— Слышь, подруга! Помоги...
Вика оглянулась. Никого. Может послышалось в порывах усиливающегося ветра. Взгляд зацепил еле уловимое движение. К массивной урне прильнула большая крыса. А рядом с ней возлежала черепашка. Обе почти сливались с мокрой пожухлой листвой, грязно-серыми цветами осени.
- Да тебе говорю, тебе... — крыса махнула лапкой. — Делай вид, что не видишь нас.
Вика растерялась, у неё даже закружилась голова, и она пошатнулась, но тут же взяла себя в руки. “Обычное дело, - сказала она себе. – Говорящая крыса. Помоги, но нас не видишь… И как помочь?” Она недолго колебалась и подошла к урне, присела на корточки. Крыса явно страдала от холода, но терпела, лишь дрожала и внимательно смотрела Вике в глаза. “Помоги, Вика”, - произнесла крыса приятным баритоном.
- Помоги нам, Вика, - проскрипела черепашка.
- И эта с нами? – подумала вслух Вика. – Ладно, дома разберёмся, - она раскрыла пошире карман пальто. Крыса тут же прыгнула в него. Черепашку Вика сунула в пакет с бутербродами и судком с куриным бульоном. Пакет заметно потяжелел. Позвонила в офис и предупредила, что задерживается, может – до конца дня.
- Как вкусно пахнет, - донеслось из пакета.
- Только не здесь, - это уже из кармана. – Отсюда надо уходить.
- Потерпите пять минут, - Вика засмеялась. – Позавтракаем и поговорим дома.
Её дом был через квартал. Но дойти без приключений не удалось. Уже за следующим домом рослый подросток сжал куртку у горла чумазого пацанёнка, и лупцевал другой рукой по щекам.
- Что творишь, гадёныш! – вскрикнула Вика. – Немедленно отпусти.
- Шла бы ты, тётенька… - подросток глумливо усмехнулся и свободной растопыренной ладонью толкнул Вику в лицо. И тут же взвизгнул, отдёрнул руку с вцепившейся в запястье крысой. “Пакетом его, пакетом”, - донеслось из пакета. Вика сообразила и шарахнула тяжёлым пакетом с черепашкой и обедом по спине хулигана.
Через десять минут, пока новые знакомые поедали на полу кухни её обед, она рассматривала свое обмытое лицо в зеркале ванной. Царапина у правого глаза вспухла, сами глаза смотрели с грустью, как она уже привыкла смотреть на себя. Вот только царапина. Что-то не так было с ней. У женщины в зеркале она была слева, отчего женщина казалось чужой, не привычной Викой.
- Да-да, - бархатный баритон крысы заставил Вику вздрогнуть. – Это не ты. Это отражение. У них совсем другой мир. Хочешь туда?
Вика смотрела на крысу глазами зеркального отражения и не знала, что ответить. По зеркальной глади пошла рябь и вышла за пределы. Вскоре клубы тумана рассосались, и Вика обнаружила себя на неширокой красного гравия улочке в компании крысы и черепашки. Справа и слева неспешно тянулись дома – разных цветов, форм и оград. Деревья и кусты, то тут, то там выглядывающие на дорогу, ещё только начинали переодеваться, зелень преобладала. Но царила тишина. И безлюдие.
Вика обнаружила, что потихоньку шагает за своими новыми знакомыми. И ни в одном из дворов не видела ни одной живой души. Пока не услышала звонкий радостный голосок: “Иннокентий! Софи!” Девочка лет десяти размахивала собираемым букетом ещё не выцветших цветов. Она подскочила к калитке в невысоком заборе, смахнула щеколду и в растерянности замерла. Она явно порывалась броситься Вике на грудь. Но ограничилась вручением букета и тихим: “Алиса”. А может ей помешали крыса, оказавшаяся Иннокентием и уже восседающая на Алисиных руках. И черепашка Софи, припавшая к девочкиным ногам.
Гомонящая ватага покатилась в дом. Вика не успела его толком рассмотреть – обычный дачный домик на обычном участке. Хотя за домом угадывался небольшой сад. В доме все затихли, и так оказалось, что в комнате за кухонькой Вика оказалась одна. Слегка потерявшаяся во времени и пространстве она растерянно смотрела на лежащую молодую женщину. В этой комнате вся мебель была низкой. “Японский вариант”, - автоматически отметила Вика, ещё недавно сама увлекавшаяся этим. Женщина лежала на низкой тахте, и поражённая Вика вглядывалась в её черты. То ей казалось, что это она десятилетней давности. То находила принципиальные отличия.
Она только успела выставить руки, как в них уже гнездился Иннокентий. “Помощь нужна ей, - шептал он, заглядывая снизу в Викины глаза. – Она отвергла одного… Карлика. Тот не простил. Выпил её силу. Только ты можешь помочь”.
- Но… - хотелось спросить – почему она? это кто? и это что? – но слова не шли, и крыс, понимающе улыбнувшись, продолжил. - Просто посиди с ней рядом, подержи её за руку.
Вика держала женщину за руку и чувствовала - два встречных потока соединили их. Она что-то теряла, что-то получала. Картинки, образы, эмоции – всё перемешивалось и растекалось по ней.
- Нам пора, - снова бархатный голос Иннокентия. – Тебе нельзя здесь задерживаться, иначе и сама… И может появиться Карлик.
Алиса стремилась проводить их до конца. Её глаза жадно впитывали каждую Викину черту. Но дальше калитки её не пустили – нельзя маму оставлять одну. Да, ей стало лучше, но пока рано…
Посередине улицы вдруг появился туман и Вика с Иннокентием и Софи оказались в её квартире, в ванне перед зеркалом.
Вика чувствовала себя переполненным сосудом и плохо ориентировалась в происходящем. “Нельзя её такую одну оставлять”, - последнее, что услышала Вика и отключилась.
…
Проснулась она от нежного прикосновения к щеке. Улыбнулась, поняв, что это солнечный лучик. И спохватилась – а как же работа? Нащупала на тумбочке сотик, облегчённо вздохнула. Ещё только восемь, и она вполне успевает. Она помнила крыса и черепашку, странный посёлок, Алису, странную женщину на кровати, не помнила только то, что несли потоки. Но это не страшно. Она чувствовала, что нужное из этих потоков осядет на полочках памяти и в нужное время всплывёт.
Вика шла по улице и удивлялась дружелюбию встречных лиц. Не всех, но многих. И ещё эти лица, кроме улыбки, одаривали её едва заметным кивком, словно свою. Она оказалась с ними в какой-то общей стае. Какой? Она даже остановилась от нахлынувшего… Как раз недалеко от той самой массивной урны. Эти странные гости из… Откуда они были? Кто они? И кто Алиса с её мамой? Эти вопросы тут же перестали интересовать и сошли. Она словно чувствовала – пока рано для них. Зато вспомнилась тишина в том посёлке. Покой и умиротворение. Вот где ей хотелось бы отходить от тягот действительности.
Она вспомнила своё удивление от лица в зеркале – не своего лица, а той её, которая жила бы там, в том мире, в отражениях. Вика, улыбаясь, продолжила движение к офису, чувствуя, что внутри завелось что-то – сродни ребёнку. Что-то обнадёживающее, таинственное, желанное. И она тоже стала улыбаться и отвечать лёгким кивком встречным улыбающимся лицам. У них это завелось, видимо ранее. И путешествия в таинственное нечто стали привычными. И спасающими.