– Слышали!? – почти кричит, стремительно врываясь в комнату, тридцатилетняя соседка Галка: мать-одиночка, шалопутная, порой чересчур горластая, но, в общем, добрая женщина.
– … Здравствуйте, – тараторит она скороговоркой пропущенное приветствие. – Слышу – дверь стукнула: пришли, значит.
– Что: слышали? – спрашивает молодая хозяйка Валентина, над чем-то уже колдующая у включенной электрической плитки.
– Коля-то, Соловьёв – в институт поступил!
– Что ты!? – округляет глаза Валентина. – Поступил, значит. Ну, перестанет, наконец, Зиночка его конспирацией заниматься. Как скрывала от всех!..
– Ага, – смеётся Галка. И без паузы повествует:
– Сейчас ко мне прибегала, спрашивала бутылку водки взаймы. А у меня как раз нету. Что такое? – спрашиваю. Она, разрумяненная: «Да вот, – говорит, – Коля мой в институт поступил. Мы пригласили Козлова, начальника милиции, обмыть чтобы. Так они бутылку выпили, и ещё надо». Я говорю: Козлов-то как к вам попал? – «А я, – говорит, – ему уколы делала».
Зиночка, о которой речь, работает медсестрой в большом фельдшерском пункте от железнодорожной больницы. Основная её задача – ставить приходящим амбулаторным больным прописанные врачом уколы, а по договорённости, делать это на дому у пациента. Второй вариант для Зиночки предпочтительнее, так как за визиты больные благодарят.
«Рубль укол», – шёпотом делится Зиночка в порыве откровенности и смущённо хихикает.
А ещё Зиночка морячка. Вернее, жена моряка. Её муж, Николай Васильевич Соловьёв – так официально он представляется, работает в Дальневосточном пароходстве и плавает третьим помощником капитана на лесовозах. Оба они родом из Чувашии. Николай по окончании Херсонской мореходки попал во Владивосток по распределению. Третьим работает уже три года, да год до того проходил матросом, потому что после средней мореходки с продвижением по службе плоховато. «Поступишь в вышку – сразу получишь направление вторым», – сказали в кадрах. Именно поэтому Николай сейчас в отпуске – специально взял, чтобы поступать в Дальневосточное высшее инженерное морское училище.
– Нет, ты представляешь? Ну, – говорю, – и что, что он на уколы к тебе ходил? Ты же фельдшер, – продолжает между тем Галина, присев на предложенный стул.
– «А я, – говорит, – рассказала ему про Колю: что он один, что мы недавно приехали, что друзей у него нет – здесь ведь дружить не с кем, все какие-то «богодулы», – употребила Галка любимое Зиночкино слово.
– Это, представляешь? Она его сосватала! Иван Степанович, говорит, уже был у них в пришлый приход Николая, приходил знакомиться. Посмотрел, какой Коля сервант сделал. Козлову, – говорит, – очень понравилось. Даже бар заказал для себя. Доски, сказал, достанет – у него ж связи! Что ты…
(Дело в том, что Николай до мореходки успел окончить ПТУ на столяра-краснодеревщика. Поработал недолго по специальности, но кое-что освоил.)
– Ох уж эта Зиночка! Ну, связистка! – смеётся развеселившаяся Валентина.
– Он ведь даже в баню не ходил в субботу, – вспомнил молчавший до того хозяин. – Из суеверия.
Все опять дружно посмеялись, и Галка ушла к себе – в следующую по коридору дверь однокомнатной квартиры в длинном, на шесть хозяев бараке.
«Поступил, значит», – подумал Михаил. – Ну, счастливого пути. На дворе – 1979-й…. Через 6 лет инженером станет, и к тому времени, глядишь, в капитаны выйдет. Он от души желал коллеге удачи – Михаил также работал третьим помощником, но в отличие от товарища только начинал. Также был распределён в престижное пароходство из Астраханского училища, только вот жильё распределение не предусматривало. Встал на очередь – по элементарным подсчётам квартира могла выгореть примерно лет через пятнадцать. А пока: вот так…
Уже часов в десять вечера в дверь постучали. Михаил в трико, без рубашки (в комнате было хорошо натоплено) открыл дверь. Через порог в сбитой набекрень шапке, гладко выбритый, но сильно хмельной ввалился Николай Васильевич собственной персоной. За его спиной похихикивала Зиночка.
– Миша, одевайся, пошли к нам, посидишь… – начала она приглашать, но громкая икота с подвизгиванием новоиспечённого студента перебила её.
– Ты!.. – Николай сильно шатался, но выбрал момент и толкнул кулаком в перчатке в голую грудь Михаила.
– Убьёшь сдуру на радостях, – улыбнулся Михаил на пьяное в счастливой гримасе лицо коллеги и соседа и подыгрывая, притворно закашлялся.
– Я в институт поступил! – сказал Николай, чуть подприсев и устремив взгляд куда-то вверх, в далёкое пространство.
– Ну?! Обмыть надо!
– Да.
Николай на миг остолбенел от нежданного предложения (он сам с ним пришёл). Он вытаращил круглые, и так всегда навыкате глаза, но скоро пришёл в себя.
– Так пошли. Я и пришёл за тобой. Пошли!
– Пойди, пойди, Миша, – вступила Зиночка. – Там ещё больше полбутылки осталось.
И, повернувшись к Валентине, со счастливым лицом затараторила, глотая в паузах воздух:
– У нас Козлов был – начальник милиции. Мы его проводили только вот. Я говорю: пошли домой, а он: нет, к Михаилу Гавриловичу зайдём.
– Слышь, Гаврилыч, не может без тебя, – повернулась она опять к Михаилу и хихикнула, всё так же обезоруживающе улыбаясь и не глядя в глаза.
Дело в том, что разговаривая, когда особенно «подшофе» (её любимое выражение), Зиночка всё время прихихикивает, как будто вспоминая и напоминая вам о чём-то интимном, произошедшем с вами, чему она, Зиночка, была невольной свидетельницей. При этом она со стыдливой целомудренностью отводит взгляд в сторону или опускает его на уровень ширинки брюк, если говорит с мужчиной.
– Ну, дак. Как же можно без меня-то, – ответил Михаил ей в тон.
– Ну что, пойдём? – посерьёзнев неожиданно на это, обратилась Зиночка к мужу и тронула его за рукав.
– Иди! – отмахнулся Николай и притопнул, полуповернувшись на месте.
– Дура…
– Хи-хи, – выдала негромко на это Зиночка.
– Он всё хорошо сдал, – после неловкой паузы вновь зачастила Зиночка. – Мы никому не говорили – вдруг бы завалил.
И снова:
– Хи-хи.
– Ну, правильно, – поддержала её жена Михаила.
Студент в это время чуть не упал, размахнувшись, что-то возбуждённо тоже пытаясь разъяснить.
Поняв, что просто так это не кончится, а годовалому сынишке пора спать, Михаил сказал:
– Ну что стоим? Пошли.
Он надел рубаху, накинул фуфайку и, по-джентельменски пропустив гостей вперёд, вышел следом, пообещав жене скоро вернуться.
Идти было каких-то метров 60. Соловьёвы два месяца, как въехали в двухкомнатную квартиру в доме на два хозяина, переселившись из такой же комнатки в бараке, где проживали Михаил с Валентиной, их соседка Галка и ещё четыре семьи.
Разувшись в коридоре и повесив на кухне фуфайку на вешалку, Михаил прошёл следом за хозяином. Столик с закусками и водкой, а также хозяйское кресло и стул стояли прямо посреди комнаты на паласе, что очень удивило гостя. Он даже остановился в нерешительности.
– Ничего, сегодня можно, – отгадав причину смущения, сказала Зиночка каким-то торжественно-трагическим голосом.
Дело в том, что обычно, если надо кому, к примеру, подойти к шкафу с книгами, шустрая Зиночка быстро выбегала вперёд и – раз! – отваливает, отвернув, палас в сторону, делая проход по голому полу. Хоть ты с мылом у неё на глазах помой свои ноги. Обычно в данном случае не совсем то слово, потому что гости у них бывают крайне редко, а уж через комнату проходили вообще единицы.
– Димулька ведь играет здесь, редкий раз ложится, – оправдывает она свои действия.
Димулька, их шестилетний оболтус, сидит сейчас на кровати и читает газету. Всерьёз. Он уже умеет распознавать буквы и слова.
– Проходи,– толкнул Михаила в спину студент, оказавшийся сзади, сам прошёл к креслу и развалился, далеко выбросив ноги. Гость присел на стул.
Зиночка пригладила после платка чёрные кучерявящиеся волосы, суетливо подошла и разлила в две рюмки водку. Хозяин тут же на глазах стал засыпать.
– Э-э, так не пойдёт! – нарочито игривым, бодреньким громким голосом стал возражать Михаил. – Подъём, студент! Подъём. Поднимай свою рюмаху!
– Я пока не буду… Ты пей… Я уже столько выпил… – не открывая глаз, бормотал Николай сквозь всхрапы.
– Да, Миша, ты пей. Он сегодня много уже выпил. Ну – не так уж много, – поспешила она оговориться. – Часто же не пьёт… пьёте… Что там, как богодулы, что ли? Редкий раз сядете. Вы и пьёте-то вместе вот только.
Михаил слушал её, держа руку с рюмкой на столике.
– Он сегодня ко мне на работу пришёл ещё, с бутылкой, там выпил почти стакан целый – у нас же все женщины. Они говорят, – хи-хи – обмыть надо…
– Пошла вон, дура! – внятно проговорил Николай, не открывая глаз.
– О-о (хи-хи), Коль, ты, что? Ты, что, запьянел что ли?
– Принеси ему чаю, что ли, пусть в себя придёт, – посоветовал Михаил. – О чём мы так с ним говорить будем?
Зиночка рассуетилась на кофе. Отхлебнув глоток, Николай наклонился вперёд, почти лёг грудью на столик и сказал. Наверное, заветное, долго зревшее.
– Я сейчас здесь э-э-эрудированней всех! Всех начитаннее. Ты согласен?
– Ну дак!
– Нет, точно. Я сейчас грамотнее всех здесь вместе взятых! Я грамотнее тебя.
– Так. Ещё кого?
– Всех.
– Кого всех? Всего этого нашего аула?
– Грамотней тебя.
– Меня. Хорошо, ещё кого?
– Тебя.
– Опять меня!
Михаил смеялся. Хотя, – чёрт возьми! – смеяться ему почему-то не хотелось. Не было смешно. Ведь известно, как это неловко, неудобно беседовать, когда у собеседников разная концентрация выпитого. Надо срочно сравниваться в таком случае. Догонять. Но в этой сегодняшней обстановке догонять совсем не хотелось. Да и догони его теперь! Это ж сколько выпить надо, а завтра на работу ехать.
– Ну, ладно, давай, пей свой кофе, да может и скажешь что-нибудь из того, что собирался, – сказал Михаил, всё ещё не прикасаясь к водке.
– Не хочу.
И он опять откинулся в кресле.
– Тогда ты, Зиночка, рассказывай за него.
– Значит так, – тут же начала напряжённо до того молчавшая Зиночка. – Физику и математику он сдал на четвёрки, а историю и литературу – на тройки. Ну, это он уже не готовился. Да, Коля? – обратилась она к мужу, но не стала ждать ответа.
– Он же краснодипломник. Можно было первый сдать на «отлично» и остальные уже не сдавать. Но Коля не стал. Мог бы подготовиться получше – он же грамотный…
– А ты как? – перебила она себя, обратившись к Михаилу. – Будешь поступать? Вообще-то, конечно, успеешь ещё. Коле-то вон уже 33…
Вдруг её Коля, вскрикнув, дрыгнул ногой, рукой и выпрямился в кресле, вытаращив поблекшие свои зелёные глаза.
– Хи-хи, – робко сказала Зиночка, – приснилось что-то.
Николай покрутил головой, всхрапнул, дёрнув носом, и вдруг… сплюнул, прямо на палас! Михаил отвернулся, чтобы не видеть лицо Зиночки. Но она молодец! Как будто и не произошло ничего, повернулась к гостю, как ни в чём не бывало, и предложила:
– Пей, Миша, пей. Что ты? Это всё можешь пить.
– Ну что ты, Зин. Хоть ты тогда со мной выпей.
– Не. Я же не пью, ты знаешь. Так, редкий раз если стопочку в компании… А ты пей.
Она замолчала. Стояла рядом с креслом и искоса бросала взгляды на мужа, пытаясь выражением лица не показать, что творится у неё на душе.
Михаил поднялся.
– Ну, ладно. Спокойной ночи вам. Укладывай студента, пусть проспится.
– Хи-хи.
– Пойду я.
– Да сиди, пей.
– Напиться я, Зиночка, и дома могу.
«Неужто впрямь такая святая наивность? Грубо ответить – язык не поворачивается. Ведь считает, что так именно всё и должно быть», – думал про себя Михаил, одевая фуфайку.
Димулька так же невозмутимо сидел в глубине кровати и, что-то бормоча про себя, перелистывал книжку.
– Ладно. Пойдём, подержи, что ли, пса своего. И где злюку такого взяли?
– Хи-хи. Да он, вроде, не злой был, когда жил у соседки, у бабушки.
«Ну-ну. Вот и собака уже. Тоже. А что: тоже?»
– Сторожила бы главное хорошо, да? Хи-хи. Ну, иди, держу.
Михаил вышел за калитку, и отпущенный большой рыжий кобель тут же с лаем подскочил к ограде и стал рваться на цепи так, что его всякий раз отбрасывало назад и опрокидывало. Он хрипел, поднимался на ноги и снова кидался на забор, брызгая слюной. Хозяйка зашла в дом и задвинула засов.
– Что я тебе сделал, дурак? – сказал Михаил негромко и тоже пошёл домой.