Несмотря на бессмысленность и однообразие, моя жизнь неумолимо бежит вперёд, стремительно приближая меня к круглому юбилею. Позади очередной, 12-й по счёту, лечебный курс в РЦ. Меня снова привезли на дачу.
Предпоследним майским днём на закате я безлюдной дорогой возвращаюсь с весьма удачного воскресного дежурства у большака. Мой путь длится уже более часа, до дома остаётся идти ещё минут 15. Вдруг в мою голову приходит мысль, от которой замедляется походка, и начинает щемить в груди.
«Господи, неужели ровно через 4 месяца мне предстоит разменять третий десяток на четвёртый?! – с горечью думаю я. – А я до сих пор хожу, тревожно озираясь по сторонам в страхе людей и собак. Нет, я решительно не готов к такому событию! Ведь в таком возрасте я должен уже называться мужчиною, а меня даже подростком назвать язык не поворачивается. Я по сей день ощущаю себя беззащитным ребёнком, неспособным ни на что, кроме как ходить лесными тропами на дорогу и смотреть машины, да и то лишь при условии, если на сих тропах никого нет. Уж лучше бы мне не дожить до окончания грядущих четырёх месяцев, однако умирать тоже страшно. Жизнь не имеет смысла, но при этом я слишком часто озираюсь по сторонам. Спрашивается: зачем мне так сильно трястись за свою шкуру? Ведь если сейчас ко мне подбежит злая собака и загрызёт меня, то мне не придётся отмечать юбилей, который вызывает в моей душе лишь конфуз, растерянность да отвращение. Но я почему-то отчаянно молю Бога о том, чтобы ко мне никто не подбегал и не подходил. Боже, какой же я трус. И как Ты только терпишь меня?»
До самого конца оставшегося пути я так и не смог отделаться от этих мыслей. Радостное щебетание птиц, шум молодой листвы, свежий воздух, наполненный такими знакомыми ароматами, понемногу развеяли нахлынувшую тоску. Израсходовав весь резервный временной запас, домой – на свой участок, где меня ждала мама, – я пришёл всё же в назначенное время, без опозданий.
Отныне мысль о грядущем пугающем юбилее крутится в моём сознании практически постоянно. Не находя другой отдушины, я упорно продолжаю свои регулярные долгие дежурства в кустах у большака. Список «Счастливые автомобили», насчитывающий уже несколько тысяч московских номеров, ощутимо пополняется с каждой неделей всё новым и новым материалом. Вера в то, что поиски запомненных в этом пылко полюбившемся мне лесу номеров скрасят мою зимнюю столичную жизнь во мне уже не так крепка, как раньше, однако за последние полтора десятка лет «маховик раскручен» с такой колоссальной силой, что остановить его практически невозможно.
Мне снова и снова вспоминаются наши с Олегом беседы. В первом квартале текущего года Олег сделался моим четырёхкратным соседом – почти три месяца мы, заранее договорившись с врачами РЦ, «пролежали» с ним в одной палате. Мы достаточно много внимания уделили обсуждению компьютерной тематики. Он говорил о том, что по Интернету можно получить исчерпывающую информацию буквально обо всём, о чём пожелаешь: о любом человеке, о любом автомобиле и т. д. Олег на полном серьёзе утверждал, что с помощью Интернета даже можно узнать нынешнее местонахождение интересующего автомобиля, увидев на экране монитора его свежий снимок, сделанный с летающего в космосе спутника. От подобных его утверждений у меня бурлила в жилах кровь, шевелились волосы на голове, и по телу бегали мурашки. Я честно признавался Олегу, что не в силах в такое поверить; он же ничуть не обижался на моё недоверие к его словам и продолжал терпеливо уверять меня, что каждый из сообщаемых мне фактов был проверен им лично. За всю нашу с ним 12-летнюю историю знакомства Олег ни разу не давал мне повода усомниться в его честности и сознательности. Вот и на этот раз у меня нет оснований подозревать своего товарища во лжи, и я приложу максимум душевных усилий, чтобы с верой отнестись к его словам, какими бы сенсационными и запредельными они мне не казались.
А лето, между тем, незаметно дошло до середины. Мои родители, наверное, думают-гадают, чего бы такого особенного подарить мне на круглый юбилей. Что же касается меня, то я на данный момент, кажется, сумел достаточно чётко определиться насчёт своих желаний. В качестве подарка к своему юбилею я хотел бы получить вещь, которую… имею уже больше года. В Москве в большой комнате под столом с апреля прошлого года стоит процессор, который зимой всякий раз во время приёма пищи я то и дело пинал ногами, не вникая в ценность нащупываемого предмета. А на папином столе в маленькой комнате пылится монитор, который при семейных скандалах папа неоднократно перетаскивал в большую комнату, потом, остыв, уносил обратно и ставил на место. Так не пора ли, наконец, попытаться как-нибудь изменить эту нелепую ситуацию и сообщить родителям о своём желании?
Я полагаю, наиболее уместным временем и местом для запланированного мною разговора будет праздничный стол на папином дне рождения, до которого остался всего месяц. Весь месяц я сосредоточенно и целеустремлённо «бьюсь» над подготовкой «пламенной речи», скрупулёзно и придирчиво обдумывая каждое слово. Чем бы я ни занимался – пропалываю ли свекольные грядки, выполняю ли гимнастические упражнения, иду ли по лесной тропе на очередное «дежурство», ворочаюсь ли бессонными ночами в смятой постели – всё думаю и думаю…
В раздумьях дни летят ещё быстрее. Вот уже миновала первая декада августа, на землю упали первые жёлтые листья. Наступает папин день рождения. До заката день сей мало отличается от обычных дней. Когда же солнце приблизилось к горизонту, окончательно спрятавшись за лесом, я по давно заведённой традиции жгу в металлическом мангале костёр, после чего папа, нахваливая получившиеся у меня пышущие жаром древесные угли, жарит нанизанные на заострённые шампуры шашлыки. Поскольку гостей никаких у нас нет, мы решили накрыть стол не в лесу, а на закрытой террасе. На улице всё сильнее сгущаются сумерки, а мы в узком семейном кругу сидим под зажжённой ветхой люстрой за праздничным столом. Сочный, ароматный шашлык мы заедаем испечёнными мамой пирогами с капустой и запиваем приготовленными из собранных на огороде ягод компотами.
Из напитков «покрепче» – только «Фанта». Папа, конечно, от такого «ассортимента» не в восторге, но он старается не показывать вида, поскольку прекрасно понимает, что в данной компании иначе будет сложно. Ведь я не пью «горячительного», да мне его и не предложат: я ещё для этого «слишком юн». А трезвый, как известно, пьяному не товарищ. И чтобы лишний раз не создавать конфликтную ситуацию, папа «идёт навстречу» мне и маме, которая с некоторых пор тоже чурается подвыпивших лиц, и в очередной раз отмечает свой день рождения «на полном суху».
Когда моя тарелка полностью опорожнилась, и «Фанты» в бутылке осталось совсем чуть-чуть, я начал, наконец, свою старательно заготовленную речь:
– Итак. Вот мы отметили наш сегодняшний праздник. И сделали мы это вроде бы неплохо. Теперь близится мой юбилей. Юбилей этот будет круглым и серьёзным, и, наверное, подарок должен быть достойным сего события…
– И чего же ты хочешь, – оживились мама с папой. – Говори. Мы тебя внимательно слушаем.
– Да, у меня действительно есть одна конкретная идея по поводу подарка к моему юбилею, – продолжаю я начатый разговор. – Речь идёт об одной солидной и весьма дорогостоящей вещице. Но самое интересное заключается в том, что вам не нужно идти за ней в магазин, так как она уже второй год у меня имеется и находится в нашей городской квартире, тихо пылясь под моим столом.
– Так значит, ты всё-таки наконец-то решил освоить компьютер?! – с явным воодушевлением уточняет свою догадку папа.
– Да, наверное, уже пора, – отвечаю я. – Тем более весной Олег много рассказывал мне о том, как много занятного можно узнать через Интернет, вплоть до местонахождения любого автомобиля.
– Зашёл я как-то недавно к Сашке в кабинет, а он подозвал меня к компьютеру, и на экране монитора показал мне подъезд своего дома, находящегося в другом районе, и стоящие возле него машины, – поддерживает папа начатую мной беседу. – В тот день Сашка приехал на работу на метро и решил таким оригинальным способом проверить, как там, у родимого подъезда, “поживает” его авто, не угнали ли.
От восторга по поводу изложенного папой факта у меня участилось дыхание, и я говорю:
– Мой товарищ рассказывал мне и о том, что через Интернет можно увидеть любую точку земного шара и узнать, что в данный момент на ней происходит. Значит, он уж точно не преувеличивает возможности современной техники, коли мой троюродный дядя тебе это показал, и ты засвидетельствовал.
– Да. Компьютер – штука, конечно, интересная, – с глубоким вздохом констатирует папа.
– И эта штука уже второй год у нас пребывает в качестве ненужного хлама, – произношу с печалью я. – Последнее время я много размышляю на данную тему, и мне с каждым днём всё сильнее становится жаль, что сей предмет постигла такая грустная участь. Ведь от него можно было бы получить много пользы, если б уметь с ним обращаться.
– Вот жалко, что Олег живёт далеко от нас, а то бы мы его попросили быть твоим учителем, – вступает в дискуссию мама. – Ну ничего. Мы что-нибудь придумаем. Главное, у тебя появилось желание.
Проглотив оставшийся кусок пирога и запив его глотком уже изрядно подостывшего чая, папа решительным голосом высказывает пришедшую ему на ум идею:
– У нас ведь на соседней улице находится «Надежда»*. Вот я как-нибудь после работы заскочу туда и узнаю, проводятся ли там компьютерные курсы.
– Я думаю, должны проводиться, – поддерживает мама папину мысль.
– Мне тоже так кажется, – соглашается папа.
– Да вы чего?! – ощутив резкое ухудшение настроения, восклицаю я. – Я боюсь идти на компьютерные курсы.
Далее родители, дружно дополняя друг друга, пытаются мне объяснить, что ничего страшного в этом нет; что они будут меня туда отводить и приводить обратно, и всё будет нормально. Понимая, что если мне действительно хочется овладеть компьютером, то у меня нет иного выхода, я, несмотря на внутренний протест, соглашаюсь.
В моей чашке осталось немного чая, и можно было бы съесть ещё один пирожок или кусочек торта, но у меня пропал аппетит, и мой праздничный ужин закончился. Вскоре мы втроём вышли на улицу и увидели чёрное небо, усыпанное ярко сияющими звёздами. Один за другим падают метеориты, «влача» за собой белые «шлейфы».
Вдруг до моего слуха донёсся гул приближающегося автомобиля. Я пытаюсь бежать к осветившейся яркими фарами дороге, однако мои строптивые ноги меня слушаются далеко не всегда и в самые ответственные моменты имеют склонность превращаться в ретиво бьющие копыта. Поэтому застать едущий автомобиль у калитки я не успел, но по форме фар и наличию прицепа мне удалось «вычислить», какой именно это был «Счатливчик».
«Господи, неужели и вправду по Интернету можно узнать, из какого московского двора выехал вот этот чёрный “Volkswagen Passat”, который, преодолев под покровом ночи длинное загородное шоссе и пятикилометровую грунтовую дорогу по моему лесу, только что проехал возле нашего участка, – размышляю я сам с собой весь оставшийся вечер, переходящий в ночь. – Столь грандиозную цель вряд ли можно достичь малыми усилиями. Мне придётся пойти на курсы. Не знаю, смогу ли превозмочь страх. Сегодня ночь звездопада, и я, пожалуй, загадаю желание: да придаст мне Бог сил пройти через сие испытание и выйти из него победителем».
Оставшиеся до тягостно ожидаемой даты семь недель пролетели всё так же стремительно и незаметно, в мыслях и повседневных делах. Утром наступившего юбилея, встав с кровати, я робко смотрюсь в висящее на стене зеркало, дабы убедиться, что моё лицо не претерпело никаких изменений по сравнению с тем, каким оно было вчерашним вечером, когда мне ещё шёл третий десяток. Удостоверившись, что «всё осталось на своих местах», я немного успокаиваюсь, хотя радости тоже не испытываю. Ведь я ясно ощущаю, что мой облик – как внутренний, так и внешний – абсолютно не соответствует достигшему мною возрасту, и мне давно пора радикальным образом измениться. Но при этом я совсем не готов к каким бы то ни было переменам.
После завтрака я иду своей привычной тропой на пятничное дежурство у большака. Иду скованным, неверным шагом, то и дело сворачивая с намеченного курса при виде снующих грибников. Доковыляв наконец до своего наблюдательного пункта, я почувствовал необычайную морально-физическую усталость.
– Сегодня мне пошёл четвёртый десяток, так что можете меня поздравить, – разговариваю я с деревьями, ставшими за последние 13 лет для меня родными, одушевлёнными существами. – Вот только достоин ли я ваших поздравлений? Помните, как я пришёл на это место в первый раз? Тогда я был ещё мальчиком, десять месяцев назад получившим паспорт. И чего же я достиг за этот внушительный период времени? Сегодня, на четвёртом десятке лет своей жизни, я снова пришёл сюда смотреть машины. Только, в отличие от первого раза, сегодня управляют проезжающими возле меня машинами люди, многие из которых моложе меня. Для них жизнь полна смысла, а у меня она сыплется, как песок сквозь пальцы, и я не в силах ничего изменить. Сегодня я пришёл сюда скованной, безобразной походкой, в робости и стеснении. И устал я нынче гораздо сильнее, нежели в первый раз, когда с верой в светлое будущее шагал, не разбирая троп, прямо по пересохшим болотам, заросшим густой, острой осокой. Да… это больше похоже на регресс, чем на прогресс. Вы, мои дорогие, меня, конечно же, поздравляете, хотя я ощущаю себя недостойным ваших поздравлений с моим сегодняшним юбилеем.
В ответ на мой юбилейный монолог друзья-деревья чуть слышно прошелестели пожелтевшей редеющей листвой. В принципе, я уже далеко не впервые появляюсь здесь в состоянии усталости, измотанный долгим, утомительным шествием. Но восторженное созерцание посетителей сего священного для меня места всегда восстанавливало мои силы, ибо чтение номеров «Счастливых» автомобилей в моём восприятии подобно целительному чтению священных заклинаний. А сегодня я гляжу на проезжающие машины с каким-то доселе небывалым равнодушием.
С каждой минутой усталость одолевает меня всё сильнее. Дежурство ещё не дошло даже до середины, а у меня уже нет сил стоять. Прислонившись спиной к цементному столбу, вспоминаю о том, как раньше вон около того кустика торчал небольшой пенёк, на который я иногда присаживался. Сейчас от него осталась лишь едва заметная трухлявая гнилушка, а 10 лет назад, когда я перестал к нему прикасаться, он был ещё крепок. Я полностью отказался от присаживаний во время «бдений» после того, как однажды, за 4 месяца до моего 20-летия, около меня остановился белый, с розовой полосой под передним бампером, «Москвич-2140», и его пожилой водитель, не поленившись вылезти из кабины, пригрозил мне, что вызовет милицию, если ещё раз меня здесь увидит.
Я был весьма напуган угрозой этого худощавого, с зачёсанными назад жидкими седыми волосами, мужчины. Я понимал, что даже если действительно по его вызову приедет наряд милиции, то меня всё равно никуда не заберут. Но я достаточно отчётливо себе представлял, с какой силой у меня искривится лицо и, особенно, рот, если ко мне подойдут милиционеры. Именно это меня и пугало. От страха я прекратил позволять себе здесь сидячий отдых, сочтя это излишним пижонством, за которое можно заслужить наказание. С того момента я даже опасаюсь стоять с сомкнутыми за спиной руками, и как только слышу гул машины, сразу становлюсь «руки по швам», чтобы глазеющие на меня сквозь кусты люди не подумали, что я прячу за спиной пистолет или что-нибудь в таком роде.
Тот пожилой мужчина, к счастью, не исполнил своей угрозы. Тем не менее, «расслабляться» нельзя, поскольку я, находясь вблизи этого большака, продолжаю ощущать себя объектом повышенного внимания. Поэтому за минувшие 10 лет я позволял себе здесь присесть всего раз 5, когда дежурил в состоянии телесного недомогания.
Ну, а сегодня, в мой круглый юбилей, у меня вроде как ничего не болит, разве что душа. Состояние небывалого душевного опустошения лишает меня физических сил, и я ложусь на прогретую и просушенную чередой погожих дней «бабьего лета» землю. Подложив руки под подбородок, я лежу на пожухшей траве, и вспоминается мне, как 9 с лишним лет назад меня родители по весне привезли на дачу, и я в тот же вечер, забыв про усталость, с пылающим любовью к сему священному для меня месту сердцем пришёл сюда. Во время того апрельского дежурства по дороге проходила компания молодых людей с рюкзаками, и кто-то из них, заметив в ещё не покрывшихся листвой кустах мою фигуру, достаточно громко произнёс: «Вон там опять стоит тот маньяк!»
С тех пор до моего слуха неоднократно доносилось слово «маньяк», произнесённое в адрес моей тихой, загадочной персоны. Последнее время внимание ко мне со стороны здешней общественности несколько поубавилось, но если кто-нибудь увидит меня тут в лежачем состоянии, то это может возыметь нежелательный резонанс. «Смотрите! – скажут друг другу сидящие в проезжающих «Счастливых» автомобилях люди, по укоренившейся привычке повернув свои головы в сторону моего наблюдательного пункта. – Этот маньяк лежит на земле! Что-то новенькое! Да он же и так больной, а теперь, видать, совсем тронулся».
Однако сегодня, в свой круглый юбилей, я настолько опустошён, что мне всё безразлично и хочется лежать, не вставая, до самого конца дежурства. Ведь как бы люди меня ни называли, и что бы они обо мне ни думали, им вряд ли удастся испытать ко мне неприязнь более сильную, нежели та, которую питаю к себе я сам. И тем не менее, лишь только заслышав гул приближающегося автомобиля, я нехотя подымаюсь с земли в страхе того, что если подойдут ко мне люди, удивлённые и настороженные горизонтальным положением моего тела, у меня сильно искривится лицо и, особенно, рот. А когда машина удаляется, и шорохи стихают, я опять валюсь на землю.
И зачем я сегодня сюда приковылял? Захотел поговорить со своими друзьями-деревьями о круглом юбилее и услышать их поздравление. Они меня внимательно выслушали и в ответ ласково прошелестели золотистой листвой, но на душе почему-то легче не стало. Обычно «бдение» у большака благотворно влияет на расположение моего духа. Но сегодняшнее дежурство, по всей видимости, стало исключением. Я нахожусь на самом любимом своём месте и созерцаю железных посетителей священной для меня зоны, но в моей душе леденящее равнодушие – такого со мною ещё не было никогда. Скорее бы заканчивалось это дежурство. Впрочем, уходить отсюда раньше назначенного часа тоже смысла нет, и я, несмотря на завладевшие мной хандру и безразличие, довожу «бдение» до логического завершения.
Мой обратный путь оказался не менее утомительным, нежели шествие к месту дежурства. На обратном пути наряду с грибниками возникают люди, занимающиеся пилкой кустов и деревьев вдоль линии электропередач. (Производится так называемая зачистка, направленная на устранение возможных причин замыкания и обрыва проводов). Поскольку провода тянутся по просеке вдоль большака, наличие людей на этой просеке, вблизи которой в основном и проложены мои потайные тропы, существенно осложняет моё передвижение. Чтоб скрыться от человеческих глаз, мне приходится перелезать через канавы и, надев защитные очки, пробираться сквозь дебри.
Даже сегодня, в состоянии глубокой апатии и безразличия, меня всё равно отказываются слушаться ноги, лишь только стоит мне почувствовать близость человека. Будучи не в силах справиться с этим наваждением, я надеваю очки (чтобы защитить свои томны очи, и моим родителям не пришлось бы лишний раз ходить со мной по врачам) и едва проходимыми дебрями тревожно обхожу себе подобных существ – людей.
Я знаю, что это полнейшая дикость, но ничего не могу поделать со своим телом, которое, не поддаваясь никаким уговорам, деревенеет и обездвиживается при виде людей. Мне не остаётся ничего другого, как только «плясать» под странный мотив этой загадочной «дудочки», тщетно гадая, кто же на ней так искусно играет: Бог или дьявол. А может, лучше вообще не высовываться? Но с моими интеллектуальными способностями это было бы невыносимо – так можно задохнуться, утонув в бездонном море собственных неизжитых эмоций.
Появился на участке я в свой круглый юбилей немного позже назначенного времени – слишком уж сложным и утомительным был мой путь с наблюдательного пункта. Родители с пониманием отнеслись к моему опозданию. На обед вместо хлеба мне поданы горячие, румяные пирожки. Откушав, я долго угрюмо сижу на открытой веранде: от усталости нет сил даже о чём-либо думать.
Вот уже начинает потихоньку вечереть. Пора собраться с мыслями и идти в лес разжигать в мангале костёр. Дрова папа заботливо приготовил ещё днём, когда меня здесь не было. Встав с диванчика, я беру спички, осторожно спускаюсь с крыльца, держась за перила, и через минуту оказываюсь у мангала.
Разработанная мной методика закладки дров при разжигании огня снова оказалась на высоте: мой костёр получился жарким и лучистым. Весело треща и искрясь, он безудержно догорел, когда на небе ещё не совсем угасла вечерняя заря. Притащив в лес электрический фонарь, папа на получившихся у меня красных пышных углях жарит шашлыки. Затем на закрытой террасе под ветхой зажжённой люстрой мы втроём сидим за праздничным столом и отмечаем мой круглый юбилей. Сценарий празднования пока мало отличается своей оригинальностью: испечённые мамой пироги с капустой, салат «Оливье», шашлык, купленный папой торт с шоколадной начинкой, бокалы с «Фантой» и компотами, поднимаемые за моё счастье и здоровье.
Мне хочется спросить: что мои родители подразумевают под словом «счастье»? Сегодня мне пошёл четвёртый десяток лет, а они до сих пор ни разу не интересовались у меня о моих личных переживаниях. Складывается такое впечатление, что мои родители даже не догадываются о наличии в моей душе каких бы то ни было чувствований личного характера. А может быть, они намеренно у меня ничего не спрашивают, решив, что пребывать в неведении по данному вопросу для них спокойнее. Но при этом они, чокаясь со мной бокалами, пьют за моё счастье.
Эх, спросить бы, да чего-то неохота затевать столь непростой разговор. Моё настроение нынче, мягко говоря, небоевое. Оно не улучшилось и после того, как в середине нашего скромного застолья произошло нечто, невписывающееся в стандартные рамки нашего семейного празднества. А именно: папа частично преподнёс мне просимый мной же самим подарок, достойный моего круглого юбилея, сообщив, что забегал в «Надежду» и всё разузнал.
– Там проводятся бесплатные компьютерные курсы, – уверенным голосом поведал мне папа. – Занятия два раза в неделю. Вот приедешь в Москву, и пойдём туда.
В конце октября резко похолодало и выпал первый осенний снег, укрывший землю белым «пушистым одеялом» полудециметровой толщины. На последнее дежурство завершающегося дачного сезона я иду одетый в старую широкую папину телогрейку, осторожно ступая обутыми в зимние ботинки ногами по нежно хрустящему покрову. Ложиться на землю нынче равносильно самоубийству, отважиться на которое у меня, конечно же, не хватит воли и духа. Да я сейчас и не нуждаюсь в отдыхе. На этот раз я собран и бодр. Во время сегодняшнего дежурства я не стану размышлять о своём «младенчестве» в столь взрослом возрасте – я буду говорить друзьям-деревьям только самые лучшие слова.
Прячась в еловых ветках, я жадно всматриваюсь в номерные знаки проезжающих по снежной колее автомобилей, а в периоды затишья вслух подвожу итоги уходящего сезона, вспоминая лучшие моменты «служения». Вытащив из кармана телогрейки специально приготовленную авторучку, я снимаю правую перчатку и на белой коре полувековой берёзы в качестве прощального автографа пишу строчку из накануне услышанной по радиоприёмнику понравившейся мне песни. Перед тем, как покинуть наблюдательный пункт, я, не побоявшись снега, в коленопреклоненной молитве воздаю Богу благодарность за то, что на протяжении всего сезона со стороны общественности не было ни одного агрессивного выпада по поводу моих регулярных появлений у дороги.
– Помните меня и ждите; если Господу будет угодно, то Он поможет мне следующей весной вернуться к вам и продолжить наше с вами служение во славу Божию, – с такими обращёнными к деревьям словами я в лучах склоняющегося к закату солнца отправляюсь в путь к своему участку, где меня ждут мама с папой.
Предпоследним октябрьским днём меня повезли в Москву. Несмотря на воскресный день, в электричке народа немного. Войдя в вагон, мы без труда нашли свободные сидения. Моё внимание всё больше и больше привлекает стройная молодая женщина, сидящая через два сидения от меня, у окна с другого бока (по ту сторону прохода). В окошко она бросает лишь редкие, мимолётные взгляды. Она читает какую-то книгу, периодически переключая своё внимание на даму среднего возраста, сидящую напротив неё, и что-то ей говоря. В её мимике и жестах столько женственности, в её взгляде столько разума и доброты, что я и сам едва не забыл про окно.
Мои родители сидят напротив меня, и всякий раз, когда я обращаю свои томные взоры на ту молодую особу, они попадают в поле моего зрения. На фоне её яркого облика мои родители кажутся мне старше, чем я их воспринимал ещё несколько минут назад.
«Вот если бы мне сейчас оказаться на месте той дамы средних лет, сидящей напротив молодой женщины, тогда бы я наверняка почувствовал, что мои родители не зря произвели меня на свет Божий, – размышляю я сам в себе. – Тогда бы она периодически переключала своё внимание на меня и в паузах между чтением разговаривала бы со мною. А так она даже не ведает о моём существовании, находясь всего в 5 метрах от меня».
Однако в моей голове штопором вертится ещё и другая мысль. «Вот если бы та молодая особа работала в «Надежде» инструктором по компьютерному обучению, то на моей душе стало бы светлее, приятнее и спокойнее», – снова и снова мечтательно думаю я, всматриваясь в её тёплый, ласковый живой образ.
Время в дороге бежит как-то особенно быстро – это я заметил, когда ещё был совсем маленьким. И вот наш электропоезд уже пересекает московскую кольцевую автодорогу, проезжая под широкой эстакадой. Взволновавшая меня молодая особа ловким движением рук закрывает книгу, кладёт её в модную дамскую сумочку, встаёт и, с обаятельной улыбкой попрощавшись со своей собеседницей, направляется к дверям. Не доехав четырёх остановок до вокзала, она выходит из поезда – выходит на юго-западной окраине Москвы.
Сей факт весьма убедительно свидетельствует о том, что инструктором по компьютерному обучению в «Надежде» работает не эта обворожительная молодая женщина, а кто-то другой. Ибо слишком уж далеко от этой станции до того гуманитарного заведения с названием, созвучным с именем моей крёстной. Жаль. Значит, придётся терпеть дальше эти изматывающие душу тревожные гадания о том, кто же будет учить меня пользоваться одним из главных изобретений земной цивилизации.
Без молодой женщины в вагоне стало как-то не так. Досадно, что сошла на перрон именно она, в то время как её знакомая – дама среднего возраста с посредственной внешностью – осталась в поезде, на своём месте, и едет вместе со мной до самого вокзала. Мне вдруг представилось, как вводят меня в компьютерный класс, а там… вот эта дама. На душе «заскребли кошки», но я стараюсь отвлечься от навязчивых дум созерцанием сменяемых друг друга за окном пейзажей.
Вот уже и вокзал. Вагон быстро пустеет. Самым последним (чтоб сзади никто не торопил) выводят меня. Выводят предельно осторожно, крепко держа меня за руку, чтобы мне не провалиться между вагоном и перроном.
Напряжённо семеня с папой “под ручку” в сторону входа в метро, я вспоминаю о том, как за 4 станции до вокзала вышла из поезда запавшая мне в душу стройная молодая особа. Ей, в отличие от некоторых не слишком смелых товарищей (не будем пальцем показывать), скорее всего, ещё не пошёл четвёртый десяток. Сходя с поезда, она, насколько я понял, не провалилась между вагоном и перроном, хотя за руку её вроде бы никто не держал. Мне следовало бы сойти вслед за ней, на той же станции, и тайно или явно проводить её до того загадочного подъезда, за железной дверью которого она скроется. Я, скорее всего, старше неё, однако мне до сих пор так и не удалось научиться жить своей собственной жизнью, и меня, крепко держа за руку, папа ведёт по многолюдному вокзалу туда, куда он считает нужным. Отчаянно борясь с внутренним напряжением, я покорно подчиняюсь его воле.
Прошла неделя. У папы настал выходной, и он повёл меня на дневное гуляние.
Помню, раньше я всю рабочую неделю с нетерпением ждал папиных выходных, чтобы с ним пойти на дневное гуляние, которое редко обходилось без катания на автобусах. Теперь же всё изменилось, причём не в лучшую сторону. За последние десять лет наши поездки происходили всё реже и реже, пока, в конце концов, вовсе не сошли на “нет”. Последнее время я стал более напряжённым, моя походка сделалась скованнее, лицо и, особенно, рот при входе в общественный транспорт кривятся ещё пуще, чем прежде. В таком состоянии я глубоко сомневаюсь, что катание доставит мне удовольствие, и стараюсь избегать даже разговоров на эту тему. Теперь я уже не жду папиных выходных, ибо наши с ним гуляния превратились в скучнейшее занятие, на всём протяжении которого мне хочется, чтоб оно поскорее закончилось.
Вот и сейчас папа ведёт меня по уж давно ставшему для нас привычным кругу, состоящему из тротуаров близлежащих к дому улиц. Выпавший девять дней назад снег полностью растаял, и я, вцепившись кистью левой руки в папин правый рукав, с трудом волочу свои напряжённые ноги по сухому, шершавому асфальту. Наш незамысловатый путь пролегает возле неприметного одноэтажного здания серого цвета, над дверью которого висит скромная табличка с жизнеутверждающим словом «Надежда». Папа останавливается, ставит меня у первого попавшегося более или менее устойчивого предмета (в данном случае это доска объявлений) и уверенным шагом направляется к той самой двери.
– Может, лучше не надо… – в испуге и растерянности кричу я ему вслед, но он, не оборачиваясь и не сбавляя темпа, входит в учреждение.
Повернувшись лицом к мостовой, я замечаю, как у светофора притормаживает тёмная иномарка со знакомым мне номером. Это «Счастливый» автомобиль, проезжавший возле меня в моём, далёком отсюда, лесу в последнее воскресенье июня минувшего дачного сезона. Мне хочется, как в прежние времена, от души порадоваться состоявшейся находке, да как-то не получается. Всё-таки недаром моя вера в то, что поиски скрасят мою столичную жизнь, за последние годы во мне заметно охладела. А уж в том, что сей парапсихологический эксперимент бессилен «погасить» разгоревшуюся в душе тревогу, я убедился окончательно и бесповоротно.
Через пару минут появляется папа со словами:
– Ну вот, теперь ты записан на компьютерные курсы. Они проводятся по средам и пятницам, с трёх до шести. Так что через три дня, в среду, придётся маме тебя сюда отвести, а по пятницам я как раз не работаю и буду водить тебя сам.
– С трёх до шести – значит, занятие длится целых три часа, но я отнюдь не уверен, что смогу высидеть за сложным учением столь продолжительное время, – растерянно мямлю я.
– Это же не школьный урок, который нужно обязательно высиживать от звонка до звонка, – успокаивает меня папа. – Здесь, наверное, каждый из учащихся имеет право уходить с занятий в любой момент, как только сморит усталость.
Схватившись за папину руку, я медленно и напряжённо, явно выделяясь из общего потока, ступаю дальше по изрядно надоевшему кругу.
Оставшиеся до среды три дня я провожу в тревожно-навязчивых размышлениях. Вообще-то, как писалось выше, моё воображение уже достаточно давно будоражат мысли о том, кто же меня научит пользоваться компьютером и откроет мне путь к новым, заманчивым возможностям; каким будет тот человек. Но в течение этих, проносящихся с невероятной быстротой, трёх ноябрьских дней меня неотступно преследует новая мысль. Заключается она в том, что тот загадочный человек, с которым мне предстоит вскоре познакомиться, находится на самом деле весьма близко от меня. Ведь от моего дома до «Надежды» всего метров 400, и он (а скорее всего, она), очевидно, регулярно бывает на своём рабочем месте, возле которого меня чуть ли не каждый день выгуливают. Вследствие осознания сего малооспоримого факта возникает вопрос: а вдруг человек тот мне уже знаком?
Мне с удивительной ясностью представляется, как мама вводит меня в компьютерный класс, где я никогда не был, а там… женщина, подарившая мне во время гуляния Рождественским вечером прошлого года зимнюю куртку. Вполне логичное предположение, ибо такая склонная к благотворительности дама наверняка смотрелась бы весьма органично в роли инструктора бесплатного обучения в стенах гуманитарного заведения.
А может быть, моя бывшая учительница (БУ) ушла из расположенного рядом с её домом лицея с математическим уклоном, в котором она работала последние 12 лет, и теперь трудится в «Надежде» на должности инструктора по компьютерному обучению? Эта бредово-фантастическая мысль тоже регулярно приходит в мою разгорячённую голову, и я достаточно отчётливо представляю себе, каким будет выражение её лица в тот момент, когда мама введёт меня в компьютерный класс, «хозяйкой» которого она гипотетически является.
В середине весны, незадолго до выписки из РЦ, я вручил своему соседу, Олегу, красиво оформленный листок бумаги, вырванный из моего нового блокнота. Оставаясь в палате один, когда Олег сразу после ужина уходил «строить» свою личную жизнь, я, дабы на прощание сделать ему приятный сюрприз, несколько вечеров подряд усердно трудился над этим листком. На одной его стороне я нарисовал подробный план местности, где находится моя дача, поскольку Олег мне сообщил, что его родители недавно купили земельный участок в том же районе Московской области, всего километрах в 20-ти от моего леса; мне захотелось, чтобы мой товарищ на всякий случай имел представление, где именно расположено моё священное место. А на другой стороне бумажного листка я с максимально возможной подделкой оригинального стиля написал номера пяти «Счастливых» автомобилей – самых-самых интересных. Это было весьма непросто – из десяти тысяч выбрать пять. Но я справился. При вручении сего памятного презента я попросил своего товарища получить через Интернет информацию об этих пяти машинах и данные продиктовать мне по телефону. Он не отказался исполнить мою скромную просьбу. Спустя неделю после нашей с ним одновременной выписки я не удержался и позвонил ему, чтоб узнать, чего он там для меня «накопал». Олег же сказал, что у него закончилась какая-то карточка, и пока нет доступа в Интернет. Ну что ж, тогда до осени…
С тех пор прошло почти семь месяцев. Я записан на компьютерные курсы. Мне боязно. Я остро нуждаюсь в чём-то таком, что повысило бы в моей душе мотивацию к предстоящему мероприятию. Самое время позвонить Олегу и узнать, как он там поживает. Набираю давно знакомый номер, здороваюсь.
– Ну как тебе план местности? – спрашиваю. – Пригодился?
– Да нет, у папы было много дел, и мы почти никуда не ездили, – отвечает Олег.
– Жалко, – говорю. – А я думал, вы всей семьёй ездили по грибы в ту местность, план которой я тебе так старательно и подробно нарисовал.
– У нас на участке в это лето было столько работы, что нам было не до поездок за грибами, – держит ответ мой товарищ.
В моей душе начинает появляться разочарование. Однако я ещё не задал главного вопроса.
– Ты посмотрел в Интернете те пять автомобилей, номера которых я тебе написал на обратной стороне листа? – с колотящимся от волнения сердцем вопрошаю я.
– Не-а, – равнодушно прозвучал в телефонной трубке голос моего товарища.
Ясный и лаконичный ответ, получив который мне захотелось поскорее закончить затеянный мною телефонный разговор. У меня нынче нет желания выяснять, почему он не исполнил мою просьбу, ибо ответ на данный вопрос и так вполне очевиден: просто Олег не разделяет моих увлечений, мы слишком разные, у него масса других друзей, с которыми ему гораздо интереснее, нежели со мной, и моя странноватая просьба не вписалась в бурлящий водоворот его молодой жизни.
Поочерёдно сказав (по моей первоначальной инициативе) друг другу нашу «дежурную» фразу «Ну ладно, тогда пока», мы разомкнули телефонное соединение. Усиление мотивации не состоялось. Однако отступать от намеченной цели уже поздно, и на компьютерные курсы я всё-таки должен пойти. К тому же то, что Олег не получил нужную мне информацию через Интернет, ещё не означает, что её там нет, – ведь он, как я понял, даже не пытался.
____________________________________________
«Надежда» – городской социально-культурный центр, предназначенный главным образом для досуга инвалидов.