Майка из-за речки...

Галина Маркер
- Галя, ты зачем корову в стадо отправила? – тяжело дыша, окликнула меня от калитки баба Люба. Её грузная фигура в серой, шерстяной кофте, расчерченная частоколом забора появилась внезапно… 
Когда полгода тому назад мы перебрались жить в эту деревню, вынужденно оставив городскую цивилизацию, тёплых соседских отношений у нас с ней не сложилось, скорее наоборот, при редких встречах баба Люба всегда высказывала своё недовольство. Адресаты на моём подворье находились обязательно. Иногда у меня создавалось впечатление, что она преднамеренно выискивает повод для укоров – то куры бродят без надзора, то утки мимо её двора не по дороге пошли, а по тропинке мимо забора, то дети слишком громко кричат, бегают или не здороваются, и даже если это были не мои куры, утки или дети – оправдания не принимались.
Увидев сейчас её круглое раскрасневшееся лицо, я растерялась. По сути, нарушено ничего ещё не было – раннее утро не успело дать повода для моей шкоды. Может Ласточка ушла из компании подружек и решила полакомиться позапрошлогодней соломой из скирды напротив дома старухи?
- А что не так? – приготовилась я выслушивать упрёки.
- Да она же сегодня телиться будет! – выпучив глаза и размахивая назидательно рукой буквально кричала баба Валя.
- Как сегодня… - я опешила. – Мне же сказали в конце июля.
- Сегодня! Беги возвращай! Стадо только тронулось.
Стельную тёлочку я купила в апреле, шокировав и мужа, и маму. Ещё бы! До этого переезда я коровок только по телевизору видела, как и муж, впрочем, и вдруг…
По-честному – я и сама была немного в шоке, но отказываться после того, как сказала: «Да» - не наш метод. Будут ещё смеяться, мол «хозяйка» своему слову: сама дала, сама обратно взяла. О том, что сделки нельзя заключать «на волне счастья», пока радость в мозгах бушует, я знала, но не удержалась. А счастья то было – корова хлеб из руки взяла и при этом её не откусила, да в добавок не ткнула в меня рогом. Детский ужастик не подтвердился! 
Тёлочка была как картиночка: невысокая, красно-коричневая с белой грудью, словно одетая в жакет и белую блузу. Оно буквально посмотрела мне в душу своими шоколадными, огромными глазами. А когда на вопрос: «Пойдёшь ко мне?» - кивнула головой с небольшими, конусообразными рожками, слегка загнутыми вперёд подобно веночку, я поняла, что влюбиться можно и в корову…
Будучи уверенной, что отёла ждать ещё месяц, на то, как неохотно сегодня Ласточка уходила со двора: останавливалась словно сомневаясь, оглядывалась - я внимания не обратила. После полученного известия, вспомнила её поведение и поблагодарив бабу Любу на бегу, помчалась за уходящими коровами.
В стаде Ласточки не оказалось… 
Пожилой, щуплый мужичок на старенькой лошади – пастух, сегодня был один. Помощник не пришёл. Когда моя корова повернула в сторону и пошла через речку по мостку он сразу не заметил - стадо ого-го, больше сотни голов! Увидал её уже на другом берегу, возле поля с суданкой, но бросать стадо чтобы Ласточку догонять, конечно не стал. Видя мою панику, начал успокаивать:
- Та, куда она деится! Выйдет в стадо! Не сёня, так завтря. Можа без телка, всё одно – явится, куда деится.
- А, телёнок куда денется? – растерялась я.
- Забрать могут. Можа кто будет ехать, увидят – заберут…
Обратно я шла спокойным шагом, вернее ели волочила ноги. Утешение пастуха стало контрольным выстрелом тем более, что немедленно бежать за реку искать Ласточку возможности не было – надо было идти на работу самим и отправлять в садик детей.
На поиски мы с мужем отправились ближе к обеду, уладив вопрос с отлучкой у нашего руководителя.
«Ява» с коляской медленно сунулась вдоль поля суданки. Стоя на подножках мотоцикла позади мужа, я долго всматривалась в зелёное поле с тонкими длинными стеблями, звала корову, пока не увидала ведущий в глубь поля проход.
Остановились, бросили мотоцикл на пустой грунтовой дороге и пошли по следам нашей беглянки.
Нашли мы её не одну.
Увидев нас, Ласточка заслонила собой новорожденного и нагнула голову, выставляя рожки, вполне понятно показав, что домой идти не собирается и дитя не отдаст! Мы растерялись. Что делать? Решили, заходить с двух сторон: кому посчастливится - хватает телёнка и бежит к мотоциклу.
Улов оказался моим. Новорожденная тёлочка, хоть и была крошечная, но весила никак не меньше двадцати килограмм, к тому же пыталась вырываться и звала свою «Ме». Помня направленные на нас рога и слыша хруст суданки сзади я, задыхаясь бежала к дороге. Догнала меня не корова, а муж.
 Ласточка остановилась в суданке, недалеко от дороги и начала мычать – звать деточку. Убегая, я настолько устала ту держать, что едва не выронила, стоило ей задёргаться. Охнула, присела на обочине и поставив тёлочку, уткнулась лбом в её бок. Сердце молотом бухало и в горле и в ушах, а приветливое ярко-голубое небо шло волнами, впрочем как и вся округа, только стоило поднять голову.
Муж развернул мотоцикл и подъехал. Казалось всё окончено. Осталось сесть с теленочком в люльку, а корова сама за нами пойдёт, но не тут-то было! Пока я поднималась и поднимала ношу, мамка рванулась пулей с поля и очутилась между мной и мотоциклом. Подойти к нему она мне не дала.
Всю дорогу вдоль суданки обливаясь потом и разговаривая с коровой топала я пешочком с нашим добром.
Я говорила, что назову малышку Майкой, коли появилась она в мае, что обязательно научусь всем коровьим премудростям и просила простить глупую, за то, что выгнала её из дому в такой день, оставив без помощи.
Ласточка упрямо шла посередине дороги исключительно между мной и мужем, который то отставал, то проезжал вперёд, и неизвестно что думала, но судя по прижатым к голове ушам, не было мне ни прощения, ни помощи.
Вот и получилось, что своего первого телёнка я «выносила».
А через пару недель мы с бабой Любой сидели у неё на лавочке перед двором и она, вздыхая рассказывала, как осталась одна после того, как похоронила своего мужа, доживать на родной земле – хатку-то ещё до войны строили. Дочки в город зовут, да как в нём жить? Там даже дышать нечем.
Рассказывала, как пришлось продать Зорьку закупщикам на мясо – не по силам стало её содержать, и как выходит каждый раз ко времени сбора стада, хотя бы послушать, как коровки переговариваются.
 Между нами стояла трёхлитровая банка молока – моё угощение соседке от Ласточки, но мне показалось, что если бы была у души возможность плакать реальными слезами, за время нашего разговора не одну трёхлитровку наплакала бы бабулька…