4. Августа конец
УТРО 27-го...
Я думаю о том, что в невском колодце мы не видим неба - два-три кустиковых прута, песочница, деревце чахленькое, радужных цветов лавочка с выбитой доской, удобной спинкой и скругленным подголовником, затейливая беседа, которой не было. Мы любили выкурить сигарету-другую в ближайшем дворике...
Августа конец...
и вновь Нью-Йорк
Мы выбрали отель - за городом, дабы не утомлять себя житейскими заботами. Мужу не совсем удобно, далековато, но меня работа (его!) не беспокоит. Я и здесь отключаю телефон, а если он остается в сити, то предупреждает портье, когда я возвращаюсь с прогулки, несказанно радуюсь, ибо могу поработать с текстами. Суетность перемен уже раздражает, непривычно быть терпимой. Меня оставили в покое на недельку.
Несколько дней я счастлива тем, что свободна! Я вхожу в роль «ночной птицы вдохновений». Вы догадались: я перечитываю безответные письма. И… так! Досточтимый сударь, включаю машину времени, назад, в прошлое!
***
25/01-1990г.
Мадам,
ежели Вы действительно существуете (самым заурядным образом, Сударь), а не являетесь своеобычным Петербургским фантомом (зимним - особенно), тогда получите мой «Выстрел» и непременно ответите на него, умоляю, не туфлей! («именно: ОТВЕТИТЕ!» А Вы прозорливы... прежде я не заметила этого нюанса. ред.), чтобы (дабы!) я знал, в самом ли деле существуют улицы с воздушными наименованиями?
Проспект Возлюбленных устроит? Сударь, не лучше ли звучит: именами? Простите за вторжение в оригинал письма, я не даю Вам слова промолвить. Характер у меня прескверный, а Вы думали, что... Скобочки Ваши, конечно. На моей старой «Москве» выбор не богат, но Вы узнаете себя.
***
На Кавказ я прибыл (к месту своего назначения) только 19 января и тут же превратился в литературного редактора некоей престижной газеты (СК). Но это факт неинтересный...
- Знаете, я с поручиком пошел во второй раз на «Огненного Ангела», и что из этого получилось?! Спектакль перенесли на 14 февраля, а давали Доницетти (смейтесь!) «Лючия де Ламмермур». Ну, сознайтесь, это Вы подстроили. Я очень смеялся.
***
Что я могла отписать тогда, что? Что меня радует карьера на сумасшедшем поприще и таком мучительном расстоянии. Я не расставалась с Блоком даже в метро. «Невозможное» было, чего ж еще-то желать? Могу перечислить весь архив, аккуратно мною подшитый, все, Вами написанное и частично изданное, но парадокс (или загадка?!) - мы еще не были знакомы. У Вас дар - угадывать, предвосхищать меня. А я земная, это тоже факт.
Мне грустно. Знаю, что Вы попытаетесь искать меня повторением - та же галерка в Мариинке, проникновение без билета, с Вами уже здороваются гардеробщики: господин театральный критик, не так ли? Но следовало ли мне предостерегать, если Вы рассмеялись в лицо тоске, охватившей нас? С пятого яруса не мудрено увидеть меня на сцене... Я успокоилась за Вас. Спасибо.
***
Мадам, копаясь в старых бумагах, я отыскал две безделицы мая 1978 года и решил позабавить Вас. Кстати, не обращайте внимания, что в сонетах сих не 14 строк, такое тоже допускается... («Я все оставил, позабыл…»).
- Я твердила эти строки. Сейчас цитирую по памяти (их нет в конверте) -
И... позабыла. Перевирая сонет, я вдруг нашла такую прыть, что Вы и не подозревали о предыдущем скоротечном браке-разводе. Мои безделицы достойны Ваших, не правда ли, забавные жестокие игры? И таковым бывает женское молчание. Навязчивая тема той весны никак не сходит с языка, вторгается не только в тексты, но и по-хозяйски распорядилась нами.
***
- После Вашего отъезда я так ни разу и не заглянул на Шпалерную, не смог, не успел. А тот экзамен, отложенный с 3 января, сдал на отлично (а Вы сомневались?).
Итак, я с нетерпением жду от Вас письма и прозаического приложения к нему, обещанного Вами.
Ваш покорный слуга, Виллиам
P.S. Вы не забыли мазурка за мной?!
***
Сударь, позвольте, не много ли обещаний Вы изволите приписывать мне? Неудивительно, что я промолчала на этот вольный сюжет с туфлей. Бесспорно, я имею некоторую склонность к подобным жестам, но не с Вами, кто же мог Вам рассказать об этом? Возмутительно. В своем молчании я терпела поражение за поражением, словно кто-то невидимый, но очень близкий, от письма к письму выдавал меня. Нам снились похожие сны, сударь, и пишем мы, выходит, об одной стихии...
Мадам Лючия де Ламмермур