Янка.
Ох, как сверкают глаза. Кажется, он действительно за меня волновался, или … вот интересно, какого качества чувства он ко мне испытывает сейчас? Сначала было презрение, потом равно-душие, а что сейчас? Что это любовь или ненависть? А говорят от любви до ненависти один шаг. Одно ясно – он ко мне дышит не ровно. Если человек равнодушен, он таких эмоций не испытывает. В любом случае такое проявление чувств говорит о их присутствии и неподдельности, он не претворяется, он настоящий, а это уже хорошо.
Я быстренько расставила на столе посуду, разложила кар-тошку по тарелкам, налила молоко, нарезала хлеб. Ничего на-тюрмордик получился, уже один вид и запах этой деревенской еды вызывает обильное слюнотечение, а он все стоит как индюк - на-дутый в стороне. Гордый. Скорее глупый, значит, я должна быть умней.
-Антон, садись есть, пока все горячее, - сказала я, делая вид, что не замечаю его настроение, и это сработало.
Он оторвался от стены и сел за стол.
-А ты? – скорее выдавил из себя, чем сказал.
-И я, - отвечаю, делая вид, что совершенно не замечаю его сердитость.
И это тоже сработало. Ну, наконец-то оттаяло сердце ле-дяное. Я села напротив него за стол. Смотрю прямо ему в глаза, стараюсь прочитать в них хоть что-нибудь.
Говорят, что если собаке смотреть прямо в глаза, то это вы-зывает у нее агрессию. Он не собак (читай кобель), у него мой пря-мой взгляд вообще ничего не вызывает, он просто сидит и жует картошку. У, обжора. А у меня аппетит пропал. Не хочу. Я ото-двинула тарелку с картошкой и взяла стакан с молоком и кусок хлеба.
-Антон, ты баню любишь? – решила я зайти с другой сторо-ны.
-Нет, - и опять жует.
-Почему? – я постаралась придать своему голосу менее удив-ленную интонацию.
-Не знаю, - он поднял на меня глаза, не переставая жевать, - жар не выношу, да и надоело.
-В смысле?
-В прямом. Олегович меня заставлял в сауну с его клиентками ходить. Так я так напарился, что на всю жизнь хватит.
Вот это номер, никак не ожидала такого оборота, мне всегда казалось, что баню любят все особенно такие качки как Антон.
-Бедненький, - простонала я, как можно жалостливей, - на-елся сладкой жизни до отрыжки… ты и женщин, наверное, всяких насмотрелся? И то же до тошноты в коленках?
-Примерно так, а что? – наконец-то оторвался от своей та-релки и посмотрел на меня. - К чему ты это?
Я быстро поднялась и стала убирать посуду со стола, что бы он не заметил моих эмоций, но кажется поздно – заметил. Надо спасать положение.
-Баба Поля топит баню, я сейчас уберу, и пойду, попарюсь. А ты? – проговорила я, теперь как можно равнодушней, еще не хва-тало, что бы он решил, будто я напрашиваюсь.
-Я нет, - резко ответил он, потом немного мягче добавил: - Вернее, я парится не буду, пар спадет, я сполоснусь.
Он все понял, теперь придется лавировать и спасать честь, лопни, но держи фасон.
-Понимаешь, я не могла сказать ей по-другому, - заговорила я, тщательно подбирая слова, - она старый человек, ну что я ей скажу, что приехала в родную деревню с телохранителем, она этого не поймет, да она и слова такого не знает…
Ага, кажется, задело, есть перестал, сидит и смотрит на меня, как баран на новые ворота.
-Не понял, а что ты ей сказала? – проговорил он.
-Что ты мой муж.
О-го-го, это не буря, это ураган, смерч. То был спокойный, как слон, а тут, откуда что взялось. Вскочил, забегал, орет на меня, глаза сверкают, как тогда на плоту, когда разбил мой Нубик.
-Еще чего, придумала, я, что теперь должен изображать твоего мужа, нежность и влюбленность изображать.
Он кричит на меня, как плохой мастер участка на нерадивого работника.
- Я не умею претворяться, я спортсмен, а не артист, не раз-ведчик и не извращенец. Да мне, если хочешь знать, когда баба не нравится, так у меня и вообще….
Вот тут не выдержала и я, всякому даже самому ангельскому терпению приходит конец, кончилось оно и у меня.
-Дурак, - крикнула я на него, я убежала.
Антон.
Вот уж действительно дурак. Наверное, надо было как-то помягче с ней, потактичней. А я как слон в посудной лавке, кото-рому клизму скипидарную вставили. Я стукнул себя по лбу кулаком. Мало, мало тебе, балбес. Как теперь быть? Что теперь делать?
Да и она тоже хороша. Что за проблемы? Строит тут из себя Уитни Хьюстон, что я ей Кевин Кестнер? О, убежала, даже молоко не допила. Где ее теперь искать? И как к этому относится? Девочке захотелось в любовь поиграть, а я должен держать дистанцию. Должен, несмотря ни на что, даже на то что… но это еще как сказать.
Больше всего меня бесит, что я в ее глазах даже не мужик, которого можно полюбить, скорей всего я для нее, так же как и для других богатеньких бабенок, проститутка в штанах. И они думают, что если я от них получаю деньги за что-то (за охрану ли, за уроки фитнеса ли), я еще должен и удовлетворять их фи-зиологические потребности.
Ладно. Хватит страдать, надо идти искать ее, а то не на-творила бы чего-нибудь.
Я вышел из дома, несколько минут постоял в нерешительно-сти, глядя на ржавый замок, висевший на ручке входной двери. Надо ли запирать этот «особняк» или не стоит? А кому тут грабить? Маловероятно, что единственная жительница этого населенного пункта бабушка Поля решится на столь неблаговидный поступок.
Я спустился с крыльца, и пошел вдоль деревенской улицы. Слух мой привлек отдаленный шум воды. Я пошел на этот звук, поднялся на невысокий пригорок, и оказался на берегу небольшой речки. Она вытекала из леса, изгибаясь, забегала в деревню, и, продолжая петлять, уходила в луга. Течение довольно шустро перемалывало камушки на дне реки. Речка была неширока, но говорлива и чиста.
Я спустился к реке. Конечно, купаться в апреле в такой реке в средней полосе России - почти безумие, но мне почему-то захо-телось. Я быстро разделся и прыгнул в воду. Бодрящим холодом обожгло меня. В первую секунду хотелось выскочить обратно, но постепенно тело привыкло, и я с удовольствием переплыл речку туда и обратно. Когда плыл обратно, заметил недалеко, метрах в пятидесяти от этого места ряд маленьких покосившихся домиков стоящих на берегу. На одном из них дымилась труба. Это, по всей видимости, и была баня бабушки Поли.
Я вылез на берег. Проделал несколько гимнастических упраж-нений, что бы согреться, оделся и, не снижая темпа, побежал к дому бабушки Поли.
-Можно? – проговорил я, входя в избу.
-Заходи, заходи, касатик, - послышался бодрый женский голос.
Бабушка Поля оказалась классической бабушкой, какими их принято изображать в сказках и в детских фильмах. На вид ей было не более шестидесяти лет. Она была кругленькая, опрятно одетая, с гладко зачесанными назад волосами, с совершенно беззу-бым ртом, но с очаровательной улыбкой.
-Чего попариться не пошел, у нас все городские первым делом в баньку идут, а ты что ж, али больной? – проговорила она, не от-рываясь от своего занятия.
-Так точно, у меня аллергия на баню, - попытался я сострить.
-А. ну тогда ладно, - милостиво согласилась баба Поля, - а то я думала - вы с Янкой поругались, дак хотела подсказать, что банька как раз и помирит, баня парит, баня правит, баня все исправит.
Она говорила, а сама все время что-то делала: мешала в ка-стрюле, наливала воду, резала и т.д. Я с удовольствием следил за ее слаженными действиями. Чувствовалось, что она на этой кухне может двигаться и действовать с закрытыми глазами.
-Садись, чего стоишь, аль приглашения ждешь? – снова про-говорила старушка, не переставая работать, - У нас не приглаша-ют в гости, но гостю всегда рады. Гость в наших местах теперь редкость, человек издаля шел - устал, не приветить гостя грех большой. У нас это все знают, поэтому особых приглашениев никто не ждет, приходит и садится.
-Спасибо, - сказал я и присел на стул возле стола.
-Помогай бог, - ответила пожилая женщина.
-Почему?
-Что почему?
-Почему Вы так ответили, - удивился я впервые услышанному выражению, - «помогай бог»?
-А как же отвечать, - удивилась старушка, как будто я спро-сил о чем-то совершенно обычном, - ты мне что пожелал?
-Что? – не понял я.
-Ты мне сказал: «спасибо», а это значит «спаси бог», - терпе-ливо растолковывала мне старушка, тоном умудренного опытом человека, - я а тебе на такое хорошее пожелание пожелала в от-вет тоже хорошее, ты же ведь в пути так тебе нужна божья помощь, вот я тебе ее и пожелала.
-А-а-а, - засмеялся я, - вы в этом смысле. А я как-то никогда не задумывался, что слово «спасибо» пожелание, а не простая бла-годарность.
-А ты думай, касатик, над словами, - старушка впервые под-няла на меня глаза, и я заметил в них строгость и улыбку одно-временно, - они не просто дыхание и колыхание, они выражение мысли. Ты иногда скажешь - не подумав, мысли твои вырвались наружу и пошли гулять по головам и душам людским, а потом по-нимаешь, что недомыслии эти ошибочные были, а уж все, обратно не вернешь, они уже словами стали.
Я смотрел на эту мудрую женщину и пытался понять, знает она о том, что я невольно вырвавшимся словом обидел Янку, или сво-ей женской интуицией чувствует мое повинное состояние. В любом случае она права, и надо пытаться как-то исправлять положение надо с Янкой мириться.
-А в вашей деревне много народа раньше жило? – спросил я с целью переменить тему.
-Много, - сразу и непринужденно, как будто продолжая пре-рванный разговор, проговорила бабушка Поля, - это не деревня была, а село большое. Несколько улиц было, сельмаг большой, сельсовет, и даже чайная. Правление колхоза до войны здесь было. Потом уж после войны хиреть все стало.
-Почему?
-Как почему, война была, мужики из села уходили в 41-м, в 42-м, в 43-м, в 44-м, да и в 45-м еще забирали. Вернулись мало кто, да и те больные да увечные, к семидесятым у нас в деревне мужиков и вовсе не осталось. А потом и вдовы все поумирали. А теперь одна я осталась. Вот я помру, и все деревня умрет со мной вместе.
-Ну, уж умру, не рано ли? – попытался я поддержать на-строение старушки доброй шуткой.
-Чего рано? Девятый десяток уже, пора. Я уж смертное все себе приготовила. И домину в сарае припасла. Колюха Звягинцев срубил о прошлом годе, да хорошо успел, мне срубил, а себе не успел. Помер. Наступит мой срок, помоюсь в баньке, приберусь вся и лягу. Потом придет кто-нибудь, останется меня только крышкой закрыть и в яму спустить, да земелькой присыпать.
Говорила она это все невероятно спокойно, как бы рассуждая о деле привычном и обычном, происходившим с ней не раз.
-Не веселый вы себе сценарий нарисовали, - попытался я ее приободрить.
-Почему невеселый? - снова без излишних эмоций ответила бабушка Поля. - Это дело житейское, никто вечно не живет, вот только срок у всех свой, у меня вишь длинный получился. А у Янки-ной мамки короткий вышел, да и батька не зажился.
-Я вообще у них в семье долгожители были? – обрадовался я пе-ремене темы.
Старушка, почти не задумываясь, быстро ответила:
-Так, а почитай все долгожители, до девяноста, а то и больше. Папаша матери моей, наш с Янкиной бабушкой дед, прожил боль-ше ста лет.
-А Янкин дедушка? – спросил я.
-Он не наш был, - сморщилась бабушка Поля, стало понятно, что эта тема ей была неприятна, но все же она продолжила. - Хороший мужик был, красивый, веселый, да только чуть всю семью нашу не погубил, оказался американским шпионом. Хорошо хоть у Анны хватило ума от него отказаться, да и прожили они всего нечего.
-А откуда он взялся? – меня эта тема захватила.
-Из Мериканского болота, - снова в голосе бабушки Поли про-мелькнула нотка недовольства.
-Откуда? – я просто не понял ответа.
-Ну, чудной ты, однако. Точно больной. Говорю же из Мери-канского болота.
Янка.
Боже, благодарю тебя и того человека, который придумал баню. Еще час назад я жить не хотела (ну, почти), а сейчас готова улететь.
Все, все… больше никаких комплексов, на дураков внимания не обращать. Он всего лишь охранник. Ой, кому это я сказала? Хотя Рузанна, как всегда, оказалась права с работниками надо уметь дер-жать дистанцию, хотя бы дистанцию вытянутой руки, что бы не получить удар в спину.
Ну и все и больше никаких, ни слова о нем, ни взгляда в его сторону. Ноль внимания, фунт презрения на эту груду мясной вы-резки.
И вообще я даже ночевать к нему не пойду. Пусть сидит один. Переночую у бабы Поли, с ней хоть поговорить можно. А завтра вообще тихонько сбегу от него. Я его увольняю.
Ух, как я зла, ух как я зла. Я вышла из бани и быстро пошла к дому.
-Мериканское болото … - услышала я обрывок фразы бабы Поли, входя в избу.
-Какое болото? – спросила я, удивляясь дважды: первый раз тем, что услышала, второй – тем что увидела, вернее кого увидела.
За столом вместе с бабой Полей сидел Антон. Сидит, спокойно пьет чай и улыбается. Да нет, не просто улыбается, он смеется, и смеется он надо мной.
Я машинально перевела взгляд на свое отражение в зеркале, висящем на противоположной стене, и поняла, почему он смеется. Вид у меня, действительно, прекомичный: на голове у меня тюрбан из красного махрового полотенца, старая, потрепанная черная телогрейка надета прямо на белую ночную сорочку, а на ногах огромные резиновые сапоги. Картину довершает розовый тазик подмышкой и безумно удивленный вид.
-А что тут непонятного? - спросил Антон, продолжая сме-яться, - Мериканское и есть Мериканское, разве ты не знаешь, что из этого болота появился твой дед?
Я быстренько освободилась от верхней одежды и тяжелой обуви, натянула на ноги мягкие теплые вязаные тапочки, повесила возле печки полотенце с головы, налила себе чашку чаю и села за стол напротив Антона.
-Первый раз об этом слышу, - проговорила я, - а что это еще за история, баб Поля?
-Да никакой истории, - старушке не нравилась эта тема, но делать было нечего, таить и увиливать она не умела, поэтому продолжила рассказ, - просто на Мериканском болоте были тор-форазработки. Туда народ привозили со всей Росси. Они неделю ра-ботали на торфе, а на выходные они приходили в деревню. Ну, там помыться, побриться, еще чего поделать. – Мы оба хихикнули, а старушка резонно добавила, - и ничего смешного. Людям и пости-раться надо было, и хоть чаю вдоволь напиться, а то на том бо-лоте все дырки забили, что бы люди в Америку не бежали. И воду туда возили подводами. Тут Анна и познакомилась с ним. Недолго поженихались и обженились, венчались даже. Он хоть и грамот-ный был, а видно в бога верил. А на торфе он десятником был, звеньевой значит. Говорят строгий был, прижимал сильно пьяниц всяких да лодырей. Может за это и «шпионом» стал.
Баба Поля рассказывала, я пила чай и разглядывала своего компаньона. Он внимательно слушал бабу Полю, совершенно не обращая внимания на меня. Он казался мне сейчас незнакомым, с одной стороны - он такой же, как и был, и в тоже время что-то в нем изменилось. Не пойму что? Глаза, улыбка, выражение лица не-сколько сконфуженное, ага он чувствует себя виноватым – это хорошо. Стоп, а волосы? У него влажные волосы и они распущенны по плечам.
-Ты что купался? – неожиданно догадалась я, и сама ужасну-лась собственным мыслям.
-Да. В речке окунулся, - ответил Антон, как будто я его спросила о чем-то совершенно обыденном, и совершенно не обращая на меня внимания, спросил у бабушки Поли: - А почему это болото называется Мериканское?
Я тоже сделала вид, что меня больше интересует Мерикан-ское болото, чем этот ненормальный морж. Потому что в нашей речке в апреле месяце может купаться только очень ненормальный морж.
-А Мериканское, потому что в нем есть дыра, - проговорила баба Поля.
-Какая дыра? – удивилась я.
-Дыра в Америку, - невозмутимо ответила баба Поля, потом заметила наши удивленные лица, пожала пышными плечами и ответила, - да об этом все знали. Там даже НКВД пост ставила, а то там одно время много народу в Америку сбежало.
-Что значит сбежало? – продолжала я удивляться.
-Очень просто. Сначала Петров десятник, собрался, да и си-ганул прямо в дыру. Люди видели, а потом говорят он из Америки на немного вернулся. К жене пришел, звал с собой в Америку, но она не согласилась. Тогда он ей написал письмо, объяснил, как через дыру сбежать можно, но ее и деток всех в одночасье приехали и вывезли неизвестно куда и так они исчезли. А письмо то некоторые видели, и после этого пропадать стали.
-Чушь какая-то, - проговорила я, - ерунда, такого не бывает.
-Ерунда, не ерунда, - ответила баба Поля, запивая чаем шоко-ладную конфету, которую отрезала ножом маленькими кусочками, - но машина-то американская там до сих пор стоит, как она туда попала, если не через дыру? Говорят, когда в дыру машину протолкнули, она большая была, а потом уменьшаться стала.
-Машина? – удивилась я.
-Янка, что ты дурочку-то из себя строишь? Дыра умень-шаться стала и совсем стала маленькая узкая, говорили, что и че-ловек туда с трудом проходил, так что бы проход расширить, туда сначала корову проталкивали, а люди за коровьим хвостом в дыру ныряли и проходили. Коров тогда тоже много пропадало, но их потом дыра назад выталкивала, правда не живых уже.
Старушка вздохнула тяжело, видно было, что коров ей жалко намного больше, чем пропадавших людей.
-Вместе с машиной из болота и Андрей появился дед твой, а Петров исчез, Андрея десятником и поставили вместо него.
Что-то странно правдоподобное было в этой абсолютно не-реальной легенде. Я старалась понять что именно.
-Подумаешь, машина американская, - проговорила я. – Да после войны, каких только машин не работало по всему Советскому Сою-зу, и американские, и немецкие, и английские.
-Да, а как она туда попала? - ответила вопросом баба Поля.
-Как угодно, по железной дороге, например, - парировала я, не очень уверенная в своем предположении.
-Нет, не могла. – Ответила бабушка Поля, и подтвердила свое утверждение выразительным отрицательным жестом. - Она как гора огромная, а единственная дорога туда была маленькая уз-коколейка, и паровоз по ней ходил «кукушка». К нему две платфор-мы цепляли, одну для рабочих, другую для торфа, он и то еле та-щил. А эта махина его раздавила бы моментально.
В наш разговор вмешался Антон:
-А что народ рассказывал, как она появилась?
Баба Поля вздохнула, пожевала что-то беззубым ртом, поправила гребенку на седой голове и проговорила:
-А бог ее знает. На болоте на выходной только Петров оста-вался. Говорят, туман в тот день был сильный. Пришли люди на болото, после воскресенья, а ее рык издалека слышно было. Даже идти боялись, так и стояли в лесу. Пока все не стихло. А в это время из болота, из тумана к ним Андрей и вышел. Как антихрист из дыму. Вышел и говорит: «Я ваш новый десятник, пора начинать работать». Мужики перепугались, спрашивать ничего не стали. Просто пошли работать и все. А там, на болоте и эта махина стоит. Потом им Андрей сказал, что будет работать на этой машине, и будет обучать некоторых работать на машине. Парнем он оказался веселым, незлобивым его быстро все полюбили. И Анне многие бабы завидовали, после войны с мужиками плохо было. А тут мужик здоровый, работящий, непьющий. Только не долгим это счастье оказалось. Начальник участка у нас был змей, он еще до Андрея за Анной увивался, а сам женатый был, деток пятеро. А мимо ее избы пройти не мог. Все склонял ее полюбовницей стать. Да только не нужен был ей этот старый козел. Все в селе об этом знали, Евдокия жена начальника участка приходила к Анне плакала, просила ее уехать. А куда она могла уехать мама больная старая, да и где было счастья искать? Голодно тогда было. А в деревне хоть прокормиться можно было. А как Андрей появился, она раздумывать не стала, сразу за него замуж вышла.
-Яна, а что тебе бабушка рассказывала про деда? – спросил меня Антон.
-Ничего….
Я не буду рассказывать ему о том, что знаю. Обойдется. Но кое-что я завтра сделаю обязательно. Этот рассказ разбудил мои детские воспоминания, и кое-что надо бы проверить.
Антон.
Вчера, когда мы ушли от бабы Поли, Янка шла впереди, де-монстративно показывая мне, что я ей совершенно не нужен. Я не знал, как загладить свою вину. Она вошла в дом, а я остался на крыльце. Если я для нее только охранник, тогда буду сидеть у двери, как сторожевой пес.
-Антон, иди спать, - услышал я за своей спиной.
Значит, я прощен? Я повернулся к ней и встал перед ней на колени.
-Прости дурака.
Янка рассмеялась и сказала:
-Я не умею долго сердиться, пойдем спать завтра вставать ра-но.
Если бы я знал, зачем мы так рано встали. А Янка оказалась на высоте. На столе завтрак, сама уже полностью одет, и мне уже приготовлены резиновые сапоги и телогрейка, которая к счастью оказалась мне мала, и я оделся в свою куртку.
И вот мы идем. Уже больше часа идем лесом, по заросшим еле видимым дорожкам. Сразу видно, что здесь давно уже не ходят. По-моему именно так выглядит дремучий лес из русских сказок. Куда идем? Зачем?
-Яна. Куда мы идем? – спрашиваю я, как можно равнодушней, но у меня плохо получается.
-Ты устал? – отзывается Янка мимоходом.
-Нет, - отвечаю я, снова не показывать своего раздражения, - но я хотел бы знать куда мы, все-таки, идем?
-На Мериканское болото.
Вот дела, я удивился и даже остановился.
-Ты что решила через это болото попасть в Америку?
Янка тоже остановилась, перевела дух, поправила платок на голове и сказала:
-Нет, конечно, но вчера, когда ты меня спросил о том, что бабушка рассказывала мне про дедушку, я вдруг вспомнила, что была там.
-Где? В Америке? – засмеялся я.
-В Америке я тоже была, только летела туда самолетом, - говорила Янка с чертиком в глазах, - а в детстве, когда была совсем маленькая, я была на этом самом Мериканском болоте. Понима-ешь, - она подошла ко мне ближе и схватила за отворот моей куртки, - когда баба Поля рассказывала про этот агрегат, я так живо его представила. Это действительно огромная машина ярко-оранжевого цвета. Я видела ее во сне. Этот сон снился мне не-сколько раз. Я шла по лесу, долго, потом открывалось простран-ство, и там стоял этот оранжевый агрегат.
-Так значит, ты не была там на самом деле? - не понял я.
-А ты думаешь, что сон мне снится из моего какого-то про-шлого воплощения? – Янка засмеялась и отпустила меня, махнув рукой. - Нет, дорогой мой, я с дяденькой Фрейдом не согласно. Сон это только личные воспоминания. Виденные, когда-либо, слышан-ные либо рассказанные. Я видела это место. И дорогу я помню. Значит, я была там.
Я вздохнул так тяжело, как только мог.
-Иду туда, не зная куда. Ищу то, не зная что, - проговорил я об-реченно.
-Не так пессимистично, пожалуйста, - ответила Янка, вгля-дываясь в непроходимую лесную чащу. - Мы ищем совершенно ре-альные бывшие торфяные разработки.
-Почему «бывшие»? – спросил я, без малейшего энтузиазма в го-лосе.
-Ты видишь как заросли все дорожки, - показала Янка на почти сросшиеся над дорогой деревья, - а ведь здесь ходили люди и очень часто.
-Да, - согласился я – теперь видимо уже не ходят.
-По моим подсчетам, - сказала Янка, начиная движение, - часа через полтора мы наткнемся на узкоколейку, а по ней уже быстро доберемся до конторы и бараков.
-Это то же ты видела во сне? – удивился я.
-Нет, это я сегодня утром узнала у бабы Поли, - ответила Янка смеясь.
Ну и хитрая же бестия, и когда только все успела.
-Ну, хорошо, куда идем понятно, а зачем? – не переставал я ворчать, еле поспевая за Янкой. - На агрегат хочешь посмотреть?
-Нет, я там была, туда бабушка водила маму, я хочу понять - зачем? – ответила Янка.
Дорога оказалась не из легких. Огромные корни старых де-ревьев, как фантастические черви пересекали дорогу, то и дело грозя переломать нам ноги. Кое-где приходилось перелезать и через поваленные вековые деревья. Узкоколейка, которую искала Янка, тоже практически заросла мелким кустарником, но все же по ней идти было легче, чем по лесу.
К болоту мы подошли около полудня. Огромные торфяные поля, развалившиеся бараки и как крейсер огромный торфодобы-вающий комбайн.
-Вот оно Мериканское болото, - сказала Янка, оглядывая из-под руки окрестности, потом показала на большой камень-валун у самой кромки леса и продолжила: - Меня оставляли здесь, а мама и бабушка ушли дальше.
И мы пошли дальше. Всюду разруха, запустение. Видно было, что люди покинули это место много-много лет назад. Картинка во-круг была, надо сказать, удручающая.
Мы несколько раз обошли весь участок, осмотрели все бараки и прилегающие окрестности. Подошли поближе к комбайну и раз-глядели его. Все обозначения на нем стерлись, и определить его национальную принадлежность оказалось невозможно. Однако было заметно, что машина эта была сделана на совесть и, про-стояв столько лет в болоте, она даже не проржавела.
-Как до него не добрались металлоискатели? - проговорил я.
-Далеко, да и вывозить неудобно, - поддержала тему Янка, - проще в жилой деревне электрические провода со столбов срезать.
Мы вернулись к зданию конторы. Здесь сохранился длинный обеденный стол с двумя рядами таких же длинных скамеек, и печка с огромным котлом, вмазанным прямо в кирпичную кладку.
Янка села за стол, достала из рюкзачка небольшой сверток. Это оказался сухой паек, состоявший из двух вареных яиц, два со-леных огурца, две большие картошины и ломоть деревенского хлеба.
-Баба Поля собирала сухпаек? – спросил я.
-Нет, я сама, правда, продукты брала у нее, - ответила Янка и достала из рюкзака бутылку с молоком. – Угощайся.
Я был не против перекусить, бесцельное болтание по лесу, как нельзя лучше возбуждает аппетит.
-Яна, все же, зачем мы здесь? – спросил я, очищая яйцо.
-Не знаю, - ответила Янка, откусывая кусок огурца.
-Что ты хочешь здесь найти?
-Не знаю, - резко ответила Янка, - и не спрашивай у меня пока ничего. – Немного помолчала и добавила игриво, показывая руками на все о чем говорила: - Считай, что у нас здесь пикник. А что? Все составляющие на лицо: мужчина, женщина, природа офиги-тельная, легкая еда.
-Еда-то у нас не просто легкая, а я бы сказал наилегчайшая, а дело к вечеру, так что надо к дому подбираться, - заметил я.
-Сейчас пойдем, - ответила Янка, - я только хочу нарисовать план этой местности.
Она достала из рюкзака блокнот и авторучку и принялась по памяти делать рисунок, с одними ей понятными кабалистиче-скими знаками, которые по ее мнению должны были, что-то обозначать.
-Это еще зачем?
-Потом снаряжу сюда экспедицию, - ответила Янка, про-должая творить, - пусть найдут эту самую дыру в Америку.
Ну, как на нее сердится? На детей сердиться нельзя, а Янка совершеннейший ребенок, но надо отметить далеко не глупый. -Янка, а тогда мама с бабушкой долго ходили? – спросил я.
Янка напряглась, что-то припоминая, и проговорила:
-Бабушка расстелила тогда свой плащ на земле, посадила меня на него и приказала мне петь песню, «По долинам и по взгорьям». Я спела ее раз пять, и приготовилась, было плакать, а тут и они вернулись. Мне кажется, бабушка водила маму что-то ей показать здесь. Это и было целью их прогулки сюда.
-Это понятно, - проговорил я, - но что она ей показывала, не дыру же в Америку?
Янка снова рассмеялась и проговорила:
-А что, не плохо бы было бы. Представляешь, на сколько об-легчились бы путешествия за океан. Классно, прыгнул в дыру и в Америке. Ни таможни тебе, ни границы, ни паспортов, ни виз, и не надо бояться, что самолет упадет.
-Интересно, а где в Америке выход из этого тоннеля, - спросил я.
Янка задумалась, потом сказала:
-Это зависит от того, под каким углом этот тоннель идет сквозь землю, и какой он длинны, и какого диаметра.
-А может, он и вовсе не прямой, может, это спираль?
Мы оба с умным видом размышляли над такой глупостью, что, в конце концов оба не выдержали и расхохотались.
Немного успокоившись, Янка сказала:
-У нас, наверное, отравление свежим воздухом, иначе этот бред объяснить невозможно, - потом она поднялась со скамейки и добавила: - Надо нам собираться в обратную дорогу, как бы нас в лесу темень не прихватила.
И это было первое разумное, что изрекла сегодня Янка.
После этого мы еще примерно полчаса рисовали план участка. Для лучшего обзора я забрался на комбайн, это было не трудно. Трудней было подойти к самому комбайну. Он врос в землю при-мерно на половину. Вокруг него бурно разросся кустарник, и сейчас он представлял собой плотную полосу препятствия из сухих, ко-лючих, переплетенных между собой веток.
Я вскарабкался на самый верх и оттуда начал диктовать Янке «перечень находящихся на данной территории объектов». С трех сторон от комбайна до самого горизонта тянулись поля, с четвертой жилой комплекс, состоящий из двух бараков и здания конторы, пищеблока и колодца. Странно, что мы его не заметили, когда ходили по земле. Колодец надежно прятали высоченные за-росли какого-то кустарника с красными ягодами, оставшимися видимо с прошлого года. И даже торчащий кверху обломок «жу-равля», казался простым бревном, небрежно вкопанным в землю. За бараками лес вставал непроглядной темно-зеленой стеной, смыкавшейся с небом.