Русские в Голливуде 3

Марина Постникова
Янка.

Он неандерталец, дикарь, бешенный. Взял и разбил моего не-наглядного Нубика. Этот компьютер со мной почти восемь лет. Я его растила и пестовала как ребенка. Совершенствовала его моди-фикацию и программное обеспечение. Он был для меня и подругой и прислугой, только что чай в постель не подавал. А этот …, даже не знаю, как его назвать, взял и расколошматил его вдребезги. Нубик был для меня единственной связующей нитью с миром, он заменял мне и телефон, и телевизор, и радио. С ним всегда можно было поболтать, если было тошно на душе, а самое главное пропали безвозвратно  наработки последних трех дней. 
Как я кинулась на него, я сама потом испугалась, но в тот момент я готова была  его убить… но он оказался сильней, и реак-ция у него оказалась  лучше моей. Когда он меня откинул, единст-венное что я в тот момент успела подумать, это что скоро встречусь с родителями и бабушкой, и потеряла  сознание. А когда очнулась, то первым моим чувством было удивление: неужели так выглядит рай, или меня закопали живую? Прямо перед глазами были не струганные потемневшие доски. Потом я почувствовала сырость, боже меня еще и в болоте похоронили, не могли местечко получше найти. Потом я почувствовала, что меня качает. А потом я услышала, что кто-то плачет над моей головой и зовет меня. Ура, я, кажется жива!!!
Что из всего этого следует? Возможно, что он мне все-таки не враг и я ему небезразлична.
Жалко Нубик, но надо признать, что Антон прав. А с другой стороны, это был единственный канал связи с внешним миром. У меня появилась мысль, и мне хотелось ее проверить, но теперь это невозможно. 

Антон.
 
Нет, я все-таки продолжаю верить в судьбу. Чтобы я не делал, какие бы усилия не прикладывал к достижению поставленной цели, ничего лишнего от меня не требуется. Ни одного лишнего действия не потребовалось и теперь.
 Плот прибило к берегу. Пока я пытался отогреть Янку, наше судно, видимо, само свернуло в небольшую протоку, и тут же уперлось в берег.
Мы быстро выбрались на сушу. Это был небольшой речной пляж, с грибками и переодевалками.
-Как ты думаешь, где мы? – спросила Янка.
-Скорей всего какой-нибудь лагерь или дом отдыха, - предпо-ложил я.
-А в какой местности? – снова спросила Янка.
-Ты еще спроси, безопасно здесь или нет? – усмехнулся я.
-Спрашиваю? – тут же  отозвалась Янка.
-Минут через пятнадцать, постараюсь удовлетворить ваше любопытство, мисс, - ответил я.
Янка глянула на часы, кивнула головой и замолчала.
Мы ехали по узкой лесной дорожке недолго. Сначала показа-лись синие облезлые деревянные бараки с заколоченными окнами, потом ворота со сломанной вывеской на которой было написано: «п/л Голубые дали». Я удовлетворенно кивнул головой. Мой пионер-ский опыт меня не обманул. Точно, мы прибыли в пионерский лагерь с романтическим названием «Синие дали».
Миновали лагерную территорию и оказались  на шоссе. Не-смотря на раннее утро, здесь было довольно шумно, я бы даже ска-зал несколько тесновато. Машины легковые и грузовые спешили в обоих направлениях. Большая часть грузовых была  загружена ле-сом. По преобладающим номерным знакам я сразу определил, где мы находимся.
-Кажется, мы ушли от погони, - проговорил я. -  Мы в соседней области.
Янка тоже смотрела на номера машин, молча и сосредото-ченно. Интересно о чем она думает? Или уже засыпает по своему обыкновению. Чудная девка. Явно не глупа, но и умной ее не назо-вешь. Далеко не красавица, но и не уродина, а если ее умыть приче-сать да приодеть… есть в ней какое-то особое очарование. Помню когда-то в ранней юности, это еще когда я почитывал книжки,  я вычитал интересную фразу, которую запомнил на всю жизнь. О Полине Виардо, кажется Верди сказал, что она «прекрасно некра-сивая». По-моему это как нельзя лучше подходит и к Янке. При блеклой внешности у нее довольно выразительные красиво очер-ченные черты лица, и невероятно загадочные глаза.
Не знаю, что мне судьба опять подкинула, познакомив с этим чудным созданием. Однако лучше судьбе не сопротивляться. Все что не делается, все к лучшему.
-Тони, давай я сяду за руль, это большая трасса, здесь может быть ГИБДД, - сказала она.
Дело говорит,  не хватало мне еще нарваться на ментов по глупости. Она быстро переползла на водительское место, мне пришлось выходить из машины и садится рядом с ней.
Надо отдать должное, что водит Янка очень даже не плохо. Она умело мягко тронулась с места, органично влилась в поток машин, и, набирая скорость, двинулась вдоль по трассе.
-Куда едем, шеф? – спросил я.
-Не знаю, сейчас поглядим, - ответила Янка.
-Надо где-нибудь тормознуть и перекусить, - предложил я.
-Хорошо, штурман, следите за дорожными указателями, - ответила Янка, лукаво и соблазнительно улыбаясь.
Шанс подкрепиться, представился нам километров через двадцать. В придорожном кафе нам предложили мясо на ребрах, жареную картошку и пиво. Это было все, что осталось. Мы отка-зались только от пива. В кафе было грязно, неприятно  пахло, и абсолютно пусто. Нам здесь все не нравилось, но обстоятельства примиряли нас с первыми двумя условиями, а последнее  нас  очень сильно устраивало.
Мы уселись за столик и принялись поглощать принесенное официантом мясо с картошкой. Официант, обслужив нас, вернулся за стойку бара.  В баре работал телевизор. Начались новости. Я понял, что это местные новости, причем криминальные. Несколько аварий, поножовщина, розыск. 
Внезапно нас обоих как молнией пронзило, и мы оба впились в экран телевизора. На экране появился я, потом Янка.
-Вчера на стоянке возле кафе «Самобранка», прозвучал взрыв. От радиоуправляемого взрывного устройства взорвалась машина «Феррари». По счастливой случайности никто не пострадал. Ма-шина была зарегистрирована на имя Янины Полянской, которая является дочерью известного бизнесмена Льва Полянского, погиб-шего не так давно в автомобильной катастрофе. Сама Янина По-лянская бесследно исчезла, вместе со своим телохранителем Ан-тоном Зайченко. Анонимный источник  из правоохранительных органов рассказал нашему корреспонденту, что, скорее всего, Янина Полянская похищена. Однако требований о выкупе похититель или его сообщники пока не предъявляли.
Дальше шел рассказ о фирме Полянских, о самой Янке и о том, что она наследница очень крупного состояния.
-Мы будем следить за судьбой Янины Полянской, и будем держать вас в курсе событий, - закончил диктор.
На экране появились титры с номерами телефонов, факса и  даже адрес электронной почты.
У меня кусок застрял в горле. Янка тоже сидела с открытым ртом.
-Приехали, - проговорил я.         
-Жалко, Нубика, нет, - тихо проговорила Янка, - я бы им от-била на мыльницу, чтобы…
Я перехватил взгляд бармена. Он смотрел на нас в упор, но не делал никаких движений. В его взгляде я прочитал его желание, и оно мне не понравилось.
Мысли в моей голове метались как молекулы в кипятке. По-чему они нас в розыск объявили? Что за ерунда? Что-то здесь не так. Сначала меня нанимают телохранителем. Потом стараются повесить на меня убийство, теперь похищение. Господи, в чем  я то провинился? У них там какие-то свои разборки, а я причем?
Я резко поднялся, схватил Янку за руку и потащил к выходу.
-Стой, стой, ты куда, - закричала Янка, - отпусти, больно.
-Садись, поехали сдаваться, - прокричал я.
Янка вырвала свою руку и остановилась. На ее личике отрази-лась досада, злость и обида одновременно, она подняла на меня свои проникновенно-зеленые глаза и проговорила:
-Глупый, это не тебя ищут, это меня ищут, - ответила она спокойно, - ты думаешь, что если ты придешь сейчас и сдашься, то они тебе поверят?
-Ты дашь показания, - ответил я, остывая и начиная мало помалу соображать, что она права.
 Я орудие, а цель Янка. В этой войне пленных не берут.  Нас просто убьют. Сделают вид, что я оказал сопротивление, и Янку пристрелят в перестрелке и меня. Фенита ля комедия. Так мы и погибнем в рассвете лет, так и не узнав, за что…
Яна достала сигарету, закурила. Я открыл машину и сел на пассажирское сидение.
-Что ты предлагаешь? -  спросил я.
-Есть мысли, - ответила Янка и уселась  на водительское ме-сто. Здесь недалеко бабушкина деревня. Дом стоит пустой, мы можем там пока перекантоваться.
-Фу, ну словечки у тебя, - проговорил я, - а еще в Англии учи-лась.
Янка весело и непринужденно засмеялась и проговорила:
-Если бы ты знал, какие мы там словечки употребляли, тебе бы вообще дурно стало.
Ну, это, пожалуй, уже слишком, меня никакими словечками не удивишь, я все-таки бывший спортсмен, бывший тренер и вообще у меня очень богатое прошлое.
Но в данный момент мое прошлое интересует меня гораздо меньше моего будущего. Столько событий и столько информации, что некогда разобраться - кому и чему сейчас можно верить.  Ко-нечно, я всегда могу прибегнуть к моему обычному способу сущест-вования – плыть по течению. Тогда возникает вопрос: куда плыть?

Янка.

Все это было бы смешно, когда бы ни было так грустно. В од-ном Антон прав – надо искать причину. И лечить не больного, а болезнь. Нельзя бегать до бесконечности.  Я докатилась до про-писных истин, но что-то мне подсказывает, что истинная при-чина всех моих злоключений связана не со мной, ну или не совсем со мной, но не семейная же тайна, в конце концов? Просто какой-то бразильский сериал.   Смех, да и только.
Больше чем уверена, что здесь все-таки замешаны деньги. Как только доберусь до Рузанны. Попрошу ее провести аудит на фирме. Может быть, мы чего-то не замечаем? Может быть, все не так уж безоблачно, как нам казалось? Все-таки деньги в деле дей-ствительно крутятся не малые, соблазн у людей, работающих с капиталами очень велик.
А кто может быть в этом замешан? Наш главбух?  Менеджер по ценным бумагам? Больше никто не имеет прямого отношения к деньгам, кроме меня и Рузанны. Да нет, эти люди на фирме много лет, на них всегда можно положиться. Да и Игорь зорко следит за всем.
 Если это, все-таки, семейная тайна, то открыть ее будет чрезвычайно трудно. Копаться в родословной Полянских бесполезно. В войну говорили: «Война все спишет». Вот она и списала. Бе-лоруссия, оккупация, партизанский отряд. Родители отца погибли, самого его самолетом отправили на большую землю в детский дом в среднюю полосу России, где он и вырос, окончил школу, институт, женился, родил меня и прожил всю свою сознательную  жизнь.
 Он никогда не ездил на свою родину, потому что воспоминания детства в основном для него были воспоминаниями о детском доме. А от Белоруссии у него осталось только запись в графе на-циональность и фамилия. С ранним детством его ничего не связы-вало. Только совсем недавно, сделав запрос в государственный архив, отец узнал, что его родители были партизанами и погибли оба. А все остальные его родственники: бабушка, дед, два брата и сестра, которые были старше его, были сожжены карателями.
Отцу переслали два ордена красной звезды, которые хранились в госархиве, их так и не успели вручить его родителям. Но отец абсолютно не помнил ничего из своего партизанского детства. Возможно, детская память блокировала страшные воспоминания, а возможно и помнить было нечего. Он не знал, как погибли его родители, почему погибли оба,  сколько времени он пробыл в отряде, не знал и каким образом попал в детский дом. Только из документов он знал, что он Полянский, и что он сирота.
Несколько раз пытался он после войны искать родственников отца или матери, но неизменно приходил ответ: «погибли во время проведения карательной акции». В 95-м году отец послал запрос в германский архив. И оттуда пришло письмо, подтвердившее прове-дение акции в его  деревне.
 Так что если искать, то только со стороны мамы. Но здесь и тайн никаких быть не может. Все прозрачно, все на виду, все про всех давным-давно известно, до десятого колена. Никаких тайн или недомолвок никогда не было. Наоборот, бабушка любила рассказы-вать, о том, как жили все ее предки, какими работящими да честными были, как жили небогато, но и в голыдьбах не числились. Кулаками не были, а вот середняками были довольно крепкими, что все знали грамоту, девушки все были рукодельные, и в бесприданни-цах не одна не ходила.
Кажется, Антон подозревает Рузанну. Нет, не думаю. А мо-жет быть он специально хочет заставить меня сомневаться в ней. Может у него такое задание  - поссорить нас. А пока мы с ней едины, мы непобедимы. Разделяй и властвуй. Действительно, по одиночке нас и запугать, и уговорить намного легче, а значит и фирма наша становится совершенно беззащитной.  Если это так, то нас преследуют наши конкуренты. Однако я не припомню таких явных конкурентов. Есть пара – тройка состоятельных людей желающих вложить деньги  в наш бизнес, но владеть им желания никто не изъявлял, по крайне мере явного. Потому что всем из-вестно, что без наших с отцом мозгов, теперь только моих, бизнес наш очень скоро умрет. Вся технология получения прибыли в нашей фирме рассчитана на непрерывном совершенствовании продукта.
А может быть, я льщу себе, и где-то рядом со мной сущест-вует более талантливый "програмер", готовый в любую минуту вступить в соревнование за место в рынке. И возможно у него уже есть более совершенная разработка, и он боится, что я вот-вот до нее додумаюсь. Все может быть, но тогда я бы хотела позна-комиться с этим гением до того момента, как он меня убьет. И если он действительно существует, то он должен работать на нашей фирме, или иметь с нами очень тесную связь.  И конечно это не сам "програмер", поскольку я свято уверена, что гений и злодейство две вещи несовместные, а он гений, то у него должен быть не менее талантливый руководитель, менеджер. Который, знает, что ему нужно и четко знает, как этого добиться.

Антон.


Бабушкин дом можно было назвать домом с очень большой натяжкой.  Лет двести назад, возможно он и был домом, а теперь это была одна большая черная развалина. Задний двор покосился на столько, что казалось - не падает только потому, что уперся в землю крышей.  Крыша основной избы съехала в противоположную сторону. Окна были заколочены.
Примерно в таком же состоянии была и вся деревня. Мы про-ехали домов пять, обитаемых среди них не было.
-Слушай, я боюсь здесь жить, - сказал я, стоя перед домом.
-Не бойся, это настоящий крестьянский дом, изба-пятистенок, он хоть и старый, но еще крепкий. Давай машину за-гоним в задний двор.  И сами спрячемся в доме, - бодро ответила мне Янка, иронично улыбаясь при этом.
-А в деревне кто-нибудь живет? – спросил я.
-Да, вон там, на краю деревни избушка, там двоюродная сестра моей бабули, бабушка Поля, – ответила Янка и показала рукой направление. - Она тоже старенькая, но  живет здесь совсем одна и не боится.
-Может, мы лучше к ней на постой попросимся? – предложил я.
-Еще чего, что я бездомная,  у меня свой дом есть,  - бурно возмутилась Янка, а потом усмехнулась, - ты, что боишься со мной наедине оставаться?
Я пожал плечами. Это утверждение было не лишено основа-ния. Я начинал побаиваться этого подарка судьбы.
Но все оказалось не так уж страшно, я понял, что боялся зря, когда все же вошел во внутрь дома. Дом оказался вполне пригодным для жизни. И Янка оказалась не  таким уж неземным существом. Она переоделась в простое деревенское платье, повязала на голову белую в мелкий цветочек косынку и принялась за уборку. Я с удовольствием любовался, как она ловко управлялась с веником и тряпкой. Время от времени подавая мне команды:
-Тони, принеси воды, колодец во дворе…
-Тони, пододвинь стол…
-Тони, растопи печь…
Честно говоря, мне эта собачья кличка порядком поднадоела, но я парень терпеливый, я терпел. Тони так Тони. Хотя, Тони это кличка для болонки или пуделя, в крайнем случае. Я же себя пред-ставлял, ну, по крайней мере - сенбернаром. Обидно.
Потом, пока я возился с печкой, Янка исчезла куда-то, и не было ее примерно час. Печка уже разогрелась и гудела. Я метался по окнам, разглядывая деревенскую улицу. Несколько раз выбегал на крыльцо, озирая окрестности. Дрянная девчонка. Вернется - убью, только бы вернулась…
  Стены в этой простой деревенской избе были оклеены про-стыми серыми обоями. Крашенный пол. Потолок оклеенный белой бумагой. Наружная электропроводка окутала все стены и потолок паутиной. Старинные ходики с тяжелыми гирями и фотографии. Много-много фотографий. Большие портреты парами, поодиночке, семьями. Фотографии молодых мужчин в военной форме от царских времен до советской армии. Девушки обычно снимались в красивых белых платьях, но чаще в свадебном наряде рядом с же-нихом. А вот и моя подзащитная, ее нельзя не узнать. Маленькая белобрысая девчонка в школьной форме с белым фартуком, с большим букетом цветов. За руку ее держала пожилая женщина высокая и полная, сразу можно было сказать, что это учительница.
Одна из фотографий меня привлекла своей необычностью. Вернее, фотография была самая обычная, на ней был изображен мужчина лет тридцати, загорелый с открытой веселой улыбкой. Необычным был его костюм.  На нем был костюм ковбоя дикого запада, и сфотографирован он был на фоне дверей салуна.
-Ты меня не потерял, дорогой, - услышал я за спиной, увлек-шись разглядыванием фотографии, и не заметил, как вернулась Янка.      
Я уже хотел кинуться на Янку с руганью и упреками, но пере-думал, увидав, что она принесла. Она поставила на стол большую бельевую корзину, до верху наполненную всякой снедью. В другой руке у нее был чугунок обмотанный полотенцем. Она тоже поставила его на стол и сказала:
-Ну, что обомлел, есть будешь или любоваться.
-Любоваться, - искренне ответил я.
  Я действительно ею любовался. Это чудо превращения абсо-лютно урбанистического  подростка в нормальную русскую бабу. Пока я обалдело пялился на нее, она расстелила скатерть. Разло-жила по тарелкам картошку, нарезала сала, налила в кружки мо-лока и, обернувшись, сказала:
-Милости просим закусить, чем бог послал.
  Я не мог с места сдвинуться, на сколько заворожила меня эта картина. Моя Любаша была очень красивой девушкой. Это при-знавали многие мои знакомые, но она никогда в жизни не накрывала для меня стол и не разу не стелила мне постель, это было просто не принято в этой семье, каждый был за себя, как жильцы в коммунальной квартире. Разве это семья, когда каждый сам по себе. Когда двоих связывает только постель и деньги. И когда ни один ничего не хочет сделать для другого просто так, по любви - как говорили в старину. Наверное, и я был не самым лучшим в мире партнером, но разве не женщина должна быть создателем стиля отношений в семье? По крайней мере, я так думал прежде, и убе-ждаюсь в этом по сей день.
Любаше нужны были только мои деньги. Я давал их ей, все что зарабатывал. Мне нужно было ее тело, она предоставляла мне его в пользование, по другому это не назовешь. Товарно-денежные отношения. Мне было лестно появляться в обществе с красивой девушкой, обладать ею, даже наряжать ее, но я постоянно чувствовал отчужденность в наших отношениях. Она и ее мама были семьей, а я как  квартирант в их доме. Мама с дочкой мило болтали, когда меня не было дома, и моментально замолкали, когда я входил в комнату. Они никогда не делились со мной своими секретами и планами на жизнь.  И мы с Любашей никогда не планировали ничего для себя. Плыли по течению. Меня это устраивало. Любашу тоже. Однако это не устраивало ее маму. Она свято верила в узы брака, и старалась выдать дочку замуж, но с выгодой для себя. Сначала она мирилась, с тем, что мы с ней живем вместе. Ее вполне устраивал тот уровень комфорта, который создавался в доме на мою зарплату, при условии, что я дома почти не живу. А потом она решила, что нам пора создавать свое гнездо. Моя потенциальная теща решила со мной серьезно поговорить:
-Антон, что Вы думаете по поводу квартиры на  Малиновой?
А что я мог думать по этому поводу. Я знал, что квартиры в этих малоквартирных домах котеджного типа, с гаражами и ав-тономным отоплением стоят безумно дорого, и мне такую никогда не потянуть. И я ответил совершенно откровенно:
-На фига, она мне нужна, мне и здесь не плохо.
Теща вспыхнула как канистра с бензином:
-Что значит не плохо, ты долго собираешься жить за мой счет?
-За чей счет я живу? – удивился я.
Тут теща немного смутилась, облизнула губы и поправилась:
-Я хотела сказать, что Вы живете в моем доме.
Да я жил в ее доме, однако за то время что я здесь жил, в этой трехкомнатной «сталинке» сделали капитальный евроремонт с перепланировкой и сменили всю обстановку, и это не считая машины моей тещи, которую я купили для нее. Потому что «маме» не на чем было ездить на дачу. 
-Надежда Максимовна,  - проговорил я, еле сдерживая гнев, - не хотите ли Вы сказать, что я мало приношу в "нашу" семью?
Теща пожала плечами, развела руками и резонно, с ее точки зрения, ответила:
-Извините, но и мы немало Вам даем.
Тут меня разобрал гомерический хохот. На это возразить было нечего. Я и раньше не имел иллюзий на счет наших семейных отношений, а теперь и вовсе уверился в их безнадежности. О чем и поспешил доложить теще:
-За те деньги, что я вложил в ВАШУ семью, я сумел бы снять … или уже купить не  одну квартиру, а то, что Вы, а вернее Ваша дочь мне дает, стоит намного меньше. Тем более что я ЭТО могу иметь каждый день совершенно бесплатно, в избытке.
Этой своей тирадой я разозлил тещу окончательно, и она устроила мне истерику.
Она бегала по комнате и кричала, обливаясь слезами, обраща-ясь к Любаше с вопросом, как она могла полюбить такого негодяя.
Потом она успокоилась и сказала, что мы оба погорячились, а возможно мы не так поняли друг друга, и что она имела ввиду, что квартира на Малиновой должна стать гнездом для нашей семьи, то есть без тещи. Оказалось, что у нее есть хороший знакомый, который поможет нам с ипотекой, и мы должны купить эту квартиру.
Я посмотрел на тещу, посмотрел на равнодушное личико моей Любаши, которой было все равно, она готова была подчиниться любому решению своей мамы, наверное, и спать была готова с лю-бым, чей доход устроит ее маму. Думал я недолго, я вообще не умею долго думать, я просто ответил первое, что пришло  на ум:
-Какая семья? Мы даже не женаты.
-Но это не проблема, - сказала Надежда Максимовна, - у меня подруга работает в загсе, можем оформить все отношения прямо сегодня.
Я понял, что меня берут штурмом, и ответил:
-Я пока не готов к такому решительному шагу в своей жизни.
Мне показалось, что теща только и ждала такого моего от-вета.
-Молодой человек, Вы обесчестили мою дочь, Вы должны по-кинуть наш дом, - проговорила она, театрально указав мне на дверь.
-Сейчас, только шнурки поглажу, - ответил я.
Поднялся с кресла, подошел к Любаше, взял ее за руку и увел в нашу  комнату.
Теща бушевала еще минут пять, а потом умолкла, наверняка как, Наполеон, обдумывая план дальнейшего сражения.
Когда мы с Любашей остались наедине, я спросил ее:
-А что ты думаешь по этому поводу?
-Не знаю, но мне тоже понравилась эта квартирка на Мали-новой.
-И ты бы ради этого даже вышла за меня замуж?
-Не знаю, но мама говорит…
Договорить я ей не дал, решив, что это не самое лучшее, что она может делать.  Мы занялись с ней любовью. И именно тогда в моей голове родился горький афоризм, который характеризовал наши отношения: с Любовью – без любви.
А на утро началась другая жизнь. Все время пока мы были вместе, Любаша боялась забеременеть от меня. Интересно, а что по этому поводу думает Янка?
Она  подошла ко мне и с виноватым видом нашкодившего ко-тенка, повисла на моих, сложенных на груди, руках.
-Антоша, ну извини меня, я к бабе Поле бегала, мы с ней больше года не виделись. Заболтались. Пока картошка сварилась, пока в погреб слазала,  то да се, ну извини.
И опять она меня удивила. Уже не Тони? Неужели и я для нее становлюсь человеком?
-Янка, а кто это на вон той фотографии? – спросил я.
-На какой? – спросила  Янка, обернувшись.
Я встал и показал на фотографию на стене.
-Этот ковбой?
-Понятия не имею, - равнодушно откликнулась Янка, - это, по-моему, вырезка из какого-то журнала, похоже на кадр из кино. Наверное, место оставалось незакрытое, вот бабушка его туда и вставила. У нее раньше на всех стенах висели Любовь Орлова, Игорь Ильинский, Владимир Зельдин, Марина Ладынина. Она всегда кино увлекалась, даже какие-то заграничные актеры висели.
-А почему в семейной рамке? – удивился я, потому что ответ меня не удовлетворил.
-Не знаю.