Все боги. Нет богов. Стал Человек царем,
Стал богом. Но любовь уже угасла в нем.
Артюр Рэмбо
Вечера давно не сулили ей ничего хорошего, и сегодня предзакатный белёсый цвет неба наводил тоску, Арина чувствовала, как губы изгибаются в скобку уголками вниз, брови сходятся домиком, а нос собирается в складки. Чуть позже, в девять часов пополудни, в эту дверь войдёт муж, который отсидел в тюрьме десять лет. Порою у неё возникало чувство, что качели её жизни несутся вниз, и она вот-вот расшибётся. Невесёлый адреналин бежал по венам от мысли о скором возвращении Арно, несколько раз в последние дни она словно замирала, обессилев. Иногда в приступе паники начинала двигаться быстро и лихорадочно.
Их трое совместных детей, девятнадцати, семнадцати и тринадцати лет, решили приодеться по случаю возвращения отца, старшая Ада соорудила недавно освоенный торт, она, Арина, приготовила свинину в сливовом соусе. Мальчики разыгрывали шахматную партию, коей научил их сосед Митяй, чья жена, после развода забрав дочь, уехала в Европу несколько лет назад, а Митяй стал завсегдатаем на даче семейства Арно. Дети надеялись, что отец будет доволен.
Арно не был убийцей. Арно был мошенником, которого не мог поймать ОБЭП, поэтому его посадили за убийство бомжа, что работал на стройке недалеко от их дачи. Арно взял на себя вину, поверив следователю, который на допросе сказал, что так будет лучше. И он не ошибся, циничное правосудие за убийство человека присудило ему десять лет плюс возникли ещё некоторые бонусы: уголовная шантрапа его побаивалась. Но на амнистию в этом случае рассчитывать не приходилось, от звонка до звонка, от черты до черты, в мрачном промежутке между двумя лязганьями железных дверей. Конфискации удалось избежать. Почти, кое-что было пожертвовано в благотворительные фонды. Настоящего убийцу бомжа, рабочего из Средней Азии, сдали на пожизненную пахоту в скалистые карьеры кавказских гор, где работают заключённые и откуда сбежать непросто. Приехали кавказцы и забрали убийцу, милиция словно бы не заметила. Искушение справедливостью для всех полиций мира, которое рано или поздно оборачивается противозаконием. Злоупотреблением, доведённым до абсурда.
Митяй, встретивший Арно на своей машине у электрички, вошёл в дачный холл с камином первым, следом за ним освободившийся. Арина свиданий не пропускала, но сейчас смотрела на мужа внимательно, словно не видела десять лет, он стоял так, что закат светил ему в спину через открытую дверь в сад. Слегка сутулится, дотюремный костюм тесноват. Она тоже за эти годы обзавелась валиком в области живота, окончательно превратившись в домашнюю клушу, впрочем, каковой была и прежде, она всегда себя такой и чувствовала. Образцовая домохозяйка с собственными рецептами тортов и пирогов. Но сегодня она еще и менеджер, отпросившийся с работы по случаю возвращения из тюрьмы законного супруга.
Все перецеловались.
Подъехал минивэн, и из него вышли ещё пять человек – друзья Арно. Светловолосый Георгий, наполовину кабардинец, единственный в их компании всегдашний холостяк шатен Эрик и ещё три брюнета: накачанный спортсмен Кир, Анастас из Сербии, чья семья давно затерялась в других странах, а сам он постоянно жил в России, полноватый небольшого роста Ютко, называемый всегда по фамилии, ставшей именем, ником, с ударением на последнем слоге, потому что звали его тоже Георгий. Все они составляли менеджмент небольшой фирмы по экспорту обиходного сельскохозяйственного оборудования. Возглавлял фирму Кир. Блондинка Арина работала там же. Её взяли к себе после ареста Арно, пришлось перекочевать из домохозяек в офисные сотрудницы. Арно, работавший в министерстве, подозревался в лоббировании интересов компании Кира. Бухгалтер Митяй здесь не был чужим, на даче Арно и Арины общество в этом же составе собиралось неоднократно.
Арно ощущал себя устранённым и униженным – психологически всё ещё уголовный шнырик в окружении блестящих и успешных людей. И Арина, ему казалось, его сторонится. Безымянный палец левой руки Арины украшал роскошный бриллиант в окружении изумрудов, как ни силился Арно, его вспомнить не мог. Что-то вроде зубной боли начиналось у Арно при взгляде на этот хищный алмаз и мелкие ехидные изумруды.
Арно принял душ, переоделся в неузнанные брюки неопределённого цвета и покроя и быстро вспомнившуюся клетчатую рубашку, задумчиво сменил рубашку на другую, тоже знакомую, белую, тесноватую, не доставая новую, с этикеткой, тут же висевшую сорочку, словно чего-то опасаясь или стесняясь. Спустился вниз, к столу, заметив, что ступени стёрлись.
Гости потягивали коктейли, мальчики сервировал стол, на правах своего им помогал Митяй. Арина спешно дорезала салаты и закуски, стараясь не повредить затейливый маникюр и положив бриллиант на блюдце, Ада грела молоко для пюре. Кир подошёл к Арине и попросил куда-то в затылок, кроме привезённой им бутылки коньяка Hennesi, больше ничего спиртного на стол не ставить. Арина кивнула.
Во главе стола сели Арно с Ариной, потеснившись рядом, как молодожёны на свадьбе, но о кольце Арина не забыла, и, повертев его на пальце, посмотрела на мужа, как ему показалось, с вызовом.
По одну сторону от Ады сел Митяй, по другую – Эрик. Эрик, интеллектуал и сын композитора, не преминул поприветствовать девушку: «Рад воссесть с тобой рядом, старшая Ада, Эдда, песня души моей».
Арно посмотрел строго, Арина прокомментировала:
– Для старого холостяка запев звучит очень романтично.
Ада недолго поискала в смартфоне и заулыбалась, осветив лицо, словно приоткрыв шторы над тёмными окнами:
– Старшая Эдда? Прабабушка, что ли?
– Эдда – песнь, сладкозвучная поэзия, драгоценная Адочка, – голос Эрика бархатисто замер на последних безударных слогах её несравненного имени.
Арно, выходя из тюрьмы, не предполагал, что дочь окажется настолько взрослой, чёрными бровями в него, волосы тонки и рыжеваты, глаза тёмно-синие, и ничего от зыбкой, колеблющейся как неяркий язычок пламени, Арины.
Митяй чуть-чуть заволновался:
– Уважаемый, займите место в очереди.
Арно не промолчал, отреагировал, несмотря на то, что сегодня собирался отмалчиваться, мол, лишь вхожу, вникаю, приспосабливаюсь:
– Где берут свистки, чтобы разгонять такие очереди? Акулы бизнеса, дайте молодёжи свободу выбора!
И Митяй, и Эрик были его ровесниками. И пара ли они оба для его дочери, эти потрёпанные ловеласы? Пусть он и бывший зэк. Да, горько. Быший зэк.
– Дорогой одичалый друг, не стоит волноваться из-за взрослых дочерей. Красота дочери – награда отцу. Ну, выпьем за прибывшего, – Митяй засобирался пригубить хеннеси из жёлтой коньячной рюмки на тонкой ножке.
Аду, как с некоторым изумлением отметил отец, отличал довольно твёрдый характер:
– Красота дочери – награда ей самой, прежде всего, и её будущему избраннику, которого здесь нет. – Она передёрнула узкими плечами под модным мешковатым свитером, и возмущённо, с нажимом, оглядела обоих кавалеров. Эрик принял серьёзный вид, Митяй расстроился. Арно с иронией подумал: «Старый дурак и впрямь на что-то рассчитывает».
Тем временем Кир, взявший себе толстодонный стакан, никому не собирался уступать лидерство, даже в тостах.
– Арно, ты не покидал нас все эти годы, и мы не покидали тебя. Десять лет жизни ты отдал молоху, но оказался сильнее. Теперь ты снова с нами. С возвращением!
Вежливо и устало отвечавший на тосты Арно, почувствовал, как его скелет стал мягче, а голова тяжелее. Отправившись покурить на крыльцо, он отметил, что в его окружении больше никто не курит.
Летние сверчки оживляли ночь, белели адовы ромашки, благоухал аринин душистый табак. Арина, да, вот причина для беспокойства, пришла полудрёмная мысль, наверное, у неё есть другой, любимый и близкий, по-настоящему дорогой ей человек. Арно трудно задышал, забыв о сонливости. Земля уходила из-под ног. Кто он, её любовник? Успокоившись, Арно стал разбирать задачу, решая её, как шахматную партию. У Арины узкий круг общения – работа, дом, их трое детей никогда не оставались без попечения жены, Арно это знал – и Митяй, и недавно умершая недождавшаяся мать, что посещали его в тюрьме, всегда старались подчеркнуть аринину домовитость, – и уважал её за это. И если бы любовник, прощелыга был не из их круга, его крутые друзья давно бы проинформировали незадачливого мужа о непорядке в семействе. Значит, только сегодня присутствующие. Легкомысленный Эрик и поплывший от юной Ады Митяй были им отметены сразу – ситуация ему показалась очевидной.
Остаются Кир, Ютко, Анастас, Георгий. Ютко всегда был влюблён в свою жену Алевтину, чья женственная внешность удивительно контрастировала с хрипловатым сексапильным голосом, и немало мужчин с радостью прибежало бы на его зов. Кроме того, Арно помнил, что на сельскохозяйственной фирмочке работала и постоянная любовница Ютко – Нина, лет на пять помоложе Арины, поэтому Арно не стал брать его в расчёт. Кир! Вот почему никто не осмелился ничего сказать Арно! Вот почему Арина ведёт себя так демонстративно и отчуждённо, словно новая сорочка в шкафу! Будто на неё навесили бирку, а там написано, что у него, Арно, нет возможности заплатить настоящую цену! Арно всё же бегло и наспех продумал версии Анастаса и Георгия. Анастас, кажется, предпочитал общество красивых мужчин, Георгий интересовался только молодыми кавказскими брюнетками – при случайном романе с женщиной, подобной Арине, вряд ли они стали бы тратиться на предметы роскоши. Такой перстень свидетельствует не о мимолётном романе. Возможно, ему сразу хотят дать понять, что он лишний!
Арно дребезжащими как беззвучный мобильник руками закурил ещё одну сигарету, и решил, не пуская умилительных мыльных пузырей (ухмыльных – всплыло слово), поговорить с Киром. Но, кажется, гости уже покидают стол. И какая-то новая, возникшая от пребывания в специфичной среде, простецкая, обидчивая, не свойственная ему ранее черта, вдруг дала себя знать. Арно взял шило из всегдашнего ящика при входе, и крадучись, быстро подошёл к машине Кира и проколол шины. Никто отсюда не уедет, пока он не узнает правду!
Арно вернулся к гостям, и вместе с Адой стал уговаривать компанию задержаться.
– Десерт, десерт!
То, что голос его звучит странно, никого не насторожило: нормально для человека, сегодня вышедшего из тюрьмы.
Полночь их застала за чаем, Ада бережно разносила свою гордость – сложный ореховый торт, порезанный на квадраты. Квадратные же белые тарелки холодно поблёскивали при нижнем освещении, почти в полумраке. Мальчиков отправили спать сразу после торта.
Арно взял жену за дрогнувшую руку с бриллиантом.
– Милая, какое кольцо! Ты ведь не стала бы его покупать сама? Кто-то из здесь присутствующих его подарил тебе? Ты очень гордишься подарком?
Все замерли. Кир удивился, поскольку даже небольшая доза хеннеси оказалась лишней. Голос его и теперь звучал, как у диктора солидного телеканала – привычка к публичным выступлениям не позволяла голосовым связкам вести себя кое-как. Помолчав секунд пять, он заметил:
– Арина сама могла приобрести кольцо к твоему возвращению, Арно, она зарабатывает достаточно. Пока ещё никто не мог упрекнуть меня в жадности.
Поэтому я тебя и заподозрил! Арно чувствовал себя гонщиком, которого вот-вот занесёт на повороте, ветер свистел в ушах. Но Кир встал из-за стола:
– Я думаю, нам пора.
Пятеро мужчин, поднявшись из-за стола, как корабли за лидером, гуськом по проходу неспешно отправились в ночное плаванье.
Арно ждал стоя. Нахмуренная Ада ушла спать, отправился домой раскрасневшийся Митяй.
Арина продолжала сидеть за столом, налив себе чай без сахара. Чай был терпким и горьким, но сейчас этот вкус проплыл мимо неё, как далёкое облако над тёмной аллеей. Дрожали обе руки, с перстнем и без перстня. Арно, ты когда-то любил это лицо, эти руки, но сейчас их едва узнавал – смотрел через стекло прошлого, по которому стекают, искажая, холодные расплавленные линзы лет, проведённых вдали друг от друга. Ледяные слёзы времени. Потоки забвения. Особенно неузнаваемы оказались волосы – совершенно иного, незнакомого оттенка (а, может быть, это он от них настолько отрешился, отказался?) – словно их недлинные, когда-то каштановые кудри выгорели на солнце. Пожалуй, женщина красивая. Мария Лопухина, обведённая синей пастой в школьном учебнике, через десять лет расставания. Через двадцать пять лет расставания, поскольку по-настоящему он её увидел, когда полюбил, а теперь смотрел на неё второй раз в жизни. Расстроена, испугана.
Корабли вернулись в порт отплытия минут через десять.
– Прокол четырёх колёс, – со своим обычным акцентом поведал Анастас. – Мы вызвали аварийку, но это займёт пару часов.
Мужчины с непроницаемыми лицами расселись чуть вдали от стола. Арина, очнувшись, принялась убирать стол.
Арно не знал, как приступить к главному разговору, психологическому эксперименту, который позволил бы ему понять истину. Не выдержала Арина.
– Я его знаю, он не остановится, пока не раздобудет этот динамит, чтобы взорвать, сломать всё. Он любит, чтобы я говорила правду. Впрочем, я тоже люблю говорить правду. Я не знаю, как буду с тобой жить, Арно. Ютко, миленький, ответь, как живут с человеком, который отсидел десять лет за убийство? Анастас, Георгий?
– Это подло, ты знаешь, что я не виноват!
– Я не знаю. Я десять лет о тебе ничего не знаю. Я боюсь оставаться с тобой в одном доме, в одной постели. Да, если бы ты не признался в убийстве, мы бы не избежали конфискации. Благодаря тебе и твоим друзьям я в эти годы ни в чём не нуждалась! Но почему ты признался в убийстве? Я тебя не понимаю! Кир, прости, я не должна так говорить, но я тоже человек, я живой человек. Я люблю другого! Арно, я люблю другого.
Она села, положив голову на стол, прикрыв затылок руками, точно ожидая удара. Мужчины словно окаменели. Анастас, отмерев, спросил:
– Арина, ты хочешь развестись с Арно? Подумай, на что ты себя обрекаешь! За что себя казнишь?
Эрик придвинулся ближе к жемчужному плечу Арины. Окаймлена чёрной проймой, как траурный марш нотами низкой октавы. Ему стало не по себе от этого сравнения.
Арина подняла голову.
– На какую жизнь я себя обрекаю, я сейчас пойму. Ты ведь не оставишь меня одну?
Было непонятно, к кому она обращается. Кир сидел спокойный и отчуждённый – не к нему. Он решил поговорить с Арно:
– Выйдем, друг, мне надо тебе что-то сказать.
Они вышли на крыльцо, под огромную луну. Кир произнёс задумчиво:
– От Арины я этого не ожидал. Она – примерная мать и жена.
И вдруг улыбнулся:
– Знаешь, совсем не мой типаж. Уже третью жену я нашёл себе в тренажёрном зале, и только там. Три жены – трое детей. В конце концов, я богатый человек.
– Я думал, что ты Ариной пополнил коллекцию.
– Нет-нет, я не любитель мамочек, прости. Не хочу никого разоблачать, но поверь, это не я. А для чего тебе знать правду? Это может быть кто угодно.
Арно было стыдно перед глубоким небом и торжественной луной за этот ничтожный разговор. Вот она, вечность, которая, конечно, слышала много словесного сора. Но сколько великого свершилось в подлунном мире! Не им.
И всё же шнырик внутри упёрто продолжил:
– Этот человек здесь.
– Забудь, – Кир покровительственно похлопал Арно по плечу и вернулся в дом. Арно вошёл вслед за ним.
Взведённая, как курок, Арина молчать не собиралась. У неё своя истерика, спокойно подумал Арно, прежде чем вернулся в сегодняшнее нервозное настроение.
Голос Арины звучал громче обычного, она почти кричала:
– Друзья, вы мои друзья тоже? Арно стал задавать мне вопросы по поводу перстня, а вы повернулись и собрались уехать? И вам было всё равно, что случится дальше? Вы бросили меня одну с человеком, отсидевшим десять лет, который меня забыл, разлюбил, мысленно от меня ушёл! Георгий, твоя жена давно терпит измены, но ты всегда прав, а я всегда виновата? Анастас, никто тебя не осуждает за твоих мужчин, мутную личную жизнь, но меня ты осудил и оставил наедине с человеком, который не в себе? Эрик, ты никогда не был женат, а я всегда предана семье, и ты более прав, чем я? Кир, ты благодетель, а я облагодетельствованная, обязана с лобызанием прильнуть к твоей руке? Если бы Арно не взял на себя вину, я не осталась бы одна на целых десять лет, он вернулся бы раньше, но тогда ты бы мог отправиться в камеру вместе с ним. Так кто кому должен лобызать руки? Ютко, Ютко, – Арина заплакала. – Почему вы оставили меня одну?
Ответил вдруг ставший бледным Ютко. Бледным, спокойным, обыденным:
– Я прошу, не устраивай сцен, ты зрелый человек, никто не сможет вынести твои испытания вместо тебя. Оставайся с мужем, и не ломай жизни всем нам!
– Ты просишь меня остаться с мужем? Ютко, а я люблю тебя, я хочу остаться с тобой.
Вот он! Разгадка! Арно замер и устремил горящий ореховый (глаза ещё не старого, сорока четырёхлетнего ореха) – да, ореховый, взгляд на Арину, которая продолжала:
– Что мне делать? Что прикажешь мне делать? – говорила его жена другому мужчине. – Ты прожил со мной девять лет, не покидая своей жены и других женщин. И никогда, наверное, меня не любил. А я люблю только тебя. Этот перстень я купила себе сама, ты не знаешь о нём. Арно, – она повернулась. – Я купила его сама, потому что ты тоже меня никогда не любил. Он надо мной шефствовал, иногда давал деньги, а я их скопила для этого перстня, мужчины мне не дарили колец, кроме обручального. И вообще ничего. И ты не дарил, Арно, только иногда цветы. Мне так стыдно за вас. Мне стыдно за себя. Я словно тень, чья-то собственность, рабыня, у которой нет ничего своего. Я – не человек, я – функция, меня не замечают как стену, мною пользуются, словно удобной мебелью. Когда-то я была женой, матерью, потом любовницей, сотрудницей. Но где я, Арина? Мне кажется, со мною никто никогда не разговаривал. Меня ни разу не спросили, о чём я мечтаю и чего хочу лично для себя. Мой отец был врачом, лучшим врачом поликлиники, нас уважали, с нами здоровался весь район, но отец давно умер, а я – никто, а теперь не просто никто, нет, теперь я – жена уголовника. Для всех. Жена убийцы. Мать детей убийцы. Не спорь! Для всех это так! И меня, не спрашивая, решили вернуть супругу, в лоно семьи. А я люблю другого. Что мне делать, Ютко?– закончила она, уже тихо.
Ютко, побледнев ещё, до барвинковой синевы под глазами, молчал.
Сказал Анастас, рассудительный третейский судья:
– Никто не знает ответа на твой вопрос, Арина. Зачем ты нас спрашиваешь? Ты не можешь быть никем, ты знаешь. И тебя, и Арно мы просим отнестись к происходящему иначе.
Арина поднялась и поклонилась:
– Приношу свои глубокие извинения. Если спрашивать нельзя, то спектакль окончен, болтливая статистка уходит спать.
Она поднялась по лестнице на второй этаж.
Ютко, вдруг встал, но убедившись, что он ниже ростом всех присутствующих, снова уселся. Арно следил за ним, не отводя взгляда. Почему именно этого человека так любят женщины? Почему Арина, очертя голову, бросилась в омут непонятных, бесперспективных отношений? Что нашла она в этих глазах, псевдотрагичных под густыми изломанными бровями?
Ютко решил объясниться:
– Получилось глупо,– начал он уверенно. – Арно, мне, конечно, нравилась Арина, она исключительно красивая женщина, иначе для чего мне всё это было бы нужно, но… Сам понимаешь… – Ютко вдруг замялся. – Не злись и не сжимай кулаки, будь взрослым. Было бы хуже, если бы она встретила не меня, а кого-нибудь другого. Для тебя было бы хуже. Я бы смог избежать искушения, поверь, не будь у меня этого оправдания.
– Значит, ты посторожил мне жену, чуть-чуть попользовался, и теперь возвращаешь в целости и сохранности? Я, наверное, тебе должен сказать спасибо? Ты – профессиональный бабник, в другого она могла бы и не влюбиться. Если бы ты не вмешался!
Ютко ответил хладнокровно:
– Было бы гораздо хуже, если бы другой в неё влюбился.
Арно застонал:
– А ведь это моя единственная жизнь. Это единственная жизнь моих детей, нас всех. Что мне с тобой сделать, Ютко, что? Что мне сделать, чтобы уважать себя, тебя, Арину, вас всех, здесь присутствующих? Чтобы вы уважали меня?
В разговор вступил Георгий:
– Скажи спасибо, и радуйся! Ты из тюрьмы вышел жив-здоров!
Эрик подошёл к Арно:
– Арно, Арина права, она живой человек, ты покинул её не по своей вине, но её вины в этом тоже нет. Ты не святой, Арина никогда не просила тебя о чём-то особенном, о богатстве, шикарной жизни, только о внимании, но тебе хотелось большего, это ты мечтал жить красиво, чёрт тебя подери, как и все мы, чёрт нас подери, ты не подумал о последствиях! Каждый несёт свой крест, и ты неси! Покончив со своим злоключением, первое, что ты сделал – устроил ей сцену. Видимо, тебя мучают вопросы уголовной чести, извращённая этика, которой обучила тебя тюрьма. Чего ты хочешь? Развода? Ну разведись, если ситуация тебе кажется невыносимой. Этот вопрос – вопрос твоего внутреннего самочувствия. Как ты позволишь, так и мы будем воспринимать происшедшее. Скажешь: «Я так оскорблён!», мы повторим вслед за тобой: «Ему было нанесено невиданное оскорбление!» Скажешь: «Моя жена в конце концов выбрала меня, а ведь она красавица, ей было из кого выбирать, но я многого стою, и эта женщина предпочла меня всем», мы повторим вслед за тобой: «Счастливчик, его жена-красавица всегда ценила только его!» Хочешь быть счастливым – будь им! А если решил считать себя несчастным – считай!
Арно нехорошо улыбнулся:
– Потому что вы мои друзья, да?
И вдруг посмотрел наверх.
Арина появилась в проёме двери второго этажа в том же сером платье с чёрными проймами, жемчужное плечо, отмеченное недавно Эриком, прислонилось к деревянному косяку, и заскользило вниз. Арина упала, закрыв глаза.
Эрик со стаканом воды взбежал наверх, оттуда повернувшись к Арно:
– Звони в «Скорую», это твоя жена, в конце концов! Номер посмотри в моём мобильном на столе.
И вдруг, как всегда, солидно, словно бы предварительно откашлявшись, вступил Кир:
– Не звони. Предоставим эту женщину её судьбе. Она неблагодарна. Осудить нас, осудить тебя! Она не хочет жить той спокойной, обеспеченной жизнью, которая ей случайно досталась. Как она посмела упрекать меня! Жить, как ей вздумается! Что она о себе возомнила?
Набирая номер скорой, Арно смотрел на него долго, словно разглядывая невиданную доселе форму жизни. Потом очнулся:
– Алло, скорая, моей жене плохо! Гипертония. Сорок три года. От города пару часов по шоссе. Что можно сделать до вашего приезда?
И подумал, что, наверное, о гипертонии она сказала только ему. На последнем свидании, уже уходя, замешкавшись у двери. Это его жена, его семья, его жизнь.
Арина легко пошевелилась. Эрик дал ей таблетку, смущённо найденную в сумке на трюмо в спальне. Болезни лишают спальни интимности, а сумки – приватности.
Арно, повернувшись к мужчинам, вдруг изменённый, ощутивший себя тем, кем был когда-то, сказал:
– Спасибо. Мы уедем. Арина заболела, но она выздоровеет, и мы снова будем друг для друга тем, кем были когда-то. Кир, я тебя услышал. Тебя невозможно не осудить, то, что ты произнёс, то, что ты вообще это мог сказать, это… Человек не должен так думать, чувствовать и говорить… Жаль… Да, жаль…
Засияли в окнах, забегали по стенам прожекторы приехавшей аварийки.
Уходя, они попрощались, и очнувшаяся Арина тоже слабо помахала рукой.
Прощайте.
Апрель-май 2018 г.