КУРСАНТСКАЯ ПРОПИСКА.
Издавна на штурманском факультете в Мурманском мореходном училище имени Ивана Месяцева существовала своя святая традиция. На первом курсе курсант должен был «прописаться». Обычай этот существовал с довоенных лет. Все терпеливо ждали 30-градусных морозов, которые случались обычно в полярную ночь. И тогда первокурсники должны были, раздевшись до одних трусов, но обязательно в бескозырке с ленточками, выбежать из общежития, на улице Егорова - 5, и добежать до телефонной будки, которая стояла на Бродвее – улице Ленина.
- Надо обязательно позвонить из будки Начальнику училища по домашнему телефону. И сказать: «Вы не Бородавко, а бородавкА!»
Я был заместителем секретаря комитета комсомола училища по идеологии и почти круглый отличник. И именно поэтому мне предстояло бежать первому, так решили пятикурсники. А они по статусу были выше самого Министра. Второй попытки в этот студеный вечер могло и не быть. О традиции все знали, но надеялись на мелкую страстишку Начальника – смотреть хоккей по телевизору. Я разделся до трусов, надел на голову припасенную для этого случая бескозырку, и сжав в зубах зубчатые концы ленточки , выскочил на крыльцо. Меня обдал ледяной ветер с Кольского залива, но морские законы превыше всего.
- Ну, салага, три фута под килем! - кричат старшекурсники в окно.
Сжав в правой руке двухкопеечную монету, с чернильным номером телефона Начальника училища на левой, я помчался к заветной будке. Проспект Ленина был пуст. И каково же было моё отчаяние, когда я увидел сквозь промерзшие стекла в телефонной будке – двух девушек. Одетые в меховые шубы и меховые импортные шапки, они могли себе позволить звонки в лютую стужу. Я замер возле будки в позе пеликана.
А на горизонте показались два милиционера, благо здание ОВД Мурманской области было метрах в ста пятидесяти, правда, на противоположной стороне Бродвея! Что делать? Невдалеке нарезают галсы два пятикурсника в кожаных перчатках, разминаясь по ударам сбоку и прямой в голову, и сниху, снизу!..
Я рванул дверь за льдышку-ручку и все понял по девичьим позам и по их глазам, в которых искрился еле сдерживаемый смех. Они меня ждали... Не меня именно, но курсанта – жертву. До ближайшей телефонной будки на площади «Пяти углов» было две троллейбусные остановки.
- Входите, милиция идет! – говорит сочувственно одна из девушек.
А другая тянет меня за руку и снимает с себя шубу, надевая живое тепло мне на плечи. Я бросаю 2 копейки в автомат, набираю заветный номер:
- Алло! – раздается знакомый голос знаменитого и грозного Начальника Училища. В трубке слышен голос комментатора Николая Озерова.
- Учтите – это мой папа, – вдруг заявляет та, которая согревает меня своей шубкой.
Пятикурсники прекращают патрулирование по Бродвею и проходят со значением мимо. Они видели, как до моего появления две девушки заскочили в будку-автомат, но ничего не успели предпринять – показалась милиция.
Я бы не струсил и произнес бы заветные слова, но уж больно хороша была дочь-красавица. Признаюсь, я так близко таких девушек не видел. Этого моего замешательства хватило бывшему капитан-директору для принятия решения – он быстро оценил ситуацию и сгоряча объявил Боевую тревогу по всему училищу.
Я уже знал, что такое любовь с первого взгляда, потому что второго не бывает. Мы с этой девушкой поняли другу друга в одно мгновение: она сняла с меня шубу и с силой выпихнула меня из будки.
- Маstеr, вы почему на ужин не идете? – запела она в трубку. - Мама изготовила шедевр кулинарного искусства! – у Бородавко отлегло от сердца.
Мне хватило этих секунд, которые ушли у Начальника на разговор с дочерью, чтобы домчаться до общежития и с тыльной стороны взобраться в окно здания. Наша 6-я рота стояла в коридоре по стойке смирно, когда дежурный офицер с помощником, на всякий случай, шел вдоль строя и внимательно вглядывался в наши лица. Румянец бы выдал меня, но курсанты – участники самодеятельного театра училища, догадались наложить мне грим зубным порошком. А самое главное – дочь Начальника спасла меня от неминуемого исключения из училища.
Милиционеры - лейтенанты подошли к пятикурсникам с вопросом о происходящем.
- А, «Прописка»? – понимающе заулыбались они.
– Мы тоже в высшей школе милиции «прописывались». Я, например, звонил в вытрезвитель и говорил, что в стране объявлен сухой закон! – как по секрету сообщил один из них.
В это время из телефонной будки выходят девушки. И дочь Бородавко вдруг заявляет им:
- Вы не мусора, вы – Мус-соролл-ини!...Это моя «прописка»!
Однажды эта девушка пришли к нам на танцы в актовый зал. Она отказала трем самым блистательным курсантам училища. И тогда ее пригласил я!..
БОЦМАН С КРАБА
Дело было в далеком 1967 году.
Были мы, курсанты Мурманского мореходного училища имени Ивана Месяцева, на морской практике после первого курса. Учебное судно «Краб» - трофейный немецкий тральщик – был переделан под рыболовецкий траулер. В машинном отделении на переборке висела литая нацистская свастика с орлом. Мы с испугом шкивали уголь к топке, поглядывая на символ Третьего рейха.
- Хайль! - кричит курсант Вася.
- Гитлер капут! - перечит курсант Петя.
Естественно – деревянная палуба «Краба» быстро теряла свой древесный цвет от угольной пыли. А боцман-придира (татарин) дожидался субботней большой приборки и измывался над нами тем, что заставлял не просто драить настил, а зачищать его до соломенного блеска.
- Аврал! - звучит по громкой связи.
Что ж, нам - по шестнадцати лет, и даже было интересно на него посмотреть, когда он в своем белоснежном мундире (боцман когда-то служил на Черноморском флоте) торжественно ложился, мурлыкая как кот, на палубу. Он лежал под скупым полярным солнышком, довольный собой и нами. Это видел седой капитан, и капитану тоже нравилась его боцманская требовательность – не надо ходить, проверять носовым платком качество приборки.
- Иван Ильсурович дело знает, - бомочет старпом.
Однажды как всегда, боцман валится на палубу, долго лежит на ней и встает великодушный, чтобы раскурить свою импортную трубку. Курит степенно и благодарит курсантов за каторжный труд, искоса поглядывая на капитанский мостик. И на молодую девушку – судового доктора Беккер.
- Проверим, - шевеля рукой в кармане (дурная привычка), говорит боцман.
Каково же было наше всеобщее удивление, когда команда увидела на его белом кителе вполне различимую черную надпись: «Боцманюга». Только в зеркальном отражении. Кто догадался и сподобился нанести какими-то химикалиями на палубном настиле невидимую надпись, которая вскорости проявилась на боцманской спине? Это так и осталось на корабле глубокой тайной. С тех пор боцман на палубу не ложился и более не надевал свою гордость – Черноморский белоснежный китель…
«КОМИ – ГАРМОШКА».
В 1968 году в Мурманском мореходном училище имени Месяцева происходит беспрецедентный случай. О нем было доложено Министру рыбной промышленности СССР Николаю Ишкову.
Наш Первый взвод 6-ой роты судоводительского факультета расформировали после второго курса. Небывалый случай в истории Мурманского мореходного училища. Нас просто распределили в остальные группы. И не стало живого организма, состоящего из шестнадцатилетних курсачей из глухих деревень. Мы отличались от всей остальной курсантской братии общей любовью друг к другу и необычайной одаренностью каждого в отдельности. Здесь учились только 15-летние вчерашние пацаны.
И в группе не было ни одного коренного мурманчанина. Как это могли допустить отцы-командиры? Я об этом специально говорю, потому что местные ребята были избалованы в морских семьях небывалым для деревенских мальчишек достатком и общей продвинутостью. Мурманчане знали, что такое Черное море и черноморский загар.
- Ну, ты, деревня, давай гальюн драить! - командовал мурманчанин, сын КДП.
А вологодский паренек и не знает, что такое г а л ь ю н!..
Все они посещали престижные секции самбо или бокса и от этого были все драчуны. Они покуривали «Мальборо», «Честерфилд» - марки сигарет, которые ребята из провинции отродясь не видели («Прима», «Памир», «Огонек» - что еще продадут в сельмаге?).
По городу в воскресенье ходили в джинсах (1966 год). А жевательная резинка?.. Никто из нас не пробовал ее на вкус. Мурманские парни, глядя на «деревню» свысока, демонстративно жевали "Dubble Bubble", надувая пузыри, не делясь ни с кем «жёвой». А «Кока-Кола»? И все, или почти все - мурманчане занимались фарцовкой.
- Поляк пришел за аппатитом, - шептались мурманчане. - Чейндж!..
Вечером, перед отбоем, дети капитанов дальнего плавания приходили именно в наш провинциальный взвод с двумя парами боксерских перчаток. И заставляли кого-нибудь из нас надевать перчатки, навязывая спарринг-партнерство. Как правило, поединок заканчивался одинаково – мы были биты. Сколько юношеской крови пролилось на палубу Ленинской комнаты. Лишь однажды, когда очередь дошла до меня, мурманчане получили достойный отпор. В седьмом классе, лишь несколько недель прозанимавшись в школьной секции бокса, я был исключен из секции за драку с Витей Коровиным из-за девочки.
- Бокс не для шпаны! - заключил самодеятельный тренер, преподаватель труда, бывший фронтовик - десантник.
Моим тренером неожиданно для меня становится ОДНОРУКИЙ сосед дядя Архип. Работал он механиком, как и мой отец. Руку он потерял на войне. Но с одной рукой дядя Архип не только носил воду из колодца, но и копал землю, помогая жене обрабатывать огород. Косил траву с одной рукой и доил корову Снежку.
Однажды в день получки Эмтээсовские подрались возле знаменитого 10-го магазина на Медынке. С одной правой рукой дядя Архип не уступил никому в драке. А дрались бывшие фронтовики - все танкисты. Увесистым правым кулаком механик был способен положить на траву любого! Жили мы в рубленом общежитиии Малоярославецкого МТС. И двор у нас был общим. Увидел он меня однажды на зарядке, когда я выполнял боксерскую разминку.
- Слышал, тебя из школьной секции выгнали? - спрашивает меня дядя Архип. - Но это не беда.
И начал он обучать меня боксерскому мастерству, а сам он ставил удар на войне у самого Николая Королева, Девятикратного чемпиона СССР в тяжёлом весе! Он снял с гвоздя две пары боксерских перчаток, порылся в чулане и нашел лапу, прыгалки, теннисный мяч.
Мы сами изготовили, и боксерские грушу, и мешок. Он мне преподал уроки немыслимого бокса. Показы он делал одной рукой, но вторую я будто видел воочию. Эту руку-невидимку я домысливал, и от этого она становилась идеальной в моем воображении. Её обрубок еле шевелился, но уходил я от его мысленной левой по-настоящему. А когда ошибался, чувствовал – дядя Архип достал меня, в глазах его читался рефлекс попадания.
- Чтобы стать боксером, Серафимка, - любил повторять однорукий тренер, - надо научиться делать две тысячи движений! Бить не кулаками, а всем телом! Николай Королев обучал нас в лесу, в партизанском отряде. Ничего не было. Обмотаем кулаки портянками и дрались, но по правилам!
В Ленинской комнате 6-й роты произошла сенсация: чемпион города среди юниоров Лёша Кулагин получил три нокдауна, и бой был прекращен за явным моим преимуществом. Противник просто не ожидал сопротивления. Тут же об этом узнали мореходные короли – пятикурсники и лидер мурманской группировки Боб Браташов. Они заходят в расположении роты и назначают новый поединок. Мне предстояло драться с самим Браташевым. Он был старше меня на два года и тяжелей на килограммов десять!
- Это не по правилам! – пытается вступиться за меня однокурсник Валерий Чупров.
Вижу, Боб – боксер! Нос его давно сломан, вместо него – раздутые ноздри. Чем бы закончился наш поединок, неизвестно, но тут прозвучал сигнал боевой тревоги. Училище подняли для выполнения государственной задачи – мы вылавливали БИЧЕЙ после известного Указа Л.И. Брежнева!
Отец Боба Браташева был вторым секретарем обкома партии! Но об этом в следующий раз.
Прославила нас Чуприная гармошка. Она же и стала причиной вселенского скандала. Привёз ее из далекой тундры легендарный Валерий Чупров. Первый самовольщик и пьяница, он был любимцем не только в курсантской среде, но его обожал и грозный капитан 3 ранга Лев Фрейдинов – наш командир роты. Только начался учебный год, как Чупров был замечен в злоупотреблении.
- Отец из тундры вышел! – говорит он в свое оправдание с заметным акцентом народа коми.
- Что? Что?! – переспрашивает его Фред на общем построении.
- Полгода в тундре был,… отец,… оленей вывел, - раздражается курсант. – Месяц гуляет – обычай такой у нас!
- Где у вас?
- В тундре! – читая Большую Советскую Энциклопедию, Чупров был в состоянии рассмешить любого.
«Тундра»! – зазвучало в 6-й роте, как позывной, как пароль. Фред был родом из Бухары, и слово «тундра» для него звучало, как сказочная страна. К тому же командир роты был убежденным интернационалистом, поэтому Чупр отделался выговором.
А этот случай c разбирательством запомнился на всю жизнь – он был первым за всю мою жизнь. Чтобы кто-то из учеников нашей Малоярославецкой 2-й средней школы выпил?! Но это было в прошлой жизни, а Пьянка в ММУ выкашивала курсантские ряды, как Анка-пулеметчица.
С появлением гармошки наша жизнь изменилась до неузнаваемости. Этот музыкальный инструмент назвать гармоникой можно было с большой долей условности. Изготовил её мастер-коми. Обтянутая оленьей шкурой и отделанная оленьей костью, она состояла из деталей, которые производила только тундра. Молодые оленьи рожки – панты венчали это ювелирное изделие.
Всё стало праздником! Мы без гармошки никуда. Утомительную большую приборку по субботам, с мытьем палубы, стен и оконных стекол эта трехрядка чудесным образом все превращала в праздник! Гармонист освобождался от уставных работ. Восседая на втором ярусе курсантских коек, Чупр наяривал мелодию культовой песни Мурманского мореходного училища «Ах, Одесса»! А мы, радостные от предстоящего увольнения, горланили слова южной песни на улице Егорова северного города.
«Плывут туманы над волной покрыты бирюзой,
Стоит у моря предо мной
Одесса, город мой.
Он с песнями встречает,
Он с песней провожает,
Одесса-мама, милый город мой».
А проходившие по улице Егорова девчонки невольно останавливались именно под нашими окнами. Некоторые девушки по субботам, будто невзначай, обязательно проходили со значением и ждали, когда курсанты вынесут пригласительные билеты на наши училищные вечера в Актовом зале с танцами. Не одна пара состоялась под нашу приборку с песней!
Почему «Ах, Одесса»?! Никто не знает и не вспомнит из тех, кто впоследствии станет капитанить на БМРТ, ТР и плавбазах. Думаю, эта черноморская народная песня воплощала нашу сокровенную мечту о дальних тропических рейсах.
На помывку в баню – с гармошкой! В кромешной тьме полярной ночи под окнами мурманчан звучит «Ах, Одесса»! Переходим взводом по улице Шмидта – под гармонику!
И… - кульминация всего – вечерний переход Мурманского мореходного училища имени Месяцева из учебного корпуса в общежитие. Это огромная черная колонна идет по проспекту Ленина. Для этого перекрывается транспорт! Маршрут следования проходит мимо величественных зданий областных комитетов комсомола и партии, управлений МВД и КГБ. А тут вдруг – гармошка и «Ах, Одесса»!
« Ах, Одесса, жемчужина у моря,
Ах, Одесса, ты знала много горя,
Ах, Одесса, любимый, милый край,
Живи, Одесса, и процветай».
Так длилось несколько дней. Вдруг кому-то, в каком-то комитете, песня показалась эпатажной:
- Пусть гармошка… Но почему не «Прощайте скалистые горы»?! Почему «Одесса»! У вас одесситов много?
Оказалось, в ММУ одесситов вообще нет. Начальство училища получило нахлобучку, и прохождение училища под гармошку запретили. В обкоме моряки отчитались, что это играла уличная гармошка, и виноваты в этом постовые милиционеры. Так прошел месяц. И вдруг – опять она, родимая!
«Ах, Одесса, не город, а невеста,
Ах, Одесса, нет лучше в мире места,
Ах, Одесса, прекрасный, милый край,
Живи, Одесса, и процветай».
Гармонист шел в курсантской гуще. Черные флотские шинели и чернота Полярной ночи! Поди, разгляди, откуда доносится мелодия?
Помполит училища, добрейший капитан первого ранга Сидор Поморцев, подводник Северного флота, с ног сбился, разыскивая по реям злополучную трехрядку. Он обошел с секретарем комитета комсомола все кубрики и баталерки. Они облазили все возможные шхеры и даже побывали в подвале у сантехника и на чердаке. С группой курсантов-первокурсников лопатами перерыли снежные сугробы! А гармошка как в воды Кольского залива канула.
Группу нашу расформировали. Был отчислен из училища Валерий Чупров. Призвали его на Северный флот. Служил он матросом на плавмастерской «Волга». Побывал на Кубе и в Анголе. Фидель Кастро пришел в восторг от его игры на гармошке. Там он кошмарил корабельных командиров все той же коронной фразой: - ОТЕЦ ВЫШЕЛ ИЗ ТУНДРЫ,- когда принимал на грудь ром "Негро" или флотский спирт - «шило». Но «Ах, Одесса» на Северном флоте не прижилась. «Усталую подлодку» перебить невозможно!
Проходит три года. Я ходил штурманом в загранку на судах «Севрыбхолодфлота». Пришел с морей, идем с друзьями в ресторан «Дары моря». И вдруг:
«Кого вы ни спросите,
Ответят одесситы:
"Такими уж нас мама родила".
Ах, Одесса, жемчужина у моря»!
В баталерке на первом этаже, на гладильной доске, свесив ноги, в окружении товарищей, сидит и наяривает на знаменитой гармошке Чупров Валерий. Отслужил три года и поступил на ускоренные курсы ММУ!
Забрали мы человека из легенды в ресторан «Дары моря». Гармошка с ним. Сняли столик, сделали заказ. В кабаке, как нарочно, все оккупировано офицерами-подводниками. И звучит их знаменитая «Усталая подлодка»! Один раз, второй раз, третий раз подряд:
«Лодка диким давлением сжата,
Дан приказ дифферент на корму,
Это значит, что скоро ребята
В перископы увидят волну, в перископы увидят волну»!
Но когда тралфлотовские рыбаки узнают, что песня заказана вперед - 17 раз!... А исполнял «Лодку» тогда никому неизвестный Вилли Токарев…
Экипаж ПРТ "Рембрант" пришел с морей после полугодовалого рейса к острову Кергелен с небывалым перевыполнением плана. Наловили по автомобилю "Волга", да отоварились в Лас-Пальмасе импортными шмотками. Плюс чеки Внешторгбанка - боны! Предлагают Вилли Токареву по пятерке за песню - тот ни в какую. Дошло до червонца! Вилли опять: "Лодка диким давлением сжата..."
Никто ничего не понимает. Под "Лодку" ресторанные мурманские красавицы не танцуют! Военые моряки-подводники из Полярного сидят за столами, никого не приглашают на танец. Молча водку пьют. Капитан первого ранга Сидор Поморцев, когда открывал заказ, со значением показал Вилли Токареву пистолет "Макаров", который висел у него под мышкой в кобуре:
- Атомная подводная лодка сгорела и утонула в Атлантике! - многозначительно добавил подводник в черном кителе с колодкой орденских планок.
Рыбаки суют под нос усатого певца последний довод моряка - боны!
В конце-концов, певец с размаху бросает микрофон об пол. И уходит за кулисы.
Морская драка, как внезапный шторм в Баренцевом море, начинается со снежного заряда, который слепит экран локатора - на нем видна сплошная засветка. Начинает гудеть рангоут и такелаж, а в правую скулу бьет крутая северная волна.
Эта знаменитая драка в "Дарах моря" между рыбаками и подводниками вошла во все криминальные сводки Мурманских силовых ведомств. И даже в Москве завели специальное дело по этому поводу. Разнеслась весть о ней и на промыслах.
Ничего подобного мне не доводилсоь видеть ни до, ни после. Столы и стулья летели в разные стороны. Мордобой морских сивучей и белых медведей! Драку не могли остановить даже выстрелы в потолок капитана первого ранга Сидора Поморцева.
Вилли Токарева прибывшие милиционеры выводят с черного хода.
И тогда на сцену выходит окровавленный Чупр со своей гармошкой. На трехрядку льется чуприная кровь, а он начинает свой экспромт:
На пирсе тихо в час ночной.
Тебе известно лишь одной -
В ОДЕССЕ ЕСТЬ ТАКОЙ МАЯК, ОН СВЕТИТ ВСЕМ, ВСЕГДА.
ОН ГОВОРИТ, ПОСТОЙ МОРЯК, ЗАЙДИ - КА ТЫ СЮДА.
Когда усталая подлодка,
Из глубины идет домой...
ЗДЕСЬ ДВЕРИ ВСЕМ ОТКРЫТЫ, БОКАЛЫ ВСЕМ НАЛИТЫ.
И ДЕВОЧКИ ТАНЦУЮТ ДО УТРА.
О, как он пел! Такого пения я в жизни более не слышал. Закрыв глаза, певец будто впал в сомнамбулический сон.
К Чупру присоединяются местные девушки, «прописанные» в знаменитых "Дарах моря". И они начинают петь и раздеваться. Догола! И это в 1972 году!
Подводники узнают в гармонисте своего бывшего матроса. Рыбаки вспоминают легендарного Чупра-Комика! И драка начинает затихать.
В ресторанный зал врываются капитан-лейтенант с матросами военной комендатуры. Прибыл и наряд милиции.
Главным в милицейском наряде был капитан Браташев. Боб не пошел в моря после училища, став грозой и другом подвыпивших моряков. Не один флотский карман облегчил он.
- Смирно! - подает команду капитан первого ранга Поморцев.
Капитан-лейтенант опешил, вытягивается в струнку. Матросы застывают на месте.
- Кругом! - рявкает Поморцев. - Марш!
- За мной! - тихо командует капитан-лейтенант, и матросы делают флотский разворот "все вдруг".
Боб Браташев все же успевает садануть мне резиновой дубинкой по почкам. Бедный Боб. Если бы он знал о моем совершенствовании в морском боксе! Морской бокс - это бои на корабле в шторм, когда палуба уходит у тебя из-под ног, и ты будто проваливаешься в пропасть или наоборот, когда килевая качка вдавливает бойца в настил. На берегу после этого всё кажется игрушкой.
За погром платили вскладчину. "Дары моря" на моряков обиды не держат. Боб получает мзду бонами. Драчуны приводят себя в порядок, заливая гальюн ресторана кровавыми подтеками. Совместно они вызывают такси.
И на десяти машинах, с девушками, едем продолжать пьяную тризну в лучший кабак Мурманска тех лет - в "69-ю ПАРАЛЛЕЛЬ"!
- Скажи, прошло столько лет, где ты прятал гармошку?! - Поморцев вопрошает Чупра, когда нагулявшись, они разъезжают по домам.
- Она у меня надувная! - отвечает со смехом Чупр.
И точно, гармонист 6-й роты нажимает какую-то потайную кнопку, и трехрядка с характерным свистом начинает изменять свой объем, исчезая совершенно в его увесистом кулаке.
«ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ» ПО-МУРМАНСКИ
1969 год. Мурманск. Проспект имени Ленина.
Нанесенный мне в лицо удар открытым ножом отправляет меня в нокдаун. А самое обидное заключается в коварстве удара. Исподтишка меня бьет переодетый в гражданку свой же курсант с механического отделения – сын второго секретаря обкома КПСС.
Были в ММУ имени Месяцева* и такие: курсанты - мурманчане, которые в массовых драках занимали сторону гражданских группировок. Как-то понять их можно, все же они росли вместе, ходили в одну школу. Витя Кузнец, Саша Колядко и моя девушка ведут меня в общежитие на улице Егорова, 5.
Но друзья разбегаются, увидев грозного начальника ОРСО** майора Казарова. Майор стоит побледневший от гнева. За его могучей спиной - дежурные по училищу офицер и курсант - старшекурсник.
Я будто пьяный, в залитой кровью военно-морской форме, но не брошенный девушкой, иду на эшафот. Лихорадочно вспоминаю рассказы бывшего морского пехотинца Северного флота майора Казарова, который воевал в отряде легендарного Виктора Леонова, дважды Героя Советского Союза.
Помню главное в его воспоминаниях. И расстегиваю кровью залитый бушлат, из-под которого виднеется тельняшка, а ленточки с бескозырки беру в рот, стискивая в зубах, и вместо подхалимского слогана "Там, где мы - там победа", произношу мычащим голосом наше, рыбацкое:
- «РЫБАК - ДВАЖДЫ МОРЯК»!
- Вы не моряки! – цедит сквозь зубы майор. - Вы морАки!
Именно таких удальцов и выгоняли в ту пору, по директиве Обкома партии, в первую очередь. На следующий день, обласканный накануне преданной девушкой, в отмытой и вычищенной форме, я стою по стойке «смирно» в кабинете самого начальника училища!
- Отец… фронтовик, депутат Московского облсовета, заслуженный механизатор РСФСР, член Калужского обкома партии! – начальник ММУ, капитан дальнего плавания, Алексей Гусев смотрит в мое личное дело. – А сын?!
Вижу, на столе начальника ММУ лежит проект приказа об отчислении десятка курсантов! И на приказе красуется виза начальника ОРСО майора Казарова. Такой пытки я не подвергался за всю свою последующую жизнь. На твоих глазах властная рука заносит перьевую ручку над листом бумаги. Прощай Лас-Пальмас, Куба, кокосовые пальмы, джинсы и виски «Johni Walker»!..
Сейчас я вам должен назвать имя своей девушки. Если кто читал мою новеллу «Мурманская мореходка», тот вспомнит героиню моего рассказа. Это была дочь начальника Мурманского мореходного училища – Лена ГУСЕВА! Сообщил ли майор Казаров начальнику училища, с кем он вчера видел его дочь?! Вполне возможно. Если да, то у начальника училища представляется удобный случай расстаться с непутевым кандидатом в зятья навсегда. Как правило, отчисленных из училища курсантов отправляют проходить срочную службу в армию. Куда-нибудь в Кушку!
А на внутреннем плацу духовой оркестр разучивает марши. Впереди 7 Ноября - день Великой Октябрьской социалистической революции. Слышен наш любимый «Марш Славянки»! Начальник на мгновение замирает, прислушиваясь к филигранной игре, которой славится наш духовой оркестр.
Корнеты, флюгельгорны, эуфониумы, альты, теноры, баритоны, басы, трубы, валторны и тромбоны – все это было предметом его особой заботы. Более того, и одним из главных показателем в социалистическом соревновании с вечным соперником – МВИМУ***. Оглушающими звуками в оркестре выделяются удары большого барабана!
Следует сказать, что большой барабан в игре духового оркестра морских училищ, в той исторической обстановке, играл главенствующую роль. Парадные расчеты воинских частей Мурманского гарнизона, Северного флота и Пограничных войск, как правило, проходили впереди нас. ММУ же с «Вышкой» приберегают на десерт.
Итак: впереди средней мореходки идут «вояки», а сзади чеканят шаг великовозрастные курсанты МВИМУ. Прохождение осуществляется по мурманскому Бродвею****, зажатому многоэтажными домами. И эхо множества больших барабанов, накладываясь друг на друга, сбивают с шага марширующих курсантов.
В ММУ барабанщика отбирали в секции бокса. Был не важен музыкальный слух кандидата, его успеваемость и внешний вид. Главное – сильный удар с правой руки! В то время барабанщиком духового оркестра был чемпион мурманской области по боксу среди юниоров в полутяжелом весе Богдан Перепаденко. Он славится, как «Puncher» - нокаутер!
Вдруг из-за окон кабинета доносится громкий хлопок. Затихает духовой оркестр. А следом в кабинет начальника врывается начальник ОРСО, майор Казаров. По взволнованному виду офицера становится понятно – произошло что-то, адекватное тревоге: «Человек за бортом»!
- Наш Панчер снова разбил большой барабан!
Мне впору рассмеяться, а отцам-командирам явно не до смеха. Анекдот в том, что Богдан Перепаденко, курсант судомеханического факультета, разбивает в своей творческой карьере уже ТРЕТИЙ барабан. И первый было всем жалко, барабаны в то время на палубах не валялись. Да и сам оркестр был кем-то подарен, не полагалось в рыбной мореходке иметь духовой оркестр.
С грехом пополам, выделив на распределении Мурманскому траловому флоту несколько курсантов-выпускников сверх нормы, ММУ разживается вторым барабаном. Битый-перебитый свидетель торжественных встреч рыбаков на причалах, в руках Богдана Перепаденко, барабан кое-как дослужил до праздничного парада 1 Мая.
А на параде барабан не выдерживает могучих ударов чемпиона мурманской области по боксу. «Puncher», войдя в соревновательный азарт с Вышкой, отправляет инструмент в нокаут, проломив могучим ударом бычью кожу.
Третий барабан доставали всем миром. В виде исключения, начальник главка «Севрыба» выделяет ВАЛЮТУ на приобретение ФИНСКОГО барабана. Даже в ВМИМУ нет такого!.. Однако могучий сын украинского народа на репетиции выводит из строя дорогостоящую импортную вещь.
Начальство от волнения даже забывает о курсанте, который стоит на ковре. Наконец, до начальника училища в голову приходит всем очевидная мысль:
- Маслопупы*****! – кричит начальник. - Барабанщика надо менять!
Срочно посылают за преподавателем физкультуры, который и ведет в ММУ секцию бокса. Прибегает, на флоте по трапу не ходят, а взбегают, физкультурник. Он снимает в спортзале боксерские перчатки, а бинты размотать не успевает.
- Необходимо срочно подыскать замену Перепаденко! – не скрывая раздражения, тихо произносит Виктор Гусев. - Нужен НОРМАЛЬНЫЙ курсант с сильным ударом.
Не задумываясь, преподаватель показывает забинтованной рукой на меня. А я не одарен музыкальным слухом. И ходить с огромным барабаном на парадах по Бродвею, на виду тысяч и тысяч девчонок? Чтобы моя девушка, с ее утонченным музыкальным вкусом, в окружении таких же музицирующих подруг, «любовалась» на униженного героя своего романа?!..
Начальник училища вычеркивает мою фамилию из приказа на отчисление. А на следующий день мы с майором Казаровым добираемся в заполярный гарнизон морской пехоты «Спутник». Наша цель – раздобыть большой барабан. Праздник на носу!
• - ММУ* - Мурманское мореходное училища имени Месяцева
• - ОРСО** - Организационно-строевой отдел
• - ВМИМУ*** - Мурманское высшее инженерное морское училище
• - мурманский Бродвей**** - проспект имени Ленина
• - маслопуп***** - машинист, моторист.
ЛИИНАХАМАРИ МАТЬ!
После этого Нового года, в военно-морской базе Линахамари еще долго ходила легенда о нашем непутевом выпуске.
Не одно поколение курсантов 5 курса Мурманского мореходного училища имени Месяцева проходит мичманскую стажировку на кораблях Северного флота, именно в Линахамари. Сданы государственные экзамены, и мы, без пяти минут штурманы дальнего плавания, и лейтенанты одновременно, садимся в поезд «Мурманск – Никель».
Одеты мы в военно-морскую форму. Но нравы «Мурманского тралфлота», «Мурмансельди» и, особенно, «Рыбакколхозсоюза», на судах которых проходят морскую практику курсанты ММУ, создают свой неповторимый колорит в облике новоиспеченных мичманов. Все предметы и аксессуары формы изменены по последней моде. Изменения эти столь многообразны и вычурны, что сейчас и вспоминать стыдно.
И командира роты своего мы не узнаем. Молодой и требовательный капитан-лейтенант Иван Гросс, вдруг изменившись в лучшую сторону, провозглашает тост в нашей разбитной компании за нас! За наши мичманские погоны! И за успешное прохождение дальнейшей службы!
- Хороший коньячок! – с видом знатока причмокивает он языком после напутствий и пятой рюмки самогона.
Мы, избранные, весело переглядываемся и, пряча улыбки, смотрим в промерзшее окно. Теща нашего женатого Саши Бодина, врач областной больницы и жена моряка, мастерски купажирует медицинский спирт и всевозможные приправы. Делает это она не от хорошей жизни.
Накануне в стране прокатывается волна очередной антиалкогольной кампании. И в Мурманске возникает проблема со спиртным. Вместо настоящей водки на прилавках появляются настойки: «Померанцевая» и «Кориандровая», с малой крепостью и отвратительным вкусом.
Закатанный в трехлитровые баллоны ароматный «коньячок» делает свое дело. И наш командир роты Иван Гросс уединяется в отдельном купе соседнего вагона с прекрасной Незнакомкой. Уставший от песен и слов, он засыпает богатырским сном. Его не смогли разбудить!
Мы выходим на платформу станции «Печенга». А капитан-лейтенант в объятиях блондинки едет до конечной станции «Никель».
Нас ждут автобусы «ЛАЗ», и мы с песнями, под гитару, едем в Линахамари. Когда мичманы Мурманского мореходного училища выстраиваются на причале бухты, у коменданта гарнизона, полковника Ивана Борзуна, наступает своего рода оцепенение – stupor!
Что он видит: или это - петухи, или это – попугаи! Так тотально изуродовать Военно-морскую форму? И - с ног до головы?!.. А гитар в каждой группе – по три!
- Лиинахамари мать! – издает натужно он.
С чего начать описание курсантского беспредела, право не знаю…
Пожалуй, с головного убора. У каждого курсанта уши зимней шапки-ушанки наложены внахлест, одна на одну, и прошиты нитками. Кокарды - с бескозырок, и те изогнуты, как картофельные чипсы!..
Шинели из сукна черного цвета, по-пижонски, укорочены до колен!..
В брюках – клешах вшиты клинья несуразных размеров!..
У курсантов невысокого роста ботинки с набитыми каблуками – «рюмочкой»!..
У многих мичманов в пряжки ремней, они переходят по наследству, залит свинец!..
Каждый второй носит, модную в эпоху битломании, прическу с длинными волосами. И самое противное и неуставное – крашеные Лондоколором волосы!..
- САЛАГИ! – громко вопит комендант.
Выпускники – пятикурсники вздрагивают от крайне обидного и забытого оскорбления. Со второго курса они не салаги! Командиры отделений, старшины взводов и старшина роты!.. Мичманы!..
- Вы прибыли в военно-морскую базу Краснознаменного Северного флота – Лиинахамари! – полковник с красными просветами на погонах машет рукой, и бригадный духовой оркестр играет куплет Государственного гимна Советского Союза.
- В пяти километрах отсюда находится аванпост НАТО – НОРВЕГИЯ! И ни один злостный нарушитель Устава Военно-морского флота СССР не ступит на палубу боевого корабля, пока вас ни приведут в порядок. Объявляю строевой смотр!
Корабельные старшины, служившие по третьему году, рослые и упитанные парни, одним движением разрывают прошитые внахлест уши шапок. Согнутые кокарды с бескозырок летят в студеные воды бухты Девкина заводь. Следом летят пряжки с залитым в якоря свинцом!..
Бритвенными лезвиями безжалостно выпарываются клинья из брюк!..
А высокие каблуки на ботинках укорачиваются до нужных размеров при помощи топора!..
Курсантов – битломанов с длинными волосами стригут тут же, на пирсе, созванные с кораблей флотилии корабельные парикмахеры. Самые большие неприятности ждут мичманов с крашенными рыжими волосами – их стригут наголо!.. Невзначай хотели постричь и нашего курсанта Иванова – «Рыжего», который имел рыжий природный цвет волос.
Но ситуация выглядит комичной по причине совсем прозаической – комендант Борзун и сам огненно – рыжий!
С рядом стоящего сторожевика по наружной трансляции звучит песня «Линахамари»:
Тянется долго
Ночь в Заполярье
Где то граница недалека.
Линахамари, линахамари,
Адрес короткий у моряка!..
Комендант Линахамари сдержал свое слово.
Куплены в магазине «ВОЕН-ТОРГА» новые уставные пряжки и кокарды на шапки, которые завязываются шнурками.
Брюки – клеша зашиваются, приобретая уставной вид.
Удлинить шинели невозможно. Мичманы на время приседают, чтобы края шинелей прикрывали хотя бы колени.
Гитары изымаются и складируются в баталерку. Наш строй заиграл другими красками.
- Товарищи мичманы! – обращается к нам комендант Линахамари. – Поздравляю вас с началом боевой службы! Корабли, на которых вам придется проходить стажировку, находятся в полной боевой готовности!
И происходит необычный для нас военно-морской карнавал. На кораблях флотилии играется «Воздушная тревога» с реальным применением оружия. Корабельная зенитная артиллерия открывает огонь по невидимому противнику. Трещат очереди малокалиберных пушек, и солидно бьют автоматы калибра 37 - мм и 76 – мм!..
- На корабли, шагом марш! – командует заместитель командира флотилии по строевой подготовке капитан второго ранга Александр Рундасов.
Офицеры разводят нас по кораблям. И только мы ступаем на трапы тральщиков, слышим возглас коменданта:
- ЛиИнахамари мать!
Смотрим, это капитан – лейтенант Иван Гросс отыскался, наконец-то!
ЕЛЬЦИН ПРОСПИТСЯ!..
В Мурманском мореходном училище имени Месяцева, член Государственной комиссии по распределению, легендарная женщина - капитан дальнего плавания, Валентина ОРЛИКОВА, с Золотой звездой Героя, любила ошарашить курсанта-выпускника коварным вопросом:
- Кого в первую очередь надо списывать с корабля: д у р а к а?! – при этом она делает фирменную паузу. - Или п ь я н и ц у?..
Даже члены государственной комиссии при этом вопросе замирают.
Следует заметить, что наша мореходка была просто замордована офицерами – североморцами. Они отбывали службу в нашем училище в качестве командиров рот и преподавали спецдисциплины: минно-торпедное вооружение, артиллерийское и радиодело.
Неудачник мог учиться понемногу, чему-нибудь и как-нибудь. Но употребление спиртных напитков в любом месте и виде, преследовалось последовательно и беспощадно.
Вы не поверите, в некоторых выпусках, Министерство рыбной промышленности не досчитывались до 50% набранных курсантов. С офицеров данная статистика – как с гуся вода, они представляли другое ведомство – Министерство обороны. А деньги на наше обучение были не из госбюджета. Журили офицеров на партсобраниях гражданские преподаватели за жестокость, но вдруг вскакивал начальник спецподготовки, контуженый и имеющий несколько ранений, капитан 1 ранга и кричал в истерике:
- Лучше меньше, да лучше!..
Этого старшего офицера так длинно и прозывали: «Лучшеменьшеда лучше».
С грозным видом боцмана пожилая женщина - старый морской волк, выжидающе смотрит на оробевшего пятикурсника. А желающий удачно распределиться курсант лихорадочно соображает: чет или нечет? Да и личное дело его лежит на столе, под носом «Мадам Вонг». На странице 13-й, в личном деле красными чернилами записан выговор «за нахождение в нетрезвом виде», на площади «Пяти углов» (Ленина).
«Ну, все! – думает выпускник. – Не видать мне пальм!.. И Рио де Жанейро. Светит не престижный «Рыбакхолхозсоюз», и в суровом Баренцевом море «трал за бортом волочить»!..
Но это только на мгновение. Следом пятикурсник бодрым голосом рапортует:
- Пьяницу!..
- А вот и неправильно! – восклицает капитан-директор БМРТ «Николай Гоголь», Герой Социалистического Труда, торжествующе оглядывается вокруг, встает, проходится по кабинету начальника ММУ и резюмирует:
- Пьяный проспится, а дурак - никогда, - Валентина Яковлевна делает театральную паузу и заключает: - Именно, дураки и топят корабли!..
И неправильно ответившего курсанта, под благовидным предлогом, никогда не брала на свой, прославленный на Севере, траулер. Выпускник выходил с поникшей головой в коридор, где его обступали взволнованные кандидаты в загранплавание.
«Ну, что?.. Ну, как?.. В загранку?» - неслось приглушенно со всех сторон. Неудачник уныло рассказывает сюжет. И следующий выпускник торжественно отвечает просоленной морскими ветрами женщине:
- Дурака!
Орликова удивленно вскидывает свои черные густые брови:
- «Все пропью, а флот не опозорю»!.. Слышали такое изречение?! – с трогательным чувством вопрошает мастер плавания во льдах и театрально закуривает редкостную по тем временам сигарету «Marlboro». Не понравился Орликовой курсант с подобострастной осанкой, несмотря на отличные оценки. – Эта поговорка д у р а к а!..
Мне довелось встречаться в океане с этой прославленной «мастерицей». Какой же я дал ответ?..
- Ни того... И ни другого! – ответил я на распределении.
- Это еще почему?! – оторопел делегат ХХIУ съезда КПСС, капитан-директор в юбке.
- Дурак,- говорю я. И делаю паузу: - Не пьяница!..
Валентина Яковлевна замирает.
- А пьяница… не дурак! – добиваю я её железной логикой.
Первой рассмеялась она. А за женщиной, с медалью «Золотая Звезда» на капитанском кителе, невольно заулыбались и члены Государственной комиссии. Так я распределился на суда загранплавания управления «Севрыбхолодфлот».
P.S. В контексте: идут жаркие дискуссии о Первом Президенте России - Борисе Ельцине.
Ж И В Ы Е Р А К И
(Нравы и обычаи моряков Мурманского тралового флота)
Конец 30-х годов прошлого ХХ столетия.
Напротив знаменитого Мурманского «Дома междурейсового отдыха» (ДМО) рыбаков образовалась большая и неистребимая, даже с годами, лужа. Выходят захмелевшие моряки, выбритые и с начищенными ботиками, на крыльцо креативного рыбацкого ресторана… После обильного возлияния, с шикарной закуской, под водочку, коньяк и непременно – с шампанским!..
С красивыми и опрятными девушками, в заграничных шмотках и туфельках!.. И вдруг вспоминают об этой, проклятой моряками, огромной луже!.. Не отступать же назад – в ресторанную кухню, к черному входу?!.. «Volens nolens», флотские франты берут девушек на руки и несут их к поджидавшему такси. По колено в грязной воде!..
Были случаи естественного, и не только морального, но и физического падения влюбленных пар в эту самую проклятую вечную лужу. Кому только не жаловались моряки, начиная с директора ДМО, профкома и парткома. Даже газета «Рыбак Заполярья» писала об этой роковой луже. Однако все было тщетно – ДМО построили на вечной мерзлоте, и как разъясняли ученые из Арктического института, вечная мерзлота пока не изучена наукой до конца. Плывун – есть плывун!.. Но надо знать моряков – выпускников легендарного Мурманского мореходного училища (им. Месяцева).
Однажды в Мурманск совершенно неожиданно приезжает Нарком рыбной промышленности СССР ПОЛИНА ЖЕМЧУЖИНА (жена Молотова). Молва об этом, чудесным образом, и молниеносно распространяется среди обитателей ДМО. И находятся в их забубенной среде двое выдумщиков (в далеком будущем – КВН ММУ имени Месяцева), которые спешно идут на местный Бродвей (проспект Ленина).
На единственной прямой улице продавались на удивление крупные раки. Парни покупают несколько ведер этих раков и выпускают их в эту проклятую лужу. К приезду Полины Семеновны, начальник ДМО начинает спешно засыпать историческую лужу, главное – обозначить работу!..
Жемчужина выходит из машины, впереди Наркома суетится столичный хроникер. И вдруг из лужи, задом наперёд, начинают выползать и пятиться потревоженные засыпкой грунта - РАКИ!.. «Первая леди» СССР (после гибели супруги Сталина - Надежды Аллилуевой) в ужасе и с визгом смотрит на раков, которые дают задний ход, непосредственной ей под ноги.
Фотограф-хроникер продолжает снимать злосчастный эпизод, который стоил свободы директору ДМО – он впоследствии пилил лес, до самой войны, в архангельской тайге. Товарищ Сталин был человеком с определенным чувством юмора. Назначить Полину Жемчужину – заместителя Наркома парфюмерно-косметической, синтетической и мыловаренной промышленности, женщину избалованную и утонченную, по-большевистски «бросить» на наркомат со специфическим и на любителя запахом?!.. Ну, нет, уж - увольте!..
Полина Семеновна была вне себя, когда она посетила Мурманский рыбокомбинат. Вы представляете, как пахнут «танки» с созревающей селедкой?!.. А производство рыбьего жира?!.. И это еще не все. Если бы вам, хотя бы однажды, довелось попасть в цех по производству РЫБНОЙ МУКИ, запах трехдневного покойника (не нынешнего, наколотого медицинскими препаратами), показался бы вам легко переносимым. Не помогал даже платок, смоченный французскими духами. Жемчужиной стало плохо…
Окончательно Наркома РП СССР добивают именно р а к и!.. Живые и кроющие задом наперед ей под ноги. И преподнесенные в подарок начальником треста «Мурманрыбпром», вареные раки - на длинный путь по железной дороге до Москвы. Полина (Перл) воспитывалась с детства в еврейской традиции, которая запрещает употребление крабов, раков и т.д. В вагоне СВ литерного поезда с Жемчужиной случилась истерика. Но откуда это было знать начальнику рыбного треста, парню от сохи, который и живого иудея в глаза не видел?!..
А что же выдумщики – моряки, выпускники легендарного ММУ (им. Месяцева)?!.. Начальник ДМО был вскоре арестован, по незначительному поводу – в ресторане ДМО на стене висели портреты вождей – святотатство под джаз! Впрочем, в противном случае, арестовали бы за недостаточное понимание политического момента.
А комсомольские активисты, под руководством оперативника НКВД и второго секретаря обкома ВКП (б), начинают интенсивный поиск участников «антисоветской группы» моряков, которые купили и выпустили живых раков в вечную лужу, дабы скомпрометировать Мурманский областной рыбный трест и, главное - Наркома РП СССР, «первую леди» страны.
По возращении в Москву Полина Жемчужина умоляет и слезно просит своего супруга, Председателя Совета народных комиссаров СССР – ВЯЧЕСЛАВА МОЛОТОВА, о защите её чести и достоинства. А самое существенное – здоровья!
- Запах тухлой рыбы мной н е п е р е н о с и м! – в слезах обращается она к мужу.
Молотов недоуменно смотрит на супругу.
- Какой тухлой рыбы?! – недоумевает Вячеслав Михайлович. – Полина?!.. Мы поставляем, на народный стол, только свежую продукцию!
Жемчужина продолжает настаивать.
- Для меня запах любой рыбы, и ты это знаешь, вызывает аллергию! – кричит она.
«Железный молот» вспоминает только светлые и теплые впечатления о детско-юношеской своей рыбалке.
- Не забывайтесь, товарищ Жемчужина! – полушутливо одергивает жену далеко не последний человек великой страны. – Кто?!.. Вас р е к о м е н д о в а л на эту высокую и почетную должность?!..
- Знаю, Сталин!- нервно курит Жемчужина. И она решается рассказать историю с проклятой лужей возле Мурманского ДМО. А главное – о не кошерных и живых р а к ах!..
Когда Сталин выслушал рассказ Молотова об этой нашумевшей в Мурманске истории с раками, Секретарь ЦК ВКП (б) от души посмеялся, но вдруг говорит:
- Твоя Полина ведет переписку с родственниками, которые живут за границей?!
Вячеслав Молотов был не рад, что поддался на уговоры жены и что все же решился на разговор со Сталиным.
- Аллергии к иностранцам она не испытывает?! – сменил заметно тон Сталин, после приступа невольного смеха.
ПРИМ. Полина Жемчужина в октябре 1939 г. была снята с поста Наркома рыбной промышленности.
М Ы - Б И Ч И!...
Долгожданная Морская практика для большинства курсантов ММУ - Мурманского мореходного училища имени Месяцева - становится весьма жестким жизненным испытанием.
О, сколько занимательных рассказов мы выслушиваем от курсантов -старшекурсников, которые побывали, кто – в Испании, кто - в Бразилии, а некоторые – и в Аргентине!.. Мы готовы были внимать этим повествованиям о штормах и ураганах, о золотых тропических пляжах и южных красотках -часами!..
Однако ожидаемая флотская романтика, дальние и тропические рейсы на судах заграничного плавания, превращается для нас в краткий курс, известного любому моряку - б и ч е в а н и я. А научный атеизм СССР, который пропитывал все поры нашей жизни, начинает пожинать свои змеиные и ядовитые плоды.
Курсанты IV курса вдруг становятся сиротами в военно-морской форме. В бескозырках с ленточками они радостно бегут в отделы кадров рыболовецких флотов. Позабыты девушки и портвейн – вперед, в моря!.. Однако форштевнем своим они упираются в айсберг равнодушия мелких клерков:
- Направлений на корабли нет. И не предвидится!..
Одним словом - Салаги!…
Кому нужны тощенькие 18-летние пацаны, не откормленные, попавшие под радиацию и нехватку заполярного кислорода. Когда за воротами стоит очередь из пришедших флотских и армейских дембелей - крепышей?!..
Сначала осиротевшим парням это нравится. Строгие офицеры – командиры рот находятся в отпуске - на пляжах Сочи и Ялты!.. И можно смело, не озираясь поминутно по сторонам, дефилировать по «Бродвею» - проспекту Ленина!.. В столовой училища – трехразовое питание!..
На пароход получить направление становилось заветной мечтой.
Достаточно до обеда появиться в отделе кадров Мурманского тралового флота (МТФ) и услышать слова равнодушия:
- Матросских вакансий на судах - нет!..
Ссаллаги!…
Но!.. Ты с в о б о д е н!.. Прошвырнулись по Бродвею. И раз, и два!.. Бестолку... На третий раз – несказанно повезло. Получивший направление на траулер курсант угощает за углом портвейном... Уже приключение... И как назло, на ремонт закрывается знаменитый гастроном – кормилец, «Пятый Траловый».
ОДИН ИЗ ДНЕЙ. Тоска смертная. Мой Первый легендарный взвод расформирован. Нет Олега Захарова, лучшего друга – он в армии. Отчисленные Валерий Далания и Валера Чупров служат на Северном флоте – они в Средиземном море на военных кораблях!..
Чужая, бывшая Третья группа, чужая по группе крови... На «рыбака» (траулер) попасть практически невозможно. Счастливчики, мурманчане по рождению и со знакомствами, уходят в океан. Мои лучшие друзья отчислены - все!..
Старшина первого элитного расформированного взвода - Гена Глезденев, уходит в шлюпочный поход вокруг Европы. Далее в Средиземное море и Черное море, а ждет его Севастополь.
О, сколько их – отчисленных, было?.. Курсантов – практикантов, именно в этот роковой период?!..
- Училище, равняйсь! – ММУ подравнивается.
- Оставить! – все расслабляются.
- Равняйсь!.. Смирно! – душа поёт.
Мы стоим на плацу училища. Это неповторимое чувство – единого строя тысячи человек.
- Курсант Калдарас, выйти из строя! – командует дежурный офицер Юрий Брегин.
- Начальнику ОРСО!– училище вздрагивает от слов начальника училища Виктора Гусева.
- Майору Назарову, зачитать приказ по строевой части!..
Мы все одновременно проникаемся чувством животного страха.
- Курсант четвертого курса, судомеханического отделения, Иван Колдарас, находясь на морской практике, употребил спиртные напитки! – звучит немного хрипловатый голос майора.
- В связи с этим, приказываю!..
«Отчислен!.. Иван?!!.. С четвертого курса?!.. Твои бедные родители, брат и сестра, в далекой русской деревне, гордятся тобой! Ты - курсант ММУ!.. Мурманского мореходного училища имени Месяцева!.. Ты говорил на каникулах, что пойдешь на Транспортном рефрижераторе в Лас-Пальмас - мотористом!.. Что получишь валюту и привезешь накупленные подарки - родне и любимой девчонке... А теперь - отчислен?!.. Небо упало на плац».
- Курсант Колдарас, ленточку «Мурманское мореходное училище», из бескозырки… и ремень… старшине роты... Сда-а-ать!!! – помутнение в глазах.
- Дневальному по КПП!.. Ворота ВМП… в Мурманское мореходное училище... А-открыть!!! – ноги у Ивана подкашиваются.
- Бывший курсант Калдарас!.. ИЗ УЧИЛИЩА! – боже мой, за что?!..
- ШАГОМ МАРШ!!!..
Прощай, родная мореходка!.. А он так надеялся на строгий выговор, рассчитывая после шестимесячного рейса, получить отличную, оправдательную, характеристику!..
Это предательское: «Шагом марш»?!.. Лучше бы: «В атаку»!..
Какое: «Шагом марш»?.. Когда ноги сами собой заплетаются во флотских родных ботинках… Прощайте на век, воспетые в песнях, кокосовые пальмы и золотые пляжи Бразилии!..
- Лучше меньше, да лучше! – традиционно заключает читку приказа капитан второго ранга Виталий Кирьяков (Щека).
- Училище!.. Поротно!.. НА ОБЕД! – тело непроизвольно дергается в сторону столовой.
- Шагом марш! - отдает приказ майор Назаров.
А тебе, Ваня, ни обеда, ни постели с белоснежной простыней, на улице Егорова... Не помня, как добрел до родной кровати… упал в слезах, лицом вниз, на ставшее за три года родным, одеяло...
«Что я теперь скажу матери с отцом?!.. Главное - сестренке?!» - хотелось просто выть в голос.
На автомате побрел отчисленный из училища Иван Калдарас к родному гастроному - Пятому легендарному ТРАЛОВОМУ... Сколько мелочи здесь насшибали курсанты?!..
Карманы от меди и серебра распухали так, что хватало на несколько бутылок портвейна. Но пить одному за углом «Пятого тралового - не интересно. Надо пощекотать себе нервы - выйти на Бродвей (проспект Ленина), к гастроному «Центральный». Здесь сшибать опасно, но очень престижно!
Иван звонит своей мурманской девчонке:
- Меня отчислили из училища!
А она неожиданно бросает трубку. Предала. Не нужен он теперь, без заграничных шмоток. Тем лучше!.. С таким же курсантом, отчисленным из ММУ неделей раньше, ставшим быстро «корешом» – Владимиром Бородиным, они нарезают галсы по Бродвею. Иван надеется на случай, что она все же выйдет с подружкой - прошвырнуться по улице Ленина.
Я встречаю парней на площади Пяти Углов. Покупаем портвейн, бутылки привычно прячем в рукавах бушлата.
Какой-то упитанный гражданский «амбал», в подворотне, при дегустации портвейна, знакомого тогда всем - «Агдама», пытается оскорбить честь и достоинство родного «ММУ имени Месяцева»!.. Хлесткий удар заточенной бляхой, с залитым свинцом в якоря - по голове!.. Двухметровый детина падает оземь спиной... Лежит, не шевелится. Кореш - Володя Бородин, снимает с пальца детины золотой перстень.
Деньги от проданного в ресторане «Дары моря» золотого перстня быстро кончаются. Выручает парней сердобольный первый помощник капитана БМРТ «Николай Островский» - Максим Юрманов.
Тоскующий по семье (жена с детьми отдыхала на море) политработник приютил на время Владимира Бородина у себя дома. Они пьют водку и говорят обо всем, что могло интересовать в таких случаях двух одиноких мужиков.
Помполит Юрманов поил и кормил отчисленного курсанта – на свою беду. Он напрасно сходил в училище, с просьбой о восстановлении Бородина в ММУ, к самому начальнику училища - Виктору Гусеву… Перед смертью сердобольный политработник успевает поймать себя на мысли, что ему больно и обидно - именно от выбора орудия собственного убийства. Да, бывший курсант Бородин убивает помполита, благодетеля - НОЖНИЦАМИ!..
После этого жуткого для 1969 года происшествия в Мурманске, руководство ММУ имени Месяцева начинает предпринимать какие-то меры по трудоустройству своих одичавших курсантов-бичей на корабли.
МОРЯК ИЗ ТУНДРЫ
Я уже писал о живой легенде 6 роты ММУ имени Ивана Месяцева – в своем сборнике новел о родном Мурманском мореходном училище – «КОМИ-ГАРМОШКА».
Валера ЧУПР перепутал учебные заведения. Да, он стал капитаном дальнего плавания и т.д. Но идти ему надо было во ВГИК – настолько он был артистичен от природы.
С вашего позволения и разрешения героя моих миниатюр, позволю себе несколько окололитературных экзерсисов о всеобщем любимце ММУ имени Месяцева.
Прилетает Валера Чупров в Сыктывкар, после удачного и длительного рейса. Покупает подержанную автомашину - "ВОЛГУ". На вертолете он с автомашиной приземляется в родном поселке - первый и единственный автолюбитель во всем тейпе. Было это в начале 70-х годов, прошлого века. Никаких, естественно, водительских прав с него в тундре не требуют, и он гоняет по деревне с пацанами в салоне и вызывая восхищения всех девчонок!.. Застрял?!.. Не беда! Все выбегают из чумов и радостно толкают Валерку из трясины. К родственникам, в тундру поехали, встроив в упряжку шесть или восемь самых выносливых тягловых оленей. Эта предусмотрительность Чупра очень помогла в тундре, потому что он там сбил олененка, а "Волга" заглохла. Спал штурман дальнего плавания естественно в машине, пренебрегая родным чумом. Там же занимался и любовью, наигрывая на припасенной гитаре. Пел он исключительно, хрипловатым голосом, но не под Высоцкого!..
Когда моряк улетел в сторону тропических морей, отец Чупра тоже покинул родной чум и спал исключительно в машине, даже в морозы - минус 30!.. Уважил Валерку!.. Однажды старый олень с оленихой, детеныша которых задавил Чупр, разгневались на машину и рогами изуродовали прославленную "Волгу".
Глядя на них, машину стали бодать все олени из стада. Пришлось отцу (по прозвищу ВАНЯТА), утопить легендарную машину в озерце. Чупру написали, дабы не раздражать его, что "Волгу" украли кочующие цыгане. Валера долго чесал репу в океане, сжимая кулаки и гремя ими от злости по планширю, раздумывая: «Откуда в тундре взялись цыгане»?!..
МОРЯК ИЗ ТУНДРЫ - 2
В е р с и я к о м и - т у н д р ы о " В о л г е ".
Валерка любил слушать в отпуске рассказы и байки своих родственников и земляков. Бывало, застолье превращалось в арену жарких споров. Тогда выходили из чума и начинали бороться. «Зумыд ош» - название редкостного вида национальной борьбы народов тундры.
Валера Чупр побеждал всех в своей весовой категории и даже более тяжелых борцов. Все же служба в отдельном отряде морской пехоты в Средиземке, на плавбазе "Волга" давала о себе знать. Наш человек - легенда 1 взвода все же 6 роты (1966 – 1971 гг.) награжден Правительственной наградой - медалью "За боевые заслуги"!..
Возвращались к столу.
ПРИМ. Каждая семья имела свой знак собственности, «тамгу – пас». Пока дети жили с родителями одной семьей, знак собственности у всех был общий. Как только сыновья отделялись они обзаводились собственным «пасом»: за основу брали отцовский знак и добавляли к нему две-три дополнительных черточки или узора. До массового распространения грамотности такой знак на документе заменял подпись.
ВАНЯТЕ - прозвище отца чуприного, долго ломать голову не приходилось. К своей (своему) тамгу или пасу, он разрешил наколоть Валере Чупру наколоть ЯКОРЬ!.. Поэтому Валерку все уважали и даже побаивались. Все же человек награжден двумя боевыми медалями.
Однажды, после выпитой водки, разгорелся спор: кто победит в схватке - медведь или олень?!.. Охотники говорили в один голос - медведь! Оленеводы упорствовали - олень!.. Тогда Валерка продает свою "Волгу" местному главе самогонщиков. И тайно организует запрещенный законом бой, для избранных, между бурым медведем и оленем... Олень отбежал к озерцу, в надежде, что медведь испугается холодной воды. Но медведь все же, в долгом и упорном бою, победил, затащив оленя в воду, где того и притопил до смерти.
Все село плакало. Прослезился и наш герой 1 взвода. Так как Чупр ставил на оленя, деньги за машину отбить не удалось. Увы!..
Окончательная версия (тс-с!..) тихо гласит, что моряк с земляками машину "Волгу" просто пропили... Обещая - еще привести автомашину, после удачного рейса на креветку.
Вот и верь этим чуприным легендам Мурманска и тундры.
Валера, прости, если пришлось придумать некоторые детали.
Я - на эшафоте
Серафим Григорьев -2
Я - на эшафоте,
Кровь моя на мне,
Служил я на Северном флоте,
Но якорь свинцовый на моем ремне.
Поруганы мичманка и бескозырка,
Сломан нос и поругана честь,
На тельнике - пуговица и дырка,
Однако в памяти: "Ясно есть"!..
На клотике водку пили,
Били гражданских, били и нас,
Не было выбора: или или,
Рядом с Буки - буква Аз.
За джинсы, жвачку и виски,
Девки портовые - в абортаж.
Нерезиновые смелые письки
В восторг женщин приводили аж...
О рыбный чудный порт,
МурмАнск с голубыми глазами,
А... я иду судьбе наперекор,
За чудными твоими волосами...
- Ай, Одесса, жемчужина у моря,
В стакане нашем - небесный чай,
Прощай, Олег, так выпьем с горя,
До встречи, друг - Алания, прощай.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Меня полюбила портовая...
Серафим Григорьев -2
Меня полюбила портовая стерва,
С гитарой на тонком плече,
В кабаке морякам она пела,
Тонко показывая в варьете.
Я шел в океан – она за мною,
Эфир - радио заполняя собой.
Радист пожилой, чертыхался, злой,
Скрепляя телеграммы пьяной слюной.
«Любимый, прости, дорогой,
Я снова тебе изменила,
Но, я скоро буду другой!»..
Аврал!.. Офицеры все в трюме,
Кергелен, льды Антарктиды - рядом,
Минус тридцать в июне,
И она, со своим черным взглядом!..
С палубы, в трюм летит телеграмма,
Кружит листок, интригуя всех,
В ней будто, спирта ни грамма,
Не ко мне летит, а вверх.
«Прощай!» - читает текст старпом.
- Я стала другой, не гуляю,
А вам всем в океане – нипочем!..
Маркони доложил капитану,
Мастер был не злой,
Однако, если она путана,
И сутками эфир – спиртной.
Мыс «Доброй Надежды»,
Лас – Пальмас, вот и Мурман,
Меняем тропические свои одежды,
И катит элита в ресторан.
Что она творила на сцене,
Красавица, со струной на пьяном плече,
Моряки знают истинную цену,
Женской ценности. И вообще.
А я прятался по чужим каютам,
Она, веселая, меня не нашла,
Плакала, слезная, на юте,
А утром, по трапу, трезвая сошла.
Ко мне прилетает жена,
Из города русского, родного.
В кабак идем в любимый, а на сцене Она!..
И запела из репертуара, поэтического и блатного.
А жена моя русоволосая, молодая,
Встав из – за стола, в восхищении,
От таланта северного тая,
Перстень золотой певице отдала.
Маркони, старпом и капитан,
Кабак заказывают на ночь,
В иллюминатор плещет океан,
Однако, как все это перемочь?!..
В этот полярный мурманский день,
Жена спела с неизвестной дуэтом,
Та, ресторанная, просто трень-брень,
А я почувствовал себя поэтом!..
Под утро, и виски родные, радист,
Показывает жене моей телеграммы,
И не Есенин, и не Фрейдист,
А трагик - модный идеолог Майдана!..
Последний рейс
Серафим Григорьев -2
Мы уходили в океан – рейс,
Она стояла у ледяного трапа,
И просила пограничников – якорей,
Пропустить её ко мне – модерато.
Корабль на отходе – особый ритм,
Не поможет и адмирал – её папа,
Сержанта, служаку, никто не уговорит,
Тем более каракалпака!..
Прощальные - три сиплых гудка,
Три слезинки, прощай, дорогая,
Теперь, только морские издалека,
«Люблю…Люблю…» - душу во льдах обжигая.
А когда атомоход аварийно тонул,
Ты в пальмах турецких не знала,
Что последний наш смертный валун,
Не успел передать SOS сигнала.
Утраченная в волнах нежность
Серафим Григорьев -2
Столько лет я тебя забывал,
Юности ласковый трепет,
Школы родной карнавал,
Надеясь, личина – все засекретит.
Под маской, к тебе - любовь,
А любили, до страсти, любили!..
Поцелуев - родниковых глотков,
И неожиданное: - Любимый!..
Но – шторм, и рвущий душу океан,
Расставание – морская неизбежность,
И распиленный когда-то бриллиант,
Утраченная в волнах – нежность.
Столько лет прошло – полвека,
Бутылки в ресторанах выпиты,
Прости, не стало человека,
И, кстати: жива ли сама - Ты?!..
Я бы мог молиться в океане
Серафим Григорьев -2
А я бы мог молиться в океане,
И тебя в молитвах вспоминать,
Крещеные, мы – христиане,
Как деревенские – отец и мать.
«Святый Боже, Святый Крепкий»,
Затихает седая морская волна,
Она, как на Вербное – пальмовая ветка,
Русской Церковью благословлена.
Однако нет в моей каюте иконы,
И ты не молишься на образа,
Мы оба соблазнами влекомы,
Не зная заповедей: «Нет... Нельзя!».
Океан голубой затих, сам собой,
Кто-то поклоны бил на корабле,
Разговляясь на восходе просфорой,
А экипаж от Вискаря был навеселе.
Он тихо сошел в порту по трапу,
Политработник за Верой следил,
Спасибо Господу, что не по этапу,
И не среди полярных забытых могил!..
Друг мой любезный, все пьешь
Серафим Григорьев -2
Друг мой любезный, все пьешь?!..
Водку, Виски, на судне… - и брагу,
А в кабаке, с красивой утроил дебош,
Обидев родного курсанта – салагу…
Ветер в синее битое рвется окно,
Она и устала жить с моряками.
Грешно, и тело юное изнеможенно,
А море светит ярко маяками.
Однажды мой друг её потерял,
Не помнит, в каком-то ресторане,
Моложавый рыжий адмирал,
Красивую, шампанским заарканил.
Она на Мальдивах, в горячем песке,
Мурманск вряд ли вспоминает,
Кокос, бананы, это где-то вдалеке,
На корабле любом хватает всем фуфаек.
Рулю на тракторе
Серафим Григорьев -2
Рулю на тракторе, за рычагами,
Судовой дизель песню поет,
Леса плывут зелеными берегами,
Поле, как море, а трактор – вельбот.
В иллюминаторе – твои васильки,
Пахнут коровьим цветы молоком,
Ты помнишь, мурманские кабаки?
А сейчас, бежишь ко мне босиком.
Не сманила джинсами заграница,
Россия – матушка в плуг запрягла,
Однако светло-синее море снится,
Отрада – ты, и церковные колокола.
В лукошке плетеном – лесная малина,
Мать – старушка напекла пирогов,
Слышен с болотца крик журавлиный,
Вспоминаю мурманских своих рыбаков.
Где вы?!.. Моряки, мои дорогие?!..
А ты, деревенская моя, не ревнуй,
Столько пройдено с ними милей,
На палубе к л е в е р н о й, меня поцелуй!..
Дерись!
Серафим Григорьев -2
Мы по волнам ходили,
Как вы по шпалам ребристым,
Нас украдкой девчонки любили,
В МурмАнских снегах серебристых.
Нам Полярная ночь светила,
Своим черным звездным огнем,
На юг улетело Светило,
Чтобы летом крикнуть: Подъем!
Мы к Новой Земле уходили,
Девушка с мамой – в Крым,
Здесь стынут морские мили,
Она – под солнышком золотым.
Погасло северное лето,
Я – светлей полярного дня,
Она – снежная шапка Тибета,
С цветами проходит мимо меня.
Родные, на семейном совете,
За нее решили тайком:
Судьба курсанту не светит,
А ей – не жить с моряком.
Кто знает морские законы,
Меня мурманчане поймут,
Гуляет моряк несмышленый,
Вино, ресторан, да и - блуд.
И штурман бывает скотиной,
Больница, постель и режим,
Она оказалась Полиной,
И называет меня «дорогим».
Нет более верного знака,
По жизни с любимой пройти -
Как жуткая пьяная драка,
Дерись, не тони взаперти!..
Её выдали замуж удачно,
Увезли в богатый крымский аул,
Но дальше – столица и дача,
А супруг в бассейне вдруг утонул.
Прости, первый взвод
Серафим Григорьев -2
Памяти друга – Валерия АЛАНИЯ
В первом взводе друга исключали,
Из мореходки нашей – навсегда.
И врастали сухумские дали
В шапку полярного липкого льда.
Он шел на пароход матросом,
Где знаменитый отец, грузин – капитан,
Гонял его по вантам и тросам,
И в тропический штиль, и ураган!..
Пришел он с морей – плейбой,
В ресторан!.. Курсанты пьяной ватагой,
А утром – битый, совсем другой,
Чуприной - коми, опохмеляясь брагой.
Отец седой надевал свои ордена,
Спасательный круг Кавказа друзей.
Восстанавливали задиру и драчуна,
Любимая бранила его: «Дуралей!»
Он пел о любви, забавлял девчонок,
Но вновь кабаки, и с дракой залет.
Отчислен из ММУ - «поросенок»…
А батя, узнав, на дно морское лег!..
Плавбаза в Баренцевом море тонула,
Отец на мостике стоял - до конца,
Капитана -директора съела акула,
А друг мой принял портвейна - винца.
Но, когда Мурманск узнал…Утром рано…
Он прошептал: «Боб, клянусь, я стану капитаном!»
Я в мировой океан три года ходил,
А друг капитанил до гроба, на Севере,
Сожрал на земле меня крокодил, ,
Прости, первый взвод!.. В заключительной серии!..
Февраль 2009, 7 сентября 2012 года
МАЛОЯРОСЛАВЕЦ