Портреты Олсуфьевых. Буйцы. Болохово

Нина Ершова
ЧАСЫ ПРАДЕДА. БОЛОХОВО.

1. БОЛОХОВО.

  Летом мы с сестрой приезжали на каникулы к бабушке в поселок Болохово Тульской области. Переехали бабушка с дедом  туда из Ясногорска, поскольку моего дядю назначили директором средней школы в этом шахтерском поселке, и родители купили дом, чтобы жить недалеко от сына.

  Воспоминания детства живут в нас долго, практически всю жизнь они с нами, то всплывая в снах, то вдруг проступая в ярких образах наяву. Поэтому приведу здесь отрывок из книги Семена Борисовича Абрамзона, проживавшего в Болохово    в  предвоенные годы. Я рада, что его воспоминания так ярко напомнили мне ту прекрасную пору моей жизни. Рада тому, что на широких просторах Ине-та встретила родственную душу, человека, который помнил свое детство в этом далеко не всем известным поселке. Тогда поселок переживал довольно позитивный период своего развития, чего не скажешь о наших днях.


 СТРАНИЦЫ МОЕГО ДЕТСТВА

С. Б. Абрамзон

  Помню ночную мглу, через которую, то и дело, урча и подпрыгивая на ухабистой дороге, добирались мы на старой полуторке с нашим нехитрым скарбом вперед, навстречу новой жизни. Мы переезжали из Барсуков, где отец временно заведовал железнодорожной аптекой, в другую точку его назначения, - в новую, только что построенную двухэтажную аптеку в Болоховке. Это рабочий поселок нового тогда угольного бассейна стал центром бурно развивающегося треста "Болоховуголь", отпочковавшегося от "Тулауголь" с центром в Туле и находившегося всего в двадцати километрах от Болоховки.

"  Дорога всех утомила, слипались глаза, и хотелось, наконец, ощутить под ногами твердую, а не все время подпрыгивающую под тобой какую-то горбатую землю. Приехали мы поздно ночью. Помню, как отец поднял меня и на руках куда-то понес и я провалился в сладкий, долгожданный, безмятежный сон. Так я пересек линию очередного этапа, - как оказалось потом, очень значительного этапа в моей новой жизни, теперь уже на новом месте. Мне было тогда 10 лет. Я себе казался уже очень большим и взрослым... Позади остался милый Клин с его особой жизнью привокзального района: постоянными паровозными гудками, с ежедневными вечерними прогулками с отцом, за кипятком на вокзал, тогда так делали многие, чтобы сэкономить топливо, - по тогдашним правилам железнодорожного ведомства на всех станциях к приходу поездов открывали краны в специальных кипятильниках, - указатели "Кипяток" частенько были заметнее самого названия станции..."

   Удивительно, но уже в гораздо более поздние года на станциях все еще был кран с кипятком, во всяком случае, я это помню.
А еще помню  беленькое, чистенькое здание аптеки, в которое мы заходили в жаркий летний день. Там было всегда прохладно, пахло лекарствами и еще чем-то приятным. Аптека как раз была на пути нашего маршрута, по которому мы ежедневно гуляли детьми. Начинался этот маршрут у городского парка с огромными, как нам казалось, дубами и Домом культуры с чудесной детской библиотекой.

 Здесь можно добавить о Дворце культуры. Построен он был в сороковых годах и с тех пор не реконструировался. Недавно был закрыт из-за пожароопасности. Стоял вопрос о его сносе и постройке другого здания. Но, к счастью, решили восстановить старое. К счастью потому что на мой взгляд, это единственное интересное в архитектурном отношении здание поселка.

(Сравнительно недавно Дворец культуры все - таки и установили рядом с ним красивую решетку - Н.Е.)

 Затем маршрут нашей  проходил мимо школы ( теперь это школа-интернат), где директором был дядя и мимо фонтана у городского парка. Купив мороженое около универмага, мы возвращались обратно по улице, на которой находились стадион и аптека.

    Сейчас многое изменилось с тех пор. В здании аптеки находится теперь Музыкальная школа, а раньше там на втором этаже проживала семья Абрамзонов.
О Доме культуры я уже упоминала, а и здание школы сохранилось, но она стала теперь интернатом. Фонтана теперь нет...

      Приведу еще страницы из книги Абрамзона о посещении им Болохова в сравнительно недавнее время:

 " Поезд до Тулы идет сейчас всего-то около четырех часов. Даже встреча с Тулой  уже взволновала своей близостью к заветной цели. Все так узнаваемо и, вроде,совсем и не изменилось: та же автобусная станция в старом здании какой-то церквушки. Но когда на этой станции увидел автобус с табличкой " Тула-Болохово "
(так теперь называется бывший рабочий поселок Болоховка), от волнения сердце
запрыгало в груди... неужели этот небольшой автобус через какие-то полчаса привезет меня в мое детство!?...

Автобус въехал на горку и остановился у маленькой будки. Честное слово, мне кажется, - той самой, что стояла здесь и тогда. Мне всегда казалось, что время, со всеми его разрушительными и созидательными возможностями, самым большим переменам, до неузнаваемости меняющим их облик, подвергает маленькие провинциальные города и поселки.

Прошедшая война довершила разрушение и, естественно, породила необходимость восстановления и, стало быть, и обновления многого. При том всеобщем громогласном пафосе Великого созидания, захватившем умы и сознание людей, не оставалось места для иного представления. С этими представлениями в сознании мне предстояла встреча с городом моего далекого довоенного детства... Мы сошли с автобуса и пошли прямо по первой же улице, начинавшейся за пустырем, на котором была автостанция.

Несколько стандартных пятиэтажек торчали из окружавших со всех сторон старых двухэтажных домов. На одном из них на фанерной табличке я прочел название улицы: "Улица Первой пятилетки". Я чуть не вскрикнул: это же улица, на которой стоит Аптека! Наша улица!.. Наш дом!.. И сразу вспомнилось, как с балкона родительской спальни, мы, дети, дожидаясь родителей, уезжавших по делам в Тулу, наблюдали за прибытием автобусов к автостанции. Это же было так близко, просто в пяти минутах ходьбы от нас...

И действительно, минут через пять мы увидели двухэтажное здание Аптеки... Время способно многое что изменить, но даже ему не дано изменить расстояние... Я остановился и перевел дух... Сердце готово было выпрыгнуть наружу... Все эти сорок шесть лет я лелеял мечту об этой минуте!.. И вот этот миг наступил!.. В Аптеку мы решили зайти уже после того, как побываем везде. Мы обошли ее кругом со все сторон, не сумев преодолеть хотя бы этот соблазн, и по пересекающей нашу улицу улочке вышли к какому-то то ли скверу, то ли парку... И снова сердце вздрогнуло, когда в середине сквера увидел памятник Ленину... Я понял, это не сквер, - маленькие саженцы, когда-то очень давно посаженные вокруг этого пустыря, выросли в кудрявые деревья, окружив собой кажущуюся теперь и вовсе крохотной... площадь Ленина...

 И школа оказалась на месте и все остальное. Вот только школа почему-то оказалась прямо в самом парке, - прямо за ней начинался густой ряд могучих, роскошных лип и тополей. И опять пришлось поймать себя на мысли, - как странно и нелепо устроен человек: он не сразу свыкается с тем, что мир растет и меняется не только в нем, но и вместе с ним, - эти могучие красавцы-деревья - это те самые тоненькие, трогательные в своей былой беспомощности палочки-саженцы, что мы когда-то сами и посадили, создав за школой широкую зону молодняка. Они росли и выросли вместе с нами в могучие деревья. Мы ведь тоже за это время из таких же тоненьких, тонконогих, тонкошеих и звонкоголосых малышей превратились уже в стариков... Их жизнь длиннее, но чуть не полвека - немалый срок и для них.

 Больше всего изменилась сама школа. Вот когда я убедился в том, что мое прежнее представление о ней самой и щедрых, добрых и мудрых людях, ее построивших и подаривших нам - детям, не было ошибочным. Не было в ней уже ничего от ее прежней красоты и дворцового величия...

Единственное, что осталось неизменным, - тот же газон перед фасадом школы и сохранившиеся лепные горельефы школьной атрибутики в лепных квадратах на фасаде. Было и самое поразительное!.. Мы выбирались в парк точно так же как это делали когда-то в детстве, - вылезая через окно в туалете и пролезая через - честное слово! - ту же самую лазейку, что сами проделали в заборе, - том же самом старом зеленом заборе, отделявшем школу от молодняка, посаженного нами, - не оббегать же, в самом деле, в переменку всю школу кругом!..

Мы вышли к главному входу в парк.  И парк как будто совсем не изменился. На центральной аллее, как тогда было принято, по обе стороны торчали щиты с призывами и плакатами, режущими глаз и бьющими по сознанию своей провинциальной безвкусицей и воинствующей, наступательной глупостью, которую тогда не очень замечали. Похоже, что нынешние хозяева города, будучи людьми, верными прошлым идеалам, так и не заметили веяния нового свежего ветра и продолжали подставлять паруса под старые его струи. Так и казалось, что на всей этой ветхозаветной дребедени просто все эти годы меняли номера съездов, пятилеток и названий событий.

 Даже танцплощадка и летний театр, обветшавшие, разрушенные, но еще живые, стояли на прежнем месте. Казалось, что и все те же танцы здесь танцуют до сих пор... Выходит, что все стареет и умирает не столько от времени, сколько от обстоятельств. Наш любимый клинский Круглый сад тому тоже подтверждение, - он жил бы до сих пор, как этот парк, - но его отравили и этим убили. Мы побродили еще по парку и вышли к Дворцу культуры шахтеров, так он тогда назывался, когда до войны был построен. За это время он внешне мало изменился,я его хорошо помню, потому что чуть не целый год ходил туда учиться игре на кларнете, да снова помешала война. Вот разве что за это время изменилась на нем эмблема на фасаде: вместо шахтерской - на сугубо машиностроительную - шестеренку. Нам до отъезда много что еще предстояло, и мы повернули уже обратно, да, собственно, за Дворцом и парком уже ничего и не было, - это и теперь были чуть ли не крайние точки города...

Через несколько минут мы были уже возле Аптеки, но мы уже знали, что аптеки-то в ней давно нет, - в этом здании теперь была музыкальная школа. Я открыл дверь, которая раньше вела в Аптеку. Дверь на второй этаж в нашу квартиру была по другую сторону простенка, разделяющего входы. Вместо прежнего просторного светлого торгового зала Аптеки с барьером-прилавком, за которым размещались знакомые всем всякие шкафчики, сверкающие стеклом и никелем, мы очутились в полутемном коридоре с дверями по обе его стороны, - очевидно, дверями в классы. Из них доносились звуки разных инструментов. Этот дом жил уже другой жизнью, служил другой, не менее важной и благородной цели. Теперь мне предстояло открыть и дверь рядом, ту, что вела на второй этаж, в нашу бывшую квартиру, - дверь, которую я не открывал целых сорок шесть лет..."
   
   Таким увидел Болохово Семен Абрамзон в 1986 году. Я побывала там немного позже, примерно в 1990 году, навестив моих дядю с тетей. Что мне показалось особенно интересным в этом повествовании, это то, что там упоминается автостанция в Туле " в какой - то старой церквушке ". Я ехала к дяде с автовокзала, а не с этой станции, которую помню с детства. Как оказалось, находилась она рядом с церковью Благовещения, переданной в 1990 году верующим. Даже, можно сказать, окошко кассира было устроено в самой церкви.
 В детстве церковь казалась мне огромной и необыкновенно интересной несмотря на то, что находилась в запущенном состоянии. И было чем восхищаться...

2. САМАЯ СТАРАЯ ЦЕРКОВЬ ТУЛЫ.

   
По материалам Тульской епархии:

 " Председатель Тульского отдела Общества сохранения памятников искусства и старины в России граф Ю. Олсуфьев в 1914 году так оценивал Благовещенскую церковь: «Лишь внешний вид церкви сохранился в общих чертах в первоначальном своем виде, тогда как внутри, по-видимому, не осталось ничего, представляющего художественный интерес, за исключением иконы Василия Блаженного, хорошего письма старых традиций, самого конца 17-го или первой половины 18-го века; интересны архитектурные детали на иконе. Церковь построили сомкнутым сводом с декоративным пятиглавием. Характерны для эпохи барокко оконные наличники; особенно красивы декоративные карнизы вокруг всего храма».

До 1692 года Благовещенская церковь была деревянной. В писцовой книге 1625 года она упомянута с приделом Василия Блаженного. В 1687 году указывается только один престол - во имя Благовещения Пресвятой Богородицы. Из писцовых книг XVII века следует, что приход церкви состоял большей частью из посадских людей, казенных кузнецов и так называемых богаделенных нищих.

Каменное здание храма было возведено в 1692 году. С некоторыми переделками оно дошло до наших дней, являясь самой старой из сохранившихся тульских церквей и единственным в нашем городе архитектурным памятником XVII века.

Феофилакт Федоров происходил из купеческого рода. Его отец Феодосий Кириллович в молодые годы владел в Туле лавкой «в калашном ряду, против кружечного двора», позже принял монашество и схиму. Феофилакт Федоров был женат, имел сыновей. Неизвестно, в какие годы он являлся священником Благовещенской церкви, но в 1666 году он уже был иеромонахом Феодосием в подмосковном Воскресенском Новоиерусалимском монастыре, основанном патриархом Никоном в 1657 году.

В 1690 году иеромонах Феодосий уехал в Астрахань, где основал Троицкий монастырь, настоятелем которого и был назначен. Однако он сохранил связь с Тульским краем и местом своего прежнего служения. В Благовещенской церкви служил его родной брат иеродиакон Мефодий, в Туле проживала многочисленная родня: брат иеромонах Афанасий, племянники.

На «келейные», то есть личные деньги старца Феодосия и на оброчные доходы с церковной земли в Туле в 1692 году и было возведено каменное здание Благовещенской церкви.

В притворе храма сохранилась вмурованная в стену плита из белого известняка размером 119x69 см, надпись на которой рассказывает о времени построения храма, его строителе иеромонахе Феодосии, а также содержит завещание Феодосия. Этот текст был впервые опубликован А. Ивановым в «Тульских епархиальных ведомостях» в 1862 году.

В 1978 году протоиерей P.P. Лозинский расчистил каменную плиту с текстом, вновь прочитал надпись и обнаружил, что в публикации 1862 года имелись неточности.
Текст на плите следующий: «В лето 7200-го году при державе благочестивейших царей и великих князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцев, и благословением преосвященнейшего Никиты архиепископа Коломенского и Каширского построена церковь сия каменная Благовещения Пресвятыя Богородицы на келейные деньги Троицкого Астраханского монастыря строителя иеромонаха Феодосия прежде бывшего священника Благовещенского вечного ради поминовения по отце своем схимнике Феодосии и по матери своей Марии и по подружии своей Екатерине и по своей грешной душе и по прочих своих родителях и аще будет которой священник сослужитель в церкви Благовещения Пресвятыя Богородицы и он бы пожаловал в забвение не положил у святого жертвенника за просфиромисанием и на ектениях имена их поминал да и сам поминовен буде у престола Вышнего Судии».

P.P. Лозинский в книге «Страницы минувшего» приводит необходимые комментарии к тексту. «По подружии своей» - означает «по своей супруге». «Прочих своих родителях» -здесь в значении «родственниках». Начиная со слов «аще будет...» и до конца текста его свободный перевод на современный русский язык таков:

«Если будет (в будущем) священник-сослужитель в церкви Благовещения Пресвятой Богородицы, и он бы оказал милость и не предал забвению, но поминал имена усопших в молитвах у святого жертвенника за служением Литургии и на ектениях (особый вид молитвы), то и сам он будет помянут у престола Высшего Судии».

Богадельня при Благовещенской церкви упоминается в 1785 году.
Церковноприходская школа при храме начала действовать в 1891 году.

Благовещенский храм в советское и постсоветское время

Храм был закрыт в 1932 году. В здании долгое время находился склад бакалейных товаров. Понятно, что новые хозяева бывшей церкви мало заботились о сохранности ее росписей и фасадов. Ухудшала состояние старинного здания и размещенная под его стенами автостанция.

В 1960 году здание Благовещенской церкви, согласно постановлению Совета Министров РСФСР, было поставлено на госохрану в качестве памятника истории и культуры.

Реставрацию храма впервые провели в первой половине 1970-х годов тульские и московские мастера треста «Росреставрация». Были поправлены некоторые архитектурные детали, обследован обширный подклет, имевший когда-то хозяйственное назначение.

В 1990 году городские власти возвратили Благовещенскую церковь верующим. Состояние здания храма ужасало: долгое время в нем работали холодильные установки, окна были заложены, вентиляция отсутствовала. Стены отсырели до самого верха и покрылись плесенью, потому что в подклете более двадцати лет стояла вода. Пять лет храм пришлось высушивать! Работники последнего арендатора - склада «Росоптпродторга» - в бывшей церкви разводили костер и жарили шашлык, отчего стены покрылись слоем сажи.

В апреле 1990 года Тульский облисполком зарегистрировал приход храма Благовещения. Но экспертные комиссии дали заключение, звучавшее как приговор: служить в храме нельзя, здание находится в аварийном состоянии. Своды храма и подклета рассекала глубокая трещина, происходило падение замковых кирпичей.

Приходское собрание храма обратилось в Тульский горсовет и к митрополиту Тульскому и Белевскому Серапиону с просьбой о закрытии Благовещенской церкви и передаче общине храма Петра и Павла. Возможно, древняя церковь погибла бы, но за дело ее восстановления принялся настоятель храма Двенадцати Апостолов протоиерей Лев Махно, в июне 1990 года также назначенный настоятелем Благовещенской церкви. За время уборки храма и прилегающей территории было вывезено около ста тракторных прицепов мусора. Вокруг церкви была установлена ажурная чугунная ограда. В храме провели центральное отопление и электроосвещение.

26 октября 1990 года в храме Благовещения Пресвятой Богородицы по благословению митрополита Тульского и Белевского Серапиона архиепископ Алма-Атинский и Казахстанский Алексий (ныне - митрополит Тульский и Белевский) освятил правый придел в честь Иверской иконы Божией Матери.

7 апреля 1992 года, в праздник Благовещения, к 300-летию храма был освящен его главный престол."


3. ГРАФ ЮРИЙ ОЛСУФЬЕВ.

  Описание Благовещенской церкви я начала со слов графа Юрия Александровича Олсуфьева. Его судьба оказалась трагичной и печальной. Многие памятники старины, обследованные этим удивительным человеком, ждала после революции печальная участь. Какой оказалась  и участь самого  графа Юрия Олсуфьева и жены его Софьи.

Граф Юрий Александрович Олсуфьев (27 октября 1878, Санкт-Петербург — 14 марта 1938, Москва) — русский искусствовед, реставратор, внук графа В. Д. Олсуфьева.
Жена Софья Владимировна, урожденная Глебова.

Из графской ветви рода Олсуфьевых. Родился в Санкт-Петербурге в семье генерал-адъютанта и гофмаршала, окончил Петербургский университет, юридический факультет. Состоял в Московском Археологическом институте, активно работал в Туле (председатель Тульского Общества охраны памятников искусства и старины, член Тульской архивной комиссии), результатом чего стало издание шеститомника «Памятники искусства и старины Тульской губернии» в 1912—1914 годах.

С 1917 года жил в Сергиевом Посаде, был заместителем председателя Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры, главным хранителем ризницы Лавры. Был одним из основателей научной реставрации икон, в частности, был одним из руководителей реставрации рублёвской «Троицы». С 1928 года в Москве, где работал в московских государственных реставрационных мастерских, а с 1934 года, после закрытия мастерских, возглавил секцию реставрации древнерусской живописи в Третьяковской галерее. По словам потомка русских эмигрантов князя Ивана Шаховского именно Юрий Олсуфьев, работая в мастерской Грабаря вместо поступившего приказа уничтожить помог сохранить надвратные иконы кремлёвских башен.

24 января 1938 года был арестован, а 7 марта осуждён тройкой при НКВД по Московской области за «распространение антисоветских слухов». Расстрелян 14 марта 1938 года на Бутовском полигоне.
    Но сохранились работы Олсуфьева , в том числе его подробные воспоминания об усадьбе в Буйцах. В советское время не было и речи о восстановлении этой замечательной усадьбы. В детстве нас возили только в имение графа Льва Николаевича Толстого "Ясная поляна". Тогда это была почти единственная сохранившаяся  благодаря имени великого писателя помещичья усадьба. Находилась она в 35 километрах от Болохова, а разрушенная усадьба Красные Буйцы -в 65 км. Совсем недалеко, казалось бы. Но Буецкая усадьба была разрушена, как впрочем, и по сей день. Можно совершить только виртуальную экскурсию по ней.
Но как многого мы лишились, становится понятным после прочтения Воспоминаний Олсуфьева.

4. БУЙЦЫ.

Ю. А. Олсуфьев

 " Из недавнего прошлого одной усадьбы Буецкий дом, каким мы оставили его 5-го марта 1917 года
   Посвящаю жене моей гр. С. В. Олсуфьевой...
   
   Наша усадьба была расположена на высоком левом берегу реки Непрядвы, приблизительно с версту ниже устья впадающей в нее речки Буйчика. Дом был одноэтажный, длинный; он состоял из трех частей: из средней, деревянной, и из двух почти одинаковых кирпичных флигелей с мезонинами по сторонам средней части; только флигель, который был с восточной стороны, был соединен со средней частью дома так называемой «нижней» гостиной и огибавшим ее с северной и западной стороны коридором, тогда как западный флигель стоял отдельно.

   Дом был обращен на юг. Средняя, деревянная часть, построенная еще в XVIII столетии из липы, вероятно, своих же буецких лесов, и восточный флигель были оштукатурены и выкрашены в светло-розовый цвет, а западный флигель был выбелен по кирпичу...

Главный подъезд дома был с севера и вел в коридор, который соединял восточный флигель с средней частью; этот подъезд в виде крыльца был выстроен к нашей свадьбе по рисунку нашего друга П. И. Нерадовского в русском стиле; он был с двумя пузатыми колонками, с массивной дверью черного дуба, добытого в окрестностях Буец из шлю з<ов>, построенных Петром I на Дону; у двери снаружи вместо ручки было тяжелое медное кольцо; в боковых стенках крыльца было два арочных оконца с оконными переплетами кружками; крыша в косую клетку образовывала высокий фронтон. Таков был вид этого крыльца, когда мы приехали в Буйцы с С<оней> вскоре после нашей свадьбы в сентябре 1902 года; но пузатые колонки нам скоро надоели: они не шли к общему стилю, или, скорее, бесстилью дома, и мы переделали их на толстые квадратные пилястры; тогда же крыша была спущена вместо фронтона третьим скатом наперед, что придало всему крыльцу более уютный вид и связало его с домом.

   С западной стороны средней части дома было небольшое деревянное крылечко, выкрашенное в белый цвет, которое служило черным ходом. Дом был покрыт зеленой железной крышей, трубы были тоже зеленые, причем на трубах средней части были небольшие зеленые розетки. Летом, местами, дом обрастал различными вьющимися растениями, причем особенно хороши были клематисы с сине-лиловыми колокольчиками, а с южной стороны, перед «нижней» гостиной, из года в год ставились длинные зеленые ящики с вьющейся геранью, привезенной черенками моею покойною матерью из Алжира, где в 90-х годах у моих родителей была премилая вилла «Lablаbdji» в Moustapha Sup;rieur [ «Уединение» в Верхней Мустафе], купленная для моей матери. Мой покойный отец шутя называл эту виллу своей подмосковной.

   Таким был внешне наш незатейливый дом, где я провел счастливые годы детства и где мы с С<оней> так мирно, так полно прожили до тяжелых годин великой войны и рокового 17-го года.

   Впервые я привезен был в Буйцы в 1879 году, приблизительно шести месяцев, из Петербурга, где я родился в Олсуфьевском доме на Фонтанке. С тех пор я проводил лета в Буйцах, где мы жили с моей матерью и бабушкой графиней Марией Николаевной Соллогуб (моя мать была <у>рожденна<я> графиня Соллогуб), а отец, состоя при г<осу даре>, лишь временами, всегда на короткий срок, приезжал к нам в Красное, как звали Буйцы мои родители; зимы мы жили в Петербурге; после женитьбы и по окончании мною университета мы с С<оней> решили совсем поселиться в милых Буйцах, куда меня всегда влекло с ранних лет моего детства."

    Акварельный портрет  бабушки Марии Николаевны Соллогуб работы Гау сохранился в Тульском музее изобразительных искусств, куда после революции были доставлены некоторые произведения искусства из усадьбы, в том числе работы Молинари и других художников.

 "  Но я уклонился от описания дома и усадьбы.

   Скажу еще о доме, что он был очень прост, светел, радостен; несколько раз переделанный, он был первоначально построен в XVIII столетии для приездов моих родичей, которые в Буйцах никогда постоянно не жили (Буйцы были превращены в жилое имение лишь моими родителями в середине 70-х годов), но об истории усадьбы я уже рассказал в своей книжке «Из прошлого села Красного, Буйцы тож, и его усадьбы».

   В доме с флигелями было двадцать две комнаты, большею частью небольших, к описанию которых я и намерен приступить, сказав предварительно несколько слов об общем характере усадьбы.


   Плоский Епифанский большак, широкой полосой среди бесконечных полей, рассекая широкие села и перебираясь через полноводные реки по убогим и кривым мостам, минуя густые зеленые перелески из дуба или веселых берез, как-то вдруг выходит на просторное наше село: сначала видна белая колокольня, затем показываются белая церковь вдухе Louis XVI с широким зеленым куполом и два ряда изб по обеим сторонам дороги, а далее, среди зелени садов – белые стены, крыши и службы усадьбы. Впереди дома с севера был когда-то просторный двор; теперь он весь засажен деревьями и кустами и потому дома не видно с дороги; входишь в дом, выходишь на полукруглую площадку перед ним с юга и поражаешься красотой столь внезапно открывающегося вида: как бы с птичьего полета видна долина полноводной Непрядвы, которая течет тут сначала с юга на север, затем у мельницы делает крутой поворот на восток, протекает под самым бугром, на котором стоит усадьба, и бесконечными извилинами скрывается вдали своих заливных лугов. На холме направо видна слобода других Буец с деревянной церковкой; несколько левее и внизу – слобода Богдановка со своими высокими соломенными крышами в темной зелени ветел; ближе к усадьбе – старая водяная мельница с раскидистыми ивами; впереди, за рекой – наш хутор Кичевка с его постройками голландского вида и поля; между хутором и рукавом Непрядвы Болдовкою, прямо перед домом – обширный яблочный сад, а влево, в конце долины – дубрава Терны, которая спускается к реке и заливным лугам, а еще дальше – снова села, поля и чуть заметные Себинские леса. Место поистине прекрасное, и становится понятным, почему село получило наименование Красного.

   На высоком холме над мельницей сохранились следы древнего городища; исследователи предполагают, что оно еще дотатарского периода; по-видимому, тут в древние удельные времена был сторожевой городок князей Черниговского дома и как раз тут, быть может, проходила грань между княжеством Одоевским и Рязанским; до сих пор в конце долины Непрядвы, близ села Суханова, заметны следы древнего пограничного рязанского города Дорожена. Но я не буду затрагивать здесь истории нашего края; что же касается самих Буец, то скажу лишь кратко, что они были пожалованы в середине XVII века царем Алексеем Михайловичем моему предку, стольнику князю Якову Ефимовичу Мышецкому, что они были и во всем носили характер старой родовой вотчины со своими обычаями и привычками, быть может, столь же старыми, как вековые дубы Буецких лесов…"

    Олсуфьев упоминает здесь князей Черниговского дома. Интересно, что  село Болохово, или Болоховка, расположенное сравнительно недалеко от Новомосковска, находящегося в верховьях Дона, тоже принадлежало князьям Черниговского дома.

5. БОЛХОВСКИЕ КНЯЗЬЯ.

  Болховские князья — Одна из древнейших фамилий в России. В одной из родословных книг, напечатанных во "Временнике Моск. общ. ист. и древн.", сказано, что кн. Болховские происходят от правнука св. кн. Михаила Черниговского, кн. Ивана Андрияновича Звенигородского, носившего прозвище "Болх".

   В Бархатной же книге кн. Иван Андриянович показан бездетным и даже не сказано, что он имел какое-либо прозвище. Таким образом, вопрос о происхождении кн. Болховских не решен. Долгоруков предположил, что они — потомки кн. Болоховских, бывших удельными князьями Болоховской земли, существовавшей в Южной России в XII и XIII вв. Кн. Дмитрий Иванович с 1579 по 1583 г. был воеводою в Алатыре, а брат его кн. Василий Иванович воеводою в Туле в 1581 и 1582 гг. Равным образом и другие лица этого рода служили в разных городах воеводами.

   Один из князей Болховских, Андрей Семенович, подписался под Уложением царя Алексея Михайловича. В XVII в. многие кн. Болховские служили в стряпчих, стольниках и дворянах московских и один из них, кн. Михаил Петрович, был стольником царицы Евдокии Федоровны. В недавнее сравнительно время княжна Софья Борисовна Б. (ум. 21 апр. 1807 г.) была игуменьею казанского Богородицкого монастыря и кавалерственною дамою ордена св. Екатерины.
Источник: Долгоруков ПВ "Российская родословная книга" том 3, страница 10.

Судя по тому, что князь Василий Иванович Болховской был воеводой в Туле в 1581-1582 годах, ему вполне могла принадлежать деревня Болоховка...
Но где конкретно она находилась, сведения я собрала довольно противоречивые. В некоторых источниках упоминается сельцо Бологово(Болоховка,Болохово),но находилось оно несколько дальше, чем нынешнее Болохово, а именно, входило в приход Нового села.

Выписка из справочника "XLIV. Тульская Губерния. Списки населенных мест по сведениям 1859 года".
№ Название Тип Положение Уезд / Стан Местность От уезд. города От станов. кварт. Дворов Мужчин Женщин
308 Болоховка деревня вл. при колодце Тульский уезд / 3 По левую сторону Старо-Воронежского тракта (из Тулы в Воронеж). 16 18 10 80 72
Местоположение
Российская Империя, Тульская губерния, Тульский уезд
деревня Бологова (Болоховка, Болохово) на "Трехверстовка Тульской области. Военно-топографическая карта (1874 год)"
Нажмите на карту для загрузки динамической версии.
Жители относились к приходам:
Успенская Церковь в селе Новое (Денисьево, Денисово)
Храм во имя св. Великомученика Дмитрия Солунского в селе Казачьи Присады (Присады, Верхние Присады)

Краткая история селений Тульской губернии. А.Н. Зайцев.

Село КАЗАЧЬИ ПРИСАДЫ
(Ближайшие сёла: Зарытово, Тёплое)
Село (сейчас Верхние Присады) располагается слева от дороги из Тулы в Богородицк при реках Упа и Шат (см. карту) и отстоит в 12 верстах от Тулы. По писцовым книгам 1628-1678 гг. «село Казачья Присада в устье реч. Шат» Заострожского стана принадлежало помещикам Сухотиным и Дуровым.
В 1857 г. в селе при реч. Шат и р. Упе проживало 467 чел., по подворной переписи 1910-12 гг. в этом селе Частинской волости было 39 дворов и 307 чел. В 2000 г. в селе Верхние Присады Бежковского сельского округа Ленинского района было 63 жителя. В настоящее время село Верхние Присады входит в состав сельского поселения Шатское Ленинского района.
Деревянная Димитриевская церковь села описана в писцовой книге 1628-1633 гг. В 18 веке помещмком Хитрово был построен каменный храм. В 19 веке помещик Карнович Владимир Ксенофонтович обновлял храм.
В 1857-1916 гг. в приход храма кроме села входили селения:
дер. Балабаевка (в 3,5 вер.) в писцовых книгах 1628-1678 гг. указана как «дер. Балабанова на Крутом верху», принадлежащая помещикам Кузьмищевым и др. В 1857 г. в деревне Болобаевка при реч. Сеже проживало 48 чел., по подворной переписи 1910-12 гг. в этой деревне Частинской волости был 31 двор и 165 чел. Ранее 1895 г. деревня входила частично в приход этого села, а частично в приход села Частое. По Клировым ведомостям 1915-16 гг. в приход этого села входило 18 дворов и 97 чел. В настоящее время деревня Балабаевка входит в состав сельского поселения Шатское Ленинского района;
с-цо Бологово при прудах. В 1857 г. в сельце проживало 175 чел. В дальнейшем сельцо перешло в приход села Новое (Новое Денисово). Сейчас это город Болохово;
с-цо Бредихино (в 1 вер.) при р. Шат. В 1857 г. проживало 168 чел., по подворной переписи 1910-12 гг. в сельце Сергиевской волости было 27 дворов и 132 чел. В настоящее время деревня Бредихино входит в состав сельского поселения Большекалмыкское Киреевского района;
дер. Вьёвка (в 5 вер.) при реч. Вьёвке. В 1857 г. в деревне проживало 77 чел., по Клировым ведомостям 1915-16 гг. она относилась к Богородицкому уезду и в ней было 39 дворов и 239 чел. В настоящее время деревня Старая Вьёвка входит в состав сельского поселения Большекалмыкское Киреевского района;
дер. Георгиевская (Егорьевская) (в 3 вер.), в 1857 г. в этой деревне при прудах проживало 123 чел., по подворной переписи 1910-12 гг. в этой деревне Частинской волости было 48 дворов и 323 чел. В настоящее время деревня Георгиевское входит в состав сельского поселения Шатское Ленинского района;
с-цо (дер.) Нижние Присады (в ; вер.) при р. Упе. В 1857 г. в деревне проживало 448 чел., по подворной переписи 1910-12 гг. в этом сельце Сергиевской волости было 180 дворов и 1129 чел. В настоящее время деревня Нижние Присады входит в состав сельского поселения Ильинское Ленинского района;
с-цо Кошинское (Кошино) при р. Шате. В 1857 г. в сельце проживало 212 чел. В дальнейшем сельцо перешло в приход села Новое (Новое Денисово);
с-цо Сежа (Сеженка) при реч. Сежа. В 1857 г. в сельце проживало 343 чел. В дальнейшем сельцо перешло в приход села Частое;
дер. Марьино (в 3 вер.) при р. Шат. По просмотренным источникам, входила в приход этого села ранее 1895 г. По подворной переписи 1910-12 гг. в этой деревне Частинской волости было 99 дворов и 489 чел. В настоящее время деревня Марьино входит в состав сельского поселения Шатское Ленинского района;
дер. Морозовка (в 5 вер.) при реч. Бежка. По просмотренным источникам, входила в приход этого села ранее 1895 г. По подворной переписи 1910-12 гг. в этой деревне Частинской волости было 29 дворов и 198 чел. В настоящее время деревня Морозовка входит в состав сельского поселения Шатское Ленинского района.

 


6. ПОРТРЕТЫ ОЛСУФЬЕВЫХ.

   Продолжу приводить отрывки из книги Олсуфьева с подробным описанием комнат и портретов родных:

 "  Но пора перейти к описанию комнат дома, какими мы оставили их в 17-м году, когда 5 марта мы покинули, быть может навсегда, нашу родную усадьбу.

* * *

   Начну с крайней комнаты дома, с нашей спальни в восточном флигеле. Это была просторная, светлая, скорее низкая комната во всю ширину дома с шестью окнами на юг, восток и север, из которых два, прилегавших к северо-восточному углу, были замуравлены. Окна были белые, со стеклами в косую клетку, как во всем восточном флигеле, а также и в части, которая соединяла этот флигель с средним домом; в остальных частях дома рамы были обыкновенные, в шесть квадратных звеньев. Окна спальни и вообще всего флигеля были небольшими; у них, как и у других окон дома, были белые деревянные внутренние ставни, которые заставлялись тяжелыми железными закладками с крючками. На окнах висели прямые, светлые, холщевые занавеси, вышитые цветочками в нашей мастерской шитья, устроенной С<оней> при детском приюте. Стены были выкрашены в светло-розовую клеевую краску. На полу был линолеум, по своему мелкому рисунку напоминавший соломенный мат. В спальне преобладала новая белая мебель в духе Louis XVI, заказанная к нашей свадьбе моей матерью у звенигородских кустарей по рисункам моей двоюродной сестры М. Васильчиковой; кроме этой мебели в спальне стояла светлая карельская береза, заказанная для нас тоже моей матерью у петербургского мастера Комова, как и вся карельская мебель «нижней» гостиной. Белая мебель была обита холстом, вышитым мелкими цветочками, как и занавеси. Постели были никелевые, местами покрашенные белым.

   Но приступлю к более подробному описанию и постараюсь вспомнить все, что так уютно заполняло эту комнату. Как войти в спальню, влево от белой одностворчатой двери в западной стене, приходившейся почти рядом с юго-западным углом, стояло белое кресло; над ним были развешены орнаменты, сделанные темперой нашим другом графом Владимиром Комаровским; далее следовала большая прямоугольная кафельная печь, расписанная С<оней> гвоздиками; за этой печью вровень со стеною было зеркало другой печи, тоже кафельной, которая выходила в переднюю, откуда и топилась; в ней был вставлен котел, нагревавший воду для спальни, в которую был проведен медный кран; тут стояла небольшая низенькая скамеечка, выкрашенная бурой краской, с медной дощечкой и надписью, что на ней графиня Мария Алексеевна (моя бабушка Олсуфьева) кормила грудью своего младшего сына Александра (моего отца). Скамеечка прежде стояла в уборной моего отца на Фонтанке. Зеркало упомянутой печи было тоже расписано С<оней>, на этот раз – тюльпанами."

     Здесь упоминается графиня Мария Алексеевна Олсуфьева, бабушка Юрия.
Чудесный портрет Марии Алексеевны работы Евгения Плюшара находится в Третьяковской галерее.
   

 " В простенках между двумя печами висело небольшое масло в золоченой рамке – гуща сада и уединенная дорожка, вещица почему-то понравившаяся моему отцу и купленная им на какой-то выставке. Выше зеркала печи было развешено несколько детских акварелей нашего сына М<иши> – сказочные терема. Вправо от двери, на простенке между дверью и углом, насколько я припоминаю, висел мой портрет акварелью, сделанный Дмитрием Семеновичем Стеллецким в один из частых приездов его в Буйцы в 10-х годах, а над ним – рисунок карандашом в ореховой овальной рамке «мамушки», няни моего отца, которая еще прежде была нянюшкой у Хилковых.

   Посередине северной стены, между окнами и под прямым углом к стене, стояли постели, по обеим сторонам которых у стены было два столика светлой карельской березы с откидывающимися вперед дверцами; перед ними лежало по коврику темно-малинового сукна. Над постелями на стене висел продолговатый дагестанский ковер, привезенный моим отцом из Дагестана, когда он был послан государем в 90-х годах состоять при больном великом князе Георгии Александровиче. На ковре висел евангельский текст на английском языке: «Blessed are the peace manners» [ «Блаженны миротворцы»] – надпись, бывшая во время кончины моего любимого воспитателя англичанина Mr. Cobb над его постелью. Выше, в дубовой рамке, была фотокопия с «Нерукотворного Спаса» Васнецова, подаренная нам к свадьбе В. Комаровским (графом Василием Алексеевичем). У изголовьев висел старинный медный образок великомученика Георгия, данный мне моими родителями в моем самом раннем детстве и всегда висевший над моей подушкой...

   Над столиками висели две фотографии с картины Beato Angelico – два трубящих ангела. Перед окнами стояло по креслу. В простенке между окном и северо-восточным углом стоял умывальный столик С<они>, закрытый от остальной части комнаты низенькими белыми деревянными ширмами, стена же над умывальным столом была обделана светло-розовыми квадратными кафелями. Выше висела французская гравюра – «Le mage», в черной рамке, обычной для гравюр Буецкого дома.

   Посередине восточной стены стоял широкий низкий диван орехового дерева, прокрашенного черным, вероятно 50-х годов; он был обит зеленой ковровой бархатной материей с каким-то мелким рисунком темным; по сторонам его были откидные полочки. Над диваном висел поясной портрет маслом моей матери, девушкой лет двадцати, написанный Константином Маковским. Портрет был в тяжелой золотой раме овальной формы. Моя мать – в голубом платье с черной бархоткой на шее, как тогда носили, и с черным локоном. Она не любила этого портрета, как и манеры Маковского и вообще того направления в искусстве, которое получило название передвижничества.

   Моя мать была одарена тонким умом и талантливостью. Обладая своенравным характером и будучи единственной дочерью (братья ее умерли в раннем детстве), она была всегда первым лицом не только в родительском доме, но впоследствии и в своем. Она принадлежала к семье, которую нельзя отнести к «столбовому» русскому дворянству с его традициями и обычаями. Причиною тому было то, что ее отец, граф Лев Львович Соллогуб, с одной стороны, был сыном разоренного войною 12-го года графа Льва Ивановича, женатого на княжне Горчаковой, сестре канцлера, и тоже не обладавшей состоянием, а с другой, что он был женат на молдаванке Россети-Розновано, хотя и знатного господарского рода, но не имевшей почти никаких связей с Россией, куда судьба ее забросила в ранней молодости, спасая ее и членов семьи Розновано, сторонников России, от преследования турецкого правительства. Не обладая в России ни имениями-вотчинами (бессарабские имения бабушки графини Марии Николаевны как-то не укладываются в понятие русской вотчины), не располагая сколько-нибудь значительными средствами, семья деда Соллогуба не занимала в высшем русском обществе того места, которое принадлежало ей по происхождению.

 Дед мой был давно генерал-майором в отставке, и они подолгу живали за границей: в Швейцарии, Германии и Италии. Казалось бы, что такие условия жизни должны были бы воспитать в моей матери человека оторванного, беспочвенного, но получилось как раз обратное: моя мать отличалась именно жизненностью. Ей дорого было все в жизни, каждое малейшее ее проявление как на протяжении истории, так и в окружающей ее действительности. Все подлинное, не сглаженное «культурой», останавливало ее внимание и неудержимо влекло к себе, будь то на шумной Каннебьере, на рыбном торгу в Венеции, в еврейском местечке Липканах или на берегах Непрядвы..."

   Портрет матери Олсуфьева работы Константина Маковского по-видимому пропал. Можно предположить, что он изображен на одной из сохранившихся фотографий из Буецкого дома. Портрет в овальной большой раме, висящий над диваном.
Но это только предположение...

    Юрий и Софья Олсуфьевы спешно покинули усадьбу, взяв с собой лишь немногое из ее богатого культурного наследия. Чудом сохранился портрет Софьи работы  Валентина Серова, впоследствии проданный родственниками. Было два портрета Софьи работы Серова, как описывает это Олсуфьев в своей книге. Один из них- знаменитый портрет, а второй был выполнен углем и обрамлен в раму из белой бумаги с золотом.

   Сохранились портреты деда Олсуфьева Василия Дмитриевича и его матери Дарьи Александровны работы Молинари. Они находятся в Тульском музее изобразительных искусств. Чудесный портрет дочери Василия Дмитриевича Дарьи Васильевны, в замужестве Моро, работы Ивана Макарова находится в Тропининском музее.

 Что-то из художественного наследия сохранилось, но куда исчез прекрасный портрет работы художника Маковского, изображающий Екатерину Львовну Олсуфьеву, урожденную Соллогуб, мать художника, остается только гадать...

   А еще я хочу добавить, что Болохово, где мы провели детские годы, находиться на расстоянии часа с небольшим езды от Красных Буйцов, как называется сейчас место, где находилась усадьба Олсуфьевых. От усадьбы, правда ничего не осталось, но можно посмотреть инсталляцию в 3D. По пути можно заехать в Богородицк, в котором сохранился дворец Бобринских. Но в нашем детстве такое путешествие было просто невозможным по многим причинам. Хотя знать историю родных мест нужно именно с детства...

КОЛЛАЖЕ: ВЕРХНИЙ РЯД: ПОРТРЕТ МАРИИ АЛЕКСЕЕВНЫ ОЛСУФЬЕВОЙ РАБОТЫ ЕВГЕНИЯ ПЛЮШАРА, ПОРТРЕТ МАРИИ НИКОЛАЕВНЫ СОЛЛОГУБ РАБОТЫ ГАУ, ФОТОГРАФИЯ БУЕЦКОГО ДОМА С ПРЕДПОЛАГАЕМЫМ ПОРТРЕТОМ ЕКАТЕРИНЫ ЛЬВОВНЫ ОЛСУФЬЕВОЙ РАБОТЫ МАКОВСКОГО.

СРЕДНИЙ РЯД: ПОРТРЕТ ДАРЬИ ВАСИЛЬЕВНЫ ОЛСУФЬЕВОЙ РАБОТЫ ИВАНА МАКАРОВА, ПОРТРЕТ СОФЬИ ОЛСУФЬЕВОЙ РАБОТЫ ВАЛЕНТИНА СЕРОВА, ПОРТРЕТ ЕКАТЕРИНЫ ЛЬВОВНЫ ОЛСУФЬЕВОЙ.

НИХНИЙ РЯД: МУЗЫКАЛЬНАЯ ШКОЛА В БОЛОХОВО, БЫВШАЯ АПТЕКА, ШКОЛА-ИНТЕРНАТ В БОЛОХОВО, БЫВШАЯ СРЕДНЯЯ ШКОЛА, БЛАГОВЕЩЕНСКАЯ ЦЕРКОВЬ В ТУЛЕ.