Его любимый цвет Глава 13

Дмитрий Красько
- 13
Так началась поднадзорная жизнь Шурупа – человека, который, несмотря на свои немалые грехи, и на родине-то такой чести не удостаивался. По секрету сообщим, что даже в досье правоохранителей он не числился. Не бывал ни в подозреваемых, ни в свидетелях. Только пару раз понятым выступил. Однажды – когда соседа-дебошира по пьяной лавочке до кровавых чертиков скалкой отметелила жена; второй раз – когда на автобусной остановке ожидавший своего маршрута гражданин расстеклил заднее окно совершенно левому автобусу. Сказочный случай, о котором Шуруп, грешным делом, любил рассказывать. Суть в том, что водители автобусов не всегда имеют возможность выскочить в туалет на предмет пописать. И, когда совсем уж невмоготу, справляют это дело в пустые бутылки из-под газировки (а таковые в любом пассажирском транспорте имеются, поверьте на слово). Особо одаренные водилы сбрасывают такие вот бомбы на остановках. Кто – в урну, а кто – куда попало. Водила пострадавшего автобуса был как раз из тех, кто – куда попало. Улучил момент, незаметно избавился от компромата – и не приметил, что бутылка закатилась аккурат под задние спаренные колеса, ибо автобус стоял на уклоне. А когда тронулся, само собой, наехал на бомбу. Пробку выбило давлением, и содержимое тугой струей обдало некоего гражданина, на свою беду оказавшегося не в том месте не в то время. Гражданин был вида интеллигентного – в очках, при галстуке и даже с портфелем, и весь этот интеллигентный вид оказался в одну секунду испорчен. Поэтому человек аккуратно поставил портфель на сухой участок, вынул из стоявшей рядом урны пустую стеклянную бутылку из-под пива – и в сердцах запустил вслед автобусу. Закон суров: при оформлении протокола пострадавшей стороной записали транспортную компанию, а не облитого мочой гражданина. Впрочем, тот даже не пытался протестовать – только купил в ближайшем ларьке три пластиковых пакета, упаковал в них (поплотнее, чтобы не воняла) злополучную бутылку, и после завершения процедуры отбыл делать экспертизу – на содержимое бутылки и на отпечатки пальцев. Грамотный мужчина, недаром с портфелем ходил – это понял даже водитель автобуса.
Это мы, конечно, отвлеклись. Вернемся же к нашему герою. Кроме двух вышеописанных случаев, Шуруп контактов сперва с милицией, а затем – и с полицией, не имел. Хотя последние три года, связавшись с Мокрым Ванькой, ходил по краю. Однако, будучи человеком аккуратным, за край умудрялся не переступать. Поэтому на Ваньку в полиции имелось обширное досье (для посадки надолго, если не навсегда, с катастрофическим постоянством не хватало свидетелей; откуда ж им взяться, если Мокрый их с тем же постоянством отстреливал, как в недавнем случае с Василисой?), а вот на Шурупа – шиш с маслом. Ни-че-го!
Такая получилась ирония судьбы: избежав клетки на родине, он угодил в нее у черта на куличках – в неизвестной, богом забытой стране, в неизвестном, богом забытом месте. При этом не имея ни малейшего представления: ни – как здесь оказался, ни – за что и кем заперт, ни – каковы шансы выбраться живым.
Убивать сразу его не стали – но это совсем не значило, что в планах похитителей такой поворот событий не был зарезервирован. Скорее всего, от него требовалась некая информация. А какими сведениями мог располагать киллер, взятый на месте выполнения заказа едва не с поличным? Ответ казался вполне очевидным.
Есть ли у него смысл запираться? Едва ли. Во-первых, техзадания к заказу изначально были совершенно идиотскими – и он был совершенным идиотом, поддавшись на уговоры Мокрого и позволив втянуть себя в это безнадежное предприятие. Если все хорошенько проанализировать, то легко можно прийти к выводу, что заказчик, кто бы он ни был, рассчитывал, что сразу по выполнении заказа киллеров уберут – по всей видимости, ставка делалась на многочисленную охрану (но нельзя сбрасывать со счетов и шестерок Василисы – возможно, такие же имелись и еще кой у кого из присутствующих). В конце концов, и сам заказ подразумевал лишь устранение мишени, а не гордое гробовое молчание в случае провала.
Второй момент – те, кто взял его в плен, так или иначе постараются развязать ему язык. Вряд ли стоит напоминать, что в средствах они не ограничены. Допрос с пристрастием, без опасений, что допрашиваемый своими воплями привлечет ненужное внимание – прекрасное средство развязать язык. Так зачем и ради кого Шурупу строить из себя героя? Незачем и не для кого – смотри предыдущий пункт.
Исходя из вышеизложенного, молчать Шуруп не собирался. Будут спрашивать – будет заливаться соловьем. Но – не просто так. Кой-какие планы созревали, складывались паззлами в его голове. Все они сводились к одному – выбраться отсюда, попасть домой. Тому имелась веская причина.
Когда начнется допрос, он не знал. Времени у них, кажется, вагон и маленькая тележка. Судя по положению солнца (но в этом он мог и ошибаться, не зная, с какой скоростью и под каким углом светило носится по небу в тропиках), прошло уже часа четыре с тех пор, как он пришел в себя. Сколько он пробыл без сознания до этого – неизвестно. Скорее всего, без наркотиков дело не обошлось – слишком тяжелая была голова. До сих пор. И дело не в травме.
За эти четыре часа его успели сводить в туалет. Кошмарное зрелище: огромная яма в земле, обнесенная жалким подобием стен и накрытая все теми же пальмовыми листьями. Настил над ямой архитектором не был предусмотрен: две широкие доски, с которых и нужно было действовать. Яма была длинной, а доски не имели никаких подпорок, из-за чего пружинили и делали вид, что вот-вот проломятся. Смельчак, отважившийся воспользоваться этим сооружением, получал дополнительный – и очень действенный - стимул побыстрее закончить свои дела. Отличное средство от запоров, к слову.
Шуруп на момент похода никакой потребности в этом не испытывал – малую нужду без зазрения совести справлял сквозь щели лачуги, а для большой требовалось предварительно поесть. Когда Шуруп ел в последний раз, он сказать не мог. Сутки назад? Двое? Трое? В общем, получилась просто экскурсия. Пришел – ужаснулся увиденному – в очередной раз убедился, что не в сказку попал – пошел обратно. Сопровождающим (их было двое; оба что-то жевали и постоянно цыкали струями зеленой слюны сквозь зубы) было плевать, что пленник не захотел воспользоваться предоставленной возможность. Они равнодушно стравили зелень – и отвели его обратно.
«Интересно, - отрешенно подумал Шуруп. – Камуфляжные тоже пользуются этим туалетом? Или для них построено что-то более комфортное? По рангу они все-таки выше крестьян. Хотя главному боссу это может быть параллельно».
Ответа он, само собой, доискиваться не стал. Так, праздный вопрос, чтобы как-то занять мысли, отвлечься.
По возвращении рядом с кучей гнилой соломы он обнаружил грубо выполненный кувшин о трех, примерно, литрах, и страшноватого вида лепешку. Как сказал бы Габриэль – «обьед».
Шуруп не чувствовал голода. Но решил, что подкрепиться не помешает – черт его знает, когда решат покормить в следующий раз? Местных распорядков он еще не выучил.
Но первым делом, конечно, кувшин. Не нектар, не амброзия – обычная вода, может, и не родниковая, но все же чистая – только Шурупу она показалась напитком богов. Ведь он доставал Габриэля не для того, чтобы получить прикладом по голове, и уж, конечно, не для того, чтобы проверить – выстрелит или не выстрелит? Впрочем, заодно и проверил; полезные сведения, лишними точно не будут.
Сбив сушь, которая не давала ему толком ни говорить, ни дышать, Шуруп с облегчением вздохнул – и принялся за лепешку. Страшноватая с виду, она и на вкус оказалась ничуть не лучше. Пленник раздраженно гадал, из чего ее делали – из опилок? из такой вот соломенной трухи? Что бы ни послужило основой, а Шуруп все же продолжал угрюмо жевать подозрительный продукт. В конце концов, что-то питательное должно быть в этой лепешке? И коровы – они ведь умудряются переваривать целлюлозу? И даже на этом деле неплохо вес набирают. Молоко, опять же, дают. Положим, от Шурупа даже при самом благоприятном раскладе молока никто получить не сумел бы, но переварить целлюлозу – решил для себя – он попытается. Он жив. Не совсем, конечно, здоров – но умирать, по крайней мере, от раны на голове, не собирается. А пока живет тело, надежда на благополучный исход всегда остается. Да.
- В конце концов, - философствовал он с набитым ртом (и даже слегка жестикулировал при этом), - все зависит от точки зрения. Что это? Перу? Колумбия? Мексика? Вот когда бы я еще собрался такую жопу мира посмотреть? А тут – пожалуйста: жопа мира, взгляд изнутри. Я турист? Да, я турист. Вот от этой печки и надо плясать. Чего расстраиваться? Жизнь хороша, наслаждайся мгновеньем. Впечатлений у меня уже по самые гланды. А будет еще больше. Теперь моя главная задача – довезти эти впечатления до дома.
Камуфляжный сторож, прежде столь равнодушный к пленнику, заинтересованно обернулся на бормотанье. Оживленная жестикуляция и мягкий, вкрадчивый, как у гипнотизера поток непонятных слов заинтересовали его еще сильнее. Отложив автомат и стараясь не спугнуть забавного человечка в клетке, сторож подкрался поближе.
Маневр, впрочем, был тут же замечен. Шуруп весело подмигнул сторожу и спросил:
- Чо зыришь? Не видал, как туристы кушают? На, - он отломил кусок своего жуткого «обьеда» и протянул камуфляжному, - будешь лепешку, чумазенький?
Сторож поспешил обратно. Принял обычную свою позу, пристроил автомат на колени и засунул в рот сигарету.
- С ума сошел, бедняга, - сочувственно проворчал он. – Сам с собой разговаривает!
Шуруп, проводив его взглядом, пожал плечами:
- Ну, не хочешь – как хочешь. Это я, пожалуй, на ужин оставлю, - и он отставил кувшин, прикрыв его огрызком лепешки (добрая половина оставалась). Черт его знает, в самом деле, какой у них тут распорядок кормежки. А Шуруп был человеком основательным, предпочитал подстраховать себя, если есть возможность. В данном случае таковая имелась. – Да-с! – подвел он черту под обеденными размышлениями. – Главное – доставить впечатления домой! – Поднялся, зачем-то стряхнул труху с рваных брюк, подошел к стене и, обозрев окружающий пейзаж, кивнул: - Мне есть, с кем ими поделиться.
В поселке (лагере?) царила все та же суета. Крестьяне по-прежнему таскали тюки и корзины, охранники блюли порядок и бесперебойность рабочего процесса, сторож – курил и сплевывал.
- Эй, амиго! – негромко окликнул его Шуруп. Тот удивленно обернулся. – Дай закурить. - И помог себе жестами: - Сигаретен. Папиросен. Трубка мира. Пых-пых.
Сторож, воровато оглядевшись, подкрался (а по-другому такой способ передвижения не назовешь) к лачуге. Сам подкурил сигарету, протянул ее сквозь прутья.
Шуруп принял подарок, с наслаждение затянулся. Взять бы сейчас этого самого сторожа за протянутую лапку – да рвануть к себе, изо всей дури молодецкой приложив мордой к прутьям. Даром, что кривые, не толще голяшки – выдержат. Вырубится сторож, никуда не денется. Славный, похоже, парень, отзывчивый. Сердце у него доброе – вот, закурить дал. Только правила игры такой отзывчивости не предполагают. Будь на месте Шурупа Ванька Мокрый – тот на положительные качества сторожа не посмотрел бы. Валялся б сейчас отзывчивый парнишка на сырой земле – и не отзывался. А дальше можно было бы – не без возни, конечно – отодвинуть засов и завладеть автоматом. В этом месте Мокрый провозгласил бы себя окончательным победителем. Но Шуруп не был Мокрым. Шуруп привык заглядывать чуть дальше. А там красовался огромный знак вопроса. Что может сделать недавний пленник с обретенной свободой и трофейным автоматом в абсолютно ему незнакомом тропическом лесу? Сколько километров от лагеря (поселка?) до ближайшего городка? К кому и на каком языке там обратиться? Да и как до него добраться, если в лесу наверняка масса ядовитых гадов, растений, дикого зверья – в том числе двуногого?
Ни о чем этом Ванька Мокрый не подумал бы. Ни о чем этом не думал и Шуруп – он просчитал ситуацию на уровне подсознания, и даже не стал рассматривать в качестве возможного плана действий. Поэтому сторож спокойно стоял сейчас снаружи, а пленник – внутри лачуги, оба курили – и оба были готовы к общению.
- Спасибо, - от души поблагодарил Шуруп, делая вторую затяжку. – Мерси. Данке. Грацие.
- О, си! – услышав знакомое, расплылся в улыбке камуфляжный. - Грасие!
- Вот такой я полиглот, - важно кивнул Шуруп. – Тебя как зовут? – Видя, как сторож непонимающе лупает глазами, он усмехнулся и ткнул себя в грудь большим пальцем: - Я – Миша. Майкл. Мишель. Мигель
- А, Мигель! – дошло до сторожа. И он ответно ткнул себя пальцем в грудь: - Энрике. Энрике Гойкоэчеа.
- Ну, фамилии – это лишнее, - решил Шуруп. - Спасибо тебе, Энрике, за сигаретен. Я тебе этого никогда не забуду. Убивать не стану. Ну, иди, иди. А то вернется Габриэль, сделает тебе больно.
Он сделал поясняющий жест рукой около горла – как оказалось, совершенно лишний. При упоминании о Габриэле сторож сам поспешил вернуться на свое место.
Шуруп, прищурившись, добивал сигарету и смотрел на край неба, куда уже целилось закатиться солнце. Что ж, не так все плохо. Со сторожем, например, контакт установлен. Очень жаль, что этот обормот по-русски – ни бум-бум.
Полностью прочитать книгу можно по ссылке http://www.litres.ru/dmitriy-krasko/. Всегда рад.