Закружит ли он её на радостях по комнате, покрывая лицо и руки поцелуями? Или испуганно выпучит глаза: ох, это так неожиданно, умоляю, зай, давай повременим, понимаешь, всё так нестабильно, нам ещё надо самим встать на ноги? Надо бы как-нибудь подготовить парня, чтоб известие, не дай Бог, не прозвучало как ультиматум. Или, того хуже, не создало бы впечатления, будто она специально залетела, чтоб женить Стаса на себе. Недаром говорила мудрая бабушка: «С мужиком дипломатия нужна». Как не хватало сейчас Зое её совета, её подсказки!
В течение дня Зоя то и дело прокручивала в голове сценарии: как она скажет Стасу о своей беременности? И каждый раз они заканчивались по-разному. Если бы кто-нибудь из режиссёров влез в тот момент в её голову, прочитанных мыслей ему хватило бы на целую «Санта-Барбару». Одна и та же фраза вызывала у воображаемого Стаса то прилив безудержной нежности, то необузданный приступ гнева. Он то прыгал чуть ли не до потолка, крича: «Спасибо Тебе, Господи!», а то с криком: «Господи, помилуй!» - выбрасывался из окна, с седьмого этажа.
Незаметно подошёл к концу рабочий день, дорога домой, причёска, макияж. А нужные слова так и не пришли на ум. И вот уже любимый звонит в дверь.
«У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!» - хвалилась Лиса.
«А у меня одна дума», - скромно отвечал Журавль.
Эту сказку бабушка читала маленькой Зое. Журавль-то в итоге обманул охотника и спасся, а Лиса со своей тысячей думушек так и попала на воротник. Не знала, бедолажка, за какую ей ухватиться.
«Вот и я попала, как эта лиса!» - думала Зоя, открывая дверь.
- Привет, зая! Выглядишь сногсшибательно! Очень по тебе скучал!
- Привет, Стасик! У меня для тебя сюрприз!
Пылкий поцелуй в прихожей, и Зоя ведёт любимого на кухню, где вместо большого света горит светильник с цветочным абажюром, по радио ретро звучат старые песни, а на плите дожаривается паста болонезе.
- Ух ты, круто! – обрадовался Стас, решив, по-видимому, что его любимое блюдо и есть сюрприз, который приготовила Зоя.
Девушка не знала, как начать о главном. Вместо того, то ли надеясь на внезапное озарение, то ли просто желая оттянуть неизбежное, она говорила о пустяках, рассказывала, как прошёл день. И ночь.
- Прикинь, мне сегодня такое приснилось!..
- И правильно! – похвалил Стас, выслушав историю до конца. – Явлинский – это не та фигура.
- Но ведь дело не в Явлинском. Окажись на его месте Путин, ты бы, наверное, поступил так же.
- Не, Путин – это другое дело. Есть разница: или погибнут несколько человек (детей, конечно, жалко, но всё же), или вся Россия. Без Путина сейчас нельзя. Кругом ведь враги. Вообще, по-хорошему, нам нужен царь. И если им будет Путин, буду только рад.
- Радоваться – это одно. А соглашаться, чтобы за это погибали дети…
- Если нужно было бы, я бы согласился. Это оправданная жертва. Более того, я бы сам лично поджёг «Зимнюю вишню», если бы это помогло народу сплотиться вокруг Путина.
- Как же так? – Зоя своим ушам не поверила. – Там же могли быть наши дети!
- Нет, ну своих бы я, конечно, вывел. Что я, дурак, что ли?
- А чужих бы, значит, убил?
- Что делать? Понимаю, звучит цинично. Но жизнь – она вообще циничная штука.
Зое вдруг вспомнилось интервью Явлинского, в котором он рассказывал, как ещё в студенчестве приложил комсорга по голове латунным тазом. Тот вроде сказал, что за социализм можно было бы пролить и вдвое больше крови. Но таз, хоть и не латунный, а эмалированный, на балконе. Разве что светильником. Однако Зое не хотелось даже этого. Захотелось, чтобы этот чужой человек ушёл, исчез из её жизни. Навсегда.
- Нам нужно расстаться.
- То есть? – не понял Стас. – Ты хочешь, чтобы я ушёл?
- Да.
- Зай, да ты чего?
- Мы слишком разные, Стас. Мы не сможем быть вместе.
- Ты это… серьёзно?
Ну, зачем он так много говорит? Почему не может просто встать и уйти?
- Более чем.
С минуту Стас, вытаращив глаза, смотрел на Зою, словно не веря услышанному. И, наконец, произнёс:
- Слушай, Зойка, да ты реально дура! Думаешь, такая крутая: только свистнешь – мужики так и сбегутся? Да ты, если хочешь знать, ну вообще никакая! Сам не понимаю, что я в тебе нашёл? Ты и в постели бревно бревном. Я в общем-то встречался с тобой скорее из жалости. Для тебя же мужика найти – целая проблема, если не сказать, вообще нереально. Нормальная бы за меня вот так держалась, а ты ещё и выкобениваешься. Может передумаешь, а?
Зое вдруг стало так смешно, что она едва сдержалась, чтобы не расхохотаться Стасу в лицо. Каких-то полчаса назад говорил, что она выглядит сногсшибательно, а теперь вдруг никакая. И вот это чудо природы она полюбила? Действительно, дура! Однако не настолько же, чтобы сейчас броситься Стасу на шею с поцелуями и криками: «Вернись, я всё прощу!».
Парень и без слов всё понял.
- Ну и ладно! Думаешь, я буду сильно переживать? Ни фига! Найду себе девчонку умнее и красивее. А ты со своими закидонами так и останешься одна. Может, в старости станешь умнее, когда будешь выть и грызть подушку.
И удалился с победным видом, хлопнув дверью. Вот и вся любовь! Как в песне Алёнушки Апиной, которой Зоя любила подпевать ещё в детстве:
«Узелок завяжется,
Узелок развяжется.
А любовь она и есть
Только то, что кажется».
А по радио на кухне играла совсем другая песня:
«Вишня, вишня, зимняя вишня –
Прекрасных ягод аромат.
Белый снег ложиться чуть слышно.
Никто ни в чём не виноват».
Просто на издевательство похоже! Зоя пошла на кухню, чтобы выключить. Из окна она увидела, как рассерженный Стас пнул со всей дури дворовую кошку Муську. Так вот, оказывается, какой твой ненаглядный Стасик! А ты, Зойка, всё: хороший, хороший! Понятно, любовь зла, но как-то уже получается слишком. Другая девушка, наверное, нашла бы оправдание: просто парень очень сердит. Сама Зоя тоже могла очень рассердиться – разбить чашку, как сделала утром, хлопнуть дверью. Но чтобы срывать зло на самых беззащитных…
Ноги сами понесли девушку во двор. Муська поначалу смотрела на неё подозрительно, зная по собственному опыту, какой подлянки можно ожидать от двуногих. Однако кусочек колбасы заставил кошку сменить гнев на милость, и вскоре Зоя гладила Муськину черепаховую шерсть. А в голове всё отчётливее проступала мысль, как вовремя ей приснился этот дурной сон. Не будь оного, сейчас она, возможно, совершила бы самую большую ошибку в своей жизни.
- Ты что, так и не сказала Стасу, что беременна? – Нина смотрела на подругу широко раскрытыми глазами.
- Нет. Зачем? Я не хочу с ним жить даже ради ребёнка. Сама, кстати, говорила, что, оставаясь вместе из-за детей, родители учат их быть несчастными.
- Да, но совсем ведь необязательно жить вместе. Ребёнку всё-таки нужен отец, пусть даже если он приходит по воскресеньям.
- Думаю, Стас не согласится.
- Может быть. Но я бы на твоём месте дала ему шанс.
- Может, ты и права. Лучше скажи, сама-то как?
- Доктор сказал, если всё будет нормально, в среду выпишут. Скорей бы уж! Тогда, наконец-то, смогу вывесить свой «Реквием» на сайте.
«Реквием по «Зимней вишне»»… На сайте… На «Вольной поэзии». Зоя боялась, что за одну только фразу, обращённую к погибшим детям: «Простите всех нас, недостойных!», Завадской могут устроить травлю с новой силой. Как раз те, кому есть за что просить прощения. Ведь под их громкие овации живёт и здравствует система, при которой человеческая жизнь не стоит ни гроша. Что тогда будет с Ниной? Неужели снова?
- Нин, ты уверена?
- Я прежде всего поэт, Зоя. А долг поэта – говорить народу правду.
И столько решительности было в голосе Завадской, что девушка сразу поняла – отговаривать подругу бесполезно. Оставалось радоваться, что в её глазах не было того лихорадочного блеска, который пугал Зою, когда Нина впадала в крайнее возбуждение, граничившее с неистовством, и начинала громко на всю улицу декламировать стихи: и свои собственные, и Бродского, и Мандельштама. Потом эти периоды резко сменялись полной апатией – тогда Нина могла сутками сидеть в одной позе, погружённая целиком в свои мысли, и ни на что не реагировала.
- Удачи тебе, Нин! Кстати, твой «Реквием» чем-то похож на рецензию на «Сычуань».
Давно это было. Когда фильм «Слёзы провинции Сычуань» получил «Оскара», Завадская написала на него стихотворную рецензию. Самого фильма Зоя не видела, но, если верить стихотворению, жертв землетрясения в китайской провинции Сычуань могло бы быть меньше, если бы не взяточничество тамошних чиновников, которые экономили на строительстве зданий. Вот и в «Реквиеме» Нина винила коррупционеров в кемеровской трагедии.
Уходя от подруги, Зоя никак не могла решить, что ей делать со Стасом. Идти за него замуж после всего, что услышали и увидела она, разумеется, не собиралась. По опыту родителей девушка знала, что семья, в которой нет места взаимному уважению, никогда не будет по-настоящему счастливой. Но вправе ли она оставлять без отца собственного ребёнка? Вправе ли отнимать у бывшего бойфренда шанс на отцовство? Пусть человек он не очень, но вдруг отцом он будет прекрасным?.. Хотя, может ли получиться таковой из выродка, готового за политические убеждения сжигать чужих детей? Чему такой папаша может научить ребёнка?.. Но ведь не сжёг же он никого, в самом деле. Только сказал: если бы да кабы.
«Наверное, стоит всё-таки позвонить и сказать».
Но только девушка достала телефон, как вдруг поняла, что звонить никуда не надо. Стас стоял на автобусной остановке и о чём-то болтал по мобильному, не замечая бывшую пассию. Зоя подошла поближе.
- Э, Машка, погоди-ка. Мы о чём договаривались? Секс без обязательств. Ну, не успел вытащить – я ж не специально… Не, пелёнки, памперсы – это не моё! Я ещё молодой, хочу пожить нормально...
Машка? Секс без обязательств? А ведь Зоя встречалась со Стасом полтора года. Стало быть, с этой Машкой у него был роман вовсе не до их знакомства. Иначе последняя уже б давно родила. Однако же!
- Машка, ну не дури! Какая экспертиза, какое ДНК? Сейчас в любой клинике аборт сделают – и никаких проблем!
Дальше Зоя слушать не стала. Не готов он, значит, стать папой. Ну так и не надо! Пусть Маша делает экспертизы, добивается признания отцовства, подаёт в суд для взыскания алиментов, если, конечно, решит рожать. А она, Зоя, обойдётся и без горе-папаши. Сама вырастит ребёнка, сама воспитает, сама человеком сделает.
«Но смогу ли я одна?» - сомнения, как испуганные тараканы, поползли в голову Зои.
Быть матерью-одиночкой – это же так тяжело!..
«Так, Зоя Александровна, - девушке показалось, будто она слышит в собственных мыслях строгий голос отца. - Немедленно взяла себя в руки и прекратила нытьё! Никто не говорит, что будет легко. Но ведь другие справляются. А значит, и ты справишься, если захочешь».