Лапардин Геннадий Петрович
Геннадий Петрович Лапардин вернулся домой летом 1945 года. В госпитале его вчистую списали по причине тяжелых ранений. Получив в военном продовольственном пункте свой солдатский паек и сухари, с неработающей рукой, висевшей, как плеть, он поехал в далекую родную Сибирь, где его ждали родные сестры, мать и отец, а также жена с ребенком. Но та, первая жена, его не дождалась. Пока он был на фронте, она вышла замуж за какого-то торгового работника.
Воевал он в пехоте рядовым стрелком. Был пулеметчиком станкового пулемета и в тяжелой артиллерии. В конце войны из противотанкового ружья поддерживал наступление и уничтожал огневые точки противника. В апрельском наступлении 1945 года из полувзвода противотанкистов в живых осталось только шесть бойцов. Остальные погибли или были ранены. Раненых редко удавалось вытащить из зоны огня, так как немцы обрушивали на обнаруженную позицию русских бронебойщиков шквал минометного и артиллерийского огня.
Кроме тяжелой контузии, у Геннадия Петровича было еще два тяжелых и несколько легких ранений. Последнее сквозное ранение в плечо он получил в тот момент, когда они с помощником и пулеметчиком меняли позицию для своего ПТР, пытаясь добежать до виднеющихся высоток. Они должны были поддержать залегшую пехоту, но попали под фланкирующий пулеметный огонь.
Веер свинцовых пуль разбросал всех троих. Расчет немецкого скорострельного пулемета расстрелял их из засады почти в упор. Немецкий пулеметчик дождался, когда они выбегут на открытую местность и долго стрелял по ним длинными очередями. Это было утром, 14 апреля 1945 года, в Австрии. Немецкая пуля пробила плечо Геннадия, повредив кость, лопатку и перебив мышцу. Лишь чудом было не задето легкое. Его товарищ и бежавший следом за ними боец с ручным пулеметом были расстреляны в упор и погибли сразу. Геннадий, упав на землю, инстиктивно успел отползти в низинку. Какое-то время он лежал не двигаясь.
Скорострельный пулемет МG-42, ранее не обнаруженный нашими разведчиками, как на учениях, расстреливал патронные ленты по лежащим без движения убитым советским бойцам. Над головой Геннадия в нескольких сантиметрах проносились жужжащие смертоносные пули, распахивая вокруг него землю и разрывая тела убитых. Он всеми силами вжимался в землю, пытаясь уберечься от пулеметных вихрей, но шансов выжить было мало. Через несколько минут на позициях обнаруженной пулеметной точки раздались взрывы полковой артиллерии, что его и спасло.
Немецкий пулеметчик скорее всего был из последнего набора фолькштурма и не имел достаточного опыта боев. Он не спешил менять позицию и упражнялся в расстреливании русских, за что и поплатился. Его засекли артиллерийские наблюдатели. Прямым попаданием артиллерийского снаряда пулеметный расчет был уничтожен, но открыли огонь другие немецкие минометные батареи и пулеметы. Истекающий кровью Геннадий медленно полз из простреливаемого со всех сторон огненного эпицентра, прикрываясь травой и дымом от минометных разрывов. Пока полз, получил еще два осколочных ранения: один задел голову по касательной, оставив на виске кровоточащую полосу. Второй осколок, размером с семечку, попал в мягкую ткань щеки и застрял в коренных зубах нижней челюсти. Последствия того ранения были тяжелые: рука у Геннадия Петровича до самой его смерти почти не работала. Даже ложку он не мог ею держать.
За годы войны Геннадий Петрович был награжден тремя благодарностями от Верховного Главнокомандующего, орденом Славы 3-й степени и медалями "За оборону Москвы" и взятие Будапешта и Вены. Но награды свои он носил редко, потому как не принято было их надевать после войны. Многие воевали и были награждены. Главная награда для него была в том, что он вернулся домой живым.
Родился он в 1919 году в селе Бырка Читинской области и был старшим ребенком у своих родителей. В 1921 году появилась сестра Маруся, затем и младший брат, Георгий. Позже родились подряд младшие сестры: Таня, Люба и Лена. Летом 1933 года их семья попала под раскулачивание. Но раскулачили тогда еще несколько односельчан, в числе которых была семья родной сестры отца. С ними за неподчинение власти поступили особенно жестоко. Все их имущество было конфисковано, а всю семью, в том числе детей, арестовали, но им ночью удалось бежать. Они ушли в Китай и несколько лет жили в Маньчжурии, затем оказались в Австралии и связь с ними оборвалась.
Отец Геннадия Петровича попал под репрессии за то, что держал мельницу и числился в середняках. Большой пятистенный дом, мельница и хозяйство ему досталось от его родителей. Он был простым крестьянином-хлеборобом, но именно таких трудяг раскулачивали, чтобы изъять их имущество. За сопротивление представителям власти могли объявить саботажником и расстрелять на месте. Геннадию тогда было уже четырнадцать лет и он хорошо помнил радость некоторых селян, которые даже в их присутствии делили между собой имущество и живность. В одно мгновение они превратились во врагов народа. Сопровождающие их милиционеры всех раскулаченных называли спецпереселенцами и обращались с ними, как с заключенными.
В памяти у Геннадия Петровича особенно запомнился тот ужас страшного горя, которое пришлось пережить его родителям и другим арестованным, у которых была какая-то обреченность и непонимание происходящего. Что-то из имущества они успели погрузить на телегу, а дом, скот и все остальное, что нельзя было взять с собой, подлежало конфискации. В тот же день под конвоем двинулись на телегах по тракту в сторону Читы, где всех арестованных должны были посадить в вагоны. Сопровождали "врагов народа" трое всадников: сельский активист, его помощник, молодой парень и милиционер с винтовкой. Когда добрались до железнодорожной станции, всех отправили под охрану других милиционеров. Всех спецпереселенцев отвели на опушку леса, где более сотни людей с детьми ждали поезда. Через двое суток подошел эшелон с теплушками и зарешетчатыми окнами и повез всех на запад.
По дороге в эшелоне случилось следующее: во время трехминутной остановки в каком-то поле все люди выпрыгнули на улицу. В толчее кто-то вынес с "краснухи" (так назывался вагон-теплушка), пятилетнюю сестренку Любу. Когда прогудел гудок паровоза, весь народ хлынул обратно в вагоны и в сутолоке никто не заметил отсутствия ребенка. Плачущую Любу подхватил какой-то парень, бежавший в свою теплушку в числе последних и забрал ее в соседний вагон. Родители тогда почти сошли с ума, пока не дождались следующей остановки.
Часть ссыльных направили в одну из артелей шахтерского города Черемхово, куда ссылали всех раскулаченных со всей России, Украины и Дона. Старики, женщины и дети работали в колхозе, а мужчины были направлены на Гришевские копи. Семью Лапардиных определили в колхоз "Многополье" и им выделили старый дом недалеко от заимки Сафроновки, в деревне Семейкино, где жили только ссыльные. Там было всего полторы улицы и чуть более двух десятков домов. В колхозе был коровник, конюшни, свинарник, пчелиные пасеки и мастерские. Деревню со всех сторон окружали березовые перелески, земляничные поля и луга.
Поселились они в стареньком, но добротном доме из листвяничного кругляка. Раньше в этом доме жила крестьянская семья, которую тоже раскулачили и выслали еще в начале тридцатых годов. Вступили в колхоз, завели свой огород. Сестренки и младший брат стали ходить в начальную школу, находившуюся в соседней деревне Жмурово. А Гена стал помогать отцу с матерью по хозяйству. Поначалу было очень тяжело. Обязателен был налог государству: молоко, куриные яйца, мясо, картошка, хлеб, шкуры животных. За несдачу налога могли лишить хозяйства и выслать еще куда подальше или просто посадить. Но несмотря на трудности, никто не унывал. Родители Геннадия были пахари-трудяги и жили на земле. Работали с утра и до темна. Часто собирались всей деревней на редкие праздники или свадьбы. Каждый нес посуду и продукты. Жили хоть и тяжело, но дружно. Только-только начали жить без нужды, но все нарушила война.
В Красную Армию Геннадий был призван почти сразу после начала войны. Сначала попал в запасной полк и прошел обучение на пулеметчика, затем сам обучал других. Вскоре его зачислили в часть, которую срочно в теплушках отправили на Западный фронт. С ноября 1941 года он участвовал в боях на подступах к Москве. Кирками и лопатами рыл мерзлую землю для пулеметных расчетов и блиндажей. Но долго бойцы нигде не сидели: их постоянно перебрасывали на новые рубежи. Первое осколочное ранение было легкое: удар осколка смягчили шинель и ватная телогрейка. Отлежался он в медсанбате при своей части. Геннадию Петровичу запомнился случай, свидетелем которого он был в те дни: одному молодому солдату во время атаки на излете пуля попала в лоб и вышла через темя. Он потерял сознание, и его посчитали убитым. Через некоторое время он очнулся и сам приполз в свои окопы. Каким-то чудом мозг пуля не задела, но того солдата с таким ранением все равно отправили в тыловой госпиталь.
Всегда с особой болью он вспоминал зиму 1941 года, которое всегда считал самым тяжелым временем. Немцы считали, что с падением Москвы закончится сопротивление русских, и наступит победа. Поэтому они, не считаясь с потерями, пытались взять ее до наступления холодной зимы. За зимние месяцы оборонительных и непрерывных боев стрелковая часть, в которой служил Геннадий, неоднократно попадала в окружение, но всегда с боем прорывались. По команде командиров ходил в атаку по голому полю или по снегу под смертельным огнем врага. Было страшно, но надо было идти вперед и выбить фашистов, чтобы сбить их спесь. Многие из пополнения в страхе не могли подняться и их пинками поднимали командиры и сержанты. Потери в атаках были большие. После боя многие раненые кричали и звали санитаров, но ползти к ним было опасно, так как все поле простреливалось из пулеметов и минометов. Часто меняли позиции. Ночью долгий переход, а под утро окапывались. Из снега делали снежные завалы и пулеметные амбразуры. Отбивали одну или две атаки, затем начинался артиллерийский и минометный обстрел. К вечеру вновь отступали, неся на себе оружие и раненых.
Однажды нескольким советским солдатам, в числе которых был рядовой Лапардин, удалось прорваться к развалинам сгоревшей деревни, в низине которой засели немецкие минометчики. Они довольно успешно поддерживали огнем свою пехоту и помогали ей отражать атаки. Остатки роты наступали с тыла, и эта атака была удачной. В завязавшейся рукопашной схватке русские бойцы уничтожили всю прислугу: били их штыками, прикладами и саперными лопатками. Буквально зубами перегрызали немцам горла - такая на них была злость. С потерей минометной батареи немецкие пехотинцы в спешке отступили. Спасаясь от неминуемого возмездия, они побросали своих погибших и раненых, оружие и другое военное имущество. Но поднявшиеся в атаку остальные батальоны не дали им далеко уйти. Почти все они были уничтожены гранатами и прицельным огнем. Советским бойцам тогда достались разные трофеи: минометы, оружие, немецкие ранцы, а также кухня.
Красноармеец Лапардин в боях под Москвой был в пулеметном расчете вторым номером, а потом и первым. Он поддерживал атакующих пулеметным огнем, отбивал отсечным огнем от танков наступающего врага. Пулеметчики постоянно меняли позиции, так как немцы не жалели снарядов и мин. Как-то немецкий средний танк с короткоствольной пушкой попал одной гусеницей в какую-то яму. Танкисты стали ожесточенно отстреливаться от русской пехоты, чтобы не подпустить их на бросок гранаты. Но кому-то из русских солдат удалось кинуть ему в моторное отделение бутылку с керосином. Огонь понемногу стал разгораться, и немецкие танкисты стали покидать горящую машину через люки. Расчет Геннадия был недалеко от того места, и ему удалось расстрелять из пулемета весь немецкий танковый экипаж.
Прорыв немецких танков, по воспоминаниям Геннадия Петровича, страшная штука. Они крушили своей пушкой и гусеницами все, что им попадалось на пути. И если они прорывались, то надо ждать их возвращения. Пулеметчики должны были отсекать немецкую пехоту, бегущую за танками. Без нее вражеские панцеры далеко не уходили, так как боялись мин и русскую противотанковую артиллерию. А когда они шли обратно, то утюжили все, что попадалось им на пути.
В феврале 1942 года под Юхновым пулеметчик Лапардин был тяжело ранен и сильно контужен. Прямым попаданием их расчет накрыло немецкими минами большого калибра. Его без сознания доставили в тыл и на санях вывезли в тыловую деревню, где была санитарная палатка. Силой взрыва его отбросило далеко в сторону. От удара о мерзлую землю у него появилась трещина в кости на ноге. Один из осколков застрял в ягодичной области, была также перебита ключица и сломана рука. Он был сильно контужен и долго не мог говорить. Он был тяжелый, и его отправили на санитарном поезде в тыл. Лежал в госпитале на Урале, но через три месяца его комиссовали и отпустили долечиваться домой. Родная мать лечила его народными средствами: делала примочки и разные отвары.
Несмотря на сильную хромоту, он пошел работать в колхоз счетоводом. Крестьянский труд нелегкий, особенно тяжело было в войну. На колхозной ферме тогда от истощения начали тяжело болеть и гибнуть коровы и кони. Не хватало кормов, не было ветеринара. Чтобы не допустить падеж скота, правлению колхоза пришлось в срочном порядке искать корма и дополнительное сено.
Примерно в мае 1943 года почтальонша принесла похоронку на младшего брата Георгия, воевавшего под Старой Руссой. От него долго не было писем, и мать сильно переживала, видно что-то чувствовала. Стали бояться почтальона - молодую девчушку из села Рысево. По ее походке люди узнавали, когда она несет треугольник-письмо. А когда шла тяжело, значит несла кому-то страшные вести. У матери от горя отнялись ноги, несколько дней она не могла тогда встать.
В конце 1943 года на медицинской комиссии его признали годным к военной службе и направили в запасной стрелковый полк. Через три месяца в составе маршевой роты он попал на 3-й украинский фронт в гвардейскую дивизию 311-го стрелкового полка.
Наступление советских войск в 1944 году существенно отличалось от тактики ведения боя в первоначальный период войны. Немецкие позиции больше не штурмовали в "лоб", неся напрасные потери. Пехоту всегда поддерживал "Бог войны" - артиллерия разных калибров и минометы, вперед шли быстрые танки. В небе господствовала советская авиация, штурмуя с неба вражеские позиции. Осенью 1944 года, батальоны гвардейского 311-го полка посадили на корабли военной флотилии и переправили через Дунай в румынский город Констанцу. На правом берегу Дуная ему довелось участвовать в ожесточенных боях на плацдарме, а затем и в самом Будапеште. Немцы пытались сбросить советские части с берега и несколько раз контратаковали. Их поддерживали танки, самоходки и авиация. Было горячо и немецкие танки оттеснили часть советских войск. Артиллерию еще не переправили и тогда в срочном порядке из пехоты были созданы отряды истребителей танков. Туда шли добровольцы, которые били немцев под Москвой и Сталинградом. Бояться им было некогда - чтобы не погибнуть, нужно было самим атаковать и выбить прорвавшиеся танки. Ночью, когда наступил перерыв, русские солдаты пошли в атаку и обратили в бегство хваленые части немецких эсэсовцев.
В тех боях Геннадия назначили вторым номером противотанкового ружья. Его расчет уничтожал пулеметчиков и мотоциклистов, вел огонь по вражеским бронетранспортерам и автомашинам. Бои в самом Будапеште были многодневные, тяжелые и кровопролитные. Пехота ежедневно штурмовала каменные дома, которые немцы превратили в неприступные крепости. Солдат поддерживали артиллеристы, которые в упор расстреливали фугасными снарядами огневые точки и баррикады. Гвардейцы освободили несколько кварталов города, но не многим довелось остаться в живых в тех боях. И никто из них не просил и не требовал никаких наград. Они уничтожали вражеских и венгерских фашистов и приближали победу. И главной наградой было для каждого солдата - это то, что они остались живы.
Незадолго до Победы Геннадию пришло радостное письмо из дома от сестры Татьяны. Объявился младший брат Георгий. Выяснилось, что он был жив и находился в партизанской бригаде в Белоруссии за линией фронта. Поэтому от него не было вестей почти два военных года.
По сайту "Подвиг народа" удалось узнать, как воевал Геннадий Петрович Лапардин в составе 311-го Гвардейского стрелкового Измаильского Краснознаменного полка, 3-го Украинского фронта в боях на территории Австрии. В наградном листе от 15 апреля 1945 года сказано следующее: "Гвардии рядовой Лапардин Г.П. в боях за населенный пункт Рейхграбен (Австрия) 12.04.45 проявил мужество и храбрость. Находясь впереди боевых порядков пехоты, Лапардин поднялся в атаку и с возгласами "Ура! Вперед, товарищи!" увлек за собой бойцов и несмотря на явную опасность для жизни, первым ворвался в траншеи противника. Уничтожил одного солдата из винтовки и трех солдат противника гранатой". Достоин правительственной награды - ордена Славы 3-й степени."
Из журнала боевых действий по 108-й Гвардейской стрелковой дивизии за 12 апреля 1945 года известно следующее: «12 апреля 1945 года стрелковым батальоном 311-го Гвардейского стрелкового полка в районе Рейхграбен была произведена разведка боем. Наши подразделения атаковали позиции немецко-фашистских войск, но были остановлены губительным огнем минометов и шестиствольных батарей, а также прицельным ружейно-пулеметным огнем пехоты противника. Особенно досаждали и не давали возможности продвигаться нашим стрелкам пулеметные бронеколпаки и крупнокалиберные пулеметы. В помощь залегшей пехоте были выдвинуты ротные и батальонные минометы из резерва полка, а также бойцы ПТР и станковых пулеметов. Расчеты противотанковых ружей, подавив бронеколпаки и огневые точки на фланге немецкой обороны, подняли залегшую пехоту и первыми ворвались в окопы противника. В бою было уничтожено более 50 немецких солдат и офицеров противника. Взято в плен 74. Кроме того, нашими разведчиками захвачен немецкий лазарет с медицинским персоналом и ранеными. Захвачены трофеи стрелкового оружия - пулеметы, минометы, лошади, телефонный провод и кабель, а также 7 грузовиков и тягачей, 3 бронетранспортера, повозки и другое военное имущество врага. Потери 311-го Гв.СП: убито - 29, ранено - 43 бойца.»