Глава пятая
Снова у Викентия Александровича
На другой день Райский расплатился с долгами, а потом взял письмо М. М. и, как и мечталось, пошел с ним к Викентию Александровичу.
Открыла ему, как он понял, Екатерина Васильевна, жена Викентия Александровича – старая сухая женщина с маленьким, как детский кулачок, лицом.– Викентий Александрович дома? – спросил Райский, поздоровавшись и представившись.
– Дома, конечно! Он никуда не ходит, как со службы ушел. А вы из типографии? Он, кажется, упоминал вас в числе друзей. То-то он вам обрадуется! Вот радость вы ему сделали, вот хорошо, что пришли, что не забываете. Викеша! Пришли к тебе! Чего застыл? Привечай гостя! – Старушка тарахтела не переставая, пока не ушла наконец распорядиться насчет чаю.
Но Викентий Александрович не был рад Райскому. Он и службу-то бросил, чтобы его не видеть, а тут он сам явился. Встретил он его холодно и настороженно, памятуя, что это его несостоявшийся отравитель.
Райский же будто и не замечал настроения хозяина. Он, улыбаясь во весь рот, тряс ему руку и осведомлялся о его здоровье и вообще о житье-бытье.
Викентий Александрович отвечал осторожно и искал глазами трость. Увидев, что она на обычном месте рядом с диваном, постарался сесть ближе к ней.
– Вот уж не думал, – сказал он, – вот уж не думал увидеть вас у себя снова, особенно после того, как я ясно дал вам понять, что это было бы для меня крайне нежелательно.
– Да я же не просто так! Я с важной и хорошей новостью. – Райский торжественно протянул ему бумагу.
– Что это? – спросил Викентий Александрович, после того как прочитал.
– Записка Стасюлевича, – пояснил Райский. – М. М. – это его инициалы: Михаил Матвеевич.
– И к чему вы мне ее показали?
– Как к чему? Вы же не верили, что «Семейство Снежиных» – мой роман! Эта записка должна вас переубедить! Стасюлевич признал участие в их с Тушновым афере и даже деньги мне передал в компенсацию. Теперь вы должны поверить!
Викентий Александрович усмехнулся.
– Вам так важно мое мнение? Если бы все вышло по-вашему, меня бы уже не было на свете, а кому интересно мнение покойника?
– Вы не можете мне простить? – поднял брови Райский.
– Вы так искренне этому удивляетесь? – повысил тон Викентий Александрович. – Вы серьезно удивляетесь?
– Да. Кто старое помянет, сами знаете, тому глаз долой.
– Уж извините, но такое забыть невозможно. Вы же убить меня собирались. Понимаете? Жизни лишить!
– Но не лишил же. А история не знает сослагательных наклонений.
Викентий Александрович смотрел на Райского и размышлял: «Какой странный и страшный человек! Он совсем не чувствует за собой вины предо мной. Поневоле приходит в голову, что за ним есть и тяжелее грех, чем мысль о моем убийстве. А что может быть хуже, чем мысль об убийстве? Только осуществленное убийство!» Подумав об этом, он спросил:
– Скажите, Райский, а вы убивали – я имею в виду на деле, а не в мыслях и не в воображении?
Райский смерил Викентия Александровича пристальным взглядом, оценивая: стоит ли признаваться? Вспомнив, что они были друзьями, и желая откровенностью вернуть дружеское участие, решил сказать всю правду.
– Да, – тихо произнес он. – Я убивал.
Викентий Александрович отодвинулся от него.
– Я так и знал! – прошептал он.
Тут явилась его жена, Екатерина Васильевна. Она несла поднос с чайником и чашками.
– Я вот вам чайку.
Мужчины напряженно молчали, пока она занималась сервировкой, тарахтя посудой. Потом она ушла, и воцарилась полная тишина.
– Пейте чай, – сказал наконец Викентий Александрович на правах гостеприимного хозяина. – Уж мы-то никого и никогда травить не будем. А… – он покосился на дверь, за которой скрылась его супруга. – А вы убивали посредством отравления? Как и меня… собирались?
– Да. Это самое легкое. Крови не проливается, и физических усилий прикладывать не требуется. Только улучить момент, чтобы всыпать яду. – И Райский принялся увлеченно рассказывать, как произошло отравление Колобова.
Закончив, перешел к эпизоду с Еленой Николаевной Пимоновой, которая по ночам была привидением и, собственно, за это поплатилась.
– Убить чужими руками – это тоже, я вам скажу, искусство. Попробуй-ка все организовать! – Райский громко, радуясь жизни, отхлебнул чаю.
Викентий Александрович слушал молча. «Одно остается, – думал он, – только одно – надеяться, что все это произошло только в его фантазии, как и факт написания им романа. Хотя какие фантазии? Меня-то он помышлял убить в действительности, а не в фантазии. Нет, это определенно опасный человек, и надо от него отделаться, ради собственной же безопасности. А я тут с ним чаи гоняю».
– Что ж, – начал Викентий Александрович, откашлявшись, – я не могу вас судить. Я вижу, что все, что вы делали, вы делали из чувства самозащиты. Весь мир ополчился против вас. Вас обозвали Хлестаковым и обвинили во вранье – и у вас не было иного выхода, только воздать этому вашему Колобову по делам его. Привидение пугало вас – и вам ничего не оставалось, кроме как устранить его. Я тоже хорош – друг, и усомнился в вас! Поделом было бы мне, если б вы исполнили свое намерение насчет меня! Но вы проявили великодушие. Пусть вы говорите, что это собачка ваша не допустила вас до греха. Но я верю, что и без этого, без ее несчастной смерти, вы оказались бы добры и простили бы мне. Тем более что я, вот как на духу говорю, осознал свою неправоту перед вами!
Райскому было явно приятно слышать эти слова. На лице его витала довольная улыбка. Викентий Александрович продолжал:
– И в какую трудную для вас минуту я вам не поверил! Когда у вас украли роман! Но теперь судьба вознаградила вас за долготерпение! Все ваше вам вернулось – и авторство, и деньги.
– Это не награда судьбы, – скромно потупившись, возразил Райский. – Просто все встало на свои места.
Глядя на его торжествующую физиономию, Викентий Александрович испытал неприязнь. «А может, заявить на него в полицию, после его-то признаний, что он мне сделал сейчас. Да нет, откажется от своих слов, а меня выставит клеветником. Пусть уж идет с миром, только меня и мою семью пусть не трогает. Чего он все сидит, чаи распивает?»
Когда Райский, выпив несколько чашек, все же засобирался уходить, Викентий Александрович заметил, как будто к слову пришлось:
– Кстати! А мы ведь с моей Екатериной Васильевной уезжаем из Москвы!
– Куда? – удивился Райский.
– В Торжок! – Викентий Александрович назвал первый пришедший на ум город.
– Что вы там забыли? Да и надолго ли?
– Навсегда. Мы купили там домик. Решили дожить век в тихом городке, подальше от московского шума – страсть как надоел он нам, старикам.
– Жаль, – огорчился Райский.
– Ну да ничего. Будем переписываться. Как устроимся, сразу напишу вам.
– А когда вы собираетесь? Я приду вас проводить.
– Приходите ровно через две недели!
Они распрощались. После этого Викентий Александрович крикнул жене:
– Катюша! Надо срочно искать новую квартиру!
Когда Райский пришел к ним, как уговаривались, через две недели, он застал уже новых жильцов. «Уже уехали!» – с грустью и досадой понял он. Обещанного письма из Торжка он так никогда не получил и Викентия Александровича тоже больше никогда не видел.