Родом из Среднекана

      

Отрывок  из  романа
"КОЛЫМА-ЗЕМЛЯ  ПЯТИ  СОЛНЦ"

      
      Людмила   Евгеньевна,  покончив  с  домашними  делами,   устало  опустилась  в кресло.   Ночная  тишина  не  успокаивала,  а  наоборот,  тревожила. Тридцать  шесть  часов   кряду  врач-гинеколог  Вронская    не  отходила  от  постели  тяжело  больной   П.,  которая  была  доставлена   в  отделение    с  тяжелой  формой  токсикоза  -  нефропатией.

      В  течение  полутора  суток  больной  оказывалась   массивная  терапия,  ей  активно  вводили  кровезамещающую  жидкость  и  т. д. И  только  после  применения   седативных  средств  наступило  небольшое  улучшение.

      Дежурные   медсестры  и  санитарка  с  облегчением  вздохнули. Людмила   Евгеньевна  знала,  что  наступившее  облегчение  кратковременно  и,  что  к  утру, а,  может,  и  раньше   предстоит  весьма  нелегкая  операция:   тяжелая  не  только  для  больной, но  и  для  врача.

      Вроде  уже  и  немало  их  было  в  практике  Вронской,  но  перед  каждой  она  волновалась,  как  перед  самой  первой. А  этот  случай  особенный.  На  спасение  ребенка  надежды  почти  уже  не  оставалось. "Не  потерять  бы  женщину..."  -импульсивно  билась  одна  и  та же  мысль. И  посоветоваться    не  с  кем. Как  на  грех,  в  это  время  в  Среднеканской   районной  больнице  Магаданской   области   других    гинекологов  не   было.
 
     Оттягивать  операцию  на  желательный  срок  нельзя:  опасно  для  жизни  матери!  Но  и  спешка  может  повредить.  Вронской  хотелось  спасти  и  детей.  А  у  этой  больной  по  всем  показаниям  ожидалась  двойня.  И  только  когда  П.  уснула,  Людмила  Евгеньевна  позволила  себе  уйти  ненадолго  из  больницы,  чтобы  хоть  немного  отдохнуть. «В  случае  чего,  - предупредила  она  дежурную  акушерку,  -  немедленно  звоните».

     Вронская  еще  долго  не  могла  уснуть. Перебирала  в  памяти  все  подобные  случаи  в  своей  практике,  а  также   описанные  в  медицинской  литературе,  сопоставляла,  анализировала,  все  ли  сделала,  не  упустила  ли  что. «Неужели  это  тот  случай,  перед  которым  окажусь  бессильной?» -  мысленно   терзалась  она.

      Телефон  зазвонил  глубокой  ночью,  не  зажигая  свет,  Людмила  Евгеньевна  сняла  трубку.

     -  За  вами  послана   машина.  Состояние  больной  ухудшилось.
   
     -  Давление?
 
     -  Двести  на  сто  тридцать.
 
     -  Боли  участились?

     -  Да.  В  подложечной  области.

     -  Как  мышцы?

      -  Сводит  судорогой.
   
      -  Ясно.  Предэклампсия.  Срочно  вызывайте  операционную  бригаду…

      В  напряженной  тишине  операционной  приглушенно  звучит: скальпель… зажим… тампон…  еще,   еще…

     Тампоны  один  за  другим  обагриваются  кровью. В  почти  бездыханном  теле  идет  борьба  между  жизнью  и  смертью. Кто  победит?  Движения  Вронской   точны  и  уверены. Ей  жаль  нарушать  естественный  процесс  появления   человека  на   свет,  но  только  кесарево  сечение  поможет  спасти  жизнь  матери.

      На  руках  у  акушерки  один  за  другим  появляются   крохотные  безжизненные  тельца. Медики  застыли  в  трепетном  ожидании.  Секунды,  длящиеся  вечность. Но  вот  тревожное  безмолвие  разорвал  сначала  один,  а  затем  другой  детский  крик.  В операционной  прокатился  вздох  облегчения. Вронская  на  мгновение  расслабилась,  обведя  окружающих  глазами,  в  которых  блестели  слезы  радости.

       У  Людмилы  Евгеньевны  есть  один  замечательный  принцип:   врач,  приступая  к  любой  операции,  должен  уметь и  быть  готовым  сделать  еще  более  сложную,  а  знать  он  должен  еще  больше  того,  что  он  умеет  делать.

       Младенцев  передали  в  заботливые  руки акушерки  и  няни,  а  операция,  прервавшаяся  всего  лишь  на  миг,  продолжается.   Доктор  Вронская  по  собственному  опыту  знает,  что  от  того,  как  пройдет  предстоящий  этап  операции,  такой  будет  и дегидратация,  то  есть,  степень  отечности  скрытых  органов. Вот  почему она  сейчас  особенно  сосредоточена  и  делает  все,  чтобы  благополучно  прошел  и  послеоперационный  период.  «Иглу!»   -  просит  Вронская   операционную   сестру  Л.П. Шкуренок,   держащую  ее  наготове.

      Первый  шов  был  наложен  быстро  и  удачно. Затем  второй,  третий,  и  через  несколько  минут  последний. Медсестра  в  который  раз  промокнула  пот  со  лба  врача  Вронской.  Операция,  длившаяся  55  минут,  закончилась.

      …В  центре  Сеймчана,   в  скверике,  молодая  женщина  отдыхает  с  двумя  двухлетками-матрешками. Дети,  весело  играя,  радуются  солнцу.  Вронская,   может  быть,   и  не  заметила   бы  их,  но  женщина  сама ее  окликнула.  Не  могла  она  не  поделиться  своей  радостью  с  той,  которая  подарила  ей  второе  рождение  и  счастье.  Людмила  Евгеньевна  хорошо  помнит  эту  пациентку,  хотя,  правда,  фамилию  ее  забыла.  Но  не  будем  слишком  строги  к  врачу: ведь,  начиная  с  1977  года,    за  шесть  лет,   заведующей  родильным  отделением  Вронской  пришлось   сделать   в  Сеймчане    свыше  сотни  одних  только  крупных  и  сложных  операций.

     -  Людмила  Евгеньевна,  -  спрашиваю   я,  -  а  ведь  раньше  Сеймчан  был  сплошным   лагерем.  Здесь  до  сих  пор   живут  люди,  родившиеся   в  гулаговские  времена.  А  вам  известно,  как   тогда   было  организовано  родовспоможение?
 
      -  Со  слов  очевидцев,  по-разному.  Вольнонаемные  женщины  были  в  относительно  лучшем  положении,  чем  заключенные  женщины,  которых   называли  «мамками».  До  войны  1941  года   женщин  после  родов  досрочно  освобождали,  и    они  с  детьми  могли   вернуться   на  «материк».  Суровые  климатические  условия  и  каторжный  труд  многих   девушек  и  женщин  вынуждали   использовать  этот  шанс  (забеременеть),   чтобы  вырваться  из  колымского  ада.

      Пациентка  Ольга,  родившаяся  в  лагере,  рассказывала,  что  ее  маме  было  уже  далеко  за  сорок. Она   все-таки  решилась  на  этот  рискованный  для  ее   возраста  шаг,  несмотря   на  высокую  материнскую  и  детскую  смертность  в  лагерных  больницах.  Но  из-за  начавшейся  войны   был  отменен  указ  об  освобождении  заключенных  женщин   по  случаю  рождения   ребенка,  и  ее   мама  попала  под  его  действие.

      Роженицам    выдавали   по   три  метра  портяночной  ткани  на  пеленки,  которые  зачастую  они  сушили  на  собственном   теле.  Но  и  это  было  не  самое  ужасное.  Страшным   было  то,    что  через  сутки  или  двое,  ночью,  когда  весь  барак  спал,  новорожденных    силой  отбирали  у  матерей,   и    некоторые   «мамки»,  обезумев,    бросались  на   ограждения   из   колючей   проволоки,  находящиеся    под  электрическим  током.

      Ольга   говорила,  что  ее  тоже   отобрали  у  матери   после  рождения,    и   свою  маму  она  увидела  впервые  только  в  пять  лет  в  гулаговском  детском  доме.  Грубое  обращение  там  с  детьми  заключенных,  по  сути,  тоже  узников,  нередко  приводило   их   к   инвалидности  и   смерти,  но  за  это  никто  не  нес  никакой  ответственности. Матери  не  всегда  было  известно  даже  где  находится  ее  дитя и  живо  ли  оно. В  редких  случаях   «мамке»  удавалось  похоронить в  вечной  мерзлоте   тело  своего  умершего  ребенка. 

      В  Среднеканском   районе,  в  бассейне  реки  Верина,  есть  заброшенный  лагерь  и  старое  кладбище,  где  хоронили  заключенных.  По  гулаговской   традиции   при  захоронении   грудь   покойника  пробивали   ломом  или  киркой   и   вставляли   столбик,  а   к   нему   прибивалась жестянка   от   консервной   банки  с  номером  заключенного.  И  это  всё,    что  оставалось  от  человека.

      За   многие  десятилетия   это кладбище  густо  заросло  деревьями,  могильных  каменных  холмиков  почти  не  видно.  Но  на  одном  из  них   чудом  держится  полуистлевший    крест  с  дощечкой,  на  которой  едва  читается  имя   девочки. Последнее,  что  смогла  сделать   ее   мать-узница,  которой  уже  и  самой  нет  в  живых,  чтобы  тот,   кто  прочитает   имя  ее  дочери,  помянул   не  только  ее   кровинку,  но  и   тысячи   других   детей,  родившихся  и  загубленных  в   колымских   лагерях.

    

*   *   *